Моя идеальная

Глава 47

Если не достучусь, то просто закрою эту дверь

Я хотела своего зверя, и я его получила. Чувство такое, что я даже пошевелиться сегодня не смогу. У меня болит абсолютно всё. Между ног невыносимо сильно саднит. А ещё там безумно липко, потому что Артём кончал в меня раз за разом, а до душа мы так и не добрались, просто отключившись после очередного захода. Как же я обожаю, когда он не сдерживает себя. И плевать на боль, на синяки на бёдрах и на усталость во всём теле. Я просто нереально счастлива, что мы снова на коне.

После затянувшейся диеты мы устроили себе настоящий пир. То, что вытворял со мной любимый… Я даже не представляла, что любовью можно заниматься такими способами. Когда он был сверху, то закинул мои ноги себе на плечи, доставая членом будто до самого сердца. Он с таким остревенением вколачивался в меня, что я удивляюсь, что не разорвал на части. А ещё я освоила позу обратной наездницы. Я скакала на нём как одуревшая в то время, как одна его рука то сжимала мою грудь, то ласкала клитор, а пальцы второй он вколачивал в мою задницу, вынуждая кричать от острого наслаждения и сокрушительных оргазмов, которых было слишком много за достаточно короткий период времени. За каждый заход Северов как минимум дважды доводил меня до вершины, прежде чем позволял себе кончить. И это тоже на него не похоже. Всё ещё не могу свыкнуться с тем, насколько сдержанным он стал, пусть даже просто в контролировании процесса. Впрочем, это не мешало ему быть моим любимым дикарём.

Горячие пальцы пробегают по спине вдоль позвоночника, вызывая на коже колючих мурашек, покрывающих меня с ног до головы. Ёжусь и прижимаюсь ближе. Тёма повторяет путь, который только что прошёл рукой, губами. К мурашкам прибавляется лёгкая дрожь.

— Доброе утро, любимая. — бомбит сонным голосом с хриплыми интонациями.

— Доброе утро, любимый. — шепчу, толкаясь к нему всем телом.

Он обнимает одной рукой и гладит живот, в котором тут же начинает стягиваться знакомый узел.

Боже, я просто схожу рядом с ним с ума.

Несмотря на то, что даже шевелиться тяжело, меня заводит его близость, хотя он и не делает ничего, что должно вызывать такую реакцию. Твёрдая плоть упирается мне между ягодиц, а я не могу не думать о том, что это не просто утренний стояк. Причина в том, что он хочет меня.

Снова. И я его хочу.

Без стеснения вжимаюсь попкой ему в пах и прошу прямо:

— Я хочу почувствовать тебя внутри.

Он со свистом выпускает воздух и, обхватив ствол рукой, ведёт головкой вниз, направляя, пока не утыкается во вход. Несколько раз проводит туда-сюда и сипит мне ухо, прикусывая шею:

— Подними ногу вверх.

Сам кладёт ладонь на внутреннюю часть бедра, давая понять, чего от меня ждёт. Едва выполняю указание, крепко фиксирует и толкается членом внутрь. Учитывая количество смазки, которую воспроизводит мой организм, делает это без запинок. Стонем одновременно, когда заполняет меня до отказа, начиная медленно раскачивать таз. Подстраиваясь под его ритм, начинаю двигаться навстречу каждому выпаду. Мы не спешим, не наращиваем темп, доводя друг друга до исступления, лениво занимаемся любовью.

Артём ползёт рукой к груди, нежно лаская разбухшие твёрдые соски. Сжимает, прокручивает и тянет, но настолько легко это делает, что я едва замечаю эти ласки.

Веду пальцами вниз и касаюсь клитора. Больше никакой скромности. Хватит.

Даже не стараюсь сдержать громкий стон.

— Куда ты так спешишь, маленькая? — сипит Тёма, замирая внутри меня. — Просто расслабься и наслаждайся.

