Музей-заповедник А. С. Пушкина

ДОМ-МУЗЕЙ А. С. ПУШКИНА

Господский дом Пушкиных стоит в центре усадьбы, на краю крутого холма, обращенный южным фасадом к парку, северным — к реке Сороти и живописным окрестностям. Описание этого дома и его местоположения угадывается в строках «Евгения Онегина»:

Построенный дедом поэта в конце XVIII века, был он небольшим, скромным по сравнению с имениями помещиков-соседей. Поэт в стихотворении «Домовому» называет его «скромная семьи моей обитель», а в одном из писем брату — «михайловской избой». В письме брату от 27 марта 1825 года поэт несколько иронически пишет, подчеркивая бедность родительского гнезда: «Когда пошлешь стихи мои Вяземскому, напиши ему, чтоб он никому не давал, потому что эдак меня опять обокрадут — у меня нет родительской деревни с соловьями и с медведями».

За несколько десятков лет, со дня постройки и к моменту михайловской ссылки поэта, дом обветшал: родители Пушкина, нерадивые и непрактичные хозяева, не присматривали за ним, вовремя не ремонтировали, бывая здесь только наездами в летнее время.

Приятель Пушкина поэт Н. М. Языков, навещавший Михайловское летом 1826 года, запомнил господский дом уже ветхим:

Через год, в сентябре 1827 года, когда Пушкин вновь гостил в Михайловском, его навестил тригорский приятель А. Н. Вульф и в своем дневнике отметил:

«Вчера обедал я у Пушкина в селе его матери, недавно бывшем еще месте его ссылки...

По шаткому крыльцу взошел я в ветхую хижину первенствующего поэта русского...»

Сестра А. Н. Вульфа по матери, М. И. Осипова, тогда еще ребенок, в те годы также не раз бывала в доме Пушкиных в Михайловском, о котором потом рассказывала: «Вся мебель, какая была в домике при Пушкине, была ганнибаловская. Пушкин себе нового ничего не заводил. Самый дом был довольно стар. Мебели было немного, и вся-то старенькая... Вся обстановка комнаток Михайловского была очень скромна...»

В описи села Михайловского, «учиненной опочецким земским исправником Васюковым» 19 мая 1838 года, об этом доме говорилось: «Дом деревянного строения на каменном фундаменте, крыт и обшит тесом длиною 8, а шириною 6 сажен. К нему подъездов с крыльцами 2. Балкон 1. В нем печей голландских кирпичных белых с железными дверцами и чугунными вьюшками 6. Дверей столярной работы распиленных на медных петлях с таковыми же внутренними замками 4. Одиноких столярной работы на железных крюках и петлях с таковыми скобками 16. Окон с рамами и стеклами на крюках, петлях железных, таковыми же крючками и задвижками 14».

После смерти поэта в Михайловском долгое время никто не жил, и дом, и усадьба пришли в запустение.

«...По его кончине, — рассказывала М. И. Осипова,— вдова Пушкина также приезжала сюда гостить раза четыре с детьми. Но когда Наталья Николаевна (Пушкина) вышла вторично замуж — дом, сад и вообще село было заброшено, и в течение восемнадцати лет все это глохло, гнило, рушилось.<...> Наконец, в последние годы исчез и дом поэта: его продали за бесценок на своз, а вместо него выстроен новый, крайне безвкусный домишко — совершенно по иному плану, нежели как был расположен прежний домик».

Сын поэта Г. А. Пушкин, перестраивая дом, сохранил, однако, старый фундамент, и это вместе с другими документами помогло потом, в 1949 году, восстановить дом (по проекту архитекторов Н. В. Яковлева и Л. И. Рожнова) в том виде, какой он имел при Пушкине.

Длина дома по южному фасаду 24 метра, по северному — 17,8 метра, ширина 12,5 метра. В нем пять комнат и прихожая (передняя).

Сейчас в этом доме находится музей, посвященный жизни и творчеству великого русского поэта в псковской деревне.

