Пространство памяти

Глава десятая

— Раздавим бутылочку? — предложил Нев, взмахнув бутылкой с пивом, совсем как Софи накануне — бутылкой с молоком. — В память о прежних днях.

И он улыбнулся — хитро, доверительно, немного стыдливо, словно признавая давнюю вину и ожидая прощения.

Да, Нев умел при желании быть приятным, и даже в юморе ему не откажешь. Хотя Джонни юмор Нева никогда не смешил, другие, помнится, ценили его, даже учителя. Улыбаясь Неву в ответ, Джонни почувствовал, что сердце на миг сжалось от былого страха. Говорят, так люди, лишившиеся ноги, чувствуют, как свербят пальцы, которых уже нет. Но это прошло. В его памяти Нев был страшнее, чем на деле. Конечно, с их последней встречи Нев вытянулся и окреп. Но ведь и Джонни во многом изменился, о чем Нев даже и не подозревал. Конечно, есть вещи, которые не меняются. Голос у Нева был таким же пронзительным, как и раньше, хотя давно уже сломался, и выглядел он по-прежнему так, словно родители сконструировали его из отборных частей прежних экспериментальных моделей. Смотрелся он недурно, но в его фигуре ощущалось какое-то легкое нарушение пропорций. Джонни не удивился бы, увидев на его виске болт, а на лбу и вокруг кистей швы. Здесь, в пабе, он выглядел иначе, чем в школе — где всегда казался старше и умнее всех остальных, даже учителей. Хитрость оставалась при нем, это ясно, но ведь и люди вокруг изменились и поумнели, и потому она не бросалась в глаза, как прежде.

Встретив его сейчас, никто бы и не заподозрил, каким он может быть безжалостным. Джонни удивила его приятная улыбка, но что-то в ней было неожиданное, хотя Джонни и не сразу понял, в чем дело. Впрочем, он скоро сообразил, что никогда не видел Нева одного. Его всегда окружали дружки — не потому, что он нуждался в помощи, а потому, что любил поклонение. В этом, и только в этом, Нев и Дженин походили друг на друга. Джонни обвел паб небрежным взглядом. За пустовавшим ранее столиком теперь сидели двое парней и пристально смотрели на него. Увидев, что он их заметил, они отвернулись и стали болтать друг с другом.

— Привет, — сказал Джонни. — Спасибо, но, честно говоря, я уже ухожу.

— Честно говоря, ты тут сидел и мечтал о чем-то, — заметил Нев. — Я за тобой наблюдал. Все тот же Цыпленок!

Его улыбка стала жестче. Он уверенно уселся рядом с Джонни — он был у себя, а хочет тот сидеть с ним за одним столиком или нет, его не интересовало.

— Давно не видались, Цыпленок!

— Да, время идет, — согласился Джонни.

— Вы ведь переехали в Сиклиф, правда? — продолжал Нев. Джонни кивнул, хотя Нев ни о чем его, собственно, и не спрашивал.

— Хороший район! — произнес Нев с преувеличенным уважением и подождал, что скажет Джонни.

Но Джонни молчал.

МОЛЧАНЬЕ ЗОЛОТО... КАК КАМНИ ПАДАЮТ СЛОВА... — пел ансамбль у него в памяти.

— Я-то никогда никуда не переезжал, — продолжал Нев. Его саркастический тон вдруг изменился, теперь он говорил задумчиво, словно что-то вспоминая. — Эти места знаю как свои пять пальцев. Будто я их унаследовал, честное слово. Этот паб, например... Этот паб... Гм, хозяин его — брат моей матери.

Он помолчал, внимательно глядя на Джонни, выжидая, не отзовется ли тот пренебрежительно о Колвилле, ведь он теперь живет в Сиклифе. Джонни пожал плечами. Нев откинулся на спинку стула и положил ноги в новых сапогах на столик. Сапоги занимали на столике место, которое Нев был вправе считать своим, но почему-то Джонни не мог их не замечать. Разве что отвернуться, а так приходилось на них смотреть.

— А другой мой дядька теперь член местного совета, — продолжал Нев. — Здесь, в Колвилле, наша семья чуть не всем заправляет. Я работаю у своего двоюродного брата на доставке... У него магазин скобяных изделий. Помнишь? Доставляю покупки... транспорт от фирмы.

Сапоги у него были ковбойские, ручной работы, кожа с тиснением, а на носках — металлические набойки.

— Я никогда не хотел уезжать, — прибавил он.