Втягивает в рот мочку и жадно посасывает, гладя языком. Оставляя в покое грудь, накрывает мою кисть ладонью и переплетает наши пальцы, лишая меня возможности ускорить приближение оргазма. Снова возобновляет движение. Поднимая мою ногу ещё выше, наращивает ритм до максимума, жестко вколачиваясь раскалённой плотью в моё тело. Отпускает бедро, переворачивает меня на живот и подкладывает ладонь под низ, вынуждая меня задрать задницу выше.

Ведёт гладкой головкой между ягодиц, но не предпринимает попыток войти в меня. Теребит пальцами чувствительный узелок, приникая ко мне ближе, и толкает хрипло:

— Тебе понравилось то, что я вчера делал с твоей попкой, малыш?

Вгрызаюсь зубами в подушку и киваю.

— Скажи.

— Тёма!

— Скажи, Настя. Я хочу услышать это от тебя. Хочу, чтобы ты говорила, что тебе нравится, а что нет.

— Да, Артём! Да!

Мой невыносимый засранец смеётся с заводящей меня хрипотцой и ведёт пальцами от клитора к анусу, смазывая, а потом отползает назад и принимается пытать меня лёгкими касаниями языка.

Я вся извиваюсь, как змея, в попытке заставить его прекратить эту сладкую пытку.

— Сделай это, Тёма… Сделай… Сделай… — повторяю, будто в бреду, выше поднимая таз.

— Ведьма. — бурчит он, вводя в тугое колечко палец до самого основания, принимается им двигать, одновременно заталкивая во влагалище язык.

Я кричу так громко, что надрываю голосовые связки, потому что он только мучает, но не даёт желаемого.

— Артём, блядь! — рявкаю, пытаясь подняться, но он прижимает ладонью между лопаток и снова утыкает меня лицом в подушку.

— Какая ты нетерпеливая. — толкает, наконец, давая мне то, о чём я его прошу.

Он резко проникает в меня и сразу задаёт бешеный темп, повторяя пальцем движения полового органа.

Итог его действий: быстрый и жёсткий трах, потому что он перестаёт сдерживать себя, грубо трахая. В тот момент, когда его член начинает пульсировать во мне, меня накрывает оргазмом. Пока любимый заполняет моё нутро спермой, меня бьёт сладостными конвульсиями. Моё дыхание замирает, когда крепкое тело впечатывает меня в матрац, лишая возможности не только шевелиться, но и тянуть в лёгкие воздух.

— Не могу… дышать. — выталкиваю с трудом, и парень тут же скатывается и притягивает меня спиной к вспотевшей груди.

— Моя ненасытная девочка. — шепчет в затылок, прижимаясь дрожащими от наслаждения губами.

Как же мне нравится то, что он не пытается казаться крутым и сильным в такие моменты.

— А сам-то не лучше. — смеюсь тихо, и он отвечает мне коротким смешком.

— Согласен. Не лучше. Каждую секунду хочу быть в тебе. А знаешь, чего ещё хочу? — выбивает сипом.

— Ммм?

— Жрать. — ржёт он, поднимаясь с постели.

Ловлю его руку и заглядываю в глаза.

— Поваляйся со мной ещё немного, Тёма.

— Ведьма. — бросает, улыбаясь, и падает обратно.

Лёжа на спине, притягивает меня ближе, но мне всё мало. Сплавиться с ним хочу.

Заползаю на него сверху, опуская голову на плечо, и целую в щёку.

Он гладит спину и ягодицы без сексуального подтекста, а я рисую пальцами узоры на его груди. Обожаю такие вот моменты спокойствия и единения. Вот только его нарушает настойчивый стук в дверь. Тёма мягко сталкивает моё разомлевшее тело на измятую кровать и поднимается.

— Не открывай, Артём. — прошу тихо, потому что не хочу сейчас никого видеть. Я хочу провести этот день в постели. Включить кино и просто побыть вместе. — Нас нет.

Стук становится громче и напористее. Север тяжело выдыхает и вытаскивает с полки штаны. Наклоняется и быстро целует.

— Пойду открою и скажу, что нас нет. — толкает, вызывая у меня улыбку.

