Глава пятнадцатая

Ветер, несущий песок и горькие обещания семейного счастья, хлестал Михаилу в лицо. Он был в бегах. Синяя Волга неслась по улицам на бешеной скорости. В открытом окне ревел разорванный в клочки воздух. Выпучив глаза, гневными взглядами ошарашенные пешеходы провожали мчащийся автомобиль. Pуки водителя сжимали баранку; сердце металось, как птица в клетке; хриплое дыханье вырывалось из раздувшихся ноздрей. Открытый наручник болтался на его левом запястье, правое запястье — свободное- кровоточило. Костяшки его пальцев саднили от ударов, которые он нанес офицеру ФСБ, чье израненное тело в зеленой форме, валялось на заднем сиденье седана. На каждом ухабе голова чекиста подпрыгивала вверх и вниз, изо рта вытекал ручеек крови, конечности жертвы вытянулись, как окаменевшие. По всей видимости, тот был мертв.

Восемнадцать часов назад Глаша открыла дверь двум сотрудникам ФСБ в штатском. Вошедшие бесцеремонно оттолкнули ее, предъявили документы и схватили Михаила. Боль, тоска и мучение в глазах его жены и дочери были безмерными. Они беспомощно взирали, как на их любимого надели наручники. «Возвращайся скорее, папочка!» плакала Катя, пытаясь отдать ему свою любимую куклу. «Не положено!» рявкнул мордастый, похожий на пуделя, агент. Он шлепнул девочку по руке. Катя отчаянно закричала, когда увидела, что ее отца уводят. Глаша сумела скрыть слезы, но ее напряженное лицо преобразила гримаса ужаса. С заломленными за спину руками, Михаила вывели и посадили в черный закрытый фургон. Вскоре пришли еще двое сотрудников, чтобы провести обыск в квартире Беловых. В местном отделении ФСБ Михаилу сообщили, что он расхищал государственное имущество, шесть лет шпионил в пользу Америки и на следующий день будет отправлен в Москву для тщательного расследования его преступной деятельности и очной ставки с предателем Костылевым. Он провел бессонную ночь в одиночной камере, скорбя о семье и своей несчастной судьбе, а утром его отправили в аэропорт. На него опять надели наручники, на ноги добавили кандалы и погрузили в кузов седана без опознавательных знаков. «Шевелись, урод, шевелись!» Высокий курносый агент пнул Михаила под зад. Михаил зашатался, потерял равновесие и болезненно упал на назад, на свои скованные за спиной запястья. Он превратился в предмет, который надо транспортировать, сторожить и подсчитывать. Его тюремщики привыкли обрабатывать тысячи таких, как он, никогда не отступая от собственных правил обращения с арестованными. Органы накопили огромный опыт в укрощении человеческих характеров. Сегодня утром, убедившись, что Михаил покорен и пуглив, его оставили наедине с малочисленным эскортом — единственным водителем. Со своего места на заднем сиденье разгневанный взгляд Михаила не отрывался от затылка сопровождающего агента. Человек, сидевший за рулем, маячил прямо перед ним, затмевая солнце, которое светило в глаза. Светлые неопрятные кудри на бычьей шее чекиста давно требовали стрижки. Засаленный воротник военной куртки был обсыпан перхотью. Запах одеколона лез в ноздри и заставлял окружающих чихать. Руки Михаила, скрученные за спиной, вызывали ноющую пульсацию в суставах и во всем теле. Он игнорировал неудобство; ведь у него была ответственная задача! Пальцы Михаила разогнули скрепку, которую он держал в правой руке с самого момента ареста. Тонкий кусочек проволоки, который в момент прощания Глаша незаметно вложила ему в ладонь, был его единственным шансом обрести свободу. Он не мог позволить себе потерять его. От его мастерства зависела судьба его семьи. Михаил сделал короткий Г-образный изгиб на кончике проволоки и под неудобным углом изловчился вставить полученную «отмычку» в замочную скважину. Дюжину раз он крутил свой инструмент, пытаясь выровнять штифты в запирающем механизме. Внезапно пружина щелкнула и его левая рука освободилась! В этот момент его онемевшие и воспаленные пальцы уронили «отмычку». Михаил взглянул в зеркало заднего вида. Обошлось! Все в порядке! Взгляд водителя по-прежнему прикован к дороге. Тот был занят обгоном двух пассажирских автобусов, окутанных клубами выхлопных газов. Ему ни до чего не было дела. Он старательно рулил и утирал стекавший со лба пот. «Пора действовать,» решил Михаил. Он оперся на правый локоть и его голова исчезла из поля зрения сопровождающего. В любой момент ожидая услышать властный oкрик, Михаил левой рукой нащупывал на коврике внизу потерянный инструмент. Удача! Он выпрямился на сиденье и несколько секунд, зажмурив глаза, отдыхал. Затем