Там, где мы вместе

Глава 2

Оказия выпала буквально на следующий день. С утра я был в Юхнове на встрече с партийным руководством района, по вопросам организации партизанского движения в случае прорыва немецких войск. Командование после потери Белоруссии трезво оценивало силу фашистов и такую возможность не исключало. Что в свою очередь сводило на нет обвинения в трусости и паникерстве. Поэтому подход к проблеме был сугубо деловой. По всему району, в крупных поселениях создавались отряды гражданской обороны, которые поддерживали общественный порядок, охраняли узлы и линии связи, по мере сил помогали с организацией беспрепятственного движения по дорогам. К приему раненых готовили школы и общежития.

Юхновский район – преимущественно сельскохозяйственный в основном ориентированный на производство молока и мяса, с развитым птицеводством и свиноводством. Исторически культивируется выращивание картофеля и льна. Зерновых немного, но на обеспечение собственных нужд хватает. Это я к тому, что с учетом эвакуированного с территории Восточных районов Белоруссии и Смоленской области скота, в случае прорыва немецких войск, дороги будут забиты животными, мешая передислокации войск. Поэтому на повестке дня стоял вопрос о перегоне части скота дальше на Восток. В этом вопросе были как противники, так и сторонники. Те председатели колхозов, у кого пастбищ не хватало, были рады избавиться от чужого поголовья, другие, на которых снабжение войск легло дополнительным бременем, и они, сохраняя свои стада, охотно пускали под нож пришлую скотину, считали возможным потерпеть. Правда, когда встал вопрос заготовки сена на зиму, задумались и те и другие.

Меня же больше волновала организация тайных продовольственных баз, для снабжения партизан и войск, попавших в окружение, а так же как оставить врагу меньше продовольствия. То, что немцы выгребут у колхозников все под чистую, я не сомневался, но как убедить людей не ссыпать урожай в свои погреба не знал. С одной стороны опыт прятать свое, имелся еще со времен продразверсток, но народ у нас такой, что пока на своей шкуре не прочувствуют – не пошевелятся. Пришлось опять доставать из планшетки фотографии казней наших граждан. Проняло всех, и дальше разговор шел в конструктивном русле.

После окончания совещания, узнав, что секретарь райкома выезжает в Москву, напросился к нему в попутчики. У него была старенькая Эмка, но это лучше чем трястись на полуторке. Более комфортную «Шкоду», а тем более наш переделанный ЗИС-6 с пулеметной установкой над кабиной я брать не хотел, что бы ни пугать обывателя и на каждом углу не объясняться с патрулями. Самолета в ближайшее время в том направлении не ожидалось. Оформлять командировку, с недавних пор, нужды не было, так как в канцелярии Пономаренко мне выправили бессрочный пропуск в столицу. Время до отъезда было достаточно, и я пулей метнулся в лагерь переодеться и собирать вещи. Встретиться договорились через два часа за городом, у моста через Угру.

Формальным поводом для поездки служила нехватка взрывчатки. Обещанные пять тон тротила, перехватили армейские саперы. Истребовать с них, что-то назад, задача не реальная, они все сразу раскидали по подразделениям и на «чистом глазу» обещали вернуть при получении следующей партии. Верилось же в это с большим трудом. А то, что мы со старшиной вытрясли из наших запасов, хватало для учебы, но для диверсий в тылу противника, особенно для нарушения его коммуникаций требовалось в разы больше.

По данным всех видов разведки среднесуточное движение по железным дорогам только через Смоленск составляло 16 пар поездов, через Рославль – 12 пар. Плюс относительно неплохая развязка шоссейных дорог, использовавшаяся гитлеровцами для стратегических перевозок. В указанном районе действовало девятнадцать партизанских отрядов и групп общей численностью около восьмисот активных штыков, за редким исключением вооруженных тем, что собрали на местах боев. Поскольку операцию по типу «рельсовая война» в основном планировалось проводить этими силами, то решили просить помощи Пономаренко.

