Оружие Круппа. История династии пушечных королей

Глава VII. ПРИНЦ КРОВИ

Итак, мы подошли к Фридриху Альфреду (или, как его чаще называли, Фрицу Альфреду, или просто Фрицу) — наиболее удачливому, изворотливому, обаятельному и одновременно самому отталкивающему из всех Круппов. На новом черном склепе Фрица в Бреденее[26]нет уже маленькой медной дощечки, которая ранее была прикреплена к его надгробию после того, как он, подобно своим отцу и деду, был вынесен из Штаммхауза на кладбище Кеттвиг-Гате. На дощечке значилось тогда: «Я прощаю всех моих врагов». Сомнительно, чтобы Фриц действительно сказал так; тем не менее эти слова в его духе. Он всегда был щедрым филантропом, неизменно любезным и мягким в обращении. Ему были по душе «просвещенные методы» руководства промышленностью, и он осуждал насилие, символом которого по иронии судьбы был у людей всех наций.

Однако факт остается фактом: число врагов Фрица, которые ставили ему палки в колеса при жизни и тайно злорадствовали после его смерти и которых он, по смыслу надгробной надписи, захотел простить, было исключительно велико. Ненависть к Фрицу укоренилась столь глубоко, что после похорон главы фирмы полиции пришлось круглые сутки охранять его могилу, отгоняя людей, пытавшихся ее осквернить. Такая враждебность была в какой-то мере следствием его драматического конца, отчасти же явилась знамением времени. В конце XIX века ни один «пушечный король» уже не мог избежать дурной славы. Но в основном лютая злоба, которую внушал к себе этот ловкий, проницательный и скрытный человек, перешла к нему по наследству. Крупп-отец посеял семена, а Круппу-сыну пришлось пожинать урожай. Он мог бы избежать людской неприязни только в том случае, если бы оказался заурядным человеком, каким отнюдь не был; он показал себя даже более одаренной и вместе с тем более сложной натурой, чем Альфред.

В молодости Фриц не выделялся своими способностями. В ту пору только очень зоркий, хорошо натренированный глаз мог бы разглядеть за невыразительной внешностью этого юноши недюжинный ум. Но его отцу явно не хватало проницательности; до самой смерти он сильно сомневался в способностях своего наследника. Альфред мечтал иметь свою точную копию — второго Альфреда, а между тем два «пушечных короля» оказались диаметрально противоположными натурами. Отец уже в четырнадцать лет был «господином Круппом», а Фридрих Альфред всю жизнь оставался «Фрицем». Альфред воображал, что он болен, но на самом деле его организм был крепок, как крупповская сталь. А Фриц, хотя и выглядел здоровяком, был фактически болезненным, страдая хронической гипертонией и астмой. Старший Крупп был худой, желчный, вспыльчивый. Его сын — близорукий, добродушный толстячок. С детства Фриц по-настоящему увлекался только естественными науками.

«Великий Крупп» был в отчаянии. Ему казалось, что династия Круппов обречена на гибель, что он произвел на свет слизняка. В течение некоторого времени Альфред серьезно подумывал о том, чтобы, купив молодому человеку поместье, где он мог бы жить как «благородный фермер», лишить его остального наследства. Однако с возрастом здоровье Фрица улучшилось, и Альфред принял другое решение. Он не станет отрекаться от своего наследника, а будет его воспитывать. Собирать коллекции Фрицу было запрещено. Было отвергнуто также и формальное образование; юноша только что распрощался с домашними наставниками и стал наслаждаться жизнью в качестве ученика эссенской гимназии, когда, к его огорчению, отец велел ему покинуть школу. Альфред решил, что он сам будет гимназическим учителем своего сына. Как единоличный владелец фирмы он может предоставить сыну неоценимую информацию, факты и мысли, которые нельзя найти ни в одной школьной программе.

Занятия по программе отца начались в Торки осенью, после окончания франко-прусской войны. Альфред дал сыну толстую тетрадь и целую пачку остро отточенных карандашей. Как только в мозгу у Альфреда возникала какая-нибудь интересная идея, он тут же ее высказывал, а Фриц должен был записывать. И октября 1871 года Крупп направил совету фирмы распоряжение хранить всю его корреспонденцию с тем, чтобы «мой сын мог потом ее изучить».

