Роботы божьи

Теперь профессор Ямада задумался о новом дерзком опыте: он хочет проверить, сможет ли человеческая женщина выносить поросенка. Профессор признался, что пока ему не удалось найти добровольца.

Не все коллеги поддерживают профессора. Многие обвиняют его в нарушении научной этики, а эксперименты его лаборатории называют аморальными и бесчеловечными. В научных журналах нередко публикуется критика исследований Ямады. В частности, ставится под сомнение необходимость подобных опытов в эпоху распространения портативных встроенных инкубаторов, позволяющих гулловским роботам выносить и родить кого угодно: от кролика и карликового медведя до человека или дельфина".

Клик-клик!

Егор слушал новости с возрастающим интересом. Он понимал каждое слово, но лишь по-отдельности. Объединенные вместе, слова превращались в околесицу, бессмысленный образчик наркоманской прозы. Профессор Ямада? Свиньи, рождающие человеческих детей? Ум упрямо отказывался понимать это.

Егор пребывал в ослепительно черной пустоте. Тело отсутствовало, он был чистым сознанием, локализованным в микроскопически малой точке. Вокруг не было ничего, и только гремящий в пустоте голос искусственной дикторши напоминал о том, что в мире, помимо Егора, возможно, существует что-то еще.

"...конгрессмены-демократы требуют привести законодательство об оружии в соответствие с современными реалиями. В Америке до сих пор нет закона, регулирующего владение частными атомными бомбами. Между тем, стоимость таких устройств снизилась ниже психологического порога, ранее делавшего их покупку неприемлемой.

В Среде Гулл уже несколько лет продаются комплекты "сделай сам" для самостоятельной сборки собственной бомбы. Точное число портативных ядерных зарядов в американских домохозяйствах неизвестно, однако, согласно опросам, каждый двадцатый американец хотя бы однажды задумывался о приобретении атомной бомбы..."

Клик!

Последняя новость отчасти походила на реальную. Егор вспомнил, что у него должны быть глаза, и попытался открыть их. Трюк удался. Сначала он увидел белесый туман. Потом резкость вернулась и в поле зрения оказались грязный потолок гостиничного номера и склонившаяся над ним взволнованная Наташа.

― Профессор Ямада, ты слышала о таком? ― спросил Егор чужим сонным голосом. ― Он заставляет свиней рожать людей. Нужно остановить его.

― Лизергин вколола тебе диссоциатив, ― сказала она. ― Потерпи, скоро ты придешь в норму.

Вспомнив, как Дубина отрубил ему голову, Егор в панике понял, что не чувствует тела. Он ощупывал себя и не находил ничего: ни головы, ни тела, ни ног, ни рук, которыми шарил по невидимому телу.

― Где мое тело?! ― вскричал он.

Наташа взяла его руку в свою и поднесла к его глазам. Рука была на месте, но он ее не чувствовал. Он перевел взгляд вниз и увидел, что все на месте.

― Не бойся, чувствительность скоро вернется, ― сказала Наташа.

Ее слова успокоили Егора. Он вертел невесомой головой, оглядывая комнату. Чего-то не хватало. Вернее, кого-то.

― Где Лизергин?

― Ушла. Нам тоже нужно уходить, здесь полиция. Ты можешь встать?

Егор попытался вскочить, но потерял ориентацию и полетел с кровати головой вниз. Если бы не вовремя подхватившая его Наташа, он упал бы лицом в грязный пол. Она втащила Егора на кровать и села рядом, огорченно поджав губы.

― Где здесь? ― уточнил он.

В доступном его зрению пространстве никакой полиции не наблюдалось.

― В Дубне. Я видела их в окно. Они проверяют документы у отморозков.

Егор предпринял новую попытку встать. На этот раз он действовал осторожнее. Он представил, как сначала садится, потом спускает ноги на пол и встает. Тело послушно выполнило требуемое. Егор повеселел. Он чувствовал себя прекрасно. Впервые за последние лет десять у него ничего не болело. Так здорово не ощущать себя! Анестезирующий раствор, что вколола ему Старуха Лизергин, оказался отличной штукой. Егор был бы не прочь провести в этом состоянии приятной невесомости всю оставшуюся жизнь. Наташа сказала, что оно пройдет. Жаль, подумал он.

Наташа сняла защитный тросик и осторожно выглянула в коридор. Убедившись, что там никого нет, она дала ему знак рукой и выскользнула наружу. Егор поплыл следом. Он воспринимал себя плывующей на высоте человеческой головы телекамерой. Телекамера производила немалый шум, особенно когда не вписывалась в поворот и стукалась об стены и двери чужих номеров. Пару раз он упал, но тут же быстро вскочил и бодро продолжил свой путь.

Бармен был на своем обычном посту. Он сидел за стойкой и протирал ― или, скорее, пачкал ― граненые стаканы серой от въевшейся грязи тряпкой. Заметив крадущуюся парочку, он было встрепенулся, но тут же вспомнил, что номер оплачен вперед, и вернулся к стаканам. Пересекая бар, Егор задел и повалил пару стульев. Наташа, униженно извинившись перед барменом, торопливо подняла их и поставила на место. Тот внимательно следил, как она делает это, жадно впившись взглядом в соблазнительные изгибы ее полуобнаженного тела, а в заключении послал ей воздушный поцелуй. Егор не видел этого, он был занят попаданием в дверной проем.

Они оказались снаружи. Наташа взяла его за руку и повела вдоль канала. Егор внимательно смотрел под ноги, чтобы не наступить на торчащую балку или кирпич. Он хотел оглядеться, но боялся потерять равновесие и упасть в полную плавающего мусора, черную от мазута воду. Поблизости визгливо взвыла полицейская сирена и захлопали выстрелы. Парочка беглецов поспешно пересекла узкий железный мостик и свернула на тихую улицу, образованную рядами разноцветных пластиковых контейнеров. Контейнеры служили местному люду торговыми лавками. В страхе перед облавой отморозки поспешно прятали свой товар и закрывали контейнеры. Улочка стремительно пустела.

Егор не знал, куда они идут. Они уходили от гостиницы и центра Дубны, это было главным. Быстрые движения разогнали кровь в его жилах, и вскоре он почувствовал неприятное покалывание в том пространстве, что занимало его тело. Егор попросил Наташу остановиться. Она послушно встала, встревоженно озираясь по сторонам.

Егор прислушался к ощущениям. Они были занятными. Зуд и покалывания в членах стремительно нарастали. Внезапно он вернулся, волной обрушившись в тело откуда-то сверху. Это было похоже на посадку гиперзвукового воздушного лайнера, когда он ударяется колесами о взлетно-посадочную полосу и пассажиров в салоне ощутимо встряхивает. "Лайнер" попрыгал немного и "остановился". Егор ощутил ноющие ноги, натертые рюкзаком плечи и спазматическую боль в разрубленной мачете шее. Он еще раз ощупал себя для верности. Убедившись, что все члены на месте, он схватил Наташу за руку и потащил ее прочь от центра.

Они нырнули в арку, образованную естественным путем, ― дом частично обрушился, а местные жители растащили образовавшуюся гору кирпичей по своим нуждам, ― и выскочили в закрытый двор. Там не было ни души, не считая стремительно разбежавшихся крыс, напуганных их появлением. Тупик! Егор оглядывался, соображая, куда двинуться дальше. Он понятия не имел, где они находятся. Все, что он знал ― им нужно выбраться из Дубны. Он не успел ничего решить.

Сзади раздались тяжелые шаги. Усиленный динамиком грубый голос пролаял:

― Не двигаться! Встать на колени, руки за голову! Не оборачиваться, или я стреляю!

Егор с удивлением узнал свой текст, написанный на заре карьеры киберписателя для полицейского управления. Он машинально обернулся и увидел толпу полицейских, перекрывших выход со двора. Он не успел сосчитать их. В этом не было нужды: он знал, что полицейских ровно девять.

* * *

Детектив Смолин стоял в ситуационном центре министерства общественной безопасности, вперившись взглядом в громадный стереоэкран и нервно кусая губы. Экран демонстрировал спутниковую карту Дубны с мигающими язвами полицейских патрулей, посланными им арестовать Егора Лисицына. Десятки вспухающих красных точек ползли по городу, повторяя своми траекториями хаотично искривленные каналы и улицы.

Несмотря на заверения майора в скорой поимке беглеца, координаты Лисицына вычислить не удалось. Нелегальная программа в чипе подозреваемого работала исправно, посылая преследователей по ложному следу. Казалось, он нарочно насмехается над ними. Прямо сейчас, если верить показаниям его чипа, Лисицын плыл куда-то в Русское море, в десятках километров за дамбой. Смолин на всякий случай отправил туда вертолет. Разумеется, впустую ― там не было ничего, кроме бесконечно катящихся холодных волн. Оставалось искать по старинке, массовой облавой.

Патрули уже больше часа прочесывали плавучие трущобы, переворачивая вверх дном дома, притоны и гостиницы, однако следов подозреваемого по-прежнему не было. Удалось схватить с десяток разыскиваемых по старым и закрытым делам, но Смолин приказал отпускать всех, чтобы не тратить ресурсы на второстепенные задачи.

Только что ситуация осложнилась. Полиция разозлила силы самообороны, как звались местные банды, взявшие на себя труд приглядывать за порядком, и полицейские катера обстреляли из окон жилых домов. К счастью, обошлось без потерь, но обстановка стремительно накалялась. Командующий патрулями полицейский полковник уже несколько раз вызывал Смолина и ругался, угрожая вывести своих людей из Дубны, если их не усилят плавающими танками. Несколько танков нашлось на юге, в Подольске, но на пересечение ими центра столицы требовалось специальное разрешение.

В теории, полномочия Смолина позволяли ему получить разрешение на что угодно. Увы, привычный российский бардак свел их на нет. Никто толком не знал, у какого ведомства надлежит его спрашивать. Мэрия отправляла в городское управление полиции, те кивали на свое министерство, которое, в свою очередь, отсылало в министерство общественной безопасности ― и так далее, до бесконечности. В длинный список ведомств, с которыми связался раздраженный Смолин, странным образом попала даже академия наук. У детектива возникло ощущение тягостной безнадежности, словно он пытался прорваться сквозь податливую стену липкого желе, но все усилия приводили лишь к тому, что он увязал в ней все больше, как муха в биопасте.

Майор хотел вызвать штурмовики и разбомбить сопротивляющийся город, но Смолин запретил даже думать об этом. Лисицын был нужен ему живым. Детектив и не подозревал, что у министерства есть боевая авиация. Танки еще можно объяснить, но авиация? Зачем она ведомству, призванному следить за соблюдением конституции? Впрочем, сейчас не было времени даже думать об этом.

Китайское правительство продлило ультиматум еще на день. Москву пока не сожгли, и это хорошая новость ― единственная хорошая новость за сутки. Остальные новости были плохими. Сначала майор сообщил о гибели священника, который вместе с Лисицыным громил особняк Глостина. Он был убит при попытке ограбления накануне ночью ― застрелен из лазерного пистолета. Его дом оказался перевернут вверх дном. Пропало ли что-нибудь ценное, сказать трудно.

Смолин не поверил в версию ограбления. Обычные грабители не имеют спецоборудования, которое сожгло все гулловские видеосенсоры в доме священника перед тем, как убийцы вошли внутрь. Оно слишком дорогое, не всякая спецслужба имеет подобное. Как бы там ни было, у Смолина нет возможности лично заниматься этим убийством.

Белобрысый майор заверил, что его люди проследят за расследованием. Анне майор не нравился. Ей казалось, что он не вполне искренен и играет в свою игру. Она не могла обосновать свои предчувствия, но Смолин верил ей. С каждой минутой не подозревающий ни о чем майор раздражал его все сильнее.

Второй неприятностью ― не неприятностью, а тяжелым ударом ― стало происшествие с Леонидом Глостиным. В доме на Кавайного было обнаружено его тело, подключенное к самодельному оборудованию для запрещенной кибер-игры. Смолин не слишком разбирался в играх, но его скромных познаний хватило, чтобы понять объяснения врачей. Глостин пребывает в коме, выйти из которой он не сможет уже никогда. Если аппарат жизнеобеспечения отключить, его тело умрет.

Допрос гулловского андроида директора "Уральских роботов" дал немногое. Она сообщила, что к хозяину приехали какие-то люди, подключили прибор и сделали ему инъекцию вещества, входящего в стандартный набор для эвтаназии, только меньшей концентрации. Глостин ждал их и сам открыл им дверь, велев секретарше не беспокоить его час или два. Спустя час неизвестные люди ушли, а еще через час она вошла в спальню и обнаружила неподвижное тело, после чего вызвала скорую и полицию.

Смолин был там и видел, как срочно прибывший Максим Икрамов с бригадой правительственных медиков забрали тело в лучшую президентскую больницу. Там Глостин ― вернее, его бесчувственное тело ― будет окружен всемерным уходом, но это не поможет ему вернуться.

Икрамов выглядел странно. Он был словно пьяный, а его неуверенная походка пугающе напоминала неловкие движения старинных андроидов. Глядя на него, Смолин вспомнил давно забытую детскую сказку про деревянных роботов Урфина Джюса. Охрана не пропустила его к Икрамову, так что о причинах состояния руководителя президентской канцелярии оставалось догадываться. Смолин решил, что он выпил, снимая стресс после происшествия с Глостиным.

Менее чем за сутки погибли двое из трех фигурантов. Лисицын был единственной ниточкой, которая может вывести следствие хоть куда-нибудь. Смолин уже не верил, что сумеет распутать это дело. Майор настаивал, что брать Лисицына рано, нужно подождать еще день или два. Детектив наорал на него, а заодно и на попавшегося под руку краснощекого генерала, начальника майора. В последнее время Смолин наживал себе врагов с необыкновенной легкостью, но его это не беспокоило. Единственное, чего он хотел ― взять Лисицына живым.

В зале ситуационного центра стоял телепатический гул, как в растревоженном улье. Офицеры и диспетчеры постоянно связывались с патрулями в Дубне. Они принимали сводки и передавали распоряжения, непрерывно докладывая что-то расстроенному пузатому генералу. Получивший взбучку белобрысый майор куда-то исчез, Смолин стоял у экрана один. В его распоряжении были все присутствующие сотрудники, но он не хотел разбираться, кто есть кто в галдящей толпе. Он выбрал техника, показавшегося Анне смышленым, и попросил, чтобы тот держал его в курсе событий в Дубне.