На Варшавское шоссе, к мосту через Угру, я успел раньше назначенного срока, но так даже лучше. Напросится в попутчики, и заставлять себя ждать было бы с моей стороны свинством. Рядом с переправой образовался стихийный перевалочный пункт, где за символическую плату можно было найти попутку в сторону Москвы. Даже присутствовало несколько бойких торговок из местных, что продавали семечки, яблоки, молочную продукцию и нехитрую домашнюю снедь. С прохождением колон пополнения торговля оживлялась. Красноармейцы с разрешения командиров покидали строй, и тогда мини-рынок бурлил, затем наступало некоторое затишье. Среди всего этого хаоса выделялся немолодой человек интеллигентного вида и профессорской бородкой с большим чемоданом. Местным он был явно хорошо знаком, и женщины над ним беззлобно подшучивали. При приближении нашей машины он поднял было руку, но когда понял, что я сам пересаживаюсь на попутку, то потерял к нам интерес. Купив стакан семечек, пересыпанный мне в кулек из газеты, я приготовился к ожиданию. Носить семечки в кармане могли позволить себе далеко не все. Многие это считали неприличным, а вот лузгать их, доставая из кулька вполне допустимым.

Минут через десять, возле меня остановилась секретарская Эмка. Народ, ожидающий попутный транспорт, в ее сторону даже не посмотрел. К моему удивлению предложение подвезти поступило «профессору», но тот энергично отказался.

– Это учитель в нашей школе, – пояснил товарищ Клеймюк. А затем, как бы оправдываясь своей демократичности, добавил, – профессор это Московский. К нам как «пораженец в правах» попал вместе с дочерью и внучкой пару лет назад, после того как закрыли конструкторское бюро, где зять работал.

– А что случилось, неизвестно? – Проявил я любопытство, поддерживая дорожный разговор.

– Почему не известно? Известно, придумали они оружие, что гранатами стреляет, да только испытание не прошли. Главный конструктор шум поднял, что условия на полигоне не соответствовали план – заданию, и пошел правду искать. Ну и нашел на свою голову. Самого расстреляли, а все бюро за растрату народных средств, как вредителей по лагерям разослали. А через год и профессора с семьей за сто первый километр отправили, без права проживания в крупных городах. Так-то вот.

– Фамилию главного конструктора, случайно не знаете? – уже искренне заинтересовался, так как история показалась смутно знакомой.

– В свое время про это даже в газетах писали. Тубин или Шубин, – ответил он немного подумав.

– Таубин? – уточнил я.

– Может и Таубин, – легко согласился он с моей версией, – а нам, считай повезло. Карл Львович любого преподавателя подменить может. Учитель с большой буквы. Старая школа.

Сказано было так, как будто в знаниях профессора есть и его заслуга. Хотя, если честно, то только за то, что разрешили учить детей, уже можно сказать спасибо. Обычно «поражение в правах» подразумевало запрет на профессию и работу в госучреждениях. Кадровики предпочитали не связываться с членами семей репрессированных.

– Что по оружию, – через некоторое время возобновил разговор секретарь райкома.

Речь шла об обеспечении партизанского отряда, создаваемого из числа партийных и государственных служащих района. Кое-какой опыт они имели еще с начала тридцатых годов но, на мой взгляд, явно не достаточный. Однако на предложение пройти переподготовку на базе нашего лагеря, отказались. В случае оккупации они просто должны были собраться в условленном месте, где сейчас готовится база, и приступить к боевым действиям. Боеспособность таких отрядов я оценивал как крайне низкую, отдавая предпочтение тем, где командование было из военных. Уже был известен случай, когда такой отряд развалился из-за того, что его командир не смог договориться с комиссаром о тактике и способах ведения боевых действий.

– Все, как согласовали. Полсотни немецких и польских винтовок, один пулемет «Браунинг М-28», все под Маузеровский патрон, что бы могли использовать взятое с боя. Боеприпасы, два ящика гранат с терочным запалом.

– Этого нам только на первое время хватит.

– Если дойдет до партизанских действий, то придется по местам боев искать. Я и так вам все излишки отдаю, самим впритык остается.

Эмка на трассе уверено держала шестьдесят километров в час, а иногда разгоняясь и быстрее, что для этого времени можно считать отличным результатом. Конечно, были машины и помощнее, и даже гоночные варианты, способные держать «соточку», да только шоссе пустым не было. Колоны грузовиков, телег и пехоты тянулись в обе стороны. Приходилось часто обгонять эти тихоходы. Но как бы то ни было, через четыре часа я входил в здание служебной гостиницы.

Бронь вся была занята, и пришлось довольствоваться номером на четверых. Татьяны на смене не было, и я вздохнул спокойно, расстались мы как-то не по людски. Отношения продолжать я не планировал, но хотелось бы остаться друзьями. Пошловато звучит – переспать с девушкой и остаться друзьями. Для мужика это нормально и в наших мыслях это идеальный вариант – друг, с которым при случае и повторить можно. А вот, что творится в женской голове нам не известно и, чаще всего после такого предложения вы получите для себя персонального недоброжелателя. Считается что самые ужасные фразы при разрыве отношений – это «нам нужно поговорить» и «давай останемся друзьями». Как правило не получается ни того ни другого. Мне наступать на эти грабли категорически не хотелось.