Семнадцатилетний юноша понимал, что перед ним ставится огромная задача: его отец был пишущей письма человеком-машиной. Но, по своему обыкновению, Фриц добродушно согласился с мнением Альфреда. Жизнь с отцом научила его быть гибким.

В этой «борьбе за существование» Фриц развил в себе исключительную способность изворачиваться, которая в последние годы жизни его отца приносила фирме «Крупп» немалую пользу. Как глава фирмы Альфред производил теперь на клиентов крайне невыгодное впечатление. А за границей его необузданная вспыльчивость могла иметь катастрофические для дела последствия. Поэтому именно Фриц посещал балканских монархов и царя всея Руси, а также представлял фирму на международных выставках. Его ловкость и изворотливость были одинаково полезны и в Эссене.

Альфред не дал сыну никакой специальной должности на заводе. Поэтому Фриц просто поставил себе письменный стол в Штаммхаузе и погрузился в изучение переписки между Альфредом и администрацией завода. Правда, основанный на этом изучении вклад Фрица в управление фирмой вряд ли признавался в то время полезным. Тем не менее Фриц многократно служил буфером между членами совета и старым Круппом. Дважды он убедил ценных для фирмы людей (Софуса Гоозе и Вильгельма Гросса) взять обратно свои заявления об уходе после ссоры с «пушечным королем».

Конечно, если бы Альфред обнаружил, что Фриц вмешивается в его распоряжения, гром отцовского гнева потряс бы весь Рур. Но он никогда этого не подозревал. Он хорошо вымуштровал Фрица, но не в том направлении, в каком ему хотелось. Альфред желал передать сыну свою волю, свои чувства, свою манеру поведения, а вместо этого создал свое зеркальное отражение. Старший Крупп действовал напрямик, молодой Крупп шел окольными путями. Владелец фирмы отличался мужеством, в натуре его наследника было много женственного. Альфред был груб, Фриц — ловок и хитроумен. Отец был весь как на ладони, характер сына распознать было трудно. Иначе и быть не могло: молодой Крупп был вынужден развивать в себе отличные от отцовских черты, потому что ему не хватало силы воли противостоять человеку, который в схватке, не задумываясь, рубил с плеча. Возможно, сын любил отца. Никто этого не знает. Но несомненно то, что оп смертельно его боялся. Он готов был пойти на все, лишь бы избежать открытого столкновения с отцом, и, так как был умен и находчив, дело до крайностей никогда не доходило.

До столкновения чуть не довела женитьба Фрица. В одиночку даже он, Фриц, не смог бы обойти своего «старого любящего отца» и стать у алтаря. В данном случае ему потребовались два мощных союзника — мать и невеста, которые обладали большей стойкостью, чем он сам. Вполне возможно даже, что именно Берта, а не Фриц, выбрала Маргариту фон Энде в качестве своей будущей невестки. Именно она с первого взгляда почувствовала расположение к Марге, познакомила ее со своим сыном, помогала им встречаться и задумала их союз, надеясь тем самым достигнуть цели, которая ускользнула от ее мужа: передать свои личные качества будущему поколению.

Бароны фон Энде были потомками разорившихся аристократов, доведенных до «благородной нищеты» Наполеоном I. Уже в течение двух веков их род постепенно приходил в упадок, и к 1870-м годам женщины из семьи фон Энде дошли до такого обнищания, что были вынуждены сами стирать белье и шить себе платья. И все же старый титул сохранял в какой-то мере магическую силу: барон Август фон Энде был избран в первый рейхстаг от Дюссельдорфа.

Несмотря на строгий запрет своей чопорной матери, Марга, воспользовавшись знанпем языков, решила зарабатывать себе на жизнь. Она поступила гувернанткой сначала к детям одного английского адмирала, а затем — к наследнице маленького немецкого княжества Дессау. Время от времени Марга навещала своих близких. Во избежание сплетен ее даже брали с собой в семейные поездки, благодаря чему ей удалось познакомиться с Круппами. Как-то у Августа было официальное дело к Альфреду. Он привез с собой жену и детей в Хюгель, чтобы они полюбовались диковинным замком. Берта отвела Маргу в сторону и, узнав, что та одного возраста с Фрицем, замыслила сочетать их браком.

