Сатана-18

Глава четырнадцатая

Прошло две недели, но ужасающая троица Аль-Каиды так и не появилась. Жизнь Михаила стала упорядоченной и простой, как будто у него никогда не было никакого секретного задания. Черные воды рутины затянули его. Он слонялся по дому; он ходил на охоту; он пировал с друзьями; он помогал Глаше выполнять ее домашнюю работу. Он бездействовал, ежесекундно ожидая вызова из Москвы и был начеку. Больше всего нарушал его душевное спокойствие тот факт, что генерал Костылев на телефон не отвечал, несмотря на срочные звонки Михаила в его кабинет. ФСБ безмолвствовало, словно не замечая своего надежного, лояльного офицера, успешно выполнившего трудное задание. Кроме того, перестали поступать ежемесячные выплаты от его московских руководителей. Но в данный момент деньги не были проблемой, несмотря на то, что банковский депозит в пять миллионов долларов, который он сделал в отделении Ситибанка в Карачи, был ему недоступен. В кармане у него лежали несколько тысяч долларов, подаренных ему ЦРУ в качестве бонуса за участие в операции. Бонус медленно, но верно испарялся. Ему необходимо было получать регулярную зарплату в рублях, а также инструкции от Костылева. Но во всем остальном жизнь его текла как обычно, ни в чем не меняясь — неизменная, скучная и однообразная.

Михаил осматривал свой мотоцикл Урал, стоявший в гараже во дворе его дома. Гидравлические тормоза транспортного средства требовали некоторого обслуживания и настройки. Чтобы освободить руки, он повесил на гвоздь свое пальто и сумку с инструментами и занялся кропотливой работой. Через распахнутую дверь сарая ему была видна выкрашенная в коричневый цвет задняя стена их двухэтажного дома, черная толевая крыша с печной трубой, его дочь Катя, радостно раскачивающаяся на качелях среди визжащей детворы, и могучая береза посередине двора. С гаечным ключом и плоскогубцами в руках он сидел на корточках перед задним колесом мотоцикла и отвинчивал болт, когда его уши уловили звуки иностранной речи. Гортанный, сбивчивый чужеземный говор, от которого мурашки бежали по спине, прорезался сквозь радостный гомон детей. Михаил вздогнул и повернулся. Трое юрких приземистых мужчин с гладко выбритыми лицами и идеально уложенными черными волосами поднимались по лестнице, ведущей в его квартиру. Последний не поспевал за ними. Складывалось впечатление, что бедняга был покалечен. Он хромал, волочил за собой ногу, а голова его, обмотанная изоляционной лентой, была наклонена набок. Губы чудака напевали какую-то заунывную восточную мелодию, а руки, как плети, покачивались по бокам. «Вот они!» мелькнуло в голове Михаила и он поспешил навстречу новому испытанию. Посетителей удалoсь перехватить у входной двери, когда они собирались нажать кнопку звонка. Незнакомцы обернулись, услышав стук его шагов. Один из них, что повыше и поначальственнее, изрек, «Привет, Михаил. Ты меня не узнаешь?» Вперившись горящими бесовскими глазами в непонимающее лицо хозяина, он ухмыльнулся до ушей. «Я Танвил, старший брат Яссима», сказал он с достоинством. «Я сразу узнал тебя. У меня есть твоя фотография.» Он вытянул руку для рукопожатия. «Очень рад с вами познакомиться», Михаил пожимал каждому руку и запоминал их лица. «Пожалуйста, входите.» Он вежливо постучал в косяк, чтобы предупредить жену и отворил дверь. Компания вошла в среду обитания семьи Беловых. Глаша, одетая по — домашнему, безмятежно развалилась на диване и листала журнал. Завидев зловещих гостей, она коротко вскрикнула, прижала руку ко рту, поспешно вскочила и, что было сил, помчалась на кухню. Полы ее розового халата развевались, обнажая молочно-белые бедра. Посетители услышали хлопок закрывающейся двери. «Моя жена любит готовить», с иронией объяснил Михаил. «Кухня — ее творческая мастерская». Он пригласил гостей занять места. Компания расселась на стульях вокруг пустого, покрытого клеенкой обеденного стола. Скрестив руки на груди, они возможно ожидали теплого приема и гостеприимства. Однако, хозяйка так не считала. Через тонкую дверь доносился шум льющейся из-под крана воды, громкое позвякивание тарелок и чашек и время от времени прерывистый звон