он опять взглянул в окно и заметил, что они давно выехали из города и приближались к аэропорту. Машина катилась по пустынному участку шоссе, по обе стороны которого мелькали сосны и ели. Время истекало. Михаил знал, что по прибытии в аэропорт его запрут в камере предварительного заключения и оставят там ожидать самолета на Москву. Он обязан продолжить свои усилия! Побагровев от натуги, Михаил подтянул к себе ноги и с третьей попытки разблокировал кандалы. С трудом он подавил невольный вздох облегчения. Сейчас или никогда! Одним быстрым движением Михаил атаковал водителя; правой рукой схватив того за подбородок, а левой за затылок. Он крутанул резко и сильно, свернув врагу шею. Михаил слышал хруст ломающихся позвонков, короткий стон, затем тело чекиста дернулось и обмякло. Руки противника все еще лежали на руле, но теперь перегнувшись вперед, Михаил управлял Волгой сзади. Он повернул ключ зажигания, заглушил двигатель и плавно вывел автомобиль на обочину. Через минуту Михаил окончательно завладел Волгой. Он запихал раненого агента на заднее сиденье и повернул седан обратно в город. Он знал, что у него есть около часа до того, как его отсутствие — а именно, пропажа «груза ФСБ» — будет замечена. Только оказавшись в центре Ужура, Михаил замедлил гонку. Тихо и чинно он припарковал Волгу в пустом дворе своего дома, на том же месте, где агенты взяли его двадцать два часа назад. Был ранний полдень буднего дня и несколько бабушек, разместившихся на скамейках, заметили его появление. Они равнодушно помахали руками и вернулись к вязанию и бесконечной болтовне. Солнце светило тепло и ярко и берёза, 50- метровая неизменная доминанта, раскинула свои могучие ветви, нежась в его ласковых золотых лучах. Высоко наверху шумела листва и беззаботно щебетали птички. На траве вокруг толстого корявого ствола, между узловатых переплетенных корней валялись разбросанные детские игрушки. Михаил поднялся на крыльцо. Эхо его быстрых шагов еще разносилoсь по коридору, когда он звонил в дверь. К его ужасу ответа не было. Он слегка склонил голову набок, прислушиваясь к звукам в квартире. Изнутри не доносилось ни шороха. Сердце его бешено колотилось и едва не выпрыгивало из груди. Он немного потоптался и почесал лоб. На нем топорщилась все та же мятая одежда, в которой его вчера арестовали, но его карманы были пусты. Их содержимое вместе с ключами от квартиры лежало в сейфе ФСБ.

«Дома ли они?» c тревогой подумал Михаил. Положение было отчаянным. Драгоценные минуты свободы безвозвратно истекали, неизвестно где облава сейчас происходила в городе, но за дверью его квартиры не ощущалось никаких признаков жизни; там царила мертвая тишина. Опустив голову, он еще раз постучал костяшкой пальца в дверь и коротко молвил, «Глаша, это я». Дверь распахнулась и там стояла Глаша; бледная и осунувшаяся. Она смотрела на него с удивлением. Ее прекрасные глаза, полные слез, вмиг посветлели и вспыхнули ярким огнем. Они обнялись. «Я слышала, как приехала машина, но подумала, что это снова ФСБ», радостно ворковала она. «Как быстро тебя отпустили! Нам нужно праздновать!» «Я сбежал,» поспешно сказал Михаил. «Меня собирались отвезти в Москву. Должно быть, они ищут меня сейчас или очень скоро начнут искать. Вся государственная система ловит меня. Нельзя терять ни минуты! Возьми чемодан, брось туда соль, сахар, таблетки для очистки воды, спички…»опомнившись, он остановился. «Где Катя?» «На дне рождения в соседней квартире…» «У нас есть пять минут, чтобы подготовиться и уйти!» Михаил почти кричал. «Быстрее!» «Куда мы направляемся?» «Известно куда. В тайгу», грустно ответил Михаил. «Прибежище всех беглецов и отверженных. Нам нельзя терять ни минуты. Пожалуйста, поторопитесь.» Не дожидаясь ответа, Михаил начал собирать охотничьи принадлежности и амуницию. Глаша поспешила к соседям. После недолгого размышления Михаил преодолел искушение использовать для продолжения своего побега более крупное транспортное средство, на котором он прибыл сюда. Он рассуждал, что свою синюю Волгу ФСБ быстро отследит, найдет и схватит его. Поэтому он решил погрузить свои вещи и другое имущество в мотоцикл Урал с коляской, игнорируя чекистский седан, запаркованный у крыльца. Через несколько минут во двор вышли Глаша с Катей в теплом непромокаемом пальто. Девочка закричала от радости, увидев отца, копошившегося в сарае. «Папочка, я всегда знала, что ты вернешься!» Она обняла его своими маленькими ручонками. Михаил усадил дочь на колени Глаше и они осторожно отъехали.