Время шло к ужину, и на сегодня в Наркомат я идти не планировал, несмотря на то, что в связи с военным положением, сотрудники работали до глубокой ночи. Заводы тоже перешли на круглосуточный график, и поэтому, рассчитывая застать нужных мне людей на рабочем месте, я позвонил по оставленному мне номеру, что бы узнать как продвигаются работы по модернизации плавающего танка по моим чертежам. Знакомых мне работников предприятия на связи не оказалось, но сотрудник «режимного отдела» подтвердил наличие пропуска на мое имя и пообещал оставить его на проходной. Пришлось ехать на общественном транспорте с пересадками. Но сначала решил на минутку заскочить к бронепоездостроителям.

Не успел пройти проходную, как был встречен комсомольцами энтузиастами, которые потащили меня к запасным путям, где, под открытым небом, собирался бронепоезд. По дороге вываливая на меня накопившиеся проблемы.

– С началом выпуска нового танка, с более мощным бронированием, – лекторским тоном вещал молодой инженер, выступающий главным конструктором будущего бронированного чуда, – все запасы ранее не востребованной брони у нас забрали, оставив только 10-ти и 15-ти мм котельную сталь, что для полноценного бронирования недостаточно. Это не годится даже для легкого броневагона, – говорил он с возмущением. Как будто это я виноват, что так получилось. – Мы уже заканчиваем каркас и ребра жесткости, но фактически остались без нормального металла.

– Не вижу проблем, – отвечаю, немного подумав, – сваривайте листы между собой.

– Сразу видно, что у вас нет технического образования, – получаю в ответ, с небольшим превосходством в голосе, – это не дает нужного коэффициента жесткости и эластичности металла. И практически не повышает защиту от снарядов.

– Делайте как на танках дополнительные экраны, – вспомнил я защиту на КВ Колобанова. – А, еще лучше, пусть броня будет трехслойной, поместите в середину гофрированный лист, а пустоты заполните каким-нибудь сыпучим наполнителем, да хоть песком.

– Наверное, такой вариант возможен, – задумался инженер, – но требует расчета, и испытаний.

– Считайте, делайте, испытывайте. А еще лучше залейте между двух металлических листов бетонный раствор, – вспомнил я чью-то идею по послевоенному строительству бетонных кораблей. – Да так ДОТы строят, – тут же добавил, увидев обращенные на меня, взгляды комсомольцев, выражавших сомнение в моей умственной полноценности.

И только инженер задумался, видимо просчитывая в уме варианты. Нет, а чего они от меня ждали? Что я как дед Мороз, достану им из мешка 50-ти мм броню. Пусть поэкспериментируют, может и правда получится что-то дельное. Идея в принципе не такая и плохая. Некоторые бетонные ДОТы действительно были выполнены по такой технологии, почему это нельзя применить к бронепоезду? Вот только как он будет называться – бетонопоезд? Следующим был вопрос по вооружению. Находящийся на заводе военпред, на которого возлагались определенные надежды, этим заниматься отказался категорически, сославшись на занятость. И опять эту задачу решили повесить на меня, тем более, что это я предложил использовать в качестве главной ударной силы пусковую ракетную установку. Об орудиях крупного калибра речи уже не шло, побегав по инстанциям и не добившись положительного решения, они были готовы на любые пушки, лишь бы те стреляли. Мне этот «головняк» был тоже не нужен, но у них имелось секретное оружие по имени Катя, которая в отличие от прошлых раз в дискуссии не вступала, зато озорно стреляла глазками. Пришлось скрепя сердцем пообещать, что попробую решить и эту проблему. Орудия не орудия, но где взять пару танковых башен от Т-34 или даже КВ, я предполагал.

Быстро вырваться от настырных комсомольцев не получилось. Поняв, что к танкостроителям не успеваю, договорился по телефону, что заеду к ним пятого числа. Завтра я планировал потратить весь день на посещение Управления НКВД, было несколько вопросов, в том числе по сберкнижкам и загадывать, как сложится, не хотелось. Поэтому оставил себе временной зазор, еще ведь и на полигон заехать нужно. Пора, пора продвигать новые виды оружия, это я про штурмпистоль, который специально взял с собой.