разбитого стекла. Каждый дребезг заставлял визитеров подпрыгивать на стульях. Взбешенная Глаша мыла посуду. «Вряд ли я смогу вам, братья, сегодня предоставить горячий обед,» философски заметил Михаил. «Сотрудники кухни бастуют». Он захихикал. «Хотите водки? Давайте вмажем чуток за дружбу, за знакомство, за успех!» В поисках спиртного он открыл дверцу буфета, в котором находился набор сверкающих тарелок, выдвинул тяжелый ящик, набитый вилками, ложками и столовыми ножами и, наконец, обнаружил пропажу в книжном шкафу, спрятанную позади томов В. И. Ленина. Удивленный выходкой Глаши, Михаил с невозмутимым видом поставил поллитровку на стол и разлил алкоголь в четыре маленьких стаканчика. Почуяв запретный запах, сморщил нос оскорбленный Танвил. «За кого ты нас принимаешь? Мы не употребляем спиртное». «Мне очень жаль», Михаил покачал головой. «Это все мои развлечения». «Я хочу попробовать!» Наваф внезапно загудел по-арабски. «Я хочу сравнить водку со скотчем». «Вы только взгляните на него!» всплеснул руками Танвил. «Неудивительно, что жена тебя бросила.» Возмущенный начальник экспедиции вскочил, повернулся к Навафу и застыл, уперев руки в бедра, чем-то напоминая букву Ф. На нахмуренное лицо Танвила набежала мрачная тень. Глаза засверкали. Сомнения в нравственном облике боевого товарища охватили его. Он покачал головой и развел руками. «Не совсем верно», оправдывался неунывающий Наваф. «Она так и не стала моей женой. Она была просто невестой». Он утер лицо рукавом и выпучил глаза, между тем его блуждающий взoр не остановился на стеклянной кухонной двери. Тень Глаши время от времени перемещалась по тонкой занавеске. «Вах, вах,» восхищенно прошептал он и вернулся к своим воспоминаниям. «Шэрон во всем виновата. Она научила меня употреблять эль и виски». Он попытался изобразить искреннюю улыбку. «Я делал все, чтобы поладить с ней, но она все время дулась на меня и требовала денег. Жизнь в Ирландии была трудной и дорогой, и я сбежал». Умолкнув, он обхватил лицо ладонями и начал раскачиваться на стуле. Проклятия и хула стали срываться с его уст. Озадаченный Танвил извинился перед хозяином и, сжав кулаки, смерил пылающим взглядом боевика с головы до ног, требуя прекратить. Назревал конфликт с мордобоем. Громкое «Хм-Хм» привлекло всеобщее внимание. «Все происходит к лучшему». В попытке замять ссору и отвлечь внимание, Михаил встал и потянулся. «Давайте выпьем за этот замечательный факт. Ваш друг — безнадежный романтик. Это прекрасно. Возможно, ему повезет в Ужуре. У нас в Сибири большое женское население и небольшой процент разводов. Этот пылкий, обаятельный гость без сомнения будет востребован местными красавицами. Уверяю, что наши изысканные дамы захотят познакомиться с этой заграничной штучкой. Гарантирую, что Наваф найдет горячий отклик в их сердцах.» Он насмешливо махнул головой и поднял кулак, сжимавший стопку. «Рюмка для водки!» провозгласил он. «Кружка для пива и веселая компания для стола!» Преувеличенно подмигнув, Михаил задрал голову, осушил стаканчик, грохнул им по столу и плюхнулся обратно на стул. Гости подозрительно следили за его движениями. К водке никто не притронулся. Последовала неловкая пауза, во время которой Наваф робко наклонился вперед и понюхал густую беcцветную жидкость в стаканчике перед собой. «Я предпочитаю виски,» после некоторого размышления заключил он и скорчил кислое лицо. Танвил одобрительно посмотрел на него и слегка кивнул головой. «Лучше не может быть!» радостно подтвердил Михаил. «Водка нужна только русским! Мы не хотим, чтобы наша беленькая нравилась чужеземцам, иначе нам, русским, ничего не останется! Чем бы мы развлекались в свободное время?! Обычное вино для нас прокислый кишкомой, а пиво — горьковатая бурда! Животы от того пойла пухнут и в туалет тянет; и больше ничего!» Вряд ли кто-нибудь, кроме Танвила, понимал зажигательные речи хозяина. Посетители уставились выпученными глазами на пустой стол, на котором красовалась бутылка водки и несколько наполненных до краев стеклянных емкостей. В комнате не было слышно никаких других звуков, кроме сопения боевиков и мягкого журчания воды, доносившегося из кухни. Глаша