— Здорово, — одобрил Джонни. — Похоже, дела у тебя идут хорошо.

Все это время Нев непрестанно осматривался, глаза его бегали по всей зале, от пола до потолка, от стойки до двери, замечая всех, кто входил и выходил, задерживаясь на миг то на бармене за стойкой, то на сидевших за столиком дружках, однако всегда с невольным любопытством возвращаясь к Джонни. Он, конечно, не пропустил ни изменившегося цвета его волос, ни синяков, ни плеера, ни одной полосочки на блейзере.

— Я за тобой давно слежу, — небрежно продолжал Нев. — Я знал, что ты вернулся.

— Да, только если хочешь за мной шпионить, починил бы выхлопную трубу на своем фургоне, — ответил Джонни.

По лицу Нева скользнула тень досады. Он опустил руку и поднял с пола бутылку, стоявшую возле его стула.

— Это ты, что ли, бродил по автостоянке прошлой ночью? — спросил он. — Я тебя, конечно, не узнал, но твой пиджак трудно не заметить, правда? А потом ты стоял у почты со старушкой Вест, а днем танцевал у реки. «Все тот же Цыпа, — подумал я. — Нарывается на неприятности».

— Неприятностей навалом, — сказал Джонни. — Хватит на всех.

Даже если Нев и понял, что это предупреждение, виду не подал.

Тонкая полоска пены поднялась над его стаканом, но пиво не перелилось через край. Нев залихватски, как заправский бармен, крутанул бутылку и, долив стакан, поставил ее на пол.

— Я чуть не остановил тогда фургон, чтобы перемолвиться с тобой словечком, — продолжал Нев. — Привычка, должно быть! Но потом подумал: «Живи и давай жить другим».

Джонни рассмеялся.

— О чем смех? — спросил Нев, быстро глянув на Джонни.

— Это что-то новенькое, — сказал Джонни. — Небось весь твой организм прямо-таки содрогнулся от такой мысли.

Нев протянул Джонни стакан, словно предлагая выпить за его здоровье, но во взгляде, устремленном поверх, так же как и прежде, читалась угроза. Если бы Дженин не оттолкнула Нева, он, может, не преследовал бы Джонни, даже брал бы его сторону в ссорах на школьном дворе, кто знает? С обесцвеченными добела волосами Джонни очень походил на Дженин. Тогда, когда Нев пригвоздил его к стволу, у него в голове вдруг мелькнуло, что он, возможно, пытается представить на его месте Дженин, беспомощную, в полной своей власти.

— Где ты тут обитаешь? — спросил Нев небрежно.

Джонни решил не сообщать ему ничего, кроме того, что Нев уже знал.

— Я здесь не живу, просто навещал кое-кого, — сказал Джонни.

— Не думал, что тебе захочется сюда вернуться, — заметил Нев. — Тебе-то!

— Странно, но по каким-то вещам иногда скучаешь, — произнес Джонни туманно.

— Чего там, твое семейство всегда считало себя выше всех нас, — продолжал Нев, верно вспомнив, как безжалостно отзывалась о Колвилле Дженин.

Джонни всегда удивляло, что в Дженин Неву нравилось все то, что он ненавидел в Джонни, — сверкающие белые волосы, чечетка, слава... Конечно, Дженин по-своему умела быть такой же безжалостной, как Нев.

— Что ж ты теперь поделываешь? — не отступался Нев, несколько удивленный немногословием Джонни.

— Да ничего... Сижу на пособии, — сказал Джонни.

Нев чуть не просиял.

— Ну, а я, как кончил школу, работаю, — похвастался он. — Ни дня не сидел безработным, ни дня.

— Тебе повезло, — бросил Джонни.

Мелькнула тревожная мысль. А что, если он все еще находится во власти дома Софи? Ему-то казалось, что он сбежал, а на самом деле ему просто чуть-чуть ослабили постромки.

Заметив, что Джонни его не слушает, Нев выпрямился, поднял с пола бутылку и показал ею на пустой стакан Джонни.

— Освежить? — предложил он и, не дожидаясь ответа, плеснул в его стакан пива.

Помолчали. Наконец Джонни — впервые за все это время — посмотрел Неву в глаза и поднял стакан. Нев ответил взглядом почти прямым, будто он человек честный, но, прежде чем отвести глаза, немного смешался и спросил:

— Так кто же тебя теперь колотит, Цыпа? Ведь кто-то же колотит?

— Мать, — ответил Джонни, размышляя, отвечать ему на наглый намек Нева или пропустить мимо ушей.