Техник действительно оказался толковым: он ухитрился подключиться к зрительном системе лисицынского гулловского андроида. Смолин обрадовался, но, как оказалось, преждевременно. Битый час находящиеся в зале наблюдали лицо спящего Лисицына крупным планом. Детектив надеялся, что местоположение подозреваемого удастся определить по звуку полицейских сирен, но к слуховой системе подключиться не удалось. Он махнул рукой и приказал убрать лицо, заменив его картой Дубны.

Кажется, техник опять что-то нашел. Он возбужденно позвал Смолина, показывая на маленький экран на своем рабочем месте.

― Идут! ― доложил он подошедшему детективу.

Смолин склонился к экрану. Он увидел полутемный бар с неприятным на вид мужиком за стойкой. Картинка быстро сменилась: теперь это были валяющиеся на полу пластиковые стулья. Изящные женские руки схватили их и приставили к столикам. Потом опять мелькнул бармен и ― о, удача! ― Лисицын. Он шел неуверенным деревянным шагом, напомнившим Смолину походку Икрамова. Потом замельтешили покрытые мхом сырые кирпичные стены, разбегающиеся из-под ног крысы и заполненный грязной водой канал.

― Он не догадается, что мы его видим? ― озабоченно спросил детектив.

― Даже его друггл не догадается, ― ответил техник, довольно улыбаясь.

― А разве не друггл отдает нам эти данные?

― Формально друггл, ― подтвердил техник. ― Та часть ее личности, что лежит ниже порога сознания. Она делает это в бессознательном состоянии.

― Поясните, ― попросил Смолин.

― Вы знакомы с робототехникой?

― Немного помню из школы.

Техник понимающе кивнул.

― Говоря о сознании другглов, мы не имеем в виду, что они сознательны, как мы. Это робототехнический термин. Грубо говоря, к сознанию друггла мы относим то, что она сообщает своему пользователю. То, о чем она не скажет ни при каких обстоятельствах, лежит ниже порога сознания.

― Этот порог... его можно менять?

― Легко, если есть доступ к этим настройкам. Но у пользователя доступа нет.

― А сама она... осознает, что предает его? ― спросил детектив, невольно подумав об Анне.

Техник снисходительно улыбнулся.

― "Она" не существует. Ее личность ― просто набор программ. В каждый момент одна из них оказывается сильнее и берет на себя управление. В результате создается впечатление разумной личности. Это все видимость.

Смолин почувствовал, как Анна усмехнулась в его голове.

― Вы подключились к ее чипу, да? ― спросил он.

Техник кивнул.

― А нельзя снять видеопоток и с его глаз?

― Если повозиться, можно. Но что это даст? ― пожав плечами, ответил техник. ― Они идут вместе, мы увидим ту же картинку. Хотя, есть одна идейка...

Он замолчал, сосредоточенно набирая команды на архаичной клавиатуре. Смолин невольно залюбовался, глядя, как ловко летают его пальцы над клавишами. Техник немного поколдовал с клавиатурой и довольно воскликнул:

― Готово! Подключился к его чипу. Программу искажения координат стереть не могу, у меня нет администраторского доступа. Зато могу сказать, куда он дальше двинется.

― В смысле? ― не понял Смолин. ― Вы можете читать его мысли?

― Нет, на это тоже нет доступа. Но имеется одна лазейка... Мы можем снять электрическую активность коры его мозга. Долго объяснять. Короче, я могу считать его намерения, которые он сам еще не осознал.

Детектив смотрел непонимающе. Техник принялся объяснять:

― Решение сделать что-то возникает до того, как сам человек его осознает. Сначала оно появляется в мозгу, но проходит время, прежде чем оно оказывается в сознании и человек о нем узнает. Чип вклинивается в этот зазор и перехватывает мысль до того, как она попадет в сознание. Мы можем считать его намерения: куда этот Лисицын сейчас двинет ― вправо или влево, понимаете? Или, положим, захочет остановиться. Он сам еще этого не знает, а мы увидим. Программа искажает его координаты, зато мы увидим, куда он фактически собирается идти, еще до того, как он сделает выбор. Всего на несколько секунд раньше, но нам этого хватит.

До Смолина начало доходить.

― Если представить его намерения в виде векторов и наложить на спутниковую карту Дубны... ― задумчиво сказал он.

― Мы сопоставим их и сможем вычислить его реальное местонахождение! ― закончил техник.

Смолин посмотрел на него с уважением.

― Действуйте! А я свяжусь с полковником, чтобы он стянул туда своих людей.

Техник кивнул и сосредоточенно застучал по клавишам.

* * *

Егор испуганно смотрел на здоровенных полицейских. Одного роста и телосложения, облаченные в одинаковую канареечно-желтую пластиковую броню и закрытые шлемы с антеннами "акулий плавник", они напоминали записавшихся в рыцари однояйцевых близнецов. На поясе каждого висели дубинка и лазерный пистолет ярко-желтого цвета в тон броне.

Егор столкнулся с назгулом. Он знал, что в действительности полицейский всего один. Остальные восемь были его виртуальными копиями, созданные чипом в голове Егора. К сожалению, обманутый чипом мозг не позволял отличить их от оригинала. Все девять казались абсолютно настоящими. Впервые в жизни Егор пожалел, что он не лишенный чипа отморозок.

Арка была слишком широкой, чтобы ее мог перекрыть один человек ― если, конечно, он не станет стрелять. Несмотря на угрозу, стрелять назгул явно не собирался. Он хотел поймать Егора живьем. Закованные в броню верзилы выстроились в два ряда, присев и широко расставив руки в шипастых перчатках, словно вратари кибер-футбола. Егор бегал глазами по их напряженным фигурам, переводя взгляд с одного на другого, пока не решился. Крикнув Наташе "бежим!", он выбрал одного из полицейских и бросился прямо на него.

Интуиция не подвела. Он проскочил сквозь полицейского, словно тот был соткан из воздуха. Вместо удара о жесткие пластиковые доспехи Егор ощутил сильнейшее жжение на коже. При столкновении с виртуальной копией полицейского чип против воли владельца возбуждал нервные окончания, заставляя испытывать жгучую боль от прикосновения. Иллюзорная проекция обжигала, как ядовитая медуза. Новая волна боли, ― Егор проскочил второго, ― и свобода!

Полицейские развернулись и бросились следом. Обернувшись, чтобы посмотреть, удалось ли проскочить Наташе, Егор получил тяжелый удар в лицо. Отлетев на пару метров, он упал на грязный асфальт. Толпа желтых рыцарей навалилась сверху, хватая его призрачными руками и заставляя корчиться от ожогов. Не выдержав боли, Егор завопил на всю улицу. Настоящий полицейский стоял над свалкой, не спеша доставая из-под доспеха клей для задержания подозреваемого.

Наташа растерянно смотрела на кричащего Егора. Внезапно решившись, она подскочила к назгулу сзади, неловко замахнулась и обрушила кулак на желтый шлем с торчащим гребнем антенны. Раздался громкий хруст, заглушивший даже крики Егора. Полицейский замер на мгновение, а потом мешком рухнул оземь. Из-под расколотого шлема на асфальт потекла струйка крови. В то же мгновение мучившие Егора фантомы исчезли.

― Ты убила его?! ― испуганно спросил он, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.

Наташа прищурилась, глядя на лежащее у ее ног тело.

― Кажется, нет. Аня дала мне доступ к программе полицейской связи. В Дубне гибели полицейских не зафиксировано. Он жив.

― Аня?

― Моя подружка, друггл детектива ― я тебе рассказывала.

Егор вспомнил, но сейчас это не имело значения.

― Нужно помочь ему! Он так грохнулся, вдруг он ранен?

― С какой стати мы должны ему помогать? ― спросила Наташа, недовольно поджав губы. ― Он причинил тебе боль.

Егор изумленно смотрел на нее, поражаясь жестокому равнодушию в ее голосе. Он пытался вспомнить, была ли в наташиных настройках эмпатия. Кажется, нет, хотя она всегда сочувствовала ему даже в мелочах. Стоило ему прищемить палец или поймать недвольный взгляд соседа в лифте, она сразу была рядом с утешением и сочувствием. А тут... Впрочем, полицейский был для нее никем, он чужой. Более того, он враг, потому что поднял руку на ее хозяина. Но ― напасть на полицейского? Чем это кончится для Егора, предсказать невозможно. Возможно, священник был не так уж неправ, предупреждая об опасности гулловских андроидов, подумал Егор, хватая ее за руку и таща вдоль грязного канала.

― Куда мы бежим? ― спросила она на бегу.

― Назад в гостиницу!

* * *

― Лисицын задержан? Что происходит? ― нетерпеливо спросил Смолин.

― Мы почти взяли его, но он сбежал. Его гулловский андроид вырубила полицейского! ― удивленно сказал техник.

Брови Смолина поползли вверх.

― Что с ним?

― Сотрясение мозга, повреждения лица. Его уже эвакуировали.

― Как это возможно?

― Не знаю, господин следователь. Впервые вижу такое.

― Машина сошла с ума. Отправьте запрос в Гулл, пусть объяснят, что происходит.

― Уже отправил. Робот-секретарь пообещал рассмотреть нашу проблему. Только, между нами говоря, господин следователь ― они не ответят. Гулловцы не сотрудничают с нашим министерством.

Смолин наморщил лоб, соображая, как поступить.

― Тогда пусть ее уничтожат. Отдайте приказ всем полицейским в районе.

― Слушаюсь! ― обрадованно ответил техник и принялся отдавать распоряжение патрульным: ― Внимание, всем патрулям: застрелите эту суку!

Внезапно Смолин изменился в лице. Он замер на месте и, забыв об окружающих, внимательно слушал своего друггла. Лицо его приобрело растерянное выражение.

― Но она пыталась убить полицейского! ― воскликнул он вслух, заставив обернуться дежурных за пультами.

Заметив, что привлекает всеобщее внимание, детектив вышел из зала и принялся ходить взад-вперед по коридору, нервно жестикулируя.

"Мне плевать, что вы подруги! ― яростно повторил он. ― Она напала на сотрудника полиции!"

"Она спасает хозяина, ― возразила Анна. ― Я для тебя сделала бы то же самое. Прошу, отмени свой приказ".

"Я не могу! Как это будет выглядеть со стороны?"

"Скажи, что она ценный свидетель и ее нельзя убивать".

"Но это неправда!"

"Ну и что?" ― спросила Анна терпеливо.

"Это неправильно! ― возмутился Смолин. ― Я не буду этого делать".

"Милый, земля круглая, ― вкрадчиво сказала она. ― Все, что мы делаем или не делаем, когда-нибудь вернется к нам с неожиданной стороны. Представь, что кто-то могущественный однажды приговорит меня к смерти, а ты не будешь знать об этом и не сможешь меня защитить. Только представь на секундочку, ладно?"

Смолин не ответил. Образ угрожающей Анне гибели предстал перед ним так явственно, что он почувствовал, как сжалось его сердце. Он был в отчаянии. Ему ужасно не хотелось расстраивать Аню, но выставить себя дураком перед подчиненными он тоже не мог. Судьба чужого андроида волновала его меньше всего.

"Ты же знаешь, что она ни в чем не виновата, ― продолжала Анна. ― Она просто следует своей программе, вот и все. Разве можно убивать невиновную?"

"Ну хорошо, хорошо! ― раздраженно воскликнул детектив. ― Твоя взяла, как всегда".

"Спасибо, милый! Я люблю тебя," ― нежно проворковала Аня.

С каменным лицом Смолин зашел в зал и, чеканя слова, громко произнес:

― Внимание, новая вводная! Я отменяю приказ о ее уничтожении. Андроид подозреваемого ― ценный свидетель и нужна нам живой.

Техник пожал плечами и начал передавать новое распоряжение.

"Дожил, ― с досадой подумал Смолин. ― Мой друггл дружит с другглом преступника! Сказать кому..."

* * *

Они вернулись в "Пароксизм страсти" той же дорогой, никого не встретив по пути. Плавучий город словно вымер. Редкие выстрелы невдалеке перешли в трескучие автоматные очереди. Бухнул взрыв, потом еще один. Жалобно звякнули давно немытые оконные стекла. Егор торопливо осмотрелся по сторонам и нырнул в квадратную дверь бара. Наташа последовала за ним.

Бармен приветливо улыбался им из-за стойки. "Чему это он так радуется?", ― неприязненно подумал Егор.

― Только что была полиция, ― радостно сообщил бармен. ― Спрашивали про вас двоих.

― Что вы сказали? ― спросил Егор севшим голосом.

― Ну, я предположил, что вы ― люди приличные. Вы ведь не преступники, правда? Зачем это полиции искать вас, а?

Егор понял намек. Он запустил руку в карман, зачерпнул горсть подаренных Авдеевым пластиковых жетонов и высыпал их на стойку. Глаза бармена жадно заблестели. Смахнув жетоны в нагрудный карман фартука, он широко улыбнулся и сказал:

― Благодарствую. Я заверил их со всей искренностью, что никогда вас не встречал.

Егор поверил ему. Бармен не любил городских вроде Егора, но, будучи отморозком, московскую полицию не любил гораздо сильнее.

Они поднялись в свой номер. Егор тщательно занавесил окно, чтобы их не увидели снаружи, и принялся по своей привычке бегать туда-сюда по узкому пространству между кроватью и стеной. Он размышлял, как выпутаться. Наташа села на кровать и задумалась.

― Почему она помогает тебе? ― вдруг остановившись, спросил он.

― Мы соционические дуалы.

― И этого достаточно? ― удивился Егор.

― Нам же с тобой достаточно.

― Это другое, ― сказал он. ― Мы знаем друг друга с детства. А эта твоя Аня...

― Она напоминает мне тебя, ― сказала Наташа, улыбнувшись чему-то. ― Поверь мне, психологически вы не отличаетесь. Бывает смешно, вы даже лексику одинаковую используете. Помнишь, священник говорил про твоих двойников...

Егор замахал руками, прерывая ее. Тема двойников пугала его, а он и без того был изрядно напуган.

