Стебель травы. Антология переводов поэзии и прозы

Холодное и сырое, на меня надвигается

дыханье осенней Венеции.

Теперь, когда лето

с его испариной и сирокко,

словно по волшебству, прошло,

жесткая сентябрьская луна

предвещая дурное,

освещает город из воды и камня,

что открывает свой лик медузы,

гибельно и заразно.

Мертвенна тишина затхлых каналов

под водянистой луной,

кажется, в каждом из них

покоится труп Офелии:

могилы, усыпанные разложившимися цветами

и прочей растительной гнилью,

где под плеск воды проплывает мимо

призрак гондольера.

О венецианские ночи —

без петушиного крика,

без шума фонтанов,

мрачные ночи в лагуне,

ничей нежный шепот не оживляет их,

зловещие завистливые дома,

отвесно стоящие над каналами,

спящие бездыханно,

сейчас, как никогда,

тяжесть ваша на сердце моем.

Нет здесь ни порывистых погребальных ветров,

как в сентябре в горах,

ни запаха срезанной виноградной лозы,

ни купаний заплаканных ливней,

ни шелеста листопада.

Пучок травы, желтеющий и умирающий

на подоконнике —

вот и вся венецианская осень.

Так, в Венеции, времена года бредят.

Вдоль ее площадей и каналов —

одни растерянные огни,

огни, грезящие о доброй земле,

душистой и плодородной.

Только зимнее кораблекрушение подобает

этому городу – не живущему,

не цветущему, —

если только он не корабль в глубине моря.