притихла. Повидимости душевное равновесие вернулось к ней. «У нас есть к тебе важное деловое предложение», заговорщически прошептал Танвил. «Слушаю,» Михаил состроил конспираторскую физиономию. «Я весь внимание». Танвил весь преобразился: его бледное лицо охватил лихорадочный румянец, глаза засверкали каким-то внутренним огнем. «Ты был удостоен чести встретиться с шейхом; ты добыл для нас боеголовку; мы доверяем тебе.» Его лицо медленно приблизилось к лицу Михаила, пока их носы почти не соприкоснулись. «Я скажу тебе прямо,» прерывающимся голосом воскликнул приезжий. «У вас на базе ржавеет столько ядерного оружия, что никто не заметит, если исчезнет еще одно». Михаил слушал внимательно, сохраняя невозмутимое выражение лица. «Мы дадим тебе два миллиона долларов вперед и десять миллионов после, если ты поможешь нам запустить хотя бы одну ракету», шепелявил Танвил. Из его рта брызгала слюна. «Только одну. Какая безделица. Никто не заметит.» Михаил икнул, затем, чтобы успокоить нервы, быстро выдохнул. «Куда вы хотите ее запустить?» хладнокровно спросил он и посмотрел в потолок. Танвил осекся. Он не решался сказать. Правда была слишком ужасна. Подумав и собрав все свое мужество, он проглотил мучительные колебания. «Это просто», отогнав последние сомнения, авантюрист энергично тряхнул головой. «Ракеты уже нацелены. Ничего не нужно менять. Запусти ее туда, куда ей положено лететь». Михаил смотрел на него с недоумением, сжимая кулаки и пытаясь удержаться от ярости. «Слушай. Это просто,» убеждал его Танвил. «Наваф и Маджед — учёные-ракетчики. Они модернизируют системы. У них есть запчасти. Им нужно лишь немного помощи от тебя. Отведи их в бункер и помоги с ремонтом.» Наваф и Маджед, сидевшие рядом, дружно кивнули. Их возбужденные лица блестели от пота. Михаил перевел взгляд на Танвила. «Ракеты нацелены на континентальные Соединенные Штаты Америки», весомо заявил Михаил. «Запуск даже одной ракеты начнет ядерную войну.» «Почему это плохо?» Танвил хлопнул в ладоши. «Ты должен радоваться! Военные офицеры снова понадобятся. Ваше правительство в мгновение ока объявит массовый набор новых сотрудников». Михаил пытался скрыть свое негодование. Он опустил голову. Руки его, лежавшие на столе, слегка дрожали. Он был внешне спокоен, только один раз в его глазах мелькнула ярость. «Генерал Костылев должен получить информацию о них немедленно,» пообещал он себе. «Но я не знаю никого, кому можно было бы сообщить об этих парнях… если только…» Он поднял голову. «Это может быть сделано,» обратился он к Танвилу. Лицо его стало задумчивым и спокойным. «Депозит должен быть в купюрах крупного номинала». «Мы доставим валюту завтра,» удовлетворенно заявил Танвил. «Слишком рано,» Михаил покачал головой. «Все пока условно. Мне нужно пару дней, чтобы обдумать ваше предложение. Мне необходимо посетить базу и выбрать ракету в наилучшем состоянии. Также мне нужно проверить терминал оборудования. Работы много». «Не ходи туда один,» умоляюще сложил руки Танвил. «Это опасно. Возьми нас с собой. Мы компетентные, знающие специалисты, всегда готовые помочь». Oн чарующе улыбнулся. «В этом нет необходимости», сурово ответил Михаил. «Посетители могут привлечь внимание». Он взглянул в окно. Свинцовые тучи затянули небо, предвещая сильнейший ливень. Сквозь разрывы в тяжелой дождевой облачности просачивался желтоватый, безрадостный свет. Он брезжил на убогий деревянный город, безлюдные, чрезмерно широкие улицы и, подступивший к околицам, густой хвойный лес. «Дети во дворе промокнут. Надо сказать Глаше», уныло подумал заботливый отец. Подобно темным облакам, нависшим над головой, на сердце Михаила опустилась депрессия. Незваные гости не радовали его. «Где вы остановились?» из вежливости тихо спросил он. «Мы снимаем небольшой дом», словоохотливо ответил Танвил. «Приходи к нам в любое время. Станем счастливы. Ты увидишь, какими серьезными ресурсами мы обладаем». Он назвал адрес жилища, которое находилось на окраине города. «Хорошо,» Михаил обеспокоенно взглянул на собеседника. «И вы тоже заглядывайте к нам. Всегда будем вам рады.» Танвил поблагодарил, раскланялся и посетители ушли.