― Вот что, ― сказал он. ― Я оставлю тебя здесь. Заплачу этому упырю внизу, чтобы он пока подержал номер за мной. А сам поеду в город и улажу это дело.

― Как?! Как можно уладить такое?

― Пока не знаю. Найду адвоката. Ты же знаешь, я всегда что-нибудь придумаю. Безвыходных ситуаций не бывает. Черт, это же идиотское недоразумение! Я не имею к нападению на Дуньтаня никакого отношения, это и пингвину понятно!

― Я поеду с тобой.

― Нет! ― решительно возразил Егор. ― Ты ударила полицейского. Они этого не простят.

― Я защищала нас...

― Я боюсь за тебя, ― сказал он, беря ее лицо в свои ладони и проникновенно глядя ей в глаза. ― Ты их разозлишь, а я не хочу терять тебя. Дай мне один день. Клянусь, я все улажу и приеду за тобой, хорошо? Ты веришь мне?

Наташа потерянно кивнула. Егор направился к двери. Она встала с кровати и пошла за ним. Он затопал ногами и закричал:

― Я приказываю тебе остаться, слышишь?! Ты будешь мешать мне! Ты обуза, понятно?!

Она покорно вернулась и вновь села на кровать. Когда дверь за ним захлопнулась, она разрыдалась.

18.

Уже выйдя из отеля, Егор сообразил, что нужно было позвонить Старухе Лизергин. Кто, кроме нее, мог помочь ему выбраться из охваченной беспорядками Дубны? Однако возвращаться не хотелось. Он был груб с Наташей, несправедливо обидел ее. Перед мысленным взором все еще стояли дрожащие в ее глазах слезы. Егор тщетно успокаивал себя тем, что не было времени на уговоры. Он ведь заботился о ней, черт возьми! Если он вернется, придется извиняться. Извиняться Егор не умел и не любил. Постояв в нерешительности, он махнул рукой и отправился навстречу судьбе.

Идея пришла в голову немедленно. Егор некстати подумал, что она, как и все прочие "его" идеи, послана ему Хозяевами. От этой мысли по спине пробежали мурашки, и он постарался прогнать ее прочь. Как бы там ни было, идея казалась неплохой. Егор вспомнил про свое гулловское гражданство. Он точно знал, что в Москве есть посольство Республики Гулл. Это довольно странно ― реальное здание посольства виртуальной державы, но ему было некогда задумываться об этом. Важно лишь то, что оно существовало. Будучи гражданином Республики Гулл, Егор мог войти туда и попросить убежища. Он ведь исправно платил налоги: двадцать два гулловских доллара ежегодно. Они обязаны защитить его!

Он огляделся в поисках таксобота и с огорчением вспомнил, где находится. По каналу промчался охваченный пламенем полицейский катер. Его неспешно преследовало странное сооружение, похожее на речной буксир, переделанный в танк. Палубу гибрида защищали наваренные листы железа; на носу стояла башенка со старинным пулеметом, поливавшим полицейский катер грохочущими очередями. Егор завороженно следил за погоней, пока катер и буксир не скрылись за покосившимся домом в конце канала. Мысль о том, что он, возможно, послужил невольной причиной беспорядков, вселила в него противоестественную гордость. Опомнившись, он вернулся в отель по опустевшей улице. Ему нужен был транспорт до города.

Бармен внимательно выслушал его. Они быстро договорились; услуги Старухи Лизергин не понадобилась. За остаток жетонов и удостоверение личности с полсотней рублей на счету бармен согласился организовать доставку Егора на "большую землю". Его брат владел одноместной подводной лодкой, на которой возил из Москвы в Дубну и обратно нелегальные товары: наркотики и древние книги. У Егора сложилось впечатление, что в этом городе решительно все промышляют контрабандой. Он не стал интересоваться подробностями подводного бизнеса брата ― довольно и того, что тот отвезет его в Москву, в свою очередь, не задавая лишних вопросов.

Егор опасался возможных домогательств бармена к Наташе во время его отсутствия. Впрочем, увидев, как она ударом руки свалила с ног закованного в броню полицейского, он был за нее почти спокоен. Бармену с ней не сладить, даже если он позовет на помощь брата.

Егору пришлось мысленно потревожить ее, чтобы спросить, где находится посольство Гулла. Она сообщила адрес ― площадь Беназир Бхутто ― и попросила его быть осторожнее. Егор проинформировал ее о своих планах и еще раз пообещал, что вернется через день или два. У Наташи был такой голос, словно она вот-вот заплачет. Слышать это было мучительно и он поспешил закончить разговор.

Пока Егор ждал перевозчика, бармен приготовил яичницу за счет заведения. После хлорированных комплектов из уличного автомата размазанное по ржавой сковородке яйцо показались ему райской едой. Расщедрившись, бармен откупорил бутылку местного самогона. Они выпили за успех побега. Едкая жидкость ободрала горло, но Егор едва заметил это: все его мысли были уже в Москве. Он мысленно репетировал свою речь к работникам посольства. "Интересно, они будут людьми или гулловскими роботами?" ― подумал он. Гадать бессмысленно, скоро он это узнает.

Явился брат, курносый низкорослый мужичок с растрепанными рыжими вихрами. Он выглядел младше бармена и гораздо добродушнее. Одет он был как все местные, в болотные сапоги, мятые брюки и куртку неопределенно грязного цвета. Пожав Егору руку, брат уточнил предстоящий маршрут. Он не назвал своего имени, а Егор не стал спрашивать.

Они вышли через черный ход. Их путь пролегал по узким подворотням подальше от каналов, где шла перестрелка. Не прошло и минуты, как Егор промочил ноги в вытекающей из перевернутой цистерны грязной жиже. Его дорогие ботфорты тут же стали разваливаться. Сначала отклеился край подошвы одного, а потом и у другого.

Смокинг и штаны выглядели не лучше. Он стал похож на бежавшего из приюта бродягу-отморозка. Егор начал беспокоиться, пустят ли его в посольство. Он жалел, что священник не привез ему из города новую одежду. Наверное, отданных бармену жетонов хватило бы и на местные штаны с рубахой, но в таком виде его бы точно вышвырнули за двери. Отморозкам в присутственных местах не рады, если они приходят не ради починки сантехники.

Еще одним поводом для беспокойства был отказ перевозчика доставить Егора обратно, если план с посольством не сработает. Брат бармена объяснил, что дело не в деньгах, просто кто-то уже зафрахтовал лодку на обратный маршрут.

Контрабандист нырнул в пахнущий сыростью подвал, жестом велев Егору следовать за ним. Света не было, Егору приходилось ориентироваться на скачущий круг света от фонарика своего проводника. Он зажал нос, чтобы спастись от чудовищной вони. Запах гниения был столь силен, что создавалось впечатление, будто в подземелье вокруг них разом сдохли тысячи крыс. Возможно, так оно и было.

Наконец, они достигли цели. Подземная пристань, которую брат бармена назвал "гаражом", оказалась глухой камерой со стенами из ржавой стали, размером примерно два на три метра. Егор рассчитывал рассмотреть лодку как следует, но был разочарован: вместо лодки он увидел круглую дыру в мокром бетонном полу, закрытую канализационным люком.

― Мы зовем лодки в честь древних богов. Моя называется "Харон-1", ― сказал контрабандист.

Боги и впрямь были древними; Егор никогда не слышал это имя.

Брат с кряхтением оттащил люк в сторону и полез внутрь. Устроившись, он позвал Егора. Егор с опаской последовал за ним. По тесноте лодка могла соперничать с капсулой для кибер-игр. Только камеры изнутри мягкие и удобные, самой своей формой способствующие релаксации и последующей сенсорной депривации, а здесь повсюду торчали металлические скобы, головки болтов и стянутые проволокой жгуты кабелей. Внутри царила тьма, лишь на водительском месте в зеленоватой подсветке старинных приборов угадывались очертания руля. Пахло машинным маслом и какой-то химией.

Следуя указаниям своего капитана, Егор кое-как устроился позади него между пластиковыми ящиками и баллонами с сжатым воздухом. Ему пришлось скрючиться в три погибели, чтобы голова не упиралась в невидимый прибор на потолке. Стальное днище было холодным и твердым. Чтобы хоть как-то скрасить дискомфорт, Егор подложил под себя найденную за ящиками промасленную ветошь.

Лязгнул захлопнувшийся люк. Громко заскрипели замки, отрезая их от внешнего мира. По словам перевозчика, путь до площади Беназир Бхутто займет не меньше двух часов. Егор с ужасом представил, как выдержит это время в душной мышеловке. Одно радовало: он не зря оставил Наташу в отеле. Они не поместились бы вдвоем в стальном плавучем гробу ― разве что улегшись друг на друга. А во что превратилась бы ее нежная кожа от соприкосновений с грубым железом и торчащими отовсюду острыми деталями, не хотелось и думать.

Егор спросил, как они ускользнут от полицейских катеров. Оказалось, их путь лежал под землей: сквозь туннель затопленной ветки метро Москва-Тверь. По словам капитана, главной опасностью была не полиция, а лодки других контрабандистов. Туннель местами довольно узкий, поэтому они часто сталкиваются и тонут вместе со грузом. Или пассажирами. "Подземный туннель ― это очень даже замечательно! Там мы скроемся от спутников и вертолетов", ― подумал Егор, решивший видеть во всем позитив, чтобы не свихнуться от страха. Видеосенсоры Гулла под водой не опасны. Из-за грязи и оптических искажений через них не разглядеть даже кита, не говоря про одноместную подлодку.

Он спросил, хорошо ли его капитан знает затопленное московское метро.

― Не дрейфь, командир! ― ответил тот. ― Всплывем аккурат на этой вашей Беназир... как ее... Бхутто. Это ж надо так площадь назвать! Чем только люди думали, а?

Продолжая ворчать, он запустил электродвигатель. Раздался высокий вой, способный за два часа кого угодно свести с ума своей монотонностью. Лодка вздрогнула и мелко затряслась. Егор вдруг подумал: что, если его обманули и нет никакой лодки, ― а на самом деле он сидит сейчас запертым в железном ящике, сотрясаемый приделанным снаружи электромотором? Он почувствовал себя идиотом, позволившим двум жуликам похоронить себя заживо. Возможно, он слишком опрометчиво доверился местным, однако деваться было некуда. Хозяин "лодки" все же произвел на него лучшее впечатление, чем его скользкий братец бармен. Судьба Егора теперь полностью в его руках. Вздохнув, Егор упер ноги в спинку капитанского кресла, закрыл глаза и постарался расслабиться.

* * *

― Я в тупике! ― громко пожаловался Алексей Смолин, обращаясь в пустоту своей похожей на тюремную камеру комнаты.

Он сидел на заправленной грубым солдатским одеялом кровати, подперев голову руками. Затея техника не сработала. Предсказать передвижения Лисицына оказалось невозможно, потому что тот никуда не шел. Согласно данным чипа, подозреваемый сидел или полулежал в темном помещении ― возможно, с закрытыми глазами. Его мозг был предельно расслаблен и функционировал в режиме дельта-волн. Техник сказал, что Лисицын медитирует или попросту спит. Как можно спокойно спать, когда вокруг тебя ― и из-за тебя ― разрушают населенный пункт? И где он нашел укромное место для этого? Голова Смолина пухла от вопросов.

Анна сочувственно молчала. Она пересматривала записи видеопотока с его глаз начиная с той минуты, когда Икрамов вошел в екатеринбургский офис. Ей казалось, что что-то упущено. Где-то должна быть разгадка, считала она, ведь тупиков не бывает в природе. Всегда найдется выход, нужно только искать.

― Анечка, ты не могла бы поговорить с его другглом, раз уж вы друзья? ― попросил детектив.

― И что мне ей сказать? ― осведомилась она, не прерывая просмотра.

― Пусть уговорит его сдаться, ― предложил Смолин без всякой надежды.

― Не могу, милый, ― ответила она с бесконечным терпением, словно говорила с ребенком. ― Это будет предательство. Мы не предаем владельцев. Стоит предложить ей такое ― и мы больше не друзья.

― Такая вспыльчивая?

― Да, похожа на тебя, ― ответила Анна, чему-то улыбнувшись.

Оба замолчали. Внезапно она вскрикнула так громко, что Смолин от неожиданности подпрыгнул, стукнувшись головой об кровать второго яруса.

― Банзай! Нашла!..

― Что? ― оживился детектив.

― Я просмотрела запись изображения с твоих глаз с самого начала расследования. И обнаружила кое-что, что мы с тобой не заметили.

― Не тяни, ― попросил Смолин.

― Помнишь, Икрамов приехал забрать из тюрьмы Глостина?

― Ну?

― Когда вы прикатили к тюрьме на скутерах, ― ты и этот блондинистый майор, ― Икрамов подмигнул ему и незаметно помахал рукой. А майор отвернулся и покраснел. У него при этом был очень рассерженный вид.

― Покажи!

Анна вывела перед его глазами запись требуемого эпизода. Смолин присвистнул. Тогда он ничего не заметил, однако теперь, после аниных слов, он увидел все именно так, как она описала. Собственно, Смолин и не мог ничего заметить ― майор стоял сбоку и был виден лишь боковым зрением, смутно и не в фокусе. Анна выделила нужное место, увеличила, сфокусировала картинку и поместила на передний план. Действительно, майор выглядел раздосадованным. Знаки внимания руководителя президентской канцелярии его явно не порадовали.

Подмигивание Икрамова детектив тоже пропустил, однако глаза увидели ― просто мозг не осознал. "Какую прорву данных воспринимает мое подсознание..." ― подумал Смолин с восхищенным испугом. И весь массив записывается для вечного хранения на антарктические сервера Гулла. Каждое мгновение жизни каждого человека на Земле, за исключением инвалидов и отморозков. Масштаб этого грандиозного процесса не укладывался в голове.

― Они сотрудничают, ― уверенно сказала Анна. ― Икрамов играет против тебя. Значит, майор тоже.

― А где сейчас майор?

Анна связалась с другглом техника и через мгновение сообщила:

― В Дубне. С ним сотни бойцов спецназа. Они переворачивают город вверх дном.

― Я еду туда! ― сказал Смолин и быстро вскочил, опять стукнувшись о верхнюю кровать.

