Глава 21

Я ожидала, что после всего пережитого ночью, я попаду к старому князю, или, еще хуже, в свой гроб. Я всегда попадаю в подобные «спокойные» места после большого стресса. Возможно, это защитная реакция. Только чья? Не моя, это точно. Мне трудно находиться взаперти. Я не могу сидеть в теле старого князя, даже понимая, что он не желает мне зла. Что же до гроба… Это, похоже, было особенное место. Конечно, я догадывалась, что тот находится не под землей. Иначе: у меня просто не было бы воздуха. И оттого, я полагала, что все же лежу в склепе. Чего же я не предполагала, так это того, что гроб мой будут навещать. В том, что покойника, в тело которого я с такой завидной регулярностью попадаю, навещали, причем осознанно, я была уверенна. Любой сторонний человек, зашедший в склеп, и услышавший плач, доносящийся от одного из гробов, наверняка убежал бы. Однако, в последний мой раз, я слышала в склепе четкие, уверенные шаги. А затем крышка моего гроба растворилась и…Я не увидела ничего, кроме фигуры в светлом ореоле. Кто это был? И что ему было нужно? Я так и не узнала. Перемещение мое, всегда столь спонтанное и жестокое, состоялось ровно в тот момент, как глаза мои начали потихоньку привыкать к свету из вне. Это бесило. Бесило больше, чем вся безвыходность моей ситуации. В том, что гроб держит у себя истина черная ведьма Сэн-Тубр я была практически уверенна. Кто еще способен на подобное? Однако, доказательств у меня не было. Как и всегда, я была ни с чем. Переместившись в тело пекаря, готовящего с раннего утра замесы, я изо всех сил была по мягкому и липкому тесту, вымещая на бедолаге свой гнев. Потом же, когда вся пекарня была покрыта мукой и моими горькими, злыми слезами, мне почему-то вспомнилось, что хлеб нельзя печь во гневе. Это может принести беду тем, кто будет его есть. Уж не знаю, кто и когда мне это говорил, но я перемесила все, что было у пекаря. И пожелала каждой сформированной собою булочке принести счастья своему покупателю. Это было так глупо и смешно, что на душе моей стало легче. Я поменяла тело прямо к открытию пекарни, и случайно (али же нет?) попала в торговца посудой, спешащего к себе в лавку. В моем кармане оказалось немного монет, и я купила себе булочку у пекаря, который этим утром выглядел очень озадаченно. Я пожелала ему прекрасного дня, и пошла на работу по рынку, начинающему наполняться разнообразным людом. Булочка в моих руках была свежей, и еще дышла. И впервые за долгое время мне показалось, будто я голодна. Хотя, конечно, это скорее всего было голодно тело торговца. И все же… Какое прекрасное чувство что-то чувствовать. Даже голод. Тем утром, на рыночной площади, озаренной алыми отблесками восходящего солнца, я испытывала ощущение, сродни счастью. Надеюсь, оно еще придет ко мне. И надеюсь, что тогда я буду уже в своем теле. А пока… Я думала, что попаду в гроб после логова ведьмы, но судьба обманула меня. Последнее, что я помню из ночного приключения, это барона, пытающегося, вопреки всему, помочь крысолову.

Герберт попытался приподнять его, вызвать рвотный рефлекс, но стекло все продолжало и продолжало идти… Крысолов мучился в жутких конвульсиях, кровь изо рта его текла словно водопад. Тогда барон достал свой меч. И я поняла, что на этот раз он делает это не из ненависти или жажды мести за убитых. Дальше я переместилась.

Тело мое было мужским. Отчего-то, оно ощущалось новым для меня. Забавно говорить, но я побывала почти во всех жителях Сэн-Тубр. Исключение составляли лишь пара десятков человек. Барон и князь в том числе. Но сегодня утром, судя по всему, я попала в новое для себя тело. На мне были белая рубашка, слегка расстёгнутая, темные штаны, и кожаные перчатки почти по локоть.

Я попыталась оглядеться вокруг, в поисках зеркала, но ничего не нашла. Лишь бесчисленное количество склянок, приборов, старинных книг на полках и каких-то чертежей. Прямо же передо мною стояло странное подобие установки для химических опытов. Несколько больших колб, содержащих разные элементы, были соединены стеклянными трубками. Пара из них подогревалась спиртовыми горелками. В одной же — находящейся в центре конструкции — горел Он. Весь алый, переливающийся, словно живой цветок — в колбе жил огонь.

Я замерла, глядя на это чудо. И мутном лабораторном стекле мелькнуло мое искаженное отражение. Но я мигом узнала его. Не могла не узнать. Сегодня я попала в тайную лабораторию князя. Я была Владом.