В передней экспозиция рассказывает об истории пушкинской усадьбы со времени ее основания до наших дней, о первых приездах сюда Пушкина в 1817 и 1819 годах, о пребывании поэта в михайловской ссылке. Здесь представлены план владений Ганнибалов 1786 года, жалованная грамота императрицы Елизаветы (в копиях), литография сельца Михайловского 1837 года. Здесь же помещены картины В. Серова «Пушкин на прогулке» (копия), этюд художника Г. Веселова «Дом Пушкина», а также фотографии и пушкинские автографы (в копиях), раскрывающие тему экспозиции.

На бюро пушкинского времени стоит небольшая пушечка-мортирка, которую нашли в 1954 году в Михайловском парке на глубине 50 сантиметров. На мортирке выгравировано: «Изготовлено в технич. артиллерийск. школе 1831».

В этой комнате произошла встреча опального поэта с приехавшим навестить его в ссылке И. И. Пущиным.

Из передней двери направо ведут в кабинет Пушкина, налево — в комнату няни.

«...Вход к нему, — отмечал И. И. Пущин в своих «Записках», — прямо из коридора; против его двери — дверь в комнату няни, где стояло множество пяльцев».

Комната няни. Комнату эту отвели в барском доме Арине Родионовне тогда, когда родители поэта уезжали из Михайловского, оставляя здесь ссыльного старшего сына на ее попечение. Сюда собирались дворовые девушки Михайловского для занятий рукоделием и мелким ремеслом. Руководила этими работами Арина Родионовна. «Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи... Среди молодой своей команды няня преважно разгуливала с чулком в руках. Мы полюбовались работами, побалагурили и возвратились восвояси», — писал в своих «Записках» Пущин.

В наше время комната няни воссоздана в мемориально-бытовом плане. Вдоль одной стены стоит длинная и широкая деревянная лавка, на которой в ряд поставлены старинные прялки с куделью и веретенами, и коклюшки для плетения кружев. Тут же сохранившиеся образцы рукоделия того времени: вышивка работы сенных девушек Михайловского, вывезенная в свое время сыном поэта Григорием Александровичем в Вильнюс; вышивки работы крепостных мастеров Тригорского и Петровского. Убранство комнаты просто: буфет, около него деревянный поднос с расшитыми народным псковским орнаментом льняными полотенцами, покрытый домотканой льняной набойкой сундук, крестьянский комодик, в углу небольшой столик. На подоконниках — цветы. Мебель эта старинная, пушкинского времени; подлинная не сохранилась. На стене — небольшой барельеф (в копии) няни Пушкина, сделанный в 40-х годах прошлого века и считающийся достоверным изображением Арины Родионовны[1]. Это работа псковского скульптора Л. Серякова.

Комната родителей. Рядом с комнатой няни расположена комната, которую занимали родители Пушкина во время своих приездов в деревню. Размещенная здесь экспозиция рассказывает о пребывании поэта в ссылке: о круге его чтения и переписке, о приездах к нему друзей, о работе над «Цыганами», «Борисом Годуновым», циклом лирических стихотворений и эпиграмм. Среди изобразительных материалов, представленных в экспозиции, — копия известной картины Н. Ге «Пушкин и Пущин в Михайловском», портреты Н. Языкова, И. Пущина, А. Дельвига, А. Горчакова, с которыми поэт здесь встречался, а также портреты некоторых из тех его приятелей и знакомых, с кем он находился в переписке и к кому наведывался в гости в их имения, расположенные по соседству с Михайловским. Здесь же портреты Пушкина — работы Тропинина (в копии) и работы неизвестного художника первой трети XIX века. Особый интерес представляют помещенные в витрине редкие миниатюры матери поэта Н. О. Пушкиной, выполненные неизвестным художником на пластинке из слоновой кости, а также рисунок сестры поэта Ольги Сергеевны, присланный ею отцу Сергею Львовичу в Михайловское в 1833 году.

Широко представлены копии автографов многих пушкинских произведений, писем.

Несколько предметов старинной мебели (диван, столик, бюро, стулья) подобраны по образцу тех, которые были здесь при Пушкине. Стены комнаты обиты холщовой набойкой, изготовленной по сохранившимся образцам специально для Пушкинского заповедника на ленинградской фабрике имени В. Слуцкой.