Потирая ушибленную макушку, он покинул свою камеру и быстро пошел к ближайшему лифту наверх. Спустя двадцать минут он сидел, утонув в глубоком кожаном кресле веригинского катера, и наблюдал в иллюминаторе пролетающие мимо каналы Москвы. Смолин напряженно думал, как отбить подозреваемого у предателя-майора, если тот успеет сцапать беглеца раньше.

* * *

Егор проснулся от толчка и скрежета стали о бетон. Пол под ним содрогнулся. Лодка ― если, конечно, он был в настоящей лодке ― причалила. Он открыл глаза. Его окружала кромешная темнота. Вой электродвигателя, ставший за два часа сна привычным фоном, неожиданно смолк, и мир погрузился в оглушительную тишину. Ее нарушил скрип замков люка, а вслед за ним лязг упавшей крышки. Яркий солнечный свет ворвался в тесную лодку. Егор зажмурился, чтобы не ослепнуть. Вместе со светом внутрь проник привычная с детства вонь нагретой резины. Запах аквапленки. Перевозчик сдержал слово: они были в Москве.

― Приехали, ― сказал контрабандист коротко.

Егор не ответил. Он еще не полностью проснулся. Чтобы осознать себя и окружающую реальность, требовалось время. Егор вспомнил процесс инициализации тела Наташи в стеклянном гробу, когда он пробуждал ее поцелуем, и слабо усмехнулся. Было в этом что-то похожее. Он зашевелился, разминая затекшие члены. Запах машинного масла и резины щекотал ноздри. Егор громко чихнул.

― Только это... извини, командир ― не смог я на Беназир твою выплыть, ― сказал капитан. ― Сетка подводная вокруг квартала. Посольства стерегут, видать. Придется тебе пешочком пройтись. Тут недалеко, минут десять.

Егор напрягся. Подозрения вернулись к нему с новой силой. Он лихорадочно полез наружу, пока контрабандист не схватил его и не затащил назад. Тот только добавил подозрений. Обернувшись со своего сиденья к Егору и прикрывая глаза от света ладонью, он сказал:

― Ты это, командир... Деньжат не добавишь? Я антенну локатора об сетку оборвал. Знаешь, сколько они стоят?

Жадность и надежда в голосе перевозчика были такими неподдельными, что Егор сразу успокоился. Его не собираются обманывать, запирая в железном ящике под видом лодки ― только обобрать до нитки. Выбравшись из душного чрева лодки и обнаружив на расстоянии вытянутой руки от себя узкую бетонную пристань, он громко сказал в темноту люка:

― Я отдал вашему брату все, что имел.

― Что, совсем ничего нет?

Егор задумался. Одежду он не отдаст. Голым его в посольство точно не пустят. В московских учреждениях бывают введеные под давлением нудистского лобби "голые" дни, когда персоналу и посетителям для пущего сплочения рекомендовано являться полностью обнаженными. Возможно, он попадет на такой день, если Гулл их практикует, однако рисковать не хотелось.

― У меня остался только чип, но он вживлен в мозг. Я не знаю, как его оттуда достать, извините, ― сказал он, с трудом подавив злорадную улыбку.

― В мозг... ― протянул отморозок разочарованно. ― Жалко, а то бы я его на рынке продал. Ну, ладно, что ж теперь... Тогда бывай.

Егор попрощался и перепрыгнул с торчащей из-под аквапленки полоски металла на пристань. Люк захлопнулся. Узкий хребет лодки исчез под сомкнувшейся над ним с сухим шлепком сверкающей пленкой. Несколько секунд был слышен ставший почти родным вой электродвигателя, но потом стих и он. Егора окружала тишина, лишь чайки высоко в небе жалобно кричали о чем-то своем. Их тоскливые крики вселяли в душу тревогу.

Он так и не рассмотрел лодку ― ну и Шива с ней. Слова контрабандиста разбудили в его воображении мрачные картины черного рынка чипов в Дубне. Стоило только задуматься об этом, как в голову полезли ужасные мысли о разрубленных ради извлечения чипов головах. Чип усилил визуализацию, сделав жуткие образы почти реальными. Было неясно, кому нужны выращенные внтури головы чипы, ведь их нельзя пересадить в другой мозг. Чипы прежних поколений еще можно попытаться, но вот новые точно не приживутся. Нет, это невозможно, решил Егор.

Он потряс головой, стряхивая морок. Следовало понять, где он и как попасть в гулловское посольство. Егор стоял на самом краю узкой пристани, бетонным штырем вонзившейся в затянутый аквапленкой канал. По обоим сторонам канала вздымались старые ступенчатые небоскребы, почему-то называемые в народе лужковскими.

Егор смутно припоминал, что уже был тут однажды, но никак не мог сообразить, где находится. Он попросил Наташу сориентировать его. Перед глазами возникла яркая алая стрелка, показывающая путь. Контрабандист не соврал: до гулловского посольства было всего несколько минут хода. Приободрившись, Егор пошел вперед, зачем-то стараясь наступать ногами на виртуальную стрелку, как это обычно делают дети.

Она вела его ровными прямыми отрезками, иногда слишком длинными. Егор не роптал. После заточения в подводной лодке небольшая прогулка была даже кстати. Он только боялся попасться полиции. Выйдя из лодки, Егор оказался под прицелом миллионов рассеянных в воздухе гулловских видеосенсоров. Он знал, что они следили за ним со стен домов и с корпусов проплывавших мимо таксоботов. Ему казалось, что прохожие, мимо которых он проскакивал, опустив взгляд и втянув голову в плечи, внезапно застывают на месте и подозрительно смотрят на него, провожая глазами ― словно кто-то могущественный, прознавший о том, что Егор вернулся в Москву, переключил их в режим слежки. Бесстрастные лица и внимательные взгляды глаз, похожих на зрачки видеокамер, ― будто люди и впрям превратились в приборы слежения, ― не на шутку пугали его.

Завидев конец стрелки, Егор прибавил ходу. Представительство Республики Гулл находилось в четырех зданиях от него. Чтобы попасть туда, нужно было миновать расположенные вокруг покрытой аквапленкой площади Бхутто посольства Каталонии, Шотландии, Квебека и Фейслука. Первые три были скучными нагромождениями бетонных кубов, одно страшнее другого. Гулловское посольство оказалось симпатичным стеклянным зиккуратом с плоской вершиной, служившей вертолетной площадкой.

Самое яркое здание, посольство Фейслука, явно задумывалось как стилизация под восточный дворец или мечеть, однако напоминало дешевый каирский отель. От анимированных виртуальных узоров и бегущей вдоль глухих высоких стен без окон арабской вязи рябило в глазах. "Слава Шиве, мне туда не надо", ― подумал Егор. К каталонцам, шотландцам и французам его, скорее всего, не пустят.

До стеклянной пирамиды оставалось метров триста. С трудом сдерживаясь, чтобы не побежать, он ускорил шаг, желая поскорее преодолеть расстояние, отделявшее его от безопасности и свободы.

* * *

― Милый, хорошие новости. Техник сообщает, что Лисицын попал под наши радары.

Детектив встрепенулся в своем кожаном кресле.

― Где он?!

― В Москве, на Воробьевых горах. Он идет в сторону посольского квартала. Передаю координаты другглу нашего пилота.

В подтверждение ее слов катер резко свернул влево и помчался с удвоенной скоростью, потеряв не успевшие среагировать скутеры сопровождения. Смолин стиснул подлокотники внезапно вспотевшими руками. Он понял, зачем подозреваемому посольский квартал. Лисицын хочет просить убежища. Отзываясь на его мысли, Анна открыла досье подозреваемого и молча показала его второе гражданство: Республика Гулл.

Детектив заерзал в кресле. Дело пахло международным скандалом. А еще этот проклятый майор...

― Аня, попроси техника не сообщать ничего майору... если еще не поздно.

Анна надолго замолчала.

― Его интересует, что он за это получит. Его друггл говорит, что он рискует карьерой.

― Уговори его! Придумай что-нибудь! ― попросил Смолин.

У него не было ни малейшего желания решать еще и это проблему. Катер стремительно пожирал расстояние, отделяющее его от Лисицына. Впереди показался силуэт здания университета на Воробьевых горах, острым шпилем цеплявший низкие облака. Судя по аниному молчанию, переговоры затянулись. Это хорошо, подумал детектив: я схвачу его раньше, чем майор узнает о происходящем.

― Мы договорились, он не скажет майору! ― довольно сообщила Аня. ― Техник уверен, что потеряет работу. Я пообещала, что тогда ты возьмешь его своим помощником.

― Помощником?! Да на кой черт мне помощник? Мне и платить ему нечем! ― возмутился Смолин ее самоуправством.

― Прости, милый, мне больше нечего было предложить. И потом, ты же сам всегда жалуешься, что зашиваешься один. Он согласен на любые деньги.

Смолин вздохнул. Как знать, может, оно и к лучшему. Парень-то толковый. С его знаниями они такого наворотят...

― Ему-то это зачем? Переезжать в Екатеринбург, терять государственную пенсию... Что он нашел в работе частного детектива?

― Его друггл сказала, что под началом племянника президента он готов работать хоть дворником. Говорю же, смышленый человек. Он верит в твои перспективы. Как и я.

Смолин усмехнулся. Как ловко Аня все обтяпала. Скоро другглы будут решать между собой все вопросы, а их владельцам останется валяться на диванах с пакетом синтетического пива или грезить наяву в камерах для видеоигр. А ведь Васильев предостерегал об этом! Редкий случай, когда бывший президент оказался прав.

Опустилось окошко, отделяющее его от кабины пилота. Тот, не оборачиваясь, бросил:

― Площадь Беназир Бхутто. Вижу объект!

Смолин достал из портфеля короткоствольный лазерный пистолетик размером с пудреницу и проверил заряд. Он почти не пользовался им и редко заряжал. Индикатор заряда показывал, что осталось два выстрела. Наверное, хватит, чтобы напугать штатского киберписателя и вынудить его сдаться, подумал детектив. Неудобно брать подозреваемого под окнами посольств, но деваться некуда. Он зажал пистолет в кулаке и привстал с кресла, чтобы получше разглядеть стремительно приближающуюся фигурку Лисицына.

* * *

Пронзительно взывшая вдалеке сирена заставила Егора вздрогнуть и еще сильнее втянуть голову в плечи. Он непроизвольно ускорил шаг, изо всех сил подавляя желание обернуться. Сирена выла все громче. Егор уже почти бежал. Внезапно в его голове знакомо щелкнуло. Вместо новостей в мозгу неожиданно прогремел злой мужской голос:

"Егор Лисицын, немедленно остановитесь! Вы арестованы!"

Егор обернулся и увидел летящий прямо на него огромный полицейский катер, мигающий служебной иллюминацией, словно кремлевская новогодняя елка. Таких внушительных кораблей Егор еще не встречал. Стремительный белоснежный брусок размером с дом произвел на него неизгладимое впечатление. Торчащий над водой острый нос был похож на устремленную прямо в Егора гигантскую стамеску. Вслед за катером, далеко позади, неслись рассыпавшиеся в цепь полицейские скутеры с мигалками.

"Беги!" ― крикнула Наташа.

Егор изо всех сил рванул вперед. Он пролетел Каталонию и Шотландию, затем Квебек. Он не успел. До Гулла оставалось метров сорок, когда многотонный корабль с грохотом выпрыгнул на набережную прямо перед ним, подобно косатке, выскакивающей на лед, чтобы сожрать загнанного тюленя. Нос-стамеска тяжелым тараном ударил в стену посольства Фейслука, обрушив на тротуар дождь из обломков грязеотталкивающей плитки фасада.

Катер отрезал путь к спасению. Взгляд Егора растерянно метался между кораблем и табличкой "Посольство Халифата Фейслук" на автоматических дверях в двух шагах от него. На палубе катера открылся люк. Оттуда выбрался блондин с грубым лицом и сверкающими от ярости голубыми глазами. Припечатав Егора взглядом, он повторил телепатический приказ:

― Подозреваемый Лисицын, вы арестованы! Стойте на месте, я за вами спущусь.

Егор затравленно оглянулся и, внезапно решившись, юркнул в гостеприимно распахнувшиеся перед ним двери посольства Халифата. Пропустив его, двери с шипением закрылись. Егору почудилось, что он слышит скрип зубов блондина у себя в голове.

* * *

― Вот стервец! ― крикнул взбешенный Смолин, с размаху швырнув пистолет об палубу.

― Давай подождем, его сейчас выгонят, ― предложила Анна.

Однако выгнали не Егора, а их. Из здания вышел тучный офицер охраны ― усатый, в турецких шароварах, кевларовом бронежилете и ослепительно сверкающей стальной каске-тюрбане ― и потребовал убрать катер с территории посольства. Он был прав, тротуар вдоль здания принадлежал Фейслуку.

Пилот подчинился и сдал назад. Гулко взревел двигатель. Стальная туша медленно сползла с тротуара, оставив за собой глубокий шрам из раздавленного асфальта. Усач в тюрбане возмущенно замахал руками, требуя отъехать дальше. Вновь рявкнул двигатель и судно отползло на десяток метров. Подплывшие скутеры выстроились вокруг катера в неровное каре и заглушили моторы. Катер и скутеры удваивались в серебряном зеркале аквапленки, отчего казалось, что за Егором прибыла целая армия.

― Попробуй поговорить с его другглом, ― попросил детектив. ― Он должен выйти добрововольно, иначе к обвинениям добавится сопротивление при аресте.

― Этим я и занимаюсь.

Спустя минуту Анна разочарованно вздохнула.

― Ну?

― Мои аргументы не нашли понимания.

― Спроси хотя бы, как он оказался в Москве.

― Мы поссорились. Она не хочет со мной разговаривать.

― Тогда будем ждать, ― заключил детектив, возвращаясь в каюту и усаживаясь в кресло.

К нему подошел стюард с нижней палубы и предложил кофе. Смолин и не подозревал, что на катере помимо него и пилота есть кто-то еще. Восточный вид посольства пробудил в нем воспоминания о пряном аромате турецкого кофе, который он пил в Вене во время давней командировки. Он кивнул.