В сущности, сомнительно, чтобы нашлась такая кандидатура в невестки, которая подошла бы мужу Берты.

Собственный опыт Альфреда с женщинами принес ему одни лишь разочарования и обиды; к тому же он слишком ревновал сына, и поэтому угодить ему было крайне трудно. Вынужденный иметь дело с бароном, Альфред считал его мелочным бюрократом. Как человек, сам проложивший себе дорогу в жизни, Крупп вообще питал отвращение к праздному прусскому дворянству, но, кроме того, имел и конкретные возражения против кандидатуры Марги. Она была своенравна, набожна и вдобавок ко всему, по мнению Альфреда, уродлива. Выступил ли сам Фриц в защиту своей любви, неизвестно. Скорее всего он остался в стороне: раз его мать включилась в борьбу, ему не было нужды беспокоиться. После того как Берта покинула виллу Хюгель, чтобы никогда больше не переступать ее мрачный порог, Альфред сказал Фрицу, что если ему уж так приспичило жениться, то он может это сделать. Фриц воспользовался моментом и на следующий же день послал письмо барону фон Энде, прося у него согласия на брак с его дочерью.

Согласие отца Марги последовало незамедлительно. Вероятно, барон с трудом мог поверить своему счастью. Г од назад все родственники семьи фон Энде считали Марту немногим лучше уличной девки. А теперь она выходит замуж за самого богатого наследника во всем фатерланде! Летом 1882 года все они нагрянули отпраздновать помолвку в Вёрлице и свадьбу в Блазевице.

Берта присутствовала на свадьбе, Альфред — нет. После свадебной церемонии он встретил молодых на ступеньках замка формальной, заранее написанной приветственной речью.

Новобрачные уехали проводить медовый месяц в Мадрид, где гостили у королевской семьи, презентовав в благодарность за гостеприимство дальнобойную пушку. Вернувшись в Хюгель, молодые Круппы узнали, что «старый господин», как всегда называла своего тестя Марга, решил поместить их в нелепо построенном «малом доме» виллы. Как только Марга там поселилась, Альфред стал письменно «обстреливать» ее из своей главной резиденции. В ехидных записках Маргу отчитывали за поведение приглашенных ею гостей. Если она и Фриц собирались куда-нибудь съездить, Альфред следил за ними в щелку между шторами и, как только они усаживались в карету, требовал Маргу к себе будто бы по важному делу, которое на поверку оказывалось сущим пустяком. Но Марга не поддавалась на провокации тестя. Она ежедневно приглашала его к себе на обед, внимательно выслушивала его длинные наставления и спрашивала у него советов по хозяйственным вопросам. Альфред при каждом удобном случае пытался всячески уязвить невестку.

Так продолжалось в течение пяти лет. Тем временем Фриц старался найти для себя на заводе конкретные обязанности. В период помолвки сына Альфред назначил его членом совета директоров. Одновременно Фрицу было дано право на получение двадцати процентов годового дохода фирмы или ста тысяч марок (в зависимости от того, что было ему выгоднее). При таких условиях он, казалось бы, должен был чувствовать себя легко и беззаботно. В действительности же Фриц вел огромную, напряженную работу. Ему пошел тридцать первый год, но он выглядел лет на пятнадцать старше: голова покрылась сединой, глаза смотрели устало сквозь золотые очки, и вся его фигура не по возрасту расплылась. Не имея определенных обязанностей, установленных отцом, Фриц сам находил себе работу и рьяно ею занимался. Прежде всего он решил изучить все технические тонкости сталелитейного производства. Затем сам себя назначил «министром иностранных дел» Круппа. Постепенно результаты его ловкой дипломатии начали сказываться в Пекине, Буэнос-Айресе, Рио-де-Жанейро, Сант-Яго и в столицах всех Балканских государств. Он стал знатоком по части методов Армстронга, Шнейдера и Мицуи. Теперь в его досье значились имена, биографии и прошлая деятельность всех коммивояжеров иностранных фирм, изготовляющих оружие, статистические данные о военном производстве, анализ военных расходов всех правительств, а также растущая переписка с германским исследователем Африки Густавом Нахтигалем. Фриц встретил его в Каире и, увлеченный рассказом об аннексиях африканских земель, пришел к мысли о необходимости создать мощный германский флот. Незаметно для остальных директоров Фриц стал самым эрудированным человеком в Эссене.