Оставшись одна в комнате, сладко потягиваюсь на кровати, думая о том, что утренний секс лучше любой зарядки. Забитые мышцы немного расслабились и ноют, но это самая приятная боль, которую мне приходилось испытывать.

Из коридора доносятся взволнованные голоса, и я прислушиваюсь. Артёма распознаю сразу, а женский голос тише, поэтому я не с первой попытки узнаю маму.

Я, конечно, очень рада, что мы не просто смогли с ней помириться, но и стали ближе, чем когда-либо, но сейчас я не готова с ней встречаться.

Подскакиваю с кровати, ловя в фокус своё отражение в зеркале, и понимаю, что маме не стоит видеть меня в таком виде: на шее и груди засосы, на бёдрах тёмные пятна от пальцев Артёма, волосы спутаны и выглядят просто мочалкой. А из влагалища по ноге стекает струйкой белая жидкость.

Хмурясь, натягиваю халат и выскальзываю из спальни, намереваясь проскочить в ванную и привести себя в порядок, вот только сталкиваюсь с мамой в коридоре.

— Настя, нам надо срочно поговорить.

— Мам, давай через десять минут. — тяжело сглатываю. — Мне надо в душ. Мы только проснулись.

Предпринимаю ещё одну попытку уйти, но она перехватывает мою руку.

— Это срочно, дочка.

— Маамааа… — тяну с отчаянием, сжимая бёдра, чтобы не позволить семени снова начать стекать по внутренней стороне бёдер.

Я в жизни так неловко себя не чувствовала. Она, конечно, понимает, что наши отношения с Северовым не чисто платонические, он это не значит, что она должна узнать, что в постели мы превращаемся в дикарей, которые царапаются, кусаются и вообще трахаются как в последний раз. Как и то, что кончает в меня.

Тёма появляется за маминой спиной, и я бросаю на него умоляющий взгляд. Он ухмыляется одним уголком губ, явно забавляясь моим замешательством.

Блядь, он бы хоть футболку натянул, чтобы прикрыть красные длинные царапины от моих ногтей на спине, плечах и грудине.

Заливаюсь краской до кончиков ушей, когда мама утыкается глазами в засосы на моей шее.

— Мама, пожалуйста. — выталкиваю, прикрывая их рукой.

— Евгения Сергеевна, выпейте пока кофе, а мы присоединимся к вам через десять минут. Уверен, что ваша информация может подождать несколько минут. — режет парень, кладя ладонь на её плечо, перетягивает внимание на себя.

Но и от того, что родительница оценивает его внешний вид, мне легче становится не особо.

Бегом срываюсь с места и залетаю в ванную, хлопнув дверью. Дыхание срывается, а сердце с силой колотит по рёбрам.

Вот надо было ей явиться именно сейчас? Да ещё и увидеть нас в таком виде. Какой бы независимой от чужого мнения я не стала, это же моя мама.

Тёма входит, прикрывая за собой дверь, и тянет лыбу, а мне хочется зарядить ему пощёчину, чтобы хоть как-то спустить напряжение. Вот только он не позволяет мне этого сделать. Подходит и крепко прижимает меня к груди.

— Всё нормально, родная. Успокойся. Мы не маленькие дети и нам нечего стыдиться, и твоя мама это понимает. А то, как мы трахаемся, её не касается. Всё, выдыхай, малыш. Расслабься.

— Как я ей в глаза смотреть буду, Артём? Мне так стыдно. — шуршу тихо.

Он цепляет пальцами мой подбородок и поднимает голову, пока не сталкиваемся взглядами.

— Спокойно и прямо, Насть. Ничего ужасного не произошло. А сейчас я быстро обмоюсь и пойду развлекать тёщу. Выиграю тебе немного времени. Хорошо? — киваю и отпускаю его в душ, пока сама чищу зубы.

Север и правда занимает душевую всего пару минут и становится за моей спиной, беря зубную щётку и выдавливая на неё пасту. Слежу за ним в отражении, как и он за мной. Наши взгляды перекрещиваются в зеркале, и я решаюсь задать мучающий меня вопрос:

— Ты правда смог простить мою маму и принять её?