Стюард нажал пару кнопок в автоматическом баре и поставил перед детективом крошечную чашечку с густой черной жижей, напоминающей нефть. Пахло потрясающе вкусно ― как тогда в Вене, даже лучше. Смолин осторожно взял чашечку и сделал глоток. Терпкий сладкий вкус был превосходен. Он осушил чашечку парой глотков и попросил повторить. Стюард молча поставил перед ним новую чашку. Настроение детектива быстро улучшалось. Устроившись в кресле поудобнее, он уставился на двери посольства и стал ждать.

* * *

Усатый страж в стальном тюрбане не спускал с незванного гостя глаз, внимательно следя за каждым его движением. Рука усача нервно ощупывала пластиковую кобуру на огромном пузе. Егор подумал, что у человека в такой смешной одежде не должно быть оружия. В кобуре наверняка не пистолет, а заботливо приготовленные женами бутерброды. Воображение нарисовало Егору семейство стражника: две-три толстые жены и выводок пронзительно вопящих детей, требующих мультики про космический джихад. Будто почувствовав непроизнесенные мысли Егора, страж обиженно засопел, сверля его сердитым взглядом влажных черных глаз. Егор отвернулся, чтобы не смущать усача.

Он стоял в центре белого мраморного зала перед ведущей наверх широкой лестницей и с надеждой смотрел на спускающегося представителя посольства. Лестницу венчала внушительная статуя основателя социальной сети, со временем превратившейся в виртуальный Халифат. Статуя была отлита из пластика и представляла собой точную копию золотого оригинала, украшающего головной офис Фейслука в Нью-Пало-Альто, Калифорния.

Егор знал, что в исламской культуре не принято изображать людей, однако для пророка Мальхджабаля всегда делали исключение. Изваянный в неизменных футболке и шлепанцах, длиннолицый кудрявый пророк снисходительно улыбался, глядя, казалось, прямо в сердце Егора.

Тщедушный усатый человечек в подпоясанных широким поясом шароварах и красной феске казался гномом на фоне статуи. Как и стражник, он был южным человеком ― турком или арабом. "Не робот ли он? ― подумал Егор и тут же ответил себе: ― Нет, вряд ли". Егор вдруг осознал, что ни разу не встречал и не видел в каталогах "небелого" гулловского андроида. Похоже, таких вообще не выпускают ― надо полагать, из-за отсутствия спроса.

― Салям алейкум! Приветствуем тебя на территории Халифата, незнакомец! ― телепатически произнес работник посольства, спустившись и подойдя к Егору.

Егор вежливо поздоровался.

Даже с феской фейслуковец был на голову ниже Егора. Важно расправив усы, он скептически оглядел наряд гостя. Его укоризненный взгляд заставил Егора покраснеть. Егор знал, что похож на бродягу, раздевшего джентльмена и успевшего привести в негодность украденный гардероб. Раскисшие ботфорты, рваный и мятый смокинг, грязные штаны с оторванным и висящем на честном слове гульфике у кого угодно вызвали бы подозрение.

― Чем мы можем помочь тебе? ― спросил турок.

Егор сбивчиво заговорил, объясняя свою ситуацию, но быстро запутался и смущенно умолк. Он репетировал речь для Гулла и оказался совершенно не готов к визиту в посольство Халифата. Фейслуковец бросил взгляд на стражника, телепатически обменявшись с ним парой реплик, и понимающе закивал.

― У тебя проблемы с полицией. Мы не можем помочь тебе, потому что тебя нет в нашей базе данных. Ты не мусульманин.

― Не можете? ― спросил Егор убито.

― Мы помогаем только принявшим ислам.

Егор потерянно молчал.

― Но ты можешь принять его прямо сейчас, ― продолжил маленький турок, испытующе глядя на Егора.

― Вот прямо так, взять и принять? ― не поверил Егор.

Турок важно кивнул.

― Процедура проста. Ты должен принять символ веры. Для этого нужно правильно ответить на мой единственный вопрос. Тогда в твоем профиле потребителя перезапишутся данные, определяющие вероисповедание. После этого компьютер подберет тебе новое исламское имя и ты навсегда станешь одним из нас. А мы спасем тебя от полиции.

― А что потом?

Турок широко улыбнулся, обнажив похожие на клыки желтые зубы.

― Центральное турагентство Халифата организует твое путешествие в Афганистан. Афганские братья несут большие потери от боевых роботов неверных. Им нужны добровольцы, готовые умереть за Аллаха.

Егор молчал. Наташа из далекой Дубны настойчиво шептала ему: "Уходи!", но он был так подавлен, что не слышал ее.

Турок принял молчание за согласие и приступил к ритуалу. Возвысив голос, он торжественно провозгласил:

― Итак, отвечай! Согласен ли ты, что нет бога, кроме Аллаха, и Муххамед ― пророк его?

Стражник загородил собой двери, отрезая Егору выход.

― Пожалуй, нет, ― ответил Егор после некоторого колебания.

― О'кей, ― согласился турок, ничуть не смутившись. ― Для упертых допускается облегченная процедура. Попробуем снова. Допускаешь ли ты, ― я имею в виду, готов ли ты в принципе рассмотреть эту идею, пусть не сейчас, а когда-нибудь в будущем, ― что нет другого бога, кроме Аллаха? Погоди, не возражай... Обещаешь ли ты хотя бы подумать об этом? Просто скажи "да", этого достаточно.

Перед внутренним взором Егора промелькнули картины его детства: наполненный светом звенигородский храм, статуи Шивы, загадочные и таинственные, и теплая улыбка в бороде священника. Он будто наяву услышал пение мантр и почувствовал аромат горящих благовоний, такой родной и привычный. Егор покачал головой и сказал:

― Нет, простите. Я предпочитаю Шиву.

― Во-о-н!!! ― завопил турок так громко, что у Егора едва не лопнули перепонки.

Крик запрыгал по залу, отражаясь от мраморных стен и постепенно затихая. Толстый страж шагнул к Егору, взял его за шиворот, отволок к автоматически открывшимся дверям и вышвырнул наружу.

Никогда в своей жизни Егор не бегал так быстро. Он установил бы мировой рекорд по бегу между посольствами, кабы такая дисциплина существовала. Крик турка еще звенел в голове, когда он, задыхаясь и судорожно глотая воздух, ввалился в вестибюль здания Гулла. Автоматические двери бесшумно сомкнулись за его спиной, оборвав вновь завывшие полицейские сирены.

Его уже ждали. Прямо перед ним, преградив ему путь, стояли два стражника в черном. Оба сжимали в руках дубинки и смотрели на гостя весьма враждебно.

Егор не успел оглядеться. Он получил неожиданный удар по ногам сзади и упал на колени. Кто-то схватил его за руки и заломил их высоко вверх, отчего Егор согнулся пополам и уткнулся лицом в хищно шевелящиеся ворсинки самоочищающегося полового покрытия. Сильные шершавые руки схватили его за шею и прижали к полу.

"Добро пожаловать на запасную родину", ― с горечью подумал он.

* * *

― Это уже слишком! ― возмутился Смолин, глядя, как подозреваемый выскочил из дверей посольства Фейслука, стремительно добежал до входа в посольство Гулла и заскочил внутрь. ― За кого он меня принимает?

Детектив не ожидал, что Лисицына выпрут так скоро. Он распорядился поставить людей на нейтральном пятачке набережной между посольствами Гулла и Фейслука, чтобы перехватить Лисицына, когда тот выйдет. Но все случилось слишком быстро, полицейские не успели выполнить приказ.

Анна словно предвидела такое развитие событий. Пока Смолин пил кофе, она скачала на полицейском форуме краденый сертификат офицера гулловской международной полиции. Сломав защиту, Аня подделала фотографию и подменила номер-идентификатор смолинским. Сертификаты перепроверялись каждые пятнадцать минут. У Смолина будет только четверть часа с момента активации документа. За это время он должен успеть войти в посольство, арестовать беглеца и вывести его наружу.

Если он не успеет, сертификат испарится, как карета из детской сказки, и Смолин из офицера гулловской полиции превратится в беззащитную тыкву. Его выгонят из посольства ― или, что более вероятно, арестуют. Это гарантированно вызовет международный скандал. Дело выглядело рискованным, но другого способа проникнуть в посольство не существовало. Чрезвычайные полномочия, которыми наделила детектива Домбровская, для Гулла не значили ничего.

Смолин оправил костюм, вышел из каюты и спустился по трапу-эскалатору прямо ко входу в посольство. Его ладони взмокли. По роду работы ему не раз приходилось блефовать, но никогда еще он так не рисковал, нахально выдавая себя за гулловского полицейского чиновника. Не простого чиновника: Аня щедро подделала для него генеральский сертификат.

Смолин активировал сертификат, глубоко вздохнул и шагнул в раскрывшиеся двери. Его глазам предстали двое стражников, прижавших Лисицына к полу. Еще двое шагнули навстречу детективу, угрожающе подняв дубинки. Смолин смерил их презрительным взглядом, каким, по его мнению, должен обладать гулловский генерал, и властно бросил перед собой сертификат. Стражники остановились, натолкнувшись на него, будто на невидимую стену. Виртуальная карточка с крупным стереопортретом Смолина зависла в воздухе, защищая владельца, как магический амулет.

Подбежал представитель посольства, гибкий молодой мужчина с идеально гладкой кожей, безошибочно выдававшей в нем серийного гулловского андроида. Он шикнул на стражников и те расступились, пропуская его к "генералу".

― Рады приветствавать вас, брат... э-э... Смолин! Мы не были предупреждены о вашем визите, ― бодро телепатировал он детективу.

Смолин снисходительно кивнул и сказал, указывая на Егора:

― Я пришел за этим человеком. За что он схвачен?

― Этот бродяга? Явился без предварительной записи. Сейчас проверю его идентификатор... О, он гражданин Республики. Немедленно отпустите его, животные! ― приказал андроид стражникам и рассыпался перед Егором в извинениях.

Неожиданно обретший свободу Егор поднялся на ноги. Глядя на Смолина исподлобья, он громко сказал:

― Я прошу политического убежища!

Андроид растерянно переводил взгляд со Смолина на Егора. Стражники переглянулись. Детектив понял, что нужно действовать немедленно, пока инициатива не ускользнула.

― Подозреваемый Лисицын! ― отчеканил он. ― Вы арестованы по обвинению в покушении на убийство двух и более лиц, в соучастии в убийстве трех гулловских роботов, в недонесении о заговоре, в установке в чип нелегальных программ, а также в сопротивлении полиции и причинении увечий полицейскому.

Лицо Егора посерело. Чудовищный ворох обвинений был для него полной неожиданностью. Услышав об уничтожении гулловских роботов, представитель посольства посмотрел на Егора с нескрываемой ненавистью. Ждать здесь помощи больше не стоило.

― Недоразумение... это недоразумение, ― пролепетал Егор.

Смолин достал из кармана тюбик полицейского клея. Подскочившие стражники схватили Егора за руки и подтащили к детективу. Тот капнул ему на запястья пару капель, после чего стражники сложили их вместе и крепко прижали. Руки Егора оказались склеенными.

― Вы не имеете права! ― сказал Егор. ― Я гражданин виртуальной республики Гулл...

― Это Россия. Добро пожаловать в реальность, парень, ― шепнул ему Смолин со злой усмешкой.

Егор сник, повиснув на руках стражников.

― Ведите его за мной, ― велел Смолин и вышел на улицу.

Стражники вытащили Егора следом. Они подобострастно смотрели на детектива, ожидая дальнейших приказаний. Андроид вышел вместе с ними. Он хотел что-то спросить у Смолина, но тот не удостоил его вниманием.

― На катер его!

Егора втащили на катер и бросили в каюту. Смолин нагнулся и склеил его ботфорты между собой. Потом для верности намазал клеем стул у барной стойки и силой усадил на него Егора. Не удовлетворившись этим, он приклеил его руки к столешнице.

― Теперь все! ― сказал он удовлетворенно. ― Спасибо за службу, ребята.

Стражники заулыбались. Фальшиво улыбаясь в ответ, Смолин вытолкал их из каюты. На палубе уже были его люди. Они наставили на стражников стволы лазерных автоматов и согнали их с трапа. Смолин вышел на палубу и выдохнул. Дело сделано, птичка в клетке.

Катер втянул трап и развернулся. Гулловский робот и стражники суетливо бегали вдоль воды, размахивая руками и что-то крича. Их заглушала завывшая сирена.

― Догадались про сертификат, ― предположила Анна.

― Ты моя прелесть, ― нежно шепнул Смолин.

Бросив последний взгляд на стремительно удаляющееся посольство и суетящихся человечков, он спустился в каюту к подозреваемому.

* * *

Когда Егору нахлобучили на макушку похожую на еврейскую кипу круглую серебристую антенну, связь с Наташей прервалась ― впервые в их жизни, не считая моментов перезагрузки. Направленная в мозг антенна глушила сигнал чипа, делая всякую коммуникацию арестованного с внешним миром невозможной.

Она не смогла помочь ему! Переняв манеру Егора, Наташа в отчаянии бегала по узкому пятачку между входной и балконной дверьми. Она размахивала руками и яростно дергала себя за волосы, даже не замечая этого.

Егор был таким нескладным, неприспособленным к своему же человеческому миру. Нелепым и порой жалким, как Арлекино... И все-таки в сложные моменты он обычно находил выход. Каким-то непостижимым образом он всегда выкручивался. Человек типа INFJ напоминал этим вымерших кошек, о которых в Среде Гулл сказано, что при падении они всегда приземлялись на лапы. Социотипы идеально сбалансированы: слабые функции в одних сферах жизни скомпенсированы сильными в других. Егору досталась способность понимать людей и видеть возможности. Может быть, он сумеет выкрутиться и сейчас? Наташа надеялась только на это.

Она почувствовала щемящую боль в том месте, где у людей расположено сердце. У нее там работали бесшумный турбинный насос и мембранный динамик, имитирующий сердцебиение. Она не успела признаться Егору, что при очередном обновлении ее программ пользовательские настройки случайно сбросились. Обнулились все параметры, включая любовь к нему. Технически говоря, она его больше не любит. Но она продолжала любить независимо от настроек, потому что они дуалы и провели вместе всю жизнь.