Гостиная. К комнате родителей примыкает следующая комната — гостиная, или зальце, которая делит весь дом на две половины. Через гостиную можно пройти в переднюю, на балкон с четырьмя деревянными колоннами и к заднему крыльцу дома. Ссыльный поэт, стремясь отвадить докучавших ему соседей-помещиков, частенько с этого крыльца отправлялся из дома, когда к его парадному крыльцу подъезжали непрошеные гости. В письме В. Ф. Вяземской он писал: «Что касается соседей, то мне лишь по началу пришлось потрудиться, чтобы отвадить их от себя; больше они мне не докучают — я слыву среди них Онегиным, — и вот я — пророк в своем отечестве. Да будет так».

А как отвадил Онегин своих соседей, мы хорошо помним:

В гостиной воссоздана обстановка пушкинского времени: в центре комнаты круглый столик, перед ним диван с двумя креслами, чуть подальше напольные часы, на одном из простенков — старинное продолговатое зеркало, под ним — маленький ломберный столик. На стенах — бра, а между ними — портреты предков и родственников Пушкина: прадеда А. Ф. Пушкина (отца его бабки Марии Алексеевны), двоюродного деда П. А. Ганнибала (старшего сына знаменитого «арапа Петра Великого» — прадеда Пушкина Абрама Петровича Ганнибала), двоюродной тетки поэта Е. П. Ганнибал, а также портреты его родителей — Надежды Осиповны и Сергея Львовича. В углу стоит высокий изразцовый камин (изразцы изготовлены на кафельной фабрике в Риге по образцу пушкинских, найденных при раскопках старого фундамента по время реставрации 1948—1949 годов). Обстановка зальца очень напоминает ту, о которой Пушкин писал в черновых строках второй главы «Евгения Онегина»:

Здесь же стоит бильярд старинного типа, помещенный сюда в 1977 году на место пушкинского, сгоревшего при пожаре дома в 1908 году. И. И. Пущин отмечал в своих «Записках»:

«В зале был биллиард; это могло бы служить для него развлеченьем. <...> Г-н Анненков в биографии Пушкина говорит, что он иногда один играл в два шара на биллиарде».

Анненков же так пишет об этих минутах деревенского житья поэта: «Если случалось оставаться ему одному дома без дела и гостей, Пушкин играл двумя шарами на биллиарде сам с собой».

Бильярд служил развлечением для Пушкина зимой, когда он вынужден был становиться домоседом. Летом же поэт, по словам Пущина, находил «приволье... среди полей и лесов, которые любил с детства...».

В четвертой главе «Евгения Онегина», во многом автобиографической, Евгений тоже

А. Н. Вульф, навестивший Пушкина в его доме через год после приезда ссыльного поэта в Михайловское, был приглашен в эту комнату после обеда на партию бильярда. Вульф вспоминал: «Играя на биллиарде, сказал Пушкин: «Удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей «Истории»...»

В описи имущества Михайловского за 1838 год упоминается бильярд «корелчистой березы старой с четырьмя шарами».

Столовая. За гостиной находится большая комната, которая служила в доме Пушкиных столовой. Литературная экспозиция здесь рассказывает о работе Пушкина над поэмой «Граф Нулин», над «деревенскими» главами «Евгения Онегина», историческим романом «Арап Петра Великого», «Запиской о народном воспитании» и рядом других произведений. Здесь освещается также тема «Пушкин и декабристы», рассказывается о крестьянских восстаниях в окрестностях Михайловского в 1825—1826 годах. Отдельные разделы посвящены приездам поэта в псковскую деревню в 1826, 1827 и 1835 годах. В разделе, посвященном работе поэта над «Евгением Онегиным», можно видеть первые издания глав романа, написанных в Михайловском, и многочисленные автографы этих глав (в копиях).

В этой комнате висят портрет Пушкина работы художника О. Кипренского (копия), «Пушкин на лесистом холме» работы неизвестного художника первой половины XIX века.