За флегматичной внешностью Фрица скрывался первоклассный ум, о чем наглядно мог бы свидетельствовать его дебют в роли хозяина виллы Хюгель. В Рур как-то прибыла проездом из Парижа миссия японских экономистов, инженеров и офицеров, разочарованная оказанным ей в столице Франции приемом. Занятый другими делами, Альфред поручил Фрицу принять гостей. Еще до отъезда миссии все ее симпатии и иены, предназначенные для Шнейдера, попали к Круппу — это был блестящий ход и прямое следствие упорных занятий и исследований молодого Круппа, хотя более опытные его коллеги и не сумели этого подметить.

Старый Крупп считал сына добродушным, мягким, старательным, но недостаточно рассудительным человеком. Подтверждение этому он видел в женитьбе Фрица на Марге. Альфред до конца жизни оставался непримиримым врагом своей невестки. Все, что бы она ни делала, по его мнению, было плохо, а самой грубой ее ошибкой было родить в марте 1886 года дочь. То, что девочку окрестили Бертой, не спасло положения. Альфред умер в твердом убеждении, что и новый ребенок, которого в 1887 году ждала Марга, окажется девочкой, и он не ошибся. Вторую дочь назвали Барбарой в честь святой-покровительницы артиллерии. Однако род Круппов по-прежнему не имел наследника по мужской линии.

Одно за другим сходили со сцены главные действующие лица старого периода крупповской истории. Альфред покоился на кладбище Кеттвиг Гате, а следующей зимой туда последовала и его жена. Ее смерть не могла привлечь к себе внимания, ибо взоры всех немцев были прикованы тогда к Берлину. Дважды за тот год в Германии сменились кайзеры. 9 марта 1888 года скончался первый кайзер Германии Вильгельм I, и на престол взошел кронпринц, став кайзером Фридрихом III. Он пробыл на троне только 99 дней и 15 июня того же 1888 года умер от рака горла. Бразды правления перешли от Фридриха к его двадцатидевятилетнему сыну. Сам Фридрих считал своего сына напыщенным и тщеславным; теперь всей Европе предстояло убедиться в этом. Первое обращение кайзера Вильгельма II было адресовано не народу, а армии. Сухим языком он подтверждал свою веру в «божественное право королей». «Воля монарха, — заявил он, — высший закон государства». Императорский трон занял теперь человек, который должен был стать самым влиятельным (не считая Адольфа Гитлера) патроном Круппов. Начался тот период германской истории, который в дальнейшем получил название вильгельмовской Германии.

* * *

Вильгельм I все еще правил Германией, а Барбара была во чреве своей матери, когда Фриц Крупп нанес первый визит в столицу в качестве единоличного владельца крупнейшего в мире промышленного предприятия. Новый глава семьи Круппов не походил на короля, но путешествовал, несомненно, как монарх. Его личный поезд отправился непосредственно из Хюгеля по специально сооруженной железнодорожной ветке, везя чемоданы, наполненные необходимыми для различных церемоний костюмами, и дары в виде пушек всевозможных калибров, установленных на красивых лафетах. Огромная свита Фрица возглавлялась Гансом Йенке, членом совета директоров Карлом Менсхаузеном, шурином Фрица Феликсом фон Энде и личным врачом рейхсканцлера Бисмарка и семьи Круппов доктором медицины Эрнстом Швенингером. Их лидер уже давно планировал эту поездку. Он назвал ее своим «королевским турне». Фактически Фриц просто посещал главных клиентов своей фирмы, но если принять во внимание, что все они были монархами, то казалось вполне естественным снабдить миссию пурпурным вымпелом. После дружеской, непринужденной беседы Фрица с его величеством кайзером Германии поезд кружил взад и вперед по Европе, останавливаясь, пока хозяин Эссена обменивался любезностями с бельгийским королем Леопольдом, саксонским королем Альбертом, румынским королем Каролем и турецким султаном Абдул Хамидом. Каждый из этих монархов был, по снисходительному выражению семьи Круппов, «старым другом нашего дома».