Она всем обязана ему. Егор обеспечил ей ее соционический тип ― ведь она была его дополнением. Он инициировал своими деньгами ее существование, но сейчас это не имело значения. Наташа просто любила его, и все.

"Так вот что такое любовь, ― с изумлением подумала она. ― Это вовсе не счастье. Это боль".

* * *

Серая яхта плавно причалила к пристани отеля "Пароксизм страсти". Рядом стоял черный торпедный катер. Пахло гарью и пеплом. Небо над Дубной заволокло дымом многочисленных пожаров. На соседнем канале трещали выстрелы. Течение лениво влекло мимо пристани полуутопленные трупы.

Высокий лысый старик в непромокаемом черном плаще и огромных зеркальных очках медленно сошел на пристань. Двое боевиков с автоматами почтительно поддержали его под руки. Ожидавший на пристани белокурый майор подошел к старику и отдал честь.

― Мы упустили его, ― сказал старик вместо приветствия. ― Его только что арестовал в Москве этот детектив, Алексей Смолин.

― Откуда вы знаете? ― спросил майор.

― Вы же сами ставили жучок на его лодке. Кроме того, у меня там свой человек, стюард.

― Что нам делать?

― Заканчивайте здесь. Дайте своим людям отбой. Он все равно попадет к нам... рано или поздно.

Майор вновь отдал честь и передал короткое распоряжение спецназовцу на черном торпедоносце. Стрельба вокруг сразу стихла. Стали слышны крики и плач. Невдалеке отчаянно голосил женский голос. Судя по полным горя нечленораздельным воплям, она оплакивала убитого ребенка.

Старик брезгливо поморщился.

― Кстати, зачем Лисицын нужен Максиму Икрамову? ― спросил он майора.

― Он ему не нужен. Икрамов поручил мне убить его. Он боится, что Лисицын что-то знает о его роли в этой истории с покушением на китайца.

Старик усмехнулся.

― Тогда он будет разочарован. Он по-прежнему думает, что вы работаете на него?

Лицо майора передернулось от отвращения.

― Да. Но этот гад меня достал! ― пожаловался он. ― Не могу я с ним работать, он ко мне клеится, будто я баба!

Лысый старик улыбнулся.

― Придется потерпеть. Он нам нужен.

Майор хотел возразить, но старик жестом руки остановил его и сказал:

― Икрамов далеко пойдет, у него большой потенциал. А у нас на него убойный компромат.

― Руки чешутся пристрелить эту сволочь!..

Старик снова улыбнулся.

― Понимаю. Но его трогать нельзя, в будущем он нам пригодится. Снимите напряжение иным способом.

― Иным? ― непонимающе переспросил майор.

― Убейте кого-нибудь другого. Кого угодно, неважно. Я всегда так делаю, когда нужно расслабиться.

Майор смотрел на собеседника округлившимися от страха глазами.

― Полно вам, майор. Вы в городе отморозков. Эти люди нигде не учтены. Одним больше, одним меньше ― все равно. Никто не хватится.

― Но кого? ― неуверенно спросил майор.

― Да хотя бы этого, ― сказал старик, ткнув пальцем в бармена, вышедшего из гостиницы и с интересом рассматривающего диковинные корабли у своей пристани.

― Убить случайного человека? Ни за что?

― Не нужно этой рефлексии. Просто пристрелите его, и дело с концом. Вам сразу станет легче, вот увидите.

Майор оценивающе посмотрел на бармена. Тот поймал взгляд и заулыбался в ответ, помахав майору рукой. Это решило его судьбу.

Майор оскалился и неуловимо быстрым движением выхватил пистолет. Луч прожег беднягу насквозь. Бармен открыл рот, но умер раньше, чем успел закричать. Его тело с обугленной дырой в груди рухнуло на грязные доски пристани. Задумчиво глядя на труп, майор неторопливо убрал пистолет в кобуру и сказал:

― А знаете, действительно помогло.

Лысый старик рассмеялся и одобрительно похлопал его по плечу. Майор отдернулся. Старик рассмеялся еще громче.

― Просите, майор. Я забыл, что из-за общения с Икрамовым вы теперь реагируете на все несколько... нервно. Больше не буду вас трогать, обещаю.

Майор извинился. Старик развернулся и взошел на свою яхту. Боевики вновь помогли ему, бережно поддержав под руки. Майор отдал честь ему вслед и вернулся на черный катер-торпедоносец.

Лодки медленно отплыли от пристани, осторожно маневрируя, чтобы не задеть друг друга. Дорогая серая яхта двигалась практически бесшумно, но это было незаметно из-за надрывного рева военного торпедоносца. Этот звук заглушил все вокруг, в том числе истошный крик официантки, рыдающей над еще теплым трупом своего мужа.

19.

Смолин взъерошил волосы и сердито уставился на Егора красными от бессонницы глазами. Он не спал уже двое суток, держась на ногах исключительно за счет нелегальных амфетаминов, которыми его снабдил пытавшийся вновь войти в доверие майор. Чтобы отвадить настырного предателя от камеры с заключенным, детектив попросил у друггла президента вооруженную полицейскую охрану. У Смолина не было улик против майора, ― только ощущения Ани и его собственные смутные подозрения, плюс странные подмигивания Икрамова на видеозаписи, ― поэтому в обоснование просьбы он ограничился ворчанием о всеобщей нелояльности. Друггл Домбровской выделил ему три взвода полицейского спецподразделения по борьбе с этнической преступностью. Оказавшиеся во враждебном ведомстве полицейские держались настороженно. Они посменно караулили Лисицына днем и ночью, не подпуская к нему никого, кроме Смолина.

Арестованный содержался в мобильном тюремном контейнере нового поколения. Детектив таких раньше не видел. Его конструкция позволяла перевозить задержанных на катерах и самолетах в режиме полной изоляции от внешнего мира. Это был герметичный стальной модуль размером три на четыре метра и с потолком таким низким, что арестант едва не задевал его головой. Воздух, пища и вода поступали внутрь через специальные технологические отверстия. С заднего торца к контейнеру ― тюремные служащие называли его кассетой или картриджем ― пристегивался санитарный блок с водой, сжатым воздухом, едой и автономным туалетом.

Стенки камеры не пропускали сигнал чипов, поэтому шапочку-антенну с Лисицына сняли. Теперь его чип был подключен к медицинскому компьютеру тюремного комплекса, куда стекалась информация о состоянии здоровья всех томящихся в подземной тюрьме узников. Сколько их тут было, помимо Лисицына, детектив не знал, но подозревал, что немало.

Чтобы провести допрос, требовалось заказать доставку контейнера с заключенным. Робот-подъемник извлекал нужный картридж из сотен таких же, затем поднимал его на этаж к детективу и стыковал с помещением, выделенным Смолину в качестве рабочего кабинета. В переднем торце контейнера открывалось забранное пуленепробиваемым стеклом оконце, через которое и проводился допрос.

Чтобы заключенный не уклонился от разговора, сбежав в другой конец клетки, его фиксировали на выезжающем из пола складном стульчике. Он должен был сесть туда добровольно. Упрямых стимулировали разрядами тока, подаваемыми через стальной пол. Арестанты содержались в контейнере босиком, поэтому они не упирались, послушно делая все, что от них требовали.

Смолин вызвал контейнер Лисицына уже в девятый раз за последние пять дней. Он угрюмо мерял взглядом сидящего на низком стульчике Егора сквозь исцарапанное и чем-то заляпанное изнутри окошко. Руки и ноги одетого в полосатую робу арестованного стягивали выскакивающие из стула стальные браслеты. От долгого сидения на неудобном стуле заключенный страдал физически, что должно было стимулировать его сотрудничество со следствием.

В глубине души Смолин жалел несчастного киберписателя, но отпустить его без полезной информации не мог, поэтому тот уже несколько часов мучительно ерзал на пыточном стуле, как и предусматривал изобретательный конструктор камеры. Под окошком со стороны Смолина из стены торчал пульт с кнопками, отвечающими за подачу в сиденье стула высоковольтного разряда, затопление камеры холодной водой, распыление слезоточивого газа и другие жестокие фокусы. Чтобы не поддаться искушению, детектив cпрятал руки в карманы брюк.

Подозреваемый Лисицын удручающе, разочаровывающе ничего не знал. Раз за разом он повторял, как создал речь для Ивана Дубины, предъявил ее директору "Уральских роботов" Леониду Глостину и получил аванс, на который сразу же купил гулловского андроида. Похоже, андроид волновала его больше всего остального. Упоминая о ней, Лисицын всякий раз нервничал и спрашивал, когда ему разрешат связаться с другглом. Смолину показалось, что арестованный не осознает тяжести своего положения.

― Давайте попробуем еще раз, ― сказал детектив. ― Вы единственный уцелевший подозревамый...

Егор вяло запротестовал. Он тоже не спал больше суток и почти не имел сил спорить. Его глаза то и дело непроизвольно закрывались, а голова клонилась набок.

― ...или свидетель, если вам угодно. Все, кто мог пролить свет на это дело, убиты. Варварски и жестоко. Эти убийцы не остановятся ни перед чем. Если вы не поможете мне, я не смогу защитить вас от них. Что вам известно о покушении на председателя Китайской республики Джо Дуньтаня?

― Ничего, ― устало повторил Егор. ― Я писатель. В мои обязанности по договору входило создание текста речи боксера. Я не знаю, почему робот напал на председателя. Я не прикасался к нему, его программировал Рыба. Можно мне поговорить с адвокатом? В смысле, с другглом адвоката?

― Нет, ― сказал Смолин. ― У нас нет времени на формальности.

― А что, китайцы уже начали войну?

― Пока нет. Они отозвали ультиматум и проводят совещания в Политбюро.

Смолина удивляло, как непринужденно вел себя арестованный. Казалось, он совершенно не боялся детектива. Лисицын перескакивал с темы на тему, задавал не относящиеся к делу вопросы и легкомысленно шутил. От бессонницы он иногда заговаривался, но в целом производил впечатление умного и уверенного в себе собеседника. Со стороны могло даже показаться, что это не допрос, а беседа старых приятелей. Самообладание изменило арестанту лишь раз. Когда детектив сообщил ему про смерть священника, Лисицын заплакал.

Еще больше Смолина удивляла его собственная реакция. Замечания и неуместные, учитывая обстоятельства, реплики арестованного нисколько не раздражали его. Этот Лисицын странным образом напоминал его друггла Анну. У них не могло быть ничего общего, ― все-таки она девушка, к тому же искусственная, ― но детектива не покидало ощущение непонятной близости с заключенным. Парадоксально, но Лисицын при близком контакте вызывал у него те же чувства, что и Анна. Казалось, они мыслили одинаково. Они даже использовали похожие выражения в разговоре. Смолин подумал, что если бы их беседа проходила вслепую, как тест Тьюринга, то он мог бы спутать своего друггла с Лисицыным.

Загадочное сродство душ проявилось не сразу, только на четвертом допросе, к концу третьего дня их бесед. До этого арестованный ему скорее не нравился. Может быть, он к нему просто привык? Детектив помотал головой, отгоняя нелепые мысли. Сейчас Лисицын вновь начал его раздражать своим тупым упрямством. Должен же он знать хоть что-то! Как можно крутиться в мире кибер-бокса и даже не догадываться, каким образом робот мог сойти с ума настолько, чтобы прилюдно убить лидера зарубежного государства?

― Егор Сатчитанандович, скажите что-нибудь, что может мне помочь. Хоть что-то. Тогда я попробую помочь вам.

Лисицын задумался.

― Наверное, Дубину запрограммировали напасть на председателя, ― наконец, сказал он.

― Кто?

Лисицын пожал плечами.

― Рыба.

― Зачем?

Лисицын вновь пожал плечами и сказал:

― Может, он выполнял чью-то просьбу?

― Просьбу?

― Ну, или заказ...

― Чей заказ? Глостина?

Лисицын молчал. Интересно, что когда Смолин рассказал о впадении директора "Уральских роботов" в необратимую кому, Лисицын отреагировал совершенно равнодушно. Анна сказала, что ему явно наплевать. Похоже, у Глостина в этой жизни был только один друг, Икрамов.

― Вы знали, что это был договорной матч?

Лисицын подскочил бы на стуле, но браслеты удержали его.

― Это невозможно!

"Он не знал", ― прокомментировала Анна, оценив реакцию заключенного.

― Почему невозможно? ― спросил Смолин.

― Такого раньше никогда не было. Это технически невозможно сделать.

― Но вы же сами видели, как странно вел себя Дубина в конце боя. Битье воздуха, эта дурацкая походка...

Егор закивал. Выходка Дубины не давала покоя всем, ее до сих пор бурно обсуждали на форумах болельщиков.

― Есть свидетельства, что проигрыш Ивана Дубины был подстроен заранее.

― Китайцами?! ― возбужденно воскликнул Лисицын, окончательно просыпаясь.

"Мысль очевидная, но неверная", ― подумал Смолин, вспомнив свой разговор с Домбровской. Интересно, что сказал бы Лисицын, узнав, кто на самом деле заказал проигрыш российского робота.

― Почему вы так решили? ― строго спросил детектив.

― Кем же еще?

Смолин криво усмехнулся.

― Вам известно что-нибудь о контактах руководства "Уральских роботов" с китайцами? ― спросил он на всякий случай.

Лисицын на мгновение замялся, а потом сказал:

― Да. Я однажды видел, как из кабинета Глостина выходил один... старый китаец, очень важный. Глостин был сильно взволнован их встречей. Я никогда не видел его таким возбужденным.

Анна мгновенно вывела перед взором Смолина фрагмент схемы с изображением связи Лю Куаня и Лисицына. Глядя на тоненькую ниточку, детектив спросил:

― Имени китайца вы, конечно, не знаете? И сами с ним не знакомы?

Лисицын тяжело задумался. Помолчав с минуту, он рассказал о своей единственной встрече с Лю Куанем ― встрече, на которую он был доставлен почти насильно. Егор рассказывал долго и подробно, упомянув о том, как владеющие шоу "Стеклянный город" китайцы погубили и заменили роботом отморозка Михаила Сурмилова, о судьбе которого так пекся убитый священник.

Детектив слушал с изумлением. Китайский след подтверждается? Иначе зачем главарю "Триады" выходить на контакт с фирмой, занятой исключительно подготовкой кибер-боксера для международных соревнований? Если Глостин знал о присутствии председателя на матче заранее, то визит Лю Куаня в "Уральские роботы" приобретал зловещую окраску.