В разделе, рассказывающем о приезде Пушкина в 1835 году, помещен выразительный автопортрет поэта, автографы его писем отсюда и стихотворения «Вновь я посетил».

В центре комнаты стоит большой круглый стол, вокруг него шесть стульев, изготовленных по образцу тех, которые были в доме Пушкиных. На деревянном постаменте стоит большой кусок соснового дерева. Он от одной из трех сосен, которые воспеты Пушкиным в стихотворении «Вновь я посетил». Когда в июле 1895 года последняя из этих сосен погибла, сломанная бурей, живший в Михайловском Г. А. Пушкин отпилил от нее несколько кусков себе на память. Один из них находится в столовой.

Тут же небольшая, величиной с ладонь, четырехугольная дощечка с серебряной пластиной, на которой выгравированы строфы из стихотворения Пушкина «Вновь я посетил». Дощечка эта сделана из другого куска одной из трех сосен, воспетых поэтом. В 1899 году, в 100-летнюю годовщину со дня рождения А. С. Пушкина, несколько таких необычных сувениров были розданы близким родственникам поэта и членам семей, с которыми он был в свое время в близких отношениях. Рядом стоит витрина, в которой хранятся 4 бильярдных шара от пушкинского бильярда. В этой же витрине помещены и другие мемориальные вещи: бильярдный кий, полочка для киёв, несколько предметов посуды (эти вещи из числа тех, которые в свое время сын поэта Г. А. Пушкин вывез из Михайловского в Вильнюс), кофейная чашечка с блюдцем отца поэта С. Л. Пушкина. Здесь же находится ручка от кареты Пушкина, сгоревшей в 1908 году, и небольшой самоварчик из Михайловского.

Кабинет поэта. К столовой примыкает кабинет Пушкина. В кабинете воспроизведена та обстановка, которая была здесь при жизни поэта в период михайловской ссылки. Это сделано на основании различных документов пушкинского времени, воспоминаний современников поэта, гостивших у него (И. И. и Е. И. Осиповых, Н. М. Языкова, И. И. Пущина, А. Н. Вульфа и других).

Вот каким представляется кабинет Пушкина по воспоминаниям современников.

«Комната Александра,— писал И. И. Пущин, — была возле крыльца, с окном на двор, через которое он увидел меня, услышав колокольчик. В этой небольшой комнате помещалась кровать его с пологом, письменный стол, шкаф с книгами и проч. и проч. Во всем поэтический беспорядок, везде разбросаны исписанные листы бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные кусочки перьев (он всегда с самого Лицея писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах).

Вход к нему прямо из коридора».

Е. И. Осипова (в замужестве Фок) свидетельствовала: «Я сама, еще девочкой, не раз бывала у него в имении и видела комнату, где он писал.<...> Комнатка Александра Сергеевича была маленькая, жалкая. Стояли в ней всего-навсего простая кровать деревянная с двумя подушками, одна кожаная, и валялся на ней халат, а стол был ломберный, ободранный: на нем он и писал, и не из чернильницы, а из помадной банки».

Ее сестра, М. И. Осипова, рассказывала: «Вся обстановка комнаток Михайловского домика была очень скромна: в правой, в три окна, комнате, где был рабочий кабинет А. С.-ча, стояла самая простая, деревянная, сломанная кровать. Вместо одной ножки под нее подставлено было полено. Некрашеный стол, два стула и полки с книгами довершали убранство этой комнаты...»

Первый биограф Пушкина П. В. Анненков, который при составлении биографических материалов пользовался кроме прочего и свидетельствами современников и друзей поэта, также отмечал скромность обстановки кабинета Пушкина: «Вообще Пушкин был очень прост во всем, что касалось собственно до внешней обстановки... Иметь простую комнату для литературных занятий было у него даже потребностью таланта и условием производительности. Он не любил картин в своем кабинете, и голая серенькая комната давала ему более вдохновения, чем роскошный кабинет с эстампами, статуями и богатой мебелью, которые обыкновенно развлекали его».