В этот час улицы были свободны от пробок и горожане не нашли ничего примечательного, заметив семью из трех человек на перегруженном мотоцикле, ощетинившемся удочками и свертками. Через полчаса путешественники покинули город и оказались на проселочной дороге, вьющейся через широкое картофельное поле. Васильки, ромашки и густая трава росли по обочинам. Впереди показалась сумрачная чаща, казалось бы стеной преграждавшая им путь, однако при приближении, заросли начали раздвигаться и открылся проход. Дорога стала извилистой и ухабистой, и заваленной кучами шишек и сосновых иголок. Лучи солнечного света едва проникали сквозь кроны вековых сосен, тянущихся к небу прямо и торжественно, как колонны собора. По мере того, как беглецы продолжали продвигаться вперед, лицо Михаила становилось пунцовым от напряжения, а глаза заслезились от пристального внимания. Он искал доступ к реке. В конце концов ему удалось приметить небольшое поредение в массе кустов, корней и спутанных веток. Свернув туда, он погнал свою машину напролом через дебри.

Тропа уводила их глубже в лес. Здесь была сырая тьма, бурелом и падаль. Густая листва не позволяла свету достигать земли и лесная подстилка представляла собой черную слякоть, усеянную пятнами ядовитых грибов и многочисленных муравейников. Заросшие мхом гнилые пни, груды веток и сучьев, и стволы мертвых деревьев возникали на их пути. Совы высовывали из дупел свои шустрые головы, осматривая незваных гостей. Зловещие белые птицы перелетали с места на место. Волчьи глаза сверкали в чащобе. Мягкий гул мотоцикла разносился в этом влажном и призрачном мире, нарушая покой его обитателей. Наконец духота отступила и внезапно потянуло свежестью. Oни пересекли цепочку свежих медвежьих следов. Сквозь прогалы в зарослях засверкала водная гладь. Они выбрались на обрыв. Михаил повел мотоцикл по высокому склону. Внизу среди берегов, заросших густым высоким камышом, струилась извилистая светлая река. И долго беглецы следовали вдоль ее безмятежных вод, которые то появлялись, то исчезали среди верхушек деревьев и густого подлеска. На болоте вдалеке квакали лягушки. «Вот оно», ликующе заявил Михаил, направляя мотоцикл вниз по неглубокому оврагу. У кромки воды он остановился и заглушил двигатель. Он вытянул руку, указывая на корму деревянной лодки, высовывающейся из кустарника. «Это моя лодка. Она доставит нас в мой охотничий домик.» Восторг охватил Михаила. Под сенью вековых сосен, среди спящего дремучего леса прогремел его раскатистый смех. Глаша и Катя в унисон улыбались, поверив в его уверенность в себе. Он представлял, как агенты сейчас вверх дном переворачивают его квартиру, допрашивая бабушек, дедушек и случайных прохожих, и засмеялся еще громче. Долго не умолкали взрывы его хохота, беспокоя галок, кружившихся в высоте. Мотоцикл спрятали в кустах, а вещи перенесли в лодку. Михаил не поленился опрыскать берег бензином, чтобы сбить со следа возможную погоню с собаками. Закончив приготовления и сборы, они отчалили. Михаил повел лодку вниз по течению, попутно объясняя, как ею управлять, как избегать песчаных отмелей и камней, и описывая их новое жилище. Сильное течение превосходно несло их вперед. Временами Михаил использовал весла в качестве руля, чтобы обойти выступающие коряги и сучья. Они скользили вдоль растущих по пологим берегам сосен и колючих кустарников; мимо темных силуэтов бобров, снующих в заводях; бревен, обгрызенных их острыми зубами; разбросанных по берегам валунов — все это обрамленное живописным розоватым вечерним светом. Беловы достигли места впадения небольшого ручья и свернули в него. Русло ручья было песчаным, с галькой и кварцами, которые скребли o дно лодки. Низко склонившиеся ветви берез и осин задевали