Он замирает с зубной щёткой за щекой и тяжело вздыхает. Наклоняется над раковиной и сплёвывает пену.

— Прощать её должен не я, а ты. Но да, маленькая, принимаю. Вот только меня уже конкретно напрягает то, что она едва ли не поселилась у нас. Я не хочу заниматься сексом и думать о том, когда она явится. — толкает предельно честно.

Поворачиваюсь к нему и обнимаю за торс.

— Солидарна, Тёма. Я с ней поговорю.

— Хорошо.

Едва собирается отстраниться, крепче сжимаю руки на его пояснице.

— Артём, я…

Блядь, я понятия не имею, как преподнести ему эту информацию. Что если он разозлится и психанёт из-за моих действий? Кому, как не мне, знать, как сильно он не любит, когда кто-то лезет в его жизнь? Что же мне делать? Наверное, это была глупая затея, но я просто не могла поступить иначе. Ещё немного, и молчать уже не будет смысла, он и так всё узнает. Но у меня просто нет права отступать от своей цели.

— Что, Настя? — внимательно вглядывается в моё лицо.

Знаю, что он замечает мои сомнения, поэтому растягиваю губы в улыбке и говорю:

— Спасибо, любимый. Для меня это очень важно.

Он ничего не отвечает, но кладёт ладонь на щёку, поглаживая большим пальцем, целует, натягивает штаны и выходит, а я привожу себя в порядок. Ну как привожу… Смываю следы нашей бешеной страсти, придаю волосам относительно приличный вид, и на этом мои полномочия закончились, потому что замазывать засосы тональником нет никакого смысла.

Погружаюсь в свои мысли, придумывая, как преподнести Северову новости, но ни одной чёртовой идеи на этот счёт у меня нет. Он меня убьёт. Точно убьёт. Голыми руками шею свернёт. Определённо.

Глухо выдыхаю и нагребаю кислорода с запасом, потому что должна признаться своему будущему мужу, что в тайне от него…

Мои мысли прерывает мамин убитый взгляд, который она бросает на меня, едва заметив.

— Что случилось? — спрашиваю обеспокоенно, входя на кухню и занимая место за столом напротив родительницы.

Любимый молча ставит передо мной чашку с горячим кофе, а посредине стола тарелку с бутербродами. Несмотря на испытанную ранее неловкость и мамин серьёзный вид, понимаю, что голодна, поэтому тянусь за бутербродом и откусываю большой кусок, которым и давлюсь, когда мать прискорбно выбивает:

— Твой папа в тюрьме.

Едва удаётся откашляться, выпиваю стакан воды, который мне даёт Север.

— Всё серьёзно?

Она утвердительно кивает головой и отпивает из своей кружки. Любимый занимает место за моей спиной и кладёт ладонь мне на плечо, выражая поддержку. Сжимаю его пальцы и сосредотачиваю всё своё внимание на маминых словах.

— Оказывается, он погряз куда глубже, чем я могла представить. Несмотря на некоторые аспекты, — так она называет отмывание денег через их адвокатскую контору, — я всегда вела дела честно и думала, что и твой папа тоже. Но оказалось, что у него было достаточно большое количество "купленных дел". Когда выяснилось, что он подкупает судей, чтобы выиграть дело, прокуратура инициировала проверку всех процессов, которые он вёл, и вскрылось слишком многое.

— И ты ничего об этом не знала? — высекаю с сомнением, ведь они столько лет вели дела вместе. Она выражает отрицание, снова качнув головой. — И что ему грозит?

— Подкуп, взятки, фальсификация судебных процессов…

— Сколько, мама? — выталкиваю с дрожью, которую не удаётся спрятать, как ни стараюсь.

— От десяти до семнадцати лет. Но срок может и увеличиться, если вскроется новая информация.

Зажимаю рот ладонью, сдерживая крик. Тёма только крепче сжимает пальцы на плече.