Катя, не желая показывать наши отношения, ушла чуть раньше, и мы «случайно» встретились на трамвайной остановке. От молчаливой и серьезной девушки не осталось и следа, она всю дорогу радостно щебетала, прижимаясь ко мне и ловя взгляд. Как только мы оказались в относительно тихом месте, где нас не могли видеть редкие прохожие, я прижал ее к себе, целуя в мягкие и податливые губы. Дальше так и шли, как подростки страстно целуясь в укромных местах, растянув пятнадцати минутный маршрут на добрый час.

Ладно, Катя – она девушка и для нее такие глупости нормальное состояние, но я-то взрослый мужик, а со стороны наверняка выглядел как полный дурак. Ах, женщины, женщины, что же вы с нами делаете? Еще вчера я отчитывал парней, а сам оказался не намного лучше, попав в «медовую ловушку». Так отчитывал я себя на обратном пути, стараясь успеть на последний трамвай. Родители оказались дома, и все мои планы рухнули, как только мы услышали за дверью их голоса. К этому времени одежда на нас приобрела некоторый беспорядок, благодаря шаловливым рукам обоих. Предвкушая «безумную страсть» в подъезде мы уже еле сдерживались, и тем сильнее был «облом».

В гостиницу успел перед самым комендантским часом, радуясь, что большую часть дороги удалось проехать с отделением прожектористов, так как трамвай уже не ходил. Усталый и недовольный, я поднялся в номер, и застал там двух основательно поддавших мужиков и следы их позднего «ужина». На предложение присоединиться отказался. Они вряд ли рассчитывали на мою компанию, скорее всего их, интересовала возможность пополнить запас «горючего», которого у них оставалось на самом донышке.

Буркнув им, что бы закруглялись, стянул сапоги, сбросил китель и, подхватив гостиничное полотенце, походный набор для бритья, доставшийся когда-то трофеем, направился в душевую. Шаркая по коридору тапочками, входившими в гостиничный набор, вяло думал о том, что нужно было найти в себе силы и принять душ, а не ограничиваться бритьем. Но кто-то другой нашептывал в ушко: – «Да, ладно и так сойдет. Вчера же мылся. Смотри-ка, какой чистюля». Лень уверенно побеждала.

К моему разочарованию горячей воды не было, и та часть сознания, что усиленно сопротивлялась помывке, удовлетворенно вздохнула. Собирая станок, я задумался о том, где буду брать нормальные лезвия, когда закончатся трофейные. К хорошему привыкаешь быстро и мягко скользящее по коже лезвие уже воспринимаешь как данное, забывая, что есть его отечественные аналоги «Спутник» или не дай бог «Нева», которой только карандаши точить. Но ведь как-то пользовался, же раньше и, ни чего. А вот парфюм было не так жалко, местные вообще предпочитали одеколон «Тройной». Не спорю, как дезинфицирующее средство он неплох, но запах, мягко говоря, резковат, а ведь я знавал людей, которые умудрялись его еще и пить. Ужас, даже мурашки по коже пробежались.

Освежившийся я шел по коридору, планируя завтрашний день, и не сразу обратил внимание на открывшуюся дверь комнаты тех. персонала. И только когда в проеме появилась Татьяна, я притормозил и на автомате выдал дежурный комплимент: – Доброй ночи красавица, все хорошеешь, – мысленно выдохнув и порадовавшись, что встретились мы после душевой, не хотелось бы усугублять не простой разговор, идущим от тебя, запахом другой женщины.

– И Вам приятного отдыха товарищ капитан. Умеете же Вы женщине приятное сделать.

Язва, как есть язва. Сказано было таким тоном и с таким выражением лица, что невольно чувствуешь себя виноватым. Ну не получился у нас ужин в ресторане, так в этом моей вины всего ни чего. Немецкие диверсанты по Москве как у себя дома ходят, а я крайний? Сейчас главное не показать слабину, иначе все – сядет на шею и ножки свесит.

– Насчет приятное делать, так я здесь не один такой мастер, – прозвучало пошловато и двусмысленно, поэтому я сразу поправился, пустив в дело грубую лесть, – забыть наши восхитительные встречи невозможно.

– И поэтому ты к малолетке в постель прыгнул, – тут же последовало нападение. Наверное, твердости в моем голосе не хватило, и сработал безусловный рефлекс хищницы.

Признаваться или не дай бог начать извиняться – прямой путь к поражению, причем к безоговорочному. Как только дашь шанс почувствовать свою неуверенность, то и не заметишь, как из тебя начнут веревки вить.