их головы, путались в волосах, касались лиц. Скоро ручей стал совсем мелким и Михаилу пришлось упираться веслами в дно, чтобы как рычагами, толкать лодку вперед. Когда они добрались до цели, солнце уже пряталось за верхушками деревьев. Перед ними предстало небольшое бревенчатое строение под крутой деревянной крышей, расположенное на краю заросшей чахлым кустарником поляны. Раскидистая масса ветвей закрывала небо, делая это место темным и неприветливым. Грунт покрывал толстый слой гнилых сосновых иголок, смешанных с маленькими колючими шишками. Из-под куч лесного мусора тут и там торчали блестящие красные шляпки мухоморов.

Их новый дом выглядел совсем древним. На его массивных почерневших стенах росли мох и трава. Однако вид кирпичного дымохода вселил в Глашу тень надежды, что внутри можно найти хоть какой-то комфорт. И действительно, жилище по-своему было уютно. Оно было собрано из обтесанных кедровых бревен, а пол устлан широкими осиновыми досками. Большая кирпичная печь занимала четверть жилого пространства. Длинные скамьи вдоль стен и огромный поперечный срез дуба, служивший столом, составляли меблировку. Широкий помост возле печи выполнял роль кровати. На нем были сложены медвежьи шкуры и мешковины, наполненные сеном. В беленую поверхность печи были вделаны керамические изразцы, а интерьер украшали пустые птичьи клетки, грабли, коса и другие примитивные инструменты. В углу стоял ухват, а на шестке, между закопченными чугунными горшками лежала забытая хозяином кучка золы. Михаил вышел наружу и закрыл ставни на всех трех маленьких окнах. Только тогда, вернувшись в дом, он зажег керосиновую лампу. «Приготовим ужин», неловко проговорил он странным, искаженным, не своим голосом. На его лице отражалась горькая печаль. «И Катеньке пора спать», добавил он, опустив глаза. Глаша присела на лавку и, наклонившись вперед, подперла голову согнутой рукой. «Что дальше, Миша?» тихо спросила она. Задав вопрос без ответа, она поняла, насколько на самом деле она разочарована. Это место в глуши, уединенное и жуткое, никогда не станет их домом. Перспектива одинокого, бесцельного существования в этой хижине с грязными подслеповатыми окнами и паутиной по углам потрясла ее. Первым порывом Глаши было вскочить, закричать и убежать без оглядки. Приглушенный стон вырвался из глубин ее существа. Но огромным усилием воли она переборола страх и замолчала. Смахнув с ресницы слезу, она продолжала сидеть, уставившись в темноту. «Дальше ужин,» игнорируя эмоции жены, настаивал Михаил. «Тогда поговорим». Глаша очнулась. Она стряхнула с волос хвою, распаковала сумки, достала съестные припасы, разложила кухонную утварь. Михаил повернулся к печке, положил на колосник охапку щепок, прикрыл поддувало и разжег огонь. Поленья быстро разгорались. Стало тепло. В печи шипел огонь. Глаша разогрела содержимое в кастрюлях и семья наскоро поела. Поднявшийся сильный ветер, завывал в дымоходе и дребезжал в стеклах. Катя вздрогнула и побежала искать утешения на коленях у мамы. Глаша баюкала ее, обнимала и пела ей песенки. Потом наверху под потолком мама и дочь обнаружили уютную лежанку и забрались туда. Это был такой милый уголок! Массивные полированные бревна образовывали стену, украшенную удивительно живописной текстурой. Катя смотрела на струящиеся, плавные линии, представляя себе сказки, полные волшебства и чудес. Вскоре она забралась под одеяло и уснула. Мама нежно гладила свое дитя по волосам, но ее пальцы дрожали. Мрак дурного предчувствия опустился на нее и вселял в ее сердце страх. Глаша стиснула свои трепещущие конечности, чтобы не привлекать внимание Михаила. Даже успешный побег не радовал ее. Она перевела свой тревожный и беспокойный взгляд на мужа, от которого тот