Таким же скромным и непритязательным по обстановке выглядит кабинет поэта и сейчас. В центре небольшой, в два окна, комнаты стоит письменный стол, покрытый зеленым сукном. На нем лежат стопки книг, листы, исписанные стремительным почерком гениального поэта. Рядом с подсвечником на четыре рожка лежат ножницы для снимания нагара со свечей, в металлическом стакане — гусиные перья, рядом с чернильницей — песочница. Между окнами стоит книжный шкаф, а на противоположной стороне висит полочка, заставленная книгами — дубликатами тех, которыми пользовался поэт. Среди них «История государства Российского» Карамзина, «Трагедии» Альфиери Витторио, альманахи и другие издания, имевшиеся в личной библиотеке поэта. Пожалуй, книги были в этом скромном жилище единственным богатством. «Книг, ради бога книг!» — просил поэт в одном из писем к брату. Эти неизменные просьбы он адресовал брату и многим своим друзьям и знакомым чуть ли не в каждом письме из михайловского заточения (за два года Пушкин отослал отсюда 120 писем и около 60 получил от своих адресатов).

По свидетельству П. В. Анненкова, «библиотека его росла уже по часам, каждую почту присылали ему книги из Петербурга. Надо заметить, что Пушкин читал почти всегда с пером в руках: страницы русских альманахов и книг он испещрял многочисленными заметками. Из книг, которые он считал наиболее важными для себя, он делал обширные извлечения и заметки на особых листах; таким образом прочел он в деревне всего Шекспира и римскую историю Тацита».

На время михайловской ссылки кабинет стал для поэта своеобразной университетской аудиторией: получая много книг, он с упоением и без устали занимался здесь самообразованием. Поэт живо интересовался сложными и нередко новыми вопросами политики, искусства, литературной жизни, философии и истории.

Любовь к книгам и страсть к чтению, свойственные Пушкину еще с детских лет, особенно развились и укрепились в михайловской ссылке и потом оставались неизменной чертой его до конца жизни.

Когда ссылка окончилась, Пушкин позаботился, чтобы книги перевезли из Михайловского в Петербург. Перевозили их в 24 ящиках на 12 телегах.

В кабинете поэта напротив письменного стола, у стены, стоит диван, у противоположной стены — деревянная кровать с пологом. Рядом с диваном, в углу, туалетный столик с овальным зеркалом и болванкой для шляпы, в другом углу, у камина, на полу стоят большие курительные трубки с чубуками. На полу большой, почти во всю комнату, ковер. Все эти вещи являются или копиями пушкинских, или вещами того времени, типичными для дворянского поместного быта.

Из подлинных пушкинских вещей в кабинете поэта сейчас хранятся его железная трость, напольная книжная этажерка, принадлежавший Пушкину портрет великого английского поэта Байрона, подножная скамеечка Анны Петровны Керн (на этой скамеечке поэт не раз сидел, бывая в гостях у Анны Петровны в ее петербургской квартире), серебряный подсвечник с набором.

Железную палку Пушкин часто брал с собой, отправляясь на прогулку по окрестностям Михайловского. Михайловский кучер Петр Парфенов рассказывал: «Палка у него завсегда железная в руках, девять функтов весу; уйдет в поля, палку кверху бросает, ловит ее на лету, словно тамбурмажор...»

Под висящей на стене книжной полкой на полу стоит небольшая деревянная этажерка. Сын поэта Г. А. Пушкин, навсегда покидая в 1899 году Михайловское, увез ее вместе с другими вещами в имение своей жены Маркучай (на окраине Вильнюса). Там она и была обнаружена на чердаке дома (ныне в этом доме открыт Музей А. С. Пушкина) в 1951 году и тогда же доставлена в Михайловское.

У письменного стола, на полу, в стеклянном футляре — подножная скамеечка А. П. Керн. Скамеечка маленькая, низенькая, обита выцветшим от времени светло-коричневым бархатом. Анна Петровна в своих записках о Пушкине упоминает об этой скамеечке:

«Несколько дней спустя, он (Пушкин. — В. Б.) приехал ко мне вечером и, усевшись на маленькой скамеечке (которая хранится у меня, как святыня), написал на какой-то записке:

Писавши эти стихи и напевая их своим звучным голосом, он при стихе:

заметил, смеясь: „Разумеется, с левой, потому что ехал назад”».