Вернувшись в Эссен, Фриц распорядился, что отныне следует «избегать писания ненужных бумаг и все, даже самые важные, вопросы будут решаться устно». Его целью было приостановить лавину внутрифирменных письменных распоряжений, которая прежде обрушивалась из Хюгеля на заводы. Это намерение было неправильно понято. Согласно неопубликованным мемуарам бывшего казначея Круппа Эрнста Хаукса, которые являются нашим самым ценным источником для данного периода истории Круппов, члены совета директоров «выглядели как гвардейские офицеры» и обращались с наследником Альфреда, как с зеленым новобранцем. Они думали, что Фриц предпочитает оставаться на заднем плане, где именно, по их понятиям, ему и следовало быть. Когда же они убедились, что он намерен сократить количество бумажных отчетов, так как будет лично председательствовать на совете, их возмущению не было границ. Мятеж возглавил Йенке. Старый хозяин хотел, чтобы фирмой управлял совет директоров, заявил он. Конечно, сын не пожелает оскорбить память отца. Фриц, продолжал он, должен избегать излишней нагрузки; ему следует помнить, что он не вполне здоровый человек. Как в свое время и сам Альфред, директора были обмануты вялой наружностью Фрица и его сфинксоподобной невозмутимостью. Они воображали, что имеют дело с тупицей. Но они имели дело с Круппом, и в своей по-змеиному хитрой манере он дал им это понять.

Прежде всего Фриц ликвидировал совет директоров, заменив его правлением фирмы. Затем состав правления пополнил более молодыми и преданными ему людьми. Наконец, он изменил «Общие правила» отца: все административные решения принимались отныне не директорами, а главой фирмы. Период регентства кончился: во главе предприятия опять стоял единоличный владелец. Затем Фриц принялся проводить программу расширения предприятия. Был перестроен плавильный цех Гусштальфабрик. Создана техническая школа для обучения крупповцев. Обмелевший Рур не мог пропускать гигантские баржи с рудой из Швеции; поэтому Фриц приказал выстроить второй сталелитейный завод на двухмильном лугу около Рейнхаузена, вдоль западного берега Рейна. Завод будет применять томасовский процесс, объявил Фриц, и называться «Фридрих-Альфред-Хютте». Скромность молодого Круппа была притворством. Под своей личиной он был так же тщеславен, как и его отец.

Представители первого поколения рурских баронов во главе с Альфредом были мастерами по обработке металла. Фриц, промышленник нового типа, никогда не прикасался к наковальне и даже редко видел ее. В сущности, он мало находился в Эссене и больше был в разъездах, преодолевая с присущей ему хитростью и ловкостью вновь возникающие трудности. На пятом году своего правления Фриц блестяще продемонстрировал умение сокрушить даже такого противника, который успешно бросал вызов его отцу. Герман Грузон впервые выступил против Альфреда в 1848 году, когда, работая мастером-механиком на железной дороге Берлин — Гамбург, послал образцы крупповских осей на экспертизу конкурирующей фирме. Почти сорок лет Крупп и Грузон были злейшими врагами.

Броня Альфреда никогда не могла сравниться по качеству с броней Германа, и, чтобы доказать это, Грузон создал собственный испытательный полигон в Тангерхютте. Там иностранные офицеры могли наблюдать, как снаряды отскакивают от его брони и пробивают крупповскую. Зная, что завод Грузона в саксонском городе Магдебурге занимает ведущее положение в этом виде продукции, Йенке посоветовал Фрицу забыть о производстве орудийных башен, так как они безнадежно отстают от грузоновских. Но Грузон совершил одну роковую ошибку, которой в свое время избежал Крупп: в период экономического кризиса 1873—1874 годов он передал свое личное предприятие в руки акционерной компании. Весной 1892 года акционеры фирмы «Грузон акциенгезелыпафт», собравшись на очередное заседание, были удивлены, увидев тут же Фридриха Альфреда Круппа. Пока Герман Грузон изумленно разглядывал Фрица через стол, сын его старого врага подсчитывал свои акции. В конце концов он вынул карандаш и подвел несложный итог. Оказывается, Фриц владел 51 процентом всех акций. Теперь фирма «Грузон> принадлежала Круппу. Потрясенный этим открытием, Герман отправился домой сводить счеты с жизнью, а к маю следующего года магдебургский завод был формально включен в состав Эссенской империи, крупповская броня стала для всей Европы синонимом высококачественных броневых плит.