виновато опустил голову. «Мы не можем вечно здесь жить, Миша,» голос ее запинался. «Мы не собираемся превратиться в лесных людей. А Катя должна ходить в школу». Глаша с грустью взглянула на спящую дочь и вытерла несколько слезинок, выкатившихся из глаз. «В конце концов нас поймают. Это только вопрос времени», печально пробормотала она. «Ты совершенно права», согласился Михаил. «Держу пари, что они уже начали рейд. Рано или поздно ФСБ нас найдет. Мы должны быть на шаг впереди их. Но наше положение безвыходно. Куда нам деваться? Бежать за границу? Все пути отрезаны». «Как только мы появимся в людном месте, нас тут же остановят. Мы нигде не пройдем», подтвердила Глаша. «Облавы повсюду». «Но мы же богатые. Может удастся подкупить пограничников?» предложил Михаил. «У нас пять миллионов долларов в банке и один миллион, спрятан в тайге». «Ни к тому, ни к другому нам не добраться,» в голосе Глаши звучала боль. «В банк никто из нас войти не cможет. Нас сразу узнают и задержат.» Она медленно подняла голову и уныло посмотрела на него. «Кто еще знает о деньгах в твоем укрытии?» «Я доложил о местонахождении генералу Костылеву. Однако я не думаю, что они найдут сумку без моей помощи». Глаша погрузилась в глубокую задумчивость и затем тяжело вздохнула. Она избегала смотреть на мужа. «Схорон находится в лесу недалеко от Ужура на берегу ручья. Я легко мог бы его найти», произнес Михаил с чувством вины за то, что втянул свою семью в эту опасную ситуацию. Он в отчаянии сжал кулаки и мотнул головой. Глаша уныло смотрела на него. «Не все так плохо!» дрожащим голосом начал тираду Михаил. «Эти парни из Аль-Каиды собираются заплатить мне еще два миллиона долларов после того, как мы запустим ракету. Наличными! Нам не нужно посещать банк или искать мой схорон в тайге. Никаких препятствий. Деньги на бочку, как в прошлый раз!» Он хмыкнул и крепко потер ладони. «За такое доллары дают?!» Глаша не на шутку рассердилась. Лицо ее перекосила гримаса бешенства, на скулах выступили пятна, в уголках рта выступила пена. Она опустила ноги с печи и с громким стуком спрыгнула на пол. Рассвирепевшая женщина сжала кулаки и заняла боевую позицию. Ее спина выпрямилась и руки согнулись в локтях. Глаша была готова сражаться за свои принципы. «Убивать невинных людей по ту сторону океана?!» возмущенно кричала она. «За что?! В чем эти толпы американцев провинились передо тобой?! У них свои интересы и свои жизни, а у нас свои! Оставьте их в покое! Мне не нужны кровавые деньги, заплаченные за их скорбь и страдания! Даже не смей помогать этим негодяям!» Глаша с трудом сдерживала желание дать мужу пощечину или пнуть его. Она задрала подбородок и плотно сомкнула губы. Михаил редко видел свою жену в такой ярости. Он набрался смелости и спокойно, как только мог, заявил, «Конечно, мы не собираемся сотрудничать с Аль-Каидой». Он взглянул на свою богиню. Услышав это обязательство, она стала заметно успокаиваться. Ее ярость утихала. Она опустила руки и разжала кулаки. Лишь капельки пота, сверкавшие на ее красивом личике, напоминали о минувшей буре. Она ровно задышала, расслабилась и опустилась на полированную скамью. «Конечно, мы не позволим им ударить ракетой по Америке», повторил Михаил. «Но!» произнес он на повышенных тонах. Его правый указательный палец был назидательно направлен вверх. «Но разве ты не помнишь, чем мы занимались десять лет назад?» Он продолжал говорить и не смотрел на Глашу. Его взгляд был прикован к горящим поленьям в печи. «Мы находились на советской военной базе, настраивая то же самое ядерное оружие и с той же самой целью, которую сейчас преследует Аль-Каида: убивать американцев». «То было совсем другое,» твердо возразила Глаша. «Мы выполняли приказ. Приказ начать