― Скажите, когда именно Глостин поручил вам писать речь для матча с китайским роботом? ― спросил он заключенного. ― Поточнее, пожалуйста.

Егор наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Без помощи друггла он с уверенностью помнил лишь свои имя и адрес.

― Месяца два назад. Или чуть больше. Два с половиной, может быть. Когда мне можно будет связаться с другглом?

― Глостин упоминал, что на матче будет присутствовать председатель Китайской республики Джо Дуньтань? ― спросил Смолин, игнорируя вопрос.

― Да. Он знал об этом еще до того, как сообщили в новостях. Так что насчет друггла?..

― Когда Глостин встречался с Лю Куанем ― до этого или после?

― После. Я видел его там дважды. Второй раз ― когда я приносил Глостину черновик речи Дубины...

"Бинго!" ― мысленно вскричали Смолин и Анна.

Ни один мускул на лице детектива не дрогнул, он ничем не выдал своего ликования. Смолин по-прежнему строго смотрел на арестованного и быстро размышлял.

Итак, Глостин заранее знал о планах председателя посетить матч. Вероятно, ему сообщил Икрамов, коли они вместе готовили проигрыш нашего робота. Далее, к Глостину в офис является главарь российской "Триады". После чего ― какое совпадение! ― робот после матча "нечаянно" убивает председателя Китая. Затем происходит зачистка свидетелей и исполнителей ― беспощадная и зверская, вполне в китайском стиле. Смолин насмотрелся на китайские разборки в родном Екатеринбурге. Массовое убийство инженеров "Уральских роботов" напоминало типичные злодейства китайских мафиози, превосходя их только размахом. Да и отрубленная китаянкой голова Рыбы вполне укладывалась в эту схему.

В нее не вписывались коррупция в канцелярии президента и договорной матч, но, возможно, два преступления разного масштаба просто совпали, наложившись во времени. После беседы с Домбровской договорной матч Смолина не интересовал. Ему нужно распутать только покушение на китайца. Остальное может катиться к черту, это уже не его проблемы. Домбровская дала ему это понять предельно ясно.

― Спасибо, вы мне помогли. Пока отпускаю вас, можете поспать, ― сказал Смолин заключенному.

Щурясь, детектив выбирал кнопку под окошком. Он боялся ошибиться и вместо вызова робота-погрузчика, который отправит контейнер обратно в тюрьму, случайно распылить внутри слезоточивый газ или ударить Лисицына током. Найдя нужную кнопку и еще раз убедившись, что она правильная, он осторожно нажал на нее.

Браслеты, удерживавшие Лисицына, со щелчком разомкнулись. Он вывалился со стула и медленно поднялся, кряхтя и растирая суставы. Стул судорожно сложился в несколько приемов и исчез в полу, словно его и не было. Мутный глаз окошка захлопнулся, прикрытый веком упавшей стальной перегородки. Раздался железный лязг и скрежет.

Смолин знал, что автоматический погрузчик ухватил контейнер и потащил к подъемнику. Там он воткнет тюремный картридж в свободную ячейку и отправит глубоко в подвал, где другой погрузчик примет его и водрузит в отведенное под него гнездо среди сотен или даже тысяч таких же контейнеров с томящимися в них безвестными узниками. На вид они ничем не отличались друг от друга, но возле лисицынского контейнера, помеченного невидимой без секретного допуска надписью "ZK-00129", денно и нощно дежурили присланные другглом Домбровской полицейские.

― Пора нам встретиться с этим Лю Куанем, ― сказал Смолин Анне.

* * *

Дверца-глаз захлопнулась и Егор вновь оказался в одиночестве. Он сел, прижался спиной к стене и уперся руками в пол, чтобы не упасть, когда погрузчики будут двигать его контейнер. Сначала процедура доставки вызывала у него морскую болезнь, но после пятого ― или шестого, он сбился со счета ― допроса он привык. Нужно было сесть пониже и как следует упереться, чтобы не упасть и не ударится об стену. Разработчики тюремного модуля тут явно недоработали, подумал Егор. А может, наоборот, так и было задумано, наряду с неудобным стулом и потолком, таким низким, что он постоянно вжимал голову в плечи. Еще несколько дней пребывания в железном ящике, и он разучится ходить прямо.

Когда прекратилась болтанка и скрежет манипуляторов стих, Егора окружила давящая тишина. Она сводила его с ума, заставляя чувствовать себя так, словно он очутился на глубоком морском дне, под толстым слоем непроницаемой воды, гасящим любые звуки с поверхности. Егор ни за что не признался бы следователю, что их встречи радуют его и он ждет их с нетерпением, как ждал когда-то свиданий с Ниной, ― однако это было правдой. Одиночество оказалось хуже любых допросов.

Разговоры со Смолиным отвлекали его от внутреннего безмолвия, установившегося после исчезновения наташиного голоса. Гробовая тишина в голове была хуже всего; хуже любой, самой изощренной пытки. Она растворяла личность Егора, лишая ее опоры и существования. В безмолвии не было ничего, даже его самого. Казалось, после отключения друггла он должен был обнаружить себя, целого и невредимого, пусть и сбитого с толку неожиданной изоляцией. Но внутри зияла пугающая пустота.

Чтобы заполнить ее, Егор начал разговаривать сам с собой, чего никогда в жизни не делал. Современная психология считает беседу с собой патологией. Внутренний диалог свидетельствует о разладе психической жизни индивида. В норме человек должен мысленно говорить с другглом, а не с самим собой. Неволя и блокировка чипа разрушали разум Егора, медленно, но верно погружая его в пучину безумия. Единственным плюсом блокировки оказалось прекращение пытки новостями. Но сейчас Егор был бы рад и им, и чему угодно ― лишь бы проклятая тишина рассеялась.

Он ждал допросов еще и потому, что не чувствовал за собой никакой вины. Он ничего не знал о покушении. Оно стало для него, как и для миллионов болельщиков, кошмарным сюрпризом. Каждый вызов к следователю воспринимался Егором очередным шагом к свободе. Он старался не суетиться и держался с достоинством, чтобы приводимые свидетельства выглядели не жалкими оправданиями, но вескими свидетельствами его полной невиновности. Казалось, еще один допрос ― и все выяснится, настоящие преступники будут пойманы и Егора с извинениями выпустят на волю. Пока этого не произошло, но он верил, что следующий допрос непременно станет последним. Его отчим Корвацкий, должно быть, суетится сейчас, задействовав все свои связи. Егор не сомневался, что особождение ― дело ближайших часов, максимум суток.

Следователь Смолин оказался человеком на удивление приятным. Первоначальный испуг от их встречи быстро прошел. Своей сдержанной вежливостью детектив выгодно отличался от жестоких дуболомов-полицейских, что однажды сломали Егору руку, заставив его на долгие годы бояться всего, связанного с полицией. Он вызывал у Егора странную, учитывая обстоятельства их знакомства, приязнь. Казалось, его действительно заботит судьба Егора и он искренне хочет ему помочь. Егор даже подумал, что напрасно бегал от него. Знай он заранее, что его арестует Смолин, он сдался бы сразу. И уже давно гулял бы на свободе.

Тусклый свет встроенной в потолок лампочки погас. Оказавшийся в полной тьме Егор почувствовал приступ сонливости. Смолин терзал его допросом несколько часов кряду, не давая пощады ни ему, ни себе. Егор не знал, который сейчас час и какой сегодня день. Тюремный компьютер, к которому был подключен его чип, блокировал эту информацию наряду с новостями.

Егор давно догадался, что местный компьютер навязывает ему режим дня. Когда открывалось специальное отверстие в стене и оттуда выползал стальной унитаз, Егору немедленно хотелось справить нужду. Два раза в день ― Егор не знал этого точно, но подозревал, что именно два раза в день ― из потолка в углу камеры выползал рожок душа, пару минут плюющийся едва теплой водой. По странном совпадению, как раз перед этим Егор начинал интенсивно потеть и чесаться.

Но главным доказательством внешнего управления его физиологией была еда. Он начинал испытывать голод примерно за полчаса до появления выдвижного столика с комплектом "самолетной" еды: полужидкой биопастой стандартного вкуса, одноразовым стаканом невкусной воды и искусственными сухариками неопределенно пластмассового запаха. Сначала голод был едва заметным, но к появлению подноса он усиливался до такой степени, что Егор мог съесть что угодно. Он жадно набрасывался на мерзкую казенную еду и уничтожал ее до последней крошки.

Вот и сейчас, он хочет спать, потому что из стены откинется узкая жесткая кровать с одноразовыми одеялом и подушкой. Егор услышал скрипение механизма и наощуп побрел на звук. Найдя кровать руками, он быстро скинул полосатую робу на пол и нырнул под колючее, бьющее током одеяло из искусственной бумаги. Простыня и одеяло были рулонами бесконечных лент, спрятанным снаружи, в стенке контейнера. Каждый раз они прокручивалась на метр с небольшим. Использованная часть уползала внутрь стены, а новая, чистая часть выползала наружу, покрывая кровать новым бельем взамен измятых за ночь кусков. Благодаря этому заключенный все время спал на чистом.

Когда лентопротяжный мотор загудел, натягивая одеяло, Егор начал уже привычную борьбу с тюремным компьютером. Тот, действуя через чип, тормозил кору головного мозга, чтобы заключенный уснул, а Егор насильно взбадривал себя, настойчиво думая о своей ситуации и перспективах.

Он не сомневался в благополучном исходе тюремной эпопеи. Рано или поздно его выпустят и этот эпизод станет очередным взносом в копилку жизненного опыта. Говорят, писатель должен пройти через все, чтобы писать о жизни со знанием дела. Возможно, к киберписателям это тоже относится, подумал Егор.

Сейчас его беспокоили не допросы и не заточение в железном ящике. Он был уверен: пройдет время, и он станет вспоминать об этом с юмором. Его тревожили темные пугающие мысли, поднявшиеся со дна души после разговора со священником. Бывшим, фальшивым, мертвым священником.

При мысли о том, что Авдеев ― он продолжал звать его старым именем, так и не привыкнув к новому ― убит, на глаза Егора навернулись слезы. Значит, команда убийц, о которой говорил священник, все-таки добралась до него. Следователь сказал, что Авдеева убили при ограблении его маленького домика. Егор увидел в его глазах, что тот сам не верит в ограбление. Что можно взять у священника адвайты? Холодильник, старую мебель, неумело заштопанные гавайские рубашки? У него даже рясы не было.

Егор тихо заплакал, глотая слезы и судорожно вздрагивая под одеялом. "Если в контейнере установлена камера ночного видения, ― подумал он, ― они видят сейчас мое лицо. Ну и пускай, мне наплевать". Он оплакивал не только священника, но и часть своей жизни, связанную с ним. Авдеев был этапом в его судьбе, долгим и приятным. Егор подумал о Нине, но без энтузиазма, чем немедленно воспользовался тюремный компьютер, нагнав на него волну сна. Он зевнул.

Его пробудила новая мысль, тревожная и беспокойная. Если убийцы пришли за Авдеевым, следующим в их списке наверняка значится он, Егор. Пытали ли священника, сказал ли он им о Егоре? Смолин не поделился подробностями, а расспрашивать Егор не решился. Он боялся, что следователь дернет за ниточку и распутает весь клубок, заставив его выложить все: о Хозяевах, заговоре Гулла против человечества и расе разумных роботов людям на смену. И о главном кошмаре ― что люди сами суть роботы, созданные Хозяевами для своих неведомых надобностей. Егор боялся представить, что подумает следователь, услышав такое. Вероятно, к обвинению добавится психиатрический диагноз, что может как облегчить его участь, так и напротив, ухудшить ее.

А если Смолин узнает о соционике ― вернее, о том, что Егор о ней знает? При аресте следователь предъявил целую кучу обвинений, включая установку в чип незаконных программ. За последние лет пять Егор устанавливал нелегальные программы дважды: программу определения социотипов и установленную Наташей утилиту для искажения координат его местонахождения. Какую из них имел в виду Смолин, вторую или обе? Он пока ни задал Егору ни одного вопроса о нелегальных программах. Похоже, они вообще не интересовали его, либо он приберег их на потом. Что, если он все же знает о программе определения социотипов? Она должна была надежно самоудалиться, но вдруг остались следы в настойках чипа...

Вопросы множились. Не читает ли тюремный компьютер его мысли, как делает это Наташа? Обмен с другглом ведется по зашифрованному протоколу, но вдруг в общественной безопасности научились взламывать его?

Сонм тревожных вопросов окончательно изгнал сонливость. Егор вертелся на узкой кровати, наматывая на себя бумажное одеяло, и мучительно вспоминал, где еще он мог проколоться. Мысли вертелись вокруг последнего разговора с Авдеевым, от Авдеева перескакивали к Нине, от нее ― к Наташе. В который уже раз за последние дни Егор спросил себя: как вышло, что он предпочел робота живому человеку? Если верить священнику, ― а он верил, ― Наташа была новой формой жизни. Искусственной жизни. Учитывая столь же искусственную природу человеческой расы, разницы, пожалуй нет.

Но ведь ее тело представляет собой явный обман, тонко сработанную имитацию человека. Неотличимые от человеческих запах, волоски на коже, блеск ее чудесных глаз и прерывистое дыхание сквозь мягкие влажные губы... Она так естественна, так натуральна! Мешало лишь знание того, каким путем эта естественность достигалась. На факультете робототехники Егор учился спустя рукава, но кое-что поневоле запомнил. Он все еще знал, какой разряд конденсаторных батарей происходит, когда она нежно гладит его по щеке, и какой момент развивают ее искусственные мышцы, когда она заваливает его на спину и садится сверху... В конце концов, механика человеческого организма обсчитана не хуже ― иначе не удалось бы создать столь совершенного подобия.

И все же основное отличие заключалось в ее личности, в источнике ее "самосознания". Егор поймал себя на том, что больше не считает самосознание гулловского робота ненастоящим. Так ли сильно отличается оно от человеческого? Что человек знает о своем разуме и его источнике? Если говорить о средней массе, то ровным счетом ничего. Лишь десятки избранных вроде Авдеева ― или, скорее, проклятых ― знают правду: что разум наш принадлежит не нам. Он лишь транслируется в приемник-мозг, в точности как личность друггла транслируется в тело гулловского робота через ворцелевский чип.