К этому времени Фриц Крупп уже пользовался репутацией промышленника, выпускающего изделия отличного качества; такое мнение о нем все время подкреплялось новыми фактами, и если кто-то изобретал действительно ценную вещь, то прежде всего посещал виллу Хюгель. 10 апреля 1893 года здесь появился тридцатишестилетний немецкий инженер-механик с патентом номер 67207 на новый вид двигателя внутреннего сгорания, основанного на принципе самовоспламенения топлива. К нему был приложен объяснительный текст — «Теория и конструкция рационального теплового двигателя». Звали изобретателя Рудольф Дизель. В разговоре с Фрицем он особенно подчеркивал ту мысль, что «весь двигатель должен быть сделан из стали». Крупп кивал головой, листая одной рукой чертежи, а другой уже доставал бланк контракта. На вилле Хюгель появился также Хирам Максим с лицензией, разрешающей Круппу производство изобретенного им пулемета, а затем Альфред Бернгард Нобель, принесший Фрицу свою новинку — формулу бездымного пороха, баллистита. Применение баллистита гарантировало скрытность боевых позиций и исключало необходимость пользоваться дымовой завесой. Бездымный порох был, в частности, очень важен для скорострельного орудия Максима. И так как баллистит сгорал медленно, давая при этом снаряду максимальный толчок, то он изменил внешний вид и огневую мощь артиллерии.

Одаренность Альфреда Круппа не подлежит сомнению, но у него был талант первооткрывателя. Теперь же для процветания фирмы требовалась максимальная способность эксплуатировать открытия, сделанные другими, и по этой части никто не мог превзойти Фрица. К концу шестого года своего руководства фирмой он модернизировал каждый станок в своей «империи». Паровые молоты были заменены штамповочными прессами, устаревшие печи — мартеновскими конверторами, краны с приводными ремнями — электрическим оборудованием. В одном только Эссене у Фрица было пять заводов, оснащенных мартеновскими печами, и каждый из них превосходил по величине старый Гусштальфабрик, реконструированный под томасовский процесс. «Империя» Круппа быстро разрасталась по всем направлениям. За пределами Эссена Фрицу принадлежали три сталелитейных завода (причем любой из них мог бы создать ему славу солидного предпринимателя): Грузонверк, Рейнхаузен и новый завод в Аннене, в шести милях к юго-западу от Дортмунда, на восточной окраине Рурской области. В других землях Германии Фриц имел четыре чугунолитейных завода, три огромные угольные шахты, 547 рудных месторождений и полигон в Меппене, а за границей к своим испанским владениям он добавил еще скандинавские разработки.

Однако сердце всех его владений оставалось в Эссене. В самом городе он имел свыше пяти миллионов квадратных футов крытых помещений. Там были электростанция, котельная, коксовый завод с 281 батареей. Имелись там термические цехи; цехи, производящие рессоры, станки и паровые котлы, рельсы, броневые плиты и стальной прокат; сушильные цехи, литейные цехи и химические лаборатории. Каждый год все эссенские печи поглощали 1250 тысяч тонн руды и выдавали 320 тысяч тонн обработанной крупповской стали.