– А я давал повод предъявлять мне претензии? – Теперь моя очередь показывать характер и демонстрировать свою независимость. Правда и доводить до конфликта не хотелось бы, поэтому в интонации допускалась возможность его избежать.

Но у женщин своя логика, и быстро поняв, что режим «ревнивая жена» не сработал, Таня решила перейти к активным действиям, заменив разговор делом. Как я оказался в служебном помещении горничных сам не понял, ну а дальше сопротивляться активным домогательствам, на моем месте, не стал бы ни один мужик. Короче в номер вернулся через полчаса, провожаемый взглядом победительницы, со странным чувством, что это меня только что «поимели».

Мои соседи, допив свой «ужин», уже спали, издавая богатырский храп и наполняя воздух запахом перегара и потных ног. Выбора у меня все равно нет, даже форточку, из-за соблюдения режима светомаскировки, не откроешь – все наглухо задрапировано шторами. Однако усталость взяла свое, и сон принял меня в свои объятия почти сразу, как я нашел удобное положение на продавленном матрасе.

Несмотря на беспокойных соседей, которые кроме храпа, издавали и другие неприятные звуки, проснулся я относительно бодрым. А после водных процедур, так вообще пришел в прекрасное расположение и, насвистывая какую-то мелодию, спустился в столовую на завтрак. В наркомате был свой общепит, но покормят меня там или нет, я не знал, а в гостинице выдавали талончики, по которым кормили бесплатно, правда, довольно однообразно. Сегодня давали кашу «Геркулес» сваренную на воде и какао, к которому прилагалась булочка с джемом.

Поглощая овсянку, я задумался, с какого же времени достаточно калорийная каша, вдруг стала диетической. Ответа не нашел и уже собирался нести посуду на мойку, как в зал зашел Илья Сергеевич, и оглядевшись уверенно направился ко мне.

– Добрый день, – сказал он, присаживаясь, – приятного аппетита.

– Спасибо, не желаете ли присоединиться к завтраку.

Нет, благодарю, – и слегка поморщившись, добавил, – с детства не люблю овсянку. Хорошо, что успел с утра застать, а то бы весь день потеряли. Мне передали, что у Вас какое-то срочное дело к Пантелеймону Кондратьевичу?

– Да, я вчера звонил в секретариат, – начал я выкладывать суть моего приезда, – хотел записаться на прием, но мне ответили, что товарищ Пономаренко убыл на фронт.

– Это действительно так. Ведутся наступательные бои, и он как Член Военного Совета должен присутствовать в войсках. Но я уполномочен принимать решения в эго отсутствие, – и тут, же поправился, – если это не выходит за определенные рамки.

– Планируется проведение крупномасштабных боевых операций в тылу фашистов, по нарушению коммуникаций и путей снабжения их войск, силами партизанских отрядов и диверсионных групп.

– Вы воевали в Испании? – перебил он меня, извинившись.

– Нет, не довелось, хоть и дважды подавал рапорт, – немного удивился я неожиданному вопросу. – А почему собственно…

– Еще раз прошу прощения за бестактность. Просто фашистами называли боевиков Франко в Испании, и поэтому я сделал неправильный вывод. Выражение «немецко-фашистские оккупанты» еще не получило достаточно широкого хождения в прессе. У нас их все больше нацистами называют.

– А в войсках их больше «Гансами» или «Фрицами» обзывают, – пояснил я, – а они нас «Иванами». Но мы отвлеклись.

– Да, да, продолжайте. Я весь во внимании.

– Так вот планируется большая операция во вражеском тылу, – повторился я, сбитый немного с толку, – эффективность ее будет тем больше, чем массовой и скоординированной она будет проведена. Взорвав нескольких десятков мелких мостов на дорогах, которые даже толком не охраняются и железнодорожные пути на большом протяжении, мы парализуем движение противника, не позволив быструю переброску резервов или передислокацию войск. Надолго это немцев не остановит, но позволит планировать и проводить крупные наступательные операции. Прибавьте к этому еще и действия специально создаваемых команд истребителей танков.

– Насколько я понимаю, все эти мероприятия должны планироваться военным командованием, – Илья Сергеевич, выжидательно посмотрел на меня, требуя пояснений.

– Вопрос в снабжении, – поторопился я с объяснением, – а именно в обеспечении партизан взрывчаткой. Доставку за линию фронта мы берем на себя, но на сегодняшний день, едва покрывая собственные потребности по обеспечению занятий минно-взрывному делу, ни чего сделать, не можем. Нужны даже не сотни килограмм, а тонны этого боеприпаса, расход будет огромный, но и эффект ожидается не маленький.