По народному поверью, месяц с правой стороны — к добру, к удаче, с левой — к неудаче. Поэт использовал в стихотворении это поверье. Стихотворение вошло в творческое наследие Пушкина под названием «Приметы».

Портрет замечательного английского поэта Байрона, принадлежавший Пушкину, висит в его кабинете над диваном. Пушкин высоко ценил поэтический талант Байрона, восхищался мужеством этого человека, отдавшего жизнь в борьбе за свободу греческого народа от иноземных поработителей. Увлечение Байроном — поэтом и человеком — было у Пушкина в начале михайловской ссылки еще сильным, и этим можно объяснить, что в годовщину смерти английского поэта, 7 апреля 1825 года, Пушкин и Анна Николаевна Вульф, его соседка из Тригорского, заказали «за упокой его души» обедни в «обеих церквах Тригорского и Воронича». Летом того же года Пушкин попросил Анну Николаевну, гостившую в Риге, прислать ему оттуда последние произведения Байрона.

Несколько позже у Пушкина появился и портрет Байрона, по-видимому, присланный ему кем-то из друзей. Портрет гравирован Чарльзом Турнером по оригиналу Вильяма Эдварда Веста. На обороте портрета рукой П. А. Осиповой, хозяйки Тригорского и друга Пушкина, написано (по-французски): «Подарен Александром Пушкиным девице Анне Вульф. 1828 год». Увлечение Байроном прошло, и поэт подарил некогда дорогую для него вещь своей тригорской приятельнице.

На диване в кабинете поэта лежат два пистолета точно такие же, как тот, из которого поэт упражнялся в стрельбе. Тут же рядом старинный манежный хлыст для верховой езды — такой же был у Пушкина, много ездившего по окрестностям верхом на «вороном аргамаке». Кучер поэта Петр Парфенов свидетельствовал: «...сейчас на лошадь и гоняет тут по лугу; лошадь взмылит и пойдет к себе».

В одном из писем к Вяземскому из ссылки Пушкин выразительно писал о своих наезднических упражнениях:

«Пишу тебе в гостях с разбитой рукой — упал на льду не с лошади, а с лошадью: большая разница для моего наезднического честолюбия». Брата Льва поэт просил прислать ему в Михайловское «книгу об верховой езде — хочу жеребцов выезжать: вольное подражание Alfieri и Байрону».

Приятель поэта из Тригорского А. Н. Вульф свидетельствовал об увлечении ссыльного Пушкина упражнениями в стрельбе: «...Пушкѝн, по крайней мере, в те годы, когда жил здесь, в деревне, решительно был помешан на Байроне; он его изучал самым старательным образом и даже старался усвоить себе многие привычки Байрона... А чтобы сравняться с Байроном в меткости стрельбы, Пушкин вместе со мною сажал пули в звезду над нашими воротами».

У письменного стола стоит старинное кожаное кресло с высокой спинкой. Это кресло из собрания тригорских вещей было подарено Дому-музею А. С. Пушкина весной 1964 года родственниками Осиповых-Вульф. Кресло находится сейчас в кабинете Пушкина потому, что оно является точной копией (к тому же старинной) пушкинского кресла.

На пушкинской этажерке лежит огромная черная книга — Библия. Атеист Пушкин держал ее в своем кабинете для того, чтобы отвести глаза игумену Святогорского монастыря, под духовным надзором которого он находился в период ссылки. Еще накануне михайловской ссылки поэт в одном письме довольно определенно высказал свое отношение к Библии: «...читая Шекспира и Библию, святый дух иногда мне по сердцу, но предпочитаю Гете и Шекспира». Гостивший у ссыльного поэта И. И. Пущин в своих «Записках» рассказывал характерный эпизод о том, как Пушкин в нужных случаях ловко использовал эту маскировку:

«Я привез Пушкину в подарок «Горе от ума»... После обеда, за чашкой кофе, он начал читать ее вслух... Среди этого чтения кто-то подъехал к крыльцу. Пушкин взглянул в окно, как будто смутился и торопливо раскрыл лежавшую на столе Четью-Минею. Заметив его смущение и не подозревая причины, я спросил его: что это значит? Не успел он отвечать, как вошел в комнату низенький, рыжеватый монах и рекомендовался мне настоятелем соседнего монастыря.