И пусть отец так и не смог смириться с моим решением уйти из дома и отказаться от всего ради того, чтобы быть с Северовым, он всё равно мой папа и я не желаю ему такой участи. Решение принимаю мгновенно.

— К нему пускают?

— Нет.

Вскидываю голову вверх, вкладывая во взгляд молчаливую просьбу. Артём кивает.

— Позвоню Тохиному отцу. Возможно, он сможет помочь. — с этими словами выходит, а мы с мамой сохраняем напряжённое молчание.

Сжимаю ладонями чашку, чтобы скрыть нервную дрожь в пальцах. Делаю глоток, потому что просто не знаю, что мне теперь делать. Как вести себя? Я и до этого понимала, что с папой не выйдет наладить отношения, но всё же надеялась, что со временем он сможет принять нас с Артёмом. Я готова была ждать сколько угодно. Я надеялась, что однажды он поймёт, как я счастлива с любимым человеком, и лёд треснет, а теперь…

— Мам, он знает, что я живая и что вернулась?

— Знает. — обрубает, отводя глаза в сторону.

А мне вдруг так больно становится, потому что меня десять дней считали погибшей, а когда я воскресла из мёртвых, родной отец даже не позвонил.

— Можем поехать сейчас. — бросает парень, замирая в дверном проёме.

Надо ли мне это теперь? Неужели я ему настолько безразлична, что он не предпринял ни единой попытки связаться со мной?

— Настя, — зовёт Тёма, — выйдем? — кивает головой в направлении выхода из кухни.

С усталым выдохом поднимаюсь из-за стола и выхожу в коридор, сразу же оказываясь в крепких, надёжных, успокаивающих объятиях любимого человека.

— Я понимаю, маленькая, что ты боишься. И тебе обидно. Но что, если он просто не знал, как начать разговор? — поднимаю к нему лицо и вижу спокойствие в бирюзовой глубине. — Если ты сейчас откажешься от этой встречи, то рискуешь упустить свой шанс.

— А что, если ему плевать, Тём? — выталкиваю то, что на душе.

— Ты этого никогда не узнаешь, если не рискнёшь.

И уже через час с лишним мы входим в двери СИЗО. Меня не пугают скрипящие решётки и сидящие в камерах люди, но я крепче прижимаюсь к любимому в поисках поддержки и защиты, потому что это место буквально пропитано отчаянием.

Понимаю же, что большинство людей находятся здесь за дело, но мне всё равно сложно видеть их затравленные взгляды.

Тёма забрасывает руку мне на плечи, притискивая ближе.

Удивляюсь, что он не просто не стал противиться моему решению поехать к отцу, но и поддержал. К тому же он готов был отпустить меня к нему одну, но я сама попросила Артёма пойти со мной. Папа должен привыкнуть к тому, что мы с Северовым одно целое.

Мы тормозим у металлической двери с маленьким зарешёченным окошком. Надсмотрщик отпирает её, пропускает нас вперёд и сам входит следом. За нашими спинами раздаётся ржавый скрип дверного замка.

Замираю на месте, встречаясь взглядами с папой.

Он сильно похудел и осунулся. На лице щетина.

Не могу вынудить себя ни сделать шаг, ни сказать что-либо.

Зато отец такой ледяной лавиной ненависти окидывает стоящего рядом Артёма, что даже мне холодно становится.

Прикрываю веки и делаю несколько глубоких вдохов-выдохов. Натягиваю на лицо непроницаемую маску безразличия и уверенно подхожу к столу, занимая единственный стул.

— Привет, папа. — бросаю прохладно.

— Что этот здесь делает? — выплёвывает, кивая на Севера.

Блядь, как можно быть таким непробиваемым? Я ведь из-за него оказалась в том лесу, похищенная бывшим женихом, которого мне навязали родители.

Сжимаю кулаки под столом. Ногти врезаются в кожу, но ни один мускул на лице не дрожит, как и ровный спокойный тон, которым говорю:

— Его зовут Артём, и тридцать первого декабря у нас свадьба. А ещё, папа, — добавляю, когда он уже собираться вылить новую порцию грязи, — он спас мне жизнь.