– Разве военное командование не может помочь в обеспечении взрывчаткой, – удивился собеседник, – это же их прямая обязанность.

– Во первых встает вопрос подчинения и соответственно снабжения партизанских отрядов. Во вторых в тылах фронтов, на дальних подступах к Москве, идет активная работа по выполнению задач минирования танкоопасных направлений, требующих большого количества минного хозяйства. Поэтому пять тон, предназначенной нам взрывчатки, и ушли на эти нужды, а надежды, что ее вернут, нет.

– Да озадачили меня, – усмехнулся Илья Сергеевич, – «на коленке» такой вопрос не решить. Подходите через полчаса в административную часть здания. А я пока сделаю несколько звонков.

На этом мы временно расстались. Поднявшись в номер я, поковырявшись в своих вещах, отобрал один из двух кусков парашютного шелка, взятого мною в качестве подарка. По здравому размышлению решил ни чего не менять в отношениях со «своими» женщинами. Не так уж и часто я бываю в столице и думаю, до серьезных разборок у нас не дойдет, главное не сводить их вместе.

Застать Татьяну одну не вышло, и так как время поджимало, пришлось вручать сверток с тканью при свидетелях. А дальше писки, визги и обсуждения хватит ли на платье или лучше пустить на блузу и все в таком духе. Я был на время забыт и потихоньку улизнул, давая им время предаться незамысловатым радостям жизни.

Илье Сергеевичу ни чем особенным меня порадовать не удалось. Из резерва нам выделили и обещали доставить в течение суток около тоны промышленной взрывчатки. Остальные потребности могли быть удовлетворены до конца месяца. Меня это категорически не устраивало. Операция начнется не раньше, чем будут обеспечены все отряды, имеющиеся в нашем распоряжении, иначе «овчинка не стоит выделки». Отдельные, разрозненные диверсии особой роли не сыграют и на оперативную обстановку на фронте повлиять не смогут. Единственным выходом, как и с вещевым снабжением, было посещение мест хранения нестандартных боеприпасов. Своеобразный армейский неликвид. Как пример приводились Мытищинский арсенал и Сокольнический артиллерийский склад, где хранились орудия и боеприпасы конца прошлого и начала этого веков. Рассчитывая на большее, я был откровенно разочарован, так как план массового террора на магистралях снабжения вражеских войск трещал по швам.

В качестве утешительного приза мне выдали документ, позволяющий реквизировать со складов любой вид вооружения, без согласования с вышестоящим руководством, а так же размещать на профильных предприятиях военный заказ, но не в ущерб выпуска основной продукции. При этом подразумевалось изготовление под наши требования спецбоеприпасов. В предвоенные годы, советские ученные и изобретатели, чего только не напридумывали: и пули с капсулами, содержащими зажигательную смесь или едкий газ, и различные шаро и гранатометы, и прочее, прочее… Далеко не все пошло в серийное производство и поступило в войска, но такой опыт имел место.

Но я, получая этот документ, планировал несколько иное. Получится или нет – другой вопрос. Однако лучше заранее иметь разрешение, чем потом бегать по инстанциям, тратя драгоценное время. Конечно, размещение заказа на предприятии еще не давало гарантии его немедленного исполнения, требовалось так же решить и финансовый вопрос, точнее найти какой из Наркоматов народной промышленности за это заплатит.

Дальше мой путь лежал в ведомство, которое с некоторых пор должно считаться мне родным, вот только я этого родства как то не особенно и ощущал. Кроме предоставления стандартных отчетов, предстояло еще и объясниться насчет обнаружения сберкнижек с крупной суммой на счетах. Последний вопрос меня несколько нервировал. По моему основному месту работы, до переноса сознания, часто приходилось иметь дело с финансовым отделом и проверками Контрольно Ревизионного Управления. Так вот, самым страшным для бухгалтерии была не недостача средств, которую можно было объяснить и восполнить, а обнаружения излишка денег. Это однозначно воспринималось проверяющими как финансовые махинации с бюджетными средствами, и тогда «копать» начинали по-настоящему.

Тяга к помпезности в госучреждениях этого времени поражала. Зачем устанавливать на входе такие здоровенные двери, больше подходящие какому-нибудь малому замку, я ни когда не понимал. Ясно, что монументальность всего этого должна подавлять и восхищать человека, впервые попавшего сюда, но уже после нескольких посещений остается только мысль: «хватит ли сил открыть эти тяжеленные створки». Однако, не смотря на видимую массивность, делалось это на удивление легко.