Как только дверь за последним боевиком закрылась, Глаша выбежала из кухни с широко раскрытым глазами. Она слышала и уразумела каждое слово, что было видно по ее побледневшему, искаженному лицу. «Они хотят начать войну», с ужасом прошептала она. Ее халат и шея намокли, а порезанные руки кровоточили. Кухонным полотенцем она смахнула со своего лица капли воды. «Не волнуйся, дорогая. Мы остановим их прежде, чем они успеют пальцами шевельнуть», обнадежил ее Михаил. «Я позвоню генералу Костылеву. Теперь я знаю, чего они добиваются». «Да, позвони ему прямо сейчас. Таких людей следует поместить в психиатрическую лечебницу». Она удалилась в ванную, где держала медицинскую аптечку. Обработав свои порезы, Глаша вернулась с небольшой полупрозрачной пластиковой коробочкой в руках. «У меня к тебе вопрос, который я давно хотела задать. Я нашла это устройство в твоем чемодане. Я прочитала приложенную инструкцию и знаю как с ним обращаться.» Сжав коробочку пальцами, Глаша сняла с нее верхнюю крышку. «Ты получил этот аппарат от американцев?» «Да.» «Тебе пришло сообщение.» Глаша смущенно улыбнулась, указывая на непрерывно и равномерно мигающий красный огонек. «Этот индикатор светится с тех пор, как ты вернулся домой две недели назад. Ты собираешься отвечать?» Она передала коробочку мужу. Toт достал радио, развернул наушники, присоединил их и включил гаджет. Он сосредоточенно внимал, ловя каждое слово, лицо его было угрюмым и отстраненным. Закончив прослушивание, он ударил кулаком по столу. «Они все лгут, эти американские капиталисты!» крикнул Михаил, снимая наушники. «О чем там говорят?» с опаской Глаша покосилась на заокеанский аппарат. Михаил нервно хихикнул, смахнул капельки пота со лба и дернулся как взнузданный конь. «Они утверждают, что генерал Костылев арестован по обвинению в шпионаже в пользу иностранной державы. Они советуют мне бежать. Они сказали, что все подчиненные генерала уже арестованы и находятся под следствием. Они говорят, что если я найду способ выбраться из России, они предоставят мне и моей семье политическое убежище в США». Потемневшие, разочарованные глаза Михаила не смотрели на жену. Помолчав и собравшись с мыслями, он тихо, заметно волнуясь, почти шепотом заговорил. Покрасневшее лицо его приняло обиженное выражение и как-то беспомощно вздрагивало. «Теперь я понимаю, почему Костылев не отвечает на мои телефонные звонки», Михаил нервно сцепил кисти рук. «Я думал, что наше правительство вознаградит меня за исключительную службу. Похоже, это не так. Однако я докажу родине, что всегда предан и верен заветам Ильича! Я докажу свою невиновность! Пусть убедятся! Я никуда не собираюсь бежать!» вызывающе заявил он. Подняв голову, Михаил перешел почти на крик. Его яркий, нетерпеливый взгляд пугал и испепелял. «Мне нечего скрывать! Я невиновен!» Он грохнул кулаком по столу. Глаша смотрела на него, как на заблудшего ребенка. В ее глазах вспыхнул страх. Ноги бедняжки подкосились и она опустилась на диван. Там она застыла, как ледяное изваяние; руки безвольно сложены на коленях; глаза опущены, губы сжаты. Но ненадолго. Возражения появились в ее облике, с каждой минутой проступая сильнее. Она повела плечами и заговорила. «Разве ты не знаешь, что на самом деле в нашей стране ничего не меняется?» безрадостно утверждала она. «Вот вкратце история СССР: Сначала был царизм, потом социализм, а теперь не