Иногда, даже часто, люди верят в то, во что им хочется верить. Эта глупая, слепая вера застилает глаза, мешает жить и действовать дальше. Такому подвержены даже лучшие. И сейчас вирусом веры заразилась Марта Скрежаль. Когда-то давно, очень давно, ведьма была счастлива. Она жила на окраине города, вела небольшое дело — продавала лечебные травы — и растила дочь. Ту звали Катерина. Красивая, живая девочка. Надежда и радость матери. Однако, всему всегда приходит конец. Катерину убили, и, несмотря на все поиски, несмотря на все старания, никто так и не смог найти ее убийцу. Так же, как никто не знал, за что было совершено это злодейство. Марта помнила мертвое тело дочери, распростертое на полу, помнила, какой бледной и холодной была та. Но, самым ужасным, навеки застывшим перед глазами матери, было то, что в мертвом теле более не было того, что делала ее Катерину столь неповторимой. Марте казалось, будто перед ней лежит кукла. Подделка из фарфора. Похожая, и, вместе с тем, отталкивающе не та. Катерина — ее Катерина — умела улыбаться, она была доброй, отзывчивой, искрящейся жизнью. И все это отражалось в ее облике. А тогда, в тот проклятый вечер, Марта впервые увидела, что значит тело без души. Лишь сосуд. Пустой и бездонный, забирающий энергию, но не дающий ничего взамен. Однако теперь все могло измениться. Марта Скрежаль верила, что душа ее дочери вернулась в этот мир. Сэй — Катерина — была ее Катериной. Женщина не хотела пугать ее, не хотела ошарашивать всеми знаниями сразу. Как ведьма, Марта знала, что если Сэй приходит в мир, то она должна совершить то, ради чего ее призвали. А после, Марта наконец сможет воссоединиться со своей дочерью. По крайней мере, бедная одинокая женщина верила в это. Но надежда ее была напрасна. Старый князь, за которым Марта хаживала по наказу его младшего сына, знал, что душа, попавшая в их мир, не является той, что ушла от них столько лет назад. Она была в нем. Он видел ее. Напуганная, слабая, жалкая девчонка… Она не могла быть той, ради которой его сын хотел пожертвовать всем на свете, и той, из-за которой Герберт не говорил с отцом добрых двадцать лет. Старому князю было интересно, обманывается ли его сын так же, как Марта. Скорее всего: да. Люди хотят верить в то, во что им приятно верить. А старый князь лишь надеялся, что эта их глупая вера не приведет всех к гибели. Кстати, вот и Катерина… Как же она выглядит на самом деле? Паралитик постарался вообразить себе, но и его разум был обманут тайным желанием. И вот перед ним снова возникла прекрасная кареглазая девушка в зеленом платье.

— Приветствую Вас, Катерина, — вежливо сказал старый князь.

— Добрый день, — ответила ему Сэй.

— Вы всегда появляетесь столь неожиданно…

— Простите, вы знаете, я не могу себя полностью контролировать.

— Я знаю. И я рад вам всегда.

Паралитик вообразил себе стул, и тот тут же появился перед Катериной.

— Отдохните, — вежливо предложил он.

Катерина засмеялась. В его воображении она делала это так же, как когда-то и невеста сына. Однако, в отличие ото всех, старый князь знал- чувствовал — разницу между воображением и реальностью.

— Вы предлагаете мне отдых внутри сознания, — с улыбкой сказала Катерина, — Разве это не удивительно?

— Когда находишь в таком состоянии, как мое, начинаешь понимать, что даже сознанию нужен отдых, — ответил ей старик.

— Не могу не согласиться, — вздохнула Сэй.

Она заняла предложенное ей место, и некоторое время они провели молча.

Но Катерина первой прервала тишину.

— Сегодня вы грустите, — вкрадчиво сказала она.

— Не буду спрашивать, как вы узнали, — вздохнул старый князь.

Они снова замолчали.

В этот момент к телу своего подопечного подошла Марта. Она проверила его состояние, смочила губы водой.

— Марта ухаживает за вами? — спросила Катерина.

— Я предпочитаю звать ее своим тюремщиком, — ответил старик.

— От того, что она не дает вам покинуть это тело?

— Да…Я давно мечтаю о покое…Но давайте не будем о грустном. Расскажите мне, как дела в замке? Вы ведь знаете секреты почти всех его жителей, не так ли?

Попытка улыбнуться. Но Катерина и так поняла, чего хочет старик.

— Почти всех, и большинство секретов мне не нравятся, — сказала она, — Однако, у меня нет иного выбора. К тому же, я не знаю и половины того, чего хотела бы знать о действительно близких мне людях.

Пришло время князя улыбаться.

— А что вы хотели бы знать?

Катерина выглядела смущенной. И она думала о его сыне. Герберте. Старый князь знал это, но ему не хотелось рассказывать ту историю.

Однако, мысли Катерины внезапно переметнулись. Теперь их занимал Влад. Старик нахмурился. В этот момент, он видел и вспоминал то же, что и Катерина. Влада, стоящего в своей лаборатории, возле «живого огня».

— Неужели он его все-таки создал? — спросил старый князь.

Катерина подняла голову. Странное, на мгновение старику даже показалось, будто девушка забыла о его присутствии. А ведь она была не более чем гостьей в его теле и голове…

— Я видела нечто, но не могу сказать, что это было, — сказала Катерина, устремляя взгляд прямо на старого князя, — Но, думаю, это можете знать вы.

Сказать или нет? Это было хорошим вопросом.

Старый князь — Ральф, как его когда-то звали, — был официально женат четыре раза. От всех браков у него было восемь официальных детей. И еще несколько ублюдков, часть из которых он признал, а часть — отправил вместе с мамашами на самые дальние границы княжества. И из всех детей его, магией обладали лишь четверо. Лерой — рожденный от ведьмы юга, Эмма, получившая в наследство свой дар от бабушки-провидицы, Салтэр — ублюдок, сын «мрачной Ким», живущей в лесах возле Сэн-Тубр, и Влад. Но Эмма умерла при деторождении, Лерой погиб в одной из многочисленных войн, о Салтэре вот уже годы никто не слышал, и из всех остался лишь Влад. Его талант раскрывался медленно. И никто даже не мог сказать, откуда он у него. Мать Влада — Фрэя — была сестрой князя Севера. Обычный «деловой» брак, с ребенком в «залога» мира между княжествами. Фрэя не была колдуньей, у нее даже не было элементарных способностей к колдовству, как у самого старого князя, или его сыновей Герберта и Эштона. Простая, очень милая и слишком хрупкая для сурового средневекового мира, Фрэя умерла после очередной эпидемии чумы. Для старого князя это было не ново, он уже похоронил двух жен, несколько детей и своих собственных родителей, но для его сына Влада это было шоком. С тех пор мальчик стал меняться. Он увлекался различными экспериментами, и всеми способами развивал свои магические способности. Основной из которых была магия огня.

Старый князь не препятствовал этому. Он считал, что люди должны уважать силу правителей, а, так как к шестнадцатилетию Влада умерли почти все остальные претенденты на престол, стало вполне очевидно, что вся власть в скором времени перейдет к этому огненному юноше. И все же, в один день случилось нечто, заставившее старого князя пересмотреть свое решение.

Ральф пребывал с сыном в лесу на охоте, и, в пылу погони за молодым оленем, они заехали достаточно далеко в чащу леса, отделившись от остальной свиты. С собой у охотников были лук, стрелы и пара мечей, но это было никчемным оружием на зверя, разбуженного громким лаем собак.

Огромный, обуреваемый яростью медведь, вынырнул из лесной чащи, встав на пути князя и его сына. Одним рывком хищник бросился было на коня князя, и старый Ральф едва успел обнажить свой меч в защите, как хищник запылал огнем.

С диким ревом, медведь кинулся в леса, оставляя за собой золотые огненные искры.

— Как смешно вышло! — услышал князь возле себе звонкий смех сына, — Один мой щелчок, и зверь сгорел, как свечка! А представь, что будет, когда я смогу полностью контролировать огонь и испепелять целые армии?

И только тут Влад заметил грозный взгляд отца.

— Что ты говоришь? — властно спросил у него старый князь, — Одумайся!

— Говорю о том, чтобы выигрывать войны одним щелчком, повергать врага молниеносно, как это было с диким зверем, что чуть не изодрал вас, — спокойно ответил Влад.

— Война, это битва стратегий, расставление приоритетов, мера силой. Но в войне ты должен уважать противника. Так же, как должен ты уважать и тварей лесных.

— Конечно. Уважать и позволять убивать, — сквозь зубы процедил Влад.

Князь смерил его холодным взглядом.

— Хорошо, — сказал он, — Предположим, ты спас меня, но посмотри, что ты наделал.

И князь указал сыну на поломанные зверем деревья, на дымящиеся ветки, на горящую прошлогоднюю траву.

— Влад, тебе повезло, что сейчас весна, и все вокруг слишком сыро, чтобы лес загорелся. Но ты мог подвергнуть опасности больше жизней, чем думаешь. Так же и в войне, которую ты хочешь вести.

— Война не дойдет до стен Сэн-Тубр, если я смогу применить свои знания.

— Да, но подумай, что будут думать о тебе люди твоего княжества?

— Разве не вы говорили, что правителей должны бояться? — спросил князя сын.

— Уважать, Влад. Правителей должны уважать за их силу и мудрость.

Глаза юноши прищурились. Впервые, он смотрел на отца с ненавистью.

— Я понял вас, — сказал он, развернул лошадь, и, бросив на последок одну фразу, уехал.

Старый же князь направил лошадь к реке, где к тому времени валялся обгоревший, но еще страдающий зверь. Ральф спешился, достал свой меч, и убил животное, лишив его мук. А слова сына так и крутились в его голове.

«— В следующий раз, я дам тебе умереть…»

Что же ты не исполнил свое обещание, Влад?

— Вы знаете! — вернул старого князя из мира воспоминаний голос Катерины, — Влад сотворил оружие для войны! Живой огонь!

Демоны! Старик так привык к своему заточению, что временно забыл о Сэй, и она видела секрет его сына. Ведь в голове паралитика Сэй видела то же, что и он.

— Да, думаю, что это так, — с усталостью в голосе, сказал старый князь.

Катерина бросила на него странный, полный волнений взгляд, и исчезла. Старик снова остался один.


Загрузка...