И все это были только производственные объекты. Но помимо того, что Фриц служил фатерланду в качестве промышленника, оружейника и дипломата, он имел еще один облик в Руре: это был феодальный сюзерен, владевший по особому статуту домами и бараками, в которых проживали 43 тысячи его вассалов. Среди руководителей сотни департаментов, над которыми стояли Фриц и его штаб, были начальники отделов, ведавших системой образования, полицейскими силами, пожарными бригадами и системой связи, обслуживаемой 196 телефонными станциями и двадцатью телеграфными отделениями и подключенной к имперской сети. Сверх того, для Эссена Фриц был и мясником, и булочником, и торговцем подсвечниками. Он владел девяноста двумя бакалейными лавками, бойней, мельницей, двумя гостиницами, четырьмя текстильными фабриками, фабриками обуви, часовым заводом, мебельной фабрикой и заводом по производству искусственного льда и даже школой ведения домашнего хозяйства, где молодые жены крупповцев могли научиться тому, как сделать счастливыми своих мужей. Фамилия Круппа встречалась буквально повсюду. Даже библии, церковные облачения и распятия в городских кирках имели на себе штамп: «Bewegliche habe Fried. Krupp» («Частная собственность Фридриха Круппа»). За семь лет капитал фирмы вырос на 68 миллионов марок, а личный доход Круппа утроился.

Стальная промышленность рейха росла в семь раз быстрее, чем промышленность Великобритании; немецкие сталелитейщики стояли на втором месте после заокеанского вундеркинда — США, и лицом, платившим самый высокий подоходный налог в империи, был Фридрих Альфред Крупп из Эссена: его доход был даже выше, чем доход самого кайзера.

Между тем Вильгельм II был вынужден выступать в защиту крупповской артиллерии против своего ближайшего окружения. С момента окончания франко-прусской войны прошло почти двадцать лет, а германские генералы все еще тосковали по бронзовому оружию, и их поддерживал даже новый военный министр Вильгельма генерал Юлиус фон Верди дю Вернуа. Защитники бронзы неизменно козыряли тем, что она не поддается разрыву. А теперь как на грех взорвались три бронзовые пушки.

Это было триумфом для Фрица, хотя оставалось неясным, что же делали в армии эти три бронзовые пушки до последнего времени. Его величеству не хватало терпения его деда: 1 октября 1890 года Верди был смещен со своего поста. Кайзер хотел расположить Фрица в свою пользу и пригласил его в Берлин, но отнюдь не для пустой светской болтовни, а для сердечной беседы на тему о вооружении.

Фриц охотно принял такое приглашение. Он давно уже пытался ликвидировать вражду между домом Круппов и генеральным штабом, длившуюся в течение полувека, но «воз был и ныне там». Все испробовал Фриц: и приглашения в Меппен, и предложение устроить специально для генштаба показ экспериментального оружия, и снижение продажных цен. Ни один из его вариантов не дал результата, и, когда кайзер спросил, есть ли у него какие-нибудь претензии к штабу, Крупп ответил, что у него их масса. Почему германская армия игнорирует его испытательные стрельбы? Почему военное руководство рейха всегда размещает заказы на пушки в последнюю минуту и притом настаивает на немедленной поставке? Почему военное министерство отказывается даже от встреч с инженерами Круппа? Вильгельм смотрел на Фрица с изумлением. «Неужели это правда?» — спросил он. Фриц выразил радость, что его величество задал такой вопрос, потому что у него, кстати, есть случайно в кармане чертежи — проект скорострельного полевого орудия с применением бездымного пороха Нобеля. Немецкие артиллеристы отказываются рассматривать этот проект; может быть, у их верховного главнокомандующего найдется немного времени взглянуть на него? У кайзера время нашлось. Чертежи сразу же произвели на него большое впечатление, и, бережно отложив их в сторону, Вильгельм начал стучать кулаком по столу, крича, что он хочет видеть свой генеральный штаб.

В свое время офицеры штаба получали немалое удовольствие, часами потешаясь над неудачами Круппа; теперь им предстояло пережить довольно неприятный момент. На следующий день, в «черную пятницу», как позже выражались штабные офицеры, их вызвали к кайзеру. Пока Фриц сидел молча, глядя задумчиво перед собой, Вильгельм обрушил свой гнев на штабистов. Разнося их на все корки, он потребовал, чтобы они приняли на вооружение новое скорострельное орудие Круппа, регулярно посылали миссии в Эссен и присутствовали на каждом испытании в Меппене. Для проверки исполнения его приказа он сам время от времени будет посещать полигон. Для него будет праздником, сказал кайзер, избавиться, хотя бы ненадолго, от покрытых плесенью тупоголовых бюрократов-юнкеров и поразвлечься немного стрельбой.