Я подошел под благословение. Пушкин — тоже, прося его сесть. Монах начал извинением в том, что, может быть, помешал нам, потом сказал, что, узнавши мою фамилию, ожидал найти знакомого ему П. С. Пущина, уроженца великолуцкого, которого очень давно не видал. Ясно было, что настоятелю донесли о моем приезде и что монах хитрит. Хотя посещение его было вовсе некстати, но я все-таки хотел faire bonne mine à mauvais jeu[3] и старался уверить его в противном: объяснил ему, что я — Пущин такой-то, лицейский товарищ хозяина... Разговор завязался о том, о сем. Между тем подали чай. Пушкин спросил рому, до которого, видно, монах был охотник. Он выпил два стакана чаю, не забывая о роме, и после этого начал прощаться, извиняясь снова, что прервал нашу товарищескую беседу.

Я рад был, что мы избавились этого гостя, но мне неловко было за Пушкина: он, как школьник, присмирел при появлении настоятеля. Я ему высказал мою досаду, что накликал это посещение. «Перестань, любезный друг! Ведь он и без того бывает у меня, я поручен его наблюдению. Что говорить об этом вздоре!»

Тут Пушкин, как ни в чем не бывало, продолжал читать комедию...»

На этой же этажерке стоит жестяная масляная лампа, копия подлинной лампы Пушкина, хранящейся ныне во Всесоюзном музее А. С. Пушкина в Ленинграде. Лампа Пушкина находилась долгие годы у его младшего сына, Григория Александровича Пушкина, со слов которого, видимо, и была сделана к ней аннотация, когда он в 1880 году предоставил лампу для экспонирования на пушкинской выставке в Петербурге: «Лампа Пушнина, при свете которой он работал в с. Михайловском».

Лампа считается дорожной, и поэт запасся ею, готовясь к побегу из ссылки за границу. Для этой же цели он имел при себе дорожную чернильницу (точно такая же стоит сейчас на письменном столе в его кабинете). В одном из писем брату он просил прислать ему «дорожный чемодан» и сапоги. Сейчас старинный кожаный чемодан, подобный пушкинскому, находится в его кабинете под туалетным столиком.

Рядом с книжной этажеркой на стене висит портрет В. А. Жуковского (в копии) с надписью: «Победителю — ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму «Руслан и Людмила». 1820, марта 26, Великая пятница».

Получив этот портрет в подарок после окончания чтения поэмы на вечерах у Жуковского в Петербурге, Пушкин очень дорожил им и старался всегда держать при себе.

Над диваном на стене висит на металлической цепочке старинный медный охотничий рог: такой рог был подарен ссыльному поэту одним из соседей-помещиков, о чем свидетельствовала А. П. Керн: «Вообще же надо сказать, что он (Пушкин.— В. Б.) не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-нибудь приятное волновало его... Так, один раз мы восхищались его тихою радостью, когда он получил от какого-то помещика, при любезном письме, охотничий рог на бронзовой цепочке, который ему нравился. Читая это письмо и любуясь рогом, он сиял удовольствием и повторял: „Charmant, charmant!”[4]».

В левом, противоположном от окон, углу кабинета стоит камин, облицованный белыми изразцами. В камине на металлической решетке-поддувале лежат каминные щипцы с длинными ручками и горка погасших углей. Кажется, будто вот только сейчас опальный поэт писал здесь строки:

На выступах камина, рядом с расшитыми цветным бисером табакеркой и шкатулкой стоит небольшая фигурка Наполеона со сложенными крест-накрест руками и нахмуренным лицом. Такая скульптура французского императора была почти обязательной принадлежностью кабинета либерально настроенного молодого дворянина того времени. Ее упоминал Пушкин в описании деревенского кабинета «Евгения Онегина», во многом, несомненно, «списанного» с деревенского кабинета самого поэта: