Попала...Попала! Попала!!!

Глава 30

Девятка жестко осудила деяния князя, и, всеобщим голосованием, с него было снято регентство. Следующий же круг голосов посадил на княжеский трон Ларэйн.

Война с Востоком не состоялась. Ведь теперь yа престол Сэн-Тубр взошла Ларэйн, княгиня Востока. Ларэйн написала письмо своему мужу, и попросила его о мирном соглашении, а еще заверила, что вернется к нему по долгу жены, как только оклемается и наберется сил. Технически, этого было достаточно. Востоку пришлось отступить.

Что же касается судьбы Герберта — обвинение его, сначала косвенное, очень скоро нашло доказательства. В комнате барона нашли маску и золотой серп, носящий следы крови.

Итак, оба брата были упрятаны в тюрьму, сестра — спасена из заточения и взошла на престол, а я…

Я чувствовала себя мертвой.

В теле одного из членов девятки я присутствовала на тайном собрании в круглом зале. В теле охранника — обыскивала комнату Герберта, и видела, как из потайного шкафа, находящегося за портретом матери, вытаскивают окровавленные одежды и оружие. В облике фрейлины я присутствовала на коронации Ларэйн. Столько событий. Столько тел. А мне было все равно.

Нечто умерло внутри, оставив от меня лишь холод и боль. Я чувствовала себя преданной, и, вместе с тем, я чувствовала себя предательницей.

Много раз я тенью охранника мелькала мимо темницы Герберта. Я хотела и не хотела видеть барона одновременно. Когда же на пути моем появлялся кто-либо, кто мог узнать меня. Будь то Ганс, Жак Сим, или даже Марта, я убегала, отворачивалась, уходила от них.

Я не хотела никого видеть. Не хотела ни с кем говорить. Все, о чем я мечтала — это смерть. Но как мне ее достигнуть? Это был тот вопрос, на который я так тщетно искала ответ в те дни.

Старый князь смотрел в потолок, расстилающийся над ним резными деревянными узорами. Целый лес, полный причудливых деревьев, крошечных птичек и резвых зверушек. Дивная работа мастера по дереву. Некогда, старик любил эту комнату. Она была ему и кабинетом, и спальней, и убежищем т надоедливых жен и любовниц.

Два окна-арки, выходящих во внутренний двор, стены, обитые алым шелком со строгим орнаментом мелких золотых цветочков, и контрастный с ними, великолепный потолок. Некогда, в этой комнате располагались массивный деревянный стол, любимое кресло старого князя, небольшая кушетка для сна, и ряды книжный стеллажей. Теперь же все это заменили кроватью, и шкафом, полных медикаментов, используемых Мартой для ухода за больным. Комната, некогда пахнущая деревом и дорогими чернилами, теперь носила тонкий аромат медицинских трав и растворов. И, не привыкни старый князь к этому душному воздуху, он наверняка сказал бы, что в комнате теперь воняет.

Да, дети его сыграли со стариком злую шутку. Они заперли его тело в некогда столь любимую комнату, говоря «это ради его блага и комфорта», но тем самым полностью убив для старика все хорошие воспоминания, связанные с нею.

Теперь старый князь терпеть не мог резной потолок и его искусственных обитателей. Конечно, от их созерцания всегда можно было уйти во внутренний мир, и все же…Сегодня старик как никогда хотел остаться в мире настоящем.

Марта, его верный тюремщик, рассказала старому князю все события, случившееся во дворце, и все, чего хотел старик — это действовать. Тело его рвалось встать и разобраться с этими глупыми, безжалостными детьми, так не ценящими жизнь, но тело его уже давно ничего не значило в этом мире.

— Теперь на престоле Ларэйн, — закончила Марта холодным, безучастным голосом.

Старик был удивлен ее отреченности, как ранее он удивлялся ее преданности. Как и многие в замке, он был уверен- ведьма винит его в гибели дочери, и все же…Он звал Марту своим тюремщиком не от злости, и в глубине души старый князь знал, что Марта хранит его никчемную жизнь не из жажды мести, и не ради того, чтобы наблюдать за мученьями паралитика.

Если ведьма и винила его когда-то давно, то не в убийстве, старый князь знал это. Она винила его в несдержанном обещании сыну. Винила, что он не последил, не почувствовал, не предотвратил опасность. Но Марта простила. И простила давно.

Она была из тех женщин, что верят в судьбу и верят в круг предначертанности. Именно от того она и пеклась над ним как львица над своим ребенком. Марта верила, что коли именно ей доверили эту работу, то так был решено самой жизнью и судьбой, и от того, она была готова убить за старика, если того потребовалось бы.

Но сегодня Марта рассказывала столь важные вещи так, будто говорила лишь о дождливой погоде. Это тревожило старого князя. Что на самом деле произошло? Старик хотел спросить, хотел утешить, но не мог пошевелить и губами. Это убивало страшней любой болезни.

В этот миг в комнату вошла Ларэйн.

— Добрый день, — мягко поприветствовала она Марту, — Я пришла к отцу…

Марта встала, поклонилась новой княгине, и, как того требовал ритуал, покинула комнату больного.

Ларэйн же присела на край кровати отца и нежно взяла его за руку.

— Как ты? — спросила она тихим голосом.

Паралитик, конечно же, промолчал.

Ларэйн слабо улыбнулась.

— Теперь я буду чаще навещать тебя, папа, — сказала она.