Все это было для него не ново. В прошлом, когда он еще бил чечетку, ребята дразнились: «Ты кто такой, Дарт?» Всего пару дней назад он бросился в драку, когда ему задали тот же вопрос. Теперь же с удивлением заметил, что его небрежные слова, не имевшие цели задеть или оскорбить, самой своей небрежностью уязвили Нева. Нев умел избивать, — может, потому было бестактностью шутить на эту тему.

— Ты всегда умничал, Цыпа, в этом твоя беда, — сказал Нев. Его шишковатый лоб, казалось, еще ниже навис над бровями, глазки сузились в щелочки и глядели еще свирепее. — А мне это противно.

Когда-то Джонни, видевший это лицо на расстоянии всего дюйма, в то время как холодное лезвие ножа касалось его горла, думал, что каждая черточка, каждая родинка, каждый волосок навсегда запечатлятся в его памяти, но вот поди ж ты, про эту особенность Нева забыл. Но нет, он не допустит, чтобы его запугали! Он засмеялся в ответ и отпил из стакана. Нев тоже выпил, потом нахмурился и со стуком поставил стакан на стол.

— Значит, хочешь купить дешевый транзистор, — сказал Нев.

До этой минуты Джонни не связывал появление Нева за своим столом с разговором с барменом. Ему казалось, Нев принадлежит к совсем иной жизни. Он невольно оглянулся и заметил, что бармен наблюдает за ними.

Бывало, Джонни чувствовал, что становится опасным для окружающих: зубы сжимались, глаза округлялись, как у хищной птицы, уголки рта опускались. В такие минуты он легко, с наслаждением впадал в ярость; отбросив все колебания и сомнения, он позволял гневу полностью овладеть собой. «Выглядишь ты в такие минуты ужасно — словно демон какой-то», — сказала ему как-то одна девушка. Но Джонни не хотелось, чтобы Нев увидел его сейчас таким, а потому он опустил глаза, небрежно застегнул, а потом снова расстегнул верхнюю пуговицу на блейзере.

— Барри мне сказал, что ты его спрашивал... — говорил меж тем Нев. — Барри — это бармен, мы с ним старые друзья. Я иногда оказываю ему разные услуги, могу и тебе кое в чем помочь, только прошу тебя, Цыпка, не умничай.

Джонни понял, что Нев не заметил, как ярость ослепила его на миг, и, подняв глаза, поглядел на него в упор. Видно, что-то в его глазах все же было, потому что Нев смолк, а потом медленно повторил:

— Барри сказал, что ты его спрашивал.

— Я просто поинтересовался, — произнес Джонни скучающим тоном. — У моей тетки была такая же модель.

— Значит, тебе он не нужен? — спросил Нев. — Может, я точно такой же достать не смогу, но...

— А этот ты где взял?

Джонни намеревался задать этот вопрос небрежно, но в нем явно прозвучало презрение. Бегающий взгляд Нева замер — и на миг коснулся Джонни, словно холодная сталь.

— Дал один человек, которому я оказал услугу, — сказал он и оглянулся на столик, за которым сидели двое парней.

Один из них встретился глазами с Невом и тут же отвел взгляд, но второй, долговязый, глядел не мигая. Нев не отступался.

— Барри говорит, ты интересовался, где он этот транзистор достал. Так... А тебе что до этого за дело? Давай! Рассказывай! Может, я тебе еще пригожусь.

Джонни встал.

— Ты никому пригодиться не можешь, — сказал он. — Что ж, приятно было тебя повидать. Ходи, не падай.

Неву явно не хотелось его отпускать.

— Подожди минутку... — сказал он. — Твоя сестра... как ее звали?..

Он замолчал.

— Дженин, — ответил Джонни.

— Да, Дженин, верно! Она ведь себя ликвидировала, да? Кто же теперь за тобой приглядывает?

— Ничего, обхожусь, — сказал Джонни, засовывая руки в карманы. Его пальцы сомкнулись вокруг чего-то холодного, металлического. Это был ключ от дома Софи. — День прошел, и ладно.

Он говорил, не глядя на своего старого врага, словно вслушивался в себя. Для Нева уже это одно было оскорблением; разве в его присутствии можно думать о чем-то еще?

— Я тоже, — только и нашелся Нев. — Живу со дня на день, и все.

— Только-то? — спросил Джонни.

Сделал отбивочку одной ступней, потом другой, перебор и закончил «боллстепом».

— Эта штука называется «отвальная». Ты когда-нибудь слышал про такую?