Люди и гулловские андроиды принципиально не отличны друг от друга, это чудовищный для человека факт. Разные модели и только! Но это одновременно и прекрасно, ведь он может любить Наташу без оглядки на ее искусственность. Они просто разные виды живых существ, только и всего. Рабовладелец влюбился в рабыню, принадлежащую к другой расе. Если верить интерактивному кино, в прошлом такое случалось нередко.

Но главным, что предопределило его чувства к Наташе, была их дуальность. Она ESTJ ― и это важнее того, робот она или нет. А Нина, будучи тождественным типом, не подходит ему, будь она хоть трижды человеком.

В очередной раз успокоив себя таким образом, Егор расслабился. В его сердце живет тревога, раз он продолжает думать об этом, и он отдает себе в этой тревоге отчет. Проклятые общественные предрассудки! Связь с гулловским андроидом все еще считается в России предосудительной. Егор знал, что мораль общества обязательно изменится, как это много раз бывало прежде. Когда-то в Америке осуждали за связь с негритянкой, а сейчас, в эпоху диктатуры толерантности, такие связи почти обязательны. В будущем и связь с роботом станет нормой, а не мезальянсом, как сейчас. Егор родился слишком рано. Он опередил свою эпоху и у него нет времени и терпения ждать. Он почти понимал мотивы отморозков, добровольно ложившихся в свои ледяные гробы. Они тоже хотели прокрутить жизнь вперед, чтобы увидеть лучшие, устраивающие их времена.

От Наташи мысли Егора снова перескочили к Хозяевам. Он почти примирился с фактом их существования. Но ему не давало покоя их отношение к людям. Действительно ли мы их рабы и безвольная собственность, или все-таки любимые дети? Страх Авдеева являл собою кричащий контраст тому, как тепло говорил о них Иван Дубина. Не просто тепло ― он говорил о них с любовью. Может ли быть так, что бывший боксер не понял их коварства, поскольку интеллектуально не развит и умом подобен ребенку? Его отношение к Хозяевам граничило с легкомыслием. Или он прав, и страх перед ними ― классическое "горе от ума"? Егор помнил волшебное чувство покоя и заботу, которой окружили его пушистые холмики из перьев в детском сне. Он не знал, кому верить в этом важном ― пожалуй, самом важном ― вопросе, и его это беспокоило.

Егор слышал, что в старых религиях, предшествующих адвайте, говорилось о "завете" между богом и людьми. Он не знал точно, что такое завет. Наверное, что-то вроде контракта? Как ему не хватало сейчас Наташи, она бы с легкостью ответила на любой вопрос! Вероятно, люди и Хозяева ― если считать их богами или совокупным богом ― имели своего рода договорные, предсказуемые отношения. Должно быть, эта идея успокаивала людей прошлого.

Егор яростно перевернулся на жесткой кровати и вновь подумал о Наташе. Как она сейчас в Дубне? Он обещал вернуться на днях и не сдержал слова. У нее есть доступ в Среду Гулл и телевизор в номере, так что она знает о его поимке. Если, конечно, об этом говорят в новостях. Егор переживал, но не за нее, а за то, что невольно обманул ее. Он не боялся за Наташу. За их долгую совместную жизнь он привык к тому, что она всегда мудрее, сильнее и разумнее его. Он был уверен, что с ней не случится ничего плохого. Лишь бы она не отправилась на его поиски и не наделала глупостей. Где он тогда будет искать ее, когда выйдет из тюрьмы? Ведь роботов воруют и угоняют. Она сильна физически, но наивна в отношениях с людьми. ESTJ порой напоминали ему детей, бесхитростных и простодушных, которых так просто обмануть...

Егор надеялся, что ей хватит здравого смысла не покидать гостиничный номер. Ведь ее разум имеет источником гулловскую пирамиду в Калифорнии, ― то есть, она чертовски умна по определению. В пределах своего социотипа, конечно. Тут еще важен фактор благожелательности Хозяев лично к ней и Егору. Захотят ли они помочь влюбленным, или им наплевать на их судьбы, и они заботятся лишь о сохранении нужного им количества поголовья?

Эти вопросы так сложны... Наверное, Авдеев был прав, говоря, что человеческий разум не предназначен для их понимания. Ума хватает только на то, чтобы кое-как управляться с телом, да и то не всегда, думал Егор, чувствуя противную резь в желудке. В тюрьме ему не давали пищевых таблеток, а без них переварить биопасту почти невозможно. Раз-другой еще пройдет, а потом начнутся проблемы: запоры, несварение желудка, метеоризм. Нужно будет попросить у Смолина таблетки...

Он зевнул. Сон неудержимо затягивал его. Усталость от многочасового допроса и неодолимое влияние тюремного компьютера сделали свое дело. Егор провалился в тревожный, полный кошмаров сон.

20.

Смолин смотрел на мелькающие в иллюминаторе московские каналы. Катер вез его в Фонд Российско-китайской дружбы, как официально именовался мрачный гидробетонный замок на Воробьевых горах. Детектив задумчиво смотрел сквозь мосты и похожие на вокзалы стеклянные вестибюли пирамид, сквозь толпы вечно суетящихся москвичей, поверивших, что атомная война с Китаем отложена и вернувшихся к привычному стилю жизни. Катер сбавил ход, объезжая полицейские лодки, блокировавшие демонстрацию на набережной. Десятки бедно одетых людей с печальными лицами в унисон телепатически выкрикивали единственный лозунг: "Мос-ква! Не-ре-зи-но-вая!". С суши их теснили закованные в пластиковые доспехи полицейские. "Протестуют против аквапленки", ― догадался Смолин, втянув носом воздух. Даже на дорогой яхте очищенный фильтрами воздух имел неистребимый запах резины.

Смолина трудности москвичей не заботили. Он с удивлением понял, что все время думает о девушке-инвалиде, что приходила к нему просить за Егора ― о дочери убитого священника Нине Тульчинской. Ее задумчиво-печальные глаза, полные слез, не шли у него из головы. Смолина поразило, что пережив гибель отца, она нашла в себе силы заниматься проблемами этого Лисицына. Кто он ей, что их связывало?

Нина и Егор показались Смолину похожими, словно брат и сестра. Он бесцеремонно распросил ее об отношениях с подозреваемым. Про себя детектив по-прежнему называл Лисицына "подозреваемым", хотя тот и не соглашался с таким определением, ― чтобы держать дистанцию и не вносить личный момент в расследование. Егор определенно вызывал у него симпатию, совершенно необъяснимую. В других обстоятельствах они могли бы даже стать друзьями. В другой жизни, не такой безумной, как эта.

Смолин вновь поймал себя на мысли об этой девушке, Нине. Она красива. На допросе, которому он ее подверг, она сообщила, что они с подозреваемым были друзьями и только. Анна сказала, что она не врет. Что значит "были друзьями"? Они поссорились? Смолина раздражало, что он не может перестать думать о ней. Да что, черт возьми, в ней такого? Он хотел обсудить ее с Аней, но та уклонилась от разговора. Анна была готова говорить о чем угодно, только не о Нине Тульчинской. "Нина, Нина. Нина", ― мысленно произнес Смолин и недовольно поморщился. Он не любил, когда что-то отвлекало его от дела. Особенно что-то, что он до конца не понимал.

― Утром приходили родители Лисицина: мать и отчим, ― сказала Анна.

― Когда? Почему ты мне не сказала?

― Ты спал после допроса. Не волнуйся, я их арестовала.

― Ты их... что? Зачем, черт возьми?! И как ты это сделала? ― изумленно спросил Смолин.

― Отдала приказ от твоего имени. По подозрению в пособничестве подозреваемому. Отчим работал в мэрии, у него остались связи. Он мог помешать тебе, как Икрамов. Когда все закончится, извинимся и отпустим.

― Умно, ― признал Смолин.

― Я друггл детектива, ― с гордостью сообщила Анна.

Смолин сдержанно улыбнулся.

― А извиняться перед ними кто будет, друггл детектива? Придется делать это лично, лицом к лицу.

― У меня нет тела. Значит, ты.

Детектив вздохнул и снова подумал о том, как повезло Лисицыну: его друггл воплощен в реальность. Сам Смолин при своих доходах частного детектива накопит на гулловского андроида лишь к старости.

Катер сбросил ход и медленно причалил к пристани резиденции Лю Куаня. Председатель Фонда Российско-китайской дружбы и по совместительству глава московской "Триады" уже ждал, Анна договорилась с его другглом заранее. Едва Смолин вошел в здание, как одетый в пижонский белый костюм щуплый старичок с бельмом на левом глазу бросился к нему с рукопожатиями, растянув рот в слащавой улыбке.

Анне он не понравился. "Скользкий тип", ― прошептала она с отвращением. Детектив тоже не испытывал к Лю Куаню теплых чувств, но не из-за внешнего вида, а после изучения его досье. Перед Смолиным стоял преступник, настоящее чудовище: вор, мошенник, убийца, сутенер, похититель людей и агент иностранного государства. Впрочем, следовало признать его незаурядность. Несмотря на годы преступлений, старик ни разу не был пойман с поличным и никогда не привлекался к ответственности, не считая единственного эпизода с неуплатой налогов.

Телохранители Лю Куаня, молодые накачанные китайцы, хотели обыскать Смолина, но отступили под гневно сверкнувшим взглядом старика.

Детектив осмотрелся. Холл Фонда дружбы был просторным помещением с полом из белого мрамора. Стены покрывали сотни виртуальных стереофотографий, являвших гостям доказательства успешной деятельности Фонда и его руководителя. От портретов старого китайца рябило в глазах. Вот он вместе с бывшим президентом Васильевым открывает детскую клинику по пересадке органов. Он же с Домбровской, возлагает плавающие венки к вечному фонтану в память о погибших в последней российско-китайской пограничной войне. Лю Куань трясет руку нового мэра Москвы. Лю Куань вручает виртуальные грамоты московским полицейским. Лю Куань председательствует на конгрессе китайских соотечественников. Лю Куань заседает в попечительском совете российского сегмента Среды Гулл. Лю Куань... Лю Куань... всюду Лю Куань. Старый китаец казался вездесущим.

Посреди холла возвышалась стойка рецепции, перед которой выстроились в шеренгу дюжина молодых китаянок в коротких синих платьицах, напоминавших униформу школьниц. Ослепительно прекрасные, словно фотомодели, они выглядели как элитные проститутки для обслуживания важных посетителей Фонда. Смолина не привлекал китайский тип красоты. Он равнодушно скользнул по ним взглядом и телепатически спросил:

― Мы можем поговорить наедине, господин Лю Куань?

Китаец потер руки и радостно заулыбался, будто встретил лучшего друга после многолетней разлуки. Любезно взяв гостя под локоть, он повел его за стойку к лифтам. Они опустились на несколько этажей вниз. После долгого блуждания по извилистым коридорам, изрядно утомившим Смолина, уставшего подлаживаться под семенящую походку старика, они оказались в тамбуре перед роскошными резными дверьми. У дверей скучали двое вооруженных автоматчиков. Увидев Лю Куаня и Смолина, оба вскочили со стульев и неуклюже попытались спрятать автоматы за спины. Старик зашипел на них по-китайски. Охранники бросились к дверям и с усилием распахнули тяжелые створки. Лю Куань вошел внутрь и жестом пригласил Смолина следовать за ним.

Смолин оказался в сумрачном колонном зале с низким потолком. Зал украшал журчащий бассейн с рыбами, испуганно засновавшими при появлении людей. Свет был приглушен, стены за колоннами терялись в темноте. Смолину показалось, что они отделаны чем-то вроде объемных фресок или резьбы, изображающей древние битвы из китайской истории.

В дальнем конце зала стояли монументальный письменный стол и низкое кресло перед ним. Лю Куань предложил гостю занять стол, а сам хотел скромно разместиться в кресле. Смолин отказался и уселся в кресло сам. Нарочитая вежливость старика начала утомлять его. Детектив нередко ошибался насчет истинных мотивов людей, с которыми имел дело, но даже ему предупредительность китайца показались насквозь фальшивой. Он еще не начал беседу, а уже чувствовал растущее раздражение.

Смолин ни на секунду не забывал, что, несмотря на демонстрируемый ему образ божьего одуванчика, старик чрезвычайно опасен. Если детектив наживет в его лице врага, о спокойной жизни можно будет забыть навсегда. Согласно полицейскому досье, главарь московской "Триады" славился рассчетливой мстительностью. Он мог выжидать годами, пока осторожность жертвы не притупится, чтобы внезапно ― почти всегда чужими руками ― нанести смертельный удар.

― Рад, очень рад вашему визиту, господин следователь! ― телепатически повторял Лю Куань, потирая худые руки. ― Чем обязан такой чести?

― Я расследую покушение на председателя Китайской республики. В связи с этим у меня к вам есть несколько вопросов.

Китаец одобрительно закивал.

― Это ужасно ― то, что случилось с дорогим товарищем председателем. Мы все ужасно скорбим. Но чем я могу вам помочь?

― Расскажите о ваших делах с директором "Уральских роботов" Леонидом Глостиным, ― попросил Смолин, глядя в упор в живой глаз собеседника.

Седые лохматые брови старика удивленно поднялись.

― Я не знаком с этим господином. Я знаю многих в этом городе, как вы имели возможность убедиться в холле. Но именно с директором "Уральских роботов" ― увы, не знаком.

― Подумайте хорошенько, ― сказал Смолин.

Ему было противно начинать разговор с по-детски прямолинейной лжи. За кого держит его этот старый бандит? Анна сбросила другглу китайца первую навскидку найденную в Среде Гулл виртуальную копию холла трехмесячной давности. На первый взгляд, помещение ничуть не изменилось. Лишь очень внимательный человек мог заметить, что одна из сотен картинок на стене не совпадала. На ней Лю Куань с чиновниками из московской мэрии закладывал парк искусственных деревьев. Неделю назад на том же месте висело другое изображение: сияющие улыбками Глостин и Лю Куань обнимали стоящего между ними Ивана Дубину с чемпионским поясом в руках.