Этот вход был не главным, и вел в ту часть здания, где в основном работали с сотрудниками, относящимися к числу «полевых» или разъездных, то есть не имеющих собственных кабинетов. Начальник отдела, руководитель группы или куратор направления, вместе с парой штатных работников занимали один из кабинетов с несколькими столами, за которыми и работали прибывающие из прифронтовой полосы их подчиненные. Немногие личные вещи и секретные документы хранились в сейфе командира и выдавались по требованию. Я за пару посещений пока не обзавелся ни тем, ни другим. Необходимые документы я составлял заранее, благо форма отчета была достаточно простой.

Сегодня Андрей Никитич был не в духе. Это выражалось в том, как он раздраженно перекладывал бумаги на столе. Причину в этих стенах спрашивать было не принято, да и не настолько близкие у нас сложились отношения, что бы я лез с душевными разговорами. Доложившись и передав рапорта, я, по кивку головы, занял место за свободным столом и стал дожидаться их прочтения и возможных вопросов, могущих возникнуть при изучении. Взгляд остановился на большой карте нашей страны, оценивая, какая она огромная, по сравнению с Европейской частью континента. На этом фоне, занятые врагом территории не казались такими уж значительными. Мы сибиряки, привыкли измерять расстояния между областными центрами сотнями километров, а здесь даже столицы других государств смотрелись расположенными достаточно близко. Карта не была секретной, а просто отражала обстановку на фронтах. Будь по-другому, например, имейся на ней отметки о расположении отрядов и групп, она была бы задернута специальной шторкой, или в свернутом виде хранилась в сейфе.

– Нормально, но не идеально, – срифмовал он, откладывая мою писанину в сторону, и сразу переключился на другое, – твоя инициатива по подготовке истребительных групп, направляемых в немецкий тыл для уничтожения бронетехники и особенно топливозаправщиков, нашла поддержку. Такие команды будут создаваться, но не на базе вашего лагеря. У вас задача остается прежней. И готовьте к отправке еще один партизанский отряд.

– Наиболее подготовленные бойцы ушли на задание, неделю назад. Остальные едва азов успели нахвататься. Нам хотя бы еще пару недель.

– Все понимаю, но таков приказ. А людьми поможем. Готовьтесь принять новое пополнение из комсомольцев.

– Какой в этом смысл, – начал я заводиться, – обещали же выделить на подготовку от трех до пяти месяцев. А забираете людей, когда они только переходят к основным дисциплинам. Да парни пока элементарных вещей не знают, а планировалось на базе засылаемых отрядов впоследствии формировать целые партизанские соединения, основу и командование которых составят наши выпускники.

– Война лучший учитель. Твои хоть как-то подготовлены, а большинство прямо с призывных пунктов, да сразу в бой. – И вздохнув, продолжил, – операция Резервного фронта на Ельнинском направлении развивается не так успешно как хотелось бы. Хотя задействована вся артиллерия, которую удалось собрать. Войска Западного, начавшие наступление с целью не дать противнику перебросить резервы под Ельню, пока тоже ни чего существенного не добились. Командование требует дополнительной информации, со своевременным предоставлением которой фронтовые разведчики не справляются. Нужна крепкая группа в дальнем тылу, которая «оседлает» коммуникации и будет готова и информацию предоставить и при необходимости обеспечить активные действия.

– Каждый должен заниматься своим делом. Партизаны – партизанить, разведка – добывать информацию. А мы все пытаемся универсальных солдат делать или посылать на задание тех, кто под рукой оказался. Поэтому и несем не оправданные потери. – И уже остывая, добавил, – есть же у нас переменный состав, специально для этих целей и предназначенный.

– Людей категорически не хватает. В поиск часто уходят просто добровольцы, не имеющие должных навыков, из-за чего несут огромные потери. Тут ты прав. Из трех разведгрупп, отправленных на ту сторону, возвращается одна, и то в основном без нужных сведений.

Понимая всю бесперспективность дальнейших споров, я прекратил пререкаться. Все равно приказ нужно будет выполнять, ни куда мы от этого не денемся, но не попробовать выбить для нас, что-то из дополнительных видов снабжения, было бы непростительной глупостью. Бойцы уходят на задания у нас полностью экипированными и с оружием в руках, а наши запасы тоже не бесконечны. И пусть внешний вид отличается от общепринятого, зато партизан у нас одет, обут и нормально вооружен, чем выгодно выделяется от своих коллег, формируемых из числа местного партийного и советского актива. Так что лишним ни чего не будет.