Ноги Джонни в обычной обуви без металлических набоек двигались беззвучно, хотя в ушах гремела дробь каблуков, но Нев, конечно, понял, что Джонни над ним издевается.

— Слушай, Цыпа... Ты поосторожней... — начал он, тряся головой.

Но Джонни его перебил.

— Я бы на твоем месте выкачал из Колвилла все что можно, — сказал он. — Давай торопись, а то потом поздно будет.

И, так и не взглянув на Нева, пошел к двери, чувствуя, как его провожают глазами.

Стоя на углу, прислушиваясь к агрессивному вою несущихся справа машин, он глянул налево и увидел, что возле бакалеи стоит белый фургон, тот самый, который он заметил, когда танцевал у ворот своей старой школы.

Джонни уже понял, что вернется к Софи, только на этот раз его возвращение не будет неопределенным, случайным, скорее похожим на неудавшийся уход. Он сделает это осознанно, продуманно — и на этот раз не уйдет, пока все как-то не наладит. Он искал Бонни, но взамен нашел Софи и за последние два дня почему-то — вопреки собственному желанию и воле — принял на себя ответственность за нее. И пока ответственность на нем, он не может взять и просто уйти, оставив Софи копошиться в собственной грязи, не может допустить, чтобы она стала жертвой тех самых бандитов, которые когда-то издевались над ним. Нет, он должен найти доказательства, что кто-то пользуется ее слабостью, тогда он обратится к властям, чтобы ее взяли под защиту. Джонни вынул бумажник и со вздохом пересчитал деньги. Наконец решительно перешел улицу, зашел на почту и позвонил матери. Телефон звонил, звонил... Никто не отвечал.

Подумав, он раскрыл телефонную книгу на «желтых страницах» и принялся искать название учреждения, которое консультировало ухаживающих за стариками. Но «Старики», верно, показались составителям слишком грубым и бестактным словом, чтобы вынести его в заглавие рубрики. Он постарался припомнить какое-нибудь другое слово — посмотрел «Пожилые», но ничего не нашел. Может, посмотреть Гериатрическое отделение? Нет, после Геологического и Геофизического обществ сразу шло Германское посольство. По размышлении он открыл основную часть телефонной книги и нашел-таки рубрику «Пенсионеры». Однако там просто отсылали к названиям специальных учреждений, а телефонов не давали. «Может, попробовать больницу, — подумал Джонни, — или Красный Крест». Но тут кто-то забарабанил в стеклянную дверь, устав смотреть, как он стоит в телефонной будке и не звонит, а только листает телефонную книгу. Джонни вышел из будки, и в голове у него тут же зазвучали варианты на тему «старые»; «древние», «устарелые», «доисторические», «конченые», «бесперспективные», «отработанные», «беспамятные»... «Беспонятные», — прозвенел вдруг в его памяти голос Бонни, который все еще помогал ему.

Джонни снял еще денег со счета и поспешил в торговый центр, где купил себе трусы, гребешок, крем для бритья и бритву. Кто знает, может, в недалеком будущем понадобится выглядеть пристойно. Сунув сверток под мышку и рассовав все остальное по карманам, он зашагал назад, к дому Софи. Однако теперь он никак не мог избавиться от мысли, что за ним тайком откуда-то следит Нев. Белый фургон все еще стоял у обочины, но сам Нев мог прятаться где угодно. Он ведь гоняет по всему городу и знает все укромные места. Может, уже пронюхал, где сейчас живет Джонни. Если так, то он быстро вычислит, что Джонни признал транзистор; а если нет, то Джонни не хотелось бы, чтобы Нев его засек. Словно зверь, маскирующий тропу к своей норе, чтобы уходить и приходить незамеченным, Джонни двинулся в обход железнодорожного полотна, а потом узкими темными переулками незаметно вышел к дому Софи.

Наконец, оказавшись перед зеленой дверью с ключом в руках, он осторожно поглядел сначала направо, потом налево. Выбраться из лабиринта, в который он попал, можно только через эту дверь. Воспоминания переполняли его, и, чтобы найти путь к себе, ему предстояло пройти пустыней памяти и избавиться хотя бы от части бремени, под которым он сгибался. Джонни презрительно усмехнулся над собственными размышлениями.

— Тоже мне приключение, — буркнул он, отпирая дверь и входя.

Третья попытка уйти увела его дальше, чем предыдущие, но все дороги в конце концов вели к дому Софи, который ни за что не хотел его отпустить.