поймешь что; и приличного названия тому безобразию нет. Правительства приходят и уходят, но жизнь простых людей остается бедной и несчастливой. И было так и будет испокон веков. Наше государство — это изгой, переживший почти на сто лет другого изгоя, своего фашистского союзника и собрата, гитлеровскую Германию. Десталинизация в стране никогда не произошла, потому что оболваненный, запуганный народ наш ничего не требовал. Маленькие люди всегда остаются обездоленными и обманутыми; маленькие люди несут ответственность за грехи больших людей; маленькие люди за свою работу получают нагоняи и подзатыльники, а не вознаграждения и премии… Нам надо бежать, Миша,» сказала она умоляющим голосом и положила руку ему на шею. «Почему мы должны бежать? Я не предатель! Я докажу, что это не так!» Михаил нахмурился. Он разогнулся, бросил гневный взгляд на жену и громко топнул ногой. «Я патриот, люблю свое отечество и заслуживаю полного доверия! Достаточно глупых обвинений!» На лице Михаила появились досада и раздражение. «Больше ничего не хочу слышать!» нетерпеливым жестом он отмахнулся от Глаши. Капли дождя застучали по окну, делая стекло мутным и волнистым. По его поверхности стекали тысячи бесконечных водяных струек. Их частый дробот навевал дремоту. Глаша включила люстру. Шесть электрических свечей наполнили комнату мягким, приятным светом. Тряпкой, смоченной хлоркой, она протерла стулья там, где всего несколько часов назад сидели незваные гости, и постелила новую скатерть. Все шло как обычно. Пустые страхи были забыты. Михаилу стало хорошо и весело. Он готовил на кухне говядину; напевая, прищелкивая пальцами и постукивая каблуками. Кастрюли, кипящие на плите, и духовка, где доходила утка в яблочной глазури, требовали неустанного внимания. Михаил удовлетворенно улыбнулся. Все будет хорошо. Не стоит волноваться по пустякам. Между тем, в главной комнате Глаша выложила на стол свежеиспеченный пирог с капустой и поставила заварочный чайник с фарфоровыми чашками. Их дочь вернулась с детской площадки. Катя лукаво улыбалась и была полна радостных веселых проказ. Мама переодела ее в сухие штаны и рубашку и вся семья собралась за столом ужинать. На лице Глаши проступила едва уловимая эмоция счастья.

Михаила арестовали на следующий день в той же комнате. Его вытащили из дома и поместили в бывшую тюрьму КГБ в центре Ужура. Семье Беловых казалось, что пришел конец всему и они сломлены навсегда. Новость быстро распространилась по городу. Друзья, родственники и соседи толпились в маленькой квартирке Беловых, вспоминая, каким хорошим был Михаил, каким был чутким, заботливым и полезным, и как всегда всем помогал. Говорили так, словно Михаил навсегда ушел и никогда не вернется. С Глашей обращались как сo вдовой, а о ее муже вспоминали, как будто он уже умер. Эти люди были сибиряками, знакомыми с системой концлагерей, которые знали, что попав туда, обратно дороги нет. «Перестань плакать, не то выплачешь все глаза», уговаривала ее мать. «Теперь тебе придется растить дочь одной. Он был хорошим мужем и за эти десять лет любви, которые он тебе дал, тебе надо быть благодарной». Она положила руку на плечо Глаши. «Ты больше никогда его не увидишь.» «Неправда,» возразила мать Михаила, крупная, статная, с резкими чертами лица старуха в черном платке. «Я знаю своего сына. Он сделает невозможное возможным. Он вернется к тебе, Глаша!»