— Премного благодарен.

Вот только в этих словах нет и капли благодарности. Они больше похожи на проклятие.

— Папа, — прошу, устало опуская ресницы, — хватит уже. Можешь не одобрять моего выбора, но подумай вот над чем… Сначала из-за твоего упрямства ушла я, потом мама, а теперь ты в тюрьме. Неужели оно того стоит? Знаешь, какой ценой мне обошлось ваше желание свести меня с Должанским? — не только меня, но и Тёму перетряхивает при звуке этой фамилии. — Он похитил меня. Собирался изнасиловать всеми возможными способами. — тут даже отца прошибает, но, судя по всему, недостаточно. — А когда у него это не вышло, то он избил меня. Хочешь знать подробности?

— Нет! — рявкает зло.

Я бы всё отдала, только чтобы мне не пришлось снова этого произносить, а Артёму слушать, но нежелание родителя услышать и понять вынуждает меня это сделать.

— А я не хотела, чтобы меня били ногами по лицу. Я не хотела, чтобы мне ломали рёбра. Я не хотела, чтобы мне втыкали нож в ногу со словами, что я сдохну в этом проклятом лесу! — даже не успеваю понять, когда перехожу на крик, а из глаз брызгают горячие слёзы. Вот только отцу насрать. — А всё потому, что ты не захотел понять, что я не могу быть с человеком, которого ты мне выбрал! Если бы хоть раз в жизни подумал обо мне, а не..! — ору, давясь всхлипами.

— Хватит, родная. — глухо просит Тёма, обнимая руками за плечи. — Успокойся.

Ощущаю, что и его колотит не меньше моего. Стягиваю все резервные силы и смотрю на папу.

— Если бы ты просто сделала то, что должна была, а не прыгнула в койку к этому, — опять пренебрежительный кивок на Северова, — то ничего этого не произошло бы.

Ничего не ответив на его выпад, поднимаюсь и, не оборачиваясь, покидаю камеру.

Что же… Я пыталась. Я хотела помириться. Я хотела простить его и получить его прощение, но не вышло. Что ещё можно добавить к тому, что я уже сказала? Он сделал свой выбор, а я сделаю свой. Я сохраню все тёплые воспоминания, которые у меня есть, но на этом всё. Больше у меня нет папы.

Ровной походкой покидаю территорию СИЗО. Даже позволяю улыбке коснуться своих губ, когда дохожу до машины и оборачиваюсь на идущего немного позади Артёма.

Он без слов прижимает меня к себе и приказывает:

— Плачь.

Я хочу сказать, что в этом нет необходимости. Я хочу сказать, что у меня всё хорошо. Я хочу сказать, что ничего ужасного не произошло, и я ожидала чего-то похожего. Но я не говорю этого, заливая слезами мужскую куртку и разрывая грудь рыданиями. Цепляюсь непослушными пальцами в ткань.

— Почему?! Почему?! Почему?! — кричу как в бреду.

Мне не удаётся успокоиться очень долго, ведь мне только что разбили сердце. Снова.

— Потому, любимая, что некоторые люди просто не склонны признавать свои ошибки, и им куда проще отказаться от всего, но остаться при своём мнении. Просто так бывает, Настя. — бомбит парень, вынуждая меня поднять голову. — Тебе надо просто смириться с этим и отпустить. Не живи обидами. Не цепляйся за прошлое. Живи, малыш. Просто живи. Со мной.

Киваю и снова плачу на груди любимого мужчины. К тому моменту, как мы выезжаем с парковки, на улице уже совсем темно, но на душе у меня свет и спокойствие.

Я отпустила. Я простила. Я закрыла ещё одну дверь.

Возможно, спустя время я предприму ещё одну одну попытку достучаться до отца, но сейчас я буду просто жить. Я выйду замуж за человека, которого люблю. У меня есть мама. У меня есть друзья. У меня есть всё, чего папа сам себя лишил в угоду своему упрямству. Пусть так. Это его выбор, а мой сейчас сжимает мою руку и согревает сердце тёплой улыбкой.