Прошло совсем ни чего времени, как парни переоделись и приобрели нормальный внешний вид, соответствующий воинскому подразделению, а ни кто уже и не вспоминает про команду разнообразно одетых людей, то ли спортсменов на сборах, то ли студентов, прибывших на помощь в сборе урожая. Среди местных по непонятной мне причине, мгновенно разошелся слух, что мы специальная интернациональная бригада, по примеру тех, что направлялись в свое время в Испанию, только теперь прибывшую на помощь Стране Советов. Опровергать это ни кто и не стремился, получилось не плохое прикрытие для нас. Да и с политической точки зрения вполне оправданное. Многие, по-прежнему, горячо верили в Интернационал и помощь мирового пролетариата.

Однако и Андрей Никитич не первый день занимал свою должность, и повидал таких хитроумных как я, поэтому поддержку я получил скорее моральную, чем материальную. Не считать же серьезной помощью для целого батальона – пропуск на спецсклад, где я мог выбрать экипировку на неполное отделение бойцов. Для нас это капля в море, но дареному коню в зубы не смотрят. Найдем, как с толком распорядиться и этой малостью.

– Тут еще один вопрос нарисовался, – по простецки обратился к своему куратору, скрывая свою нервозность. И на вопросительно поднятую бровь, пояснил. – Перебирали трофейное имущество, и нашли сберкнижки на предъявителя, – я замялся, пытаясь правильно построить фразу. Заранее проговорил весь диалог, а вот же выскочило из головы.

– И что, хочешь зачислить средства на счет отряда? – Сразу уловил он невысказанное пожелание. – Так в чем причина? Ах, да ты же не наш кадровый, – тут же поправился, усмехнувшись, имея в виду, скорее всего отсутствие подготовки как оперативного сотрудника их ведомства.

– Не то что бы совсем не Ваш, в начале тридцатых командовал взводом конной разведки в Хингане, позже в Кударе возглавлял группу ЧОНа, пришлось активно взаимодействовать с местным населением, так, что основы агентурной работы мне известны.

– Именно, что основы. К нам перевели, а с приказом ознакомить ни кто и не подумал. О специальной статье предусматривающей расходы на оперативные нужды, наверное, и не слышал. Сейчас поищу, – и он пошел к огромному, выше меня, несгораемому шкафу.

А мне стало интересно, что такого не известного мне в этой статье Сметы МВД, а сейчас соответственно НКВД, я должен узнать. За двадцать лет работы на должностях, непосредственно связанных с оперативно-розыскной деятельностью, я эти сменяющие друг друга приказы с двумя нулями перед номером, обозначающим уровень секретности, изучил от корки до корки. Причем ориентируясь на мнение старших коллег, изменения еще с довоенных лет в них вносились минимальные. А некоторые поговаривали, что основа вообще была взята с аналогичного документа «царской охранки».

Как оказалось, я был не совсем прав. Все-таки МВД далеко не в полной мере является преемницей НКВД. Я упустил из вида, что сейчас госбезопасность является структурным подразделением этого ведомства. Правда, перед войной их разделили на самостоятельные наркоматы, но это продлилось совсем недолго. Сейчас Меркулов был первым заместителем наркома, и подчинение опять стало единым, но это не значит, что милиция и госбезопасность в своей деятельности руководствовались одними и теми, же приказами. Точнее учитывалась специфика каждого, и шли дополнения, четко ограничивая возможности одних и давая более широкие полномочия другим.

Так, что все было, не так плохо, как я опасался. После прочтения приказа и небольшой методички, а так же получасовой лекции, я довольно точно разобрался в финансовой стороне вопроса. Кроме четко прописанных сумм на оперативные мероприятия, выдаваемых непосредственно в финчасти или через непосредственного начальника, уполномоченного на это, разрешалось привлечение денежных средств со стороны. Причем на территории врага допускалась даже прямая «экспроприация», а попросту грабеж и разбой его финансовой системы. Впрочем, чего еще ожидать от партии, основным источником доходов которой как раз и были «эксы».

– А как ты думал группы у них в тылу, должны финансироваться? – усмехнулся Андрей Никитич, отвечая на мой вопрос. Иногда проще подкупить уборщика, что бы он тебе мусор из корзин учреждения вынес, чем туда пытаться проникнуть. А секретов узнаешь на порядок больше, да еще и на постоянной основе.

Накидав себе в блокнот, только мне понятными пометками, образцы финансовых отчетов, расписок и