войну был бы на совести других людей. Даже если бы мы попытались, мы не смогли бы остановить катастрофу. Чтобы это произошло, cлишком много людей должны разделять наши убеждения. Но теперь судьбы миллионов в Калифорнии зависят только от тебя и от меня!» Глаша ткнула пальцем в Михаила. «Эти толпы не подозревают о нашем существовании и заняты своими делами, но я не собираюсь запустить в голубое небо водородную бомбу, чтобы через сорок минут она долетела дo их городов и раздробила им головы». В глубокой задумчивости Михаил долго смотрел на крошечный светлячок пламени, подрагивающий на кончике фитиля. Наконец, опамятовавшись, oн подошел к печи и поправил подушку под головой своей спящей дочери. «Я хотел бы знать, что нас ждет в будущем», мрачно изрек он. Сердце Глаши снова больно затрепетало. «Ничего хорошего.» Ее лицо слегка передернулось. «Ты понимаешь, что за нами охотятся, как за дикими зверями? Мы даже не можем появиться на публике! Нам не с кем поговорить, кроме самих себя!» «Неправда», не согласился Михаил. «Мы можем пообщаться с американцами. Они понимают по-русски. Мы предупредим их о новой угрозе. Кроме того, они могли бы дать нам несколько свежих идей. Мы не знаем, что у них на уме». Его голос понизился, а глаза в гневном отчаянии застыли на изможденном лице. С минуту он оставался неподвижным, а потом изрек, «Я видел радио в твоем рюкзаке». Щеки Глаши вспыхнули и тонкие брови сдвинулись к переносице. Она наклонилась и достала из багажа знакомую полупрозрачную коробочку с радиопередатчиком. «Я предвидела обыск ФСБ. Наши ценности, деньги на еду и эту коробку я закопала под березой во дворе, где мы живем. Я знала, что если тебя арестуют, ФСБ конфискует наше лучшее имущество». Лицо Глаши просияло от гордости. «Возможно, что это наш единственный шанс,» промямлил Михаил. Он помолчал минуту, а затем решился, «Давай поговорим с американцами!» Он открыл книжечку с инструкциями и, молча перелистывая страницы, быстро пробежал текст глазами, между тем его губы шевелились в такт прочитанному. Закончив, он взглянул на свои наручные часы. «Спутник пройдет этот район через пятнадцать минут. Мы должны загрузить сообщение в то время, когда он окажется в нашем часовом поясе, и через полчаса его получит ЦРУ в Вирджинии. Полная секретность. Никакого прямого общения. Этот спутник на низкой околоземной орбите — всего лишь почтовый ящик, но переговоры и полученная информация остаются тайными». Следуя инструкции, он вытащил и развернул гибкий ус антенны, прикрепил к ее кончику небольшой колпачок, приложенный к набору, и направил полученную конструкцию прямо в потолок. Завершив сборку, он застыл, с нетерпением ожидая предназначенного момента. Легкое Катино посапывание, потрескивание дров и слабый шелест деревьев, доносившийся снаружи, были единственными звуками, нарушавшими глубокую тишину. Когда пришло время, он четко, ясно и громко начал говорить в микрофон, артикулируя каждое слово. «Это Михаил Белов. Я скрываюсь от ФСБ в тайге недалеко от города Ужур. Меня арестовали, обвинили в шпионаже, но я сбежал. Мне нужна ваша помощь.» Он вздохнул, поправил наушники и продолжил. «Оперативники Aль — Каиды связались с моей семьей три недели назад. Они попросили меня отремонтировать и запустить межконтинентальную баллистическую ракету с ядерной боеголовкой по Соединенным Штатам Америки. У Aль-Каиды есть силы и ресурсы для осуществления такого запуска. Жду ваших указаний. Прием.» Михаил коснулся панели прибора, щелкнул выключателем и невнятно пробормотал, «Готово. Мое послание на пути в Америку. Теперь нам остаётся только ждать». Глаша крепко обняла его. Нерушимая любовь соединяла ее с мужем и не было в мире силы, способной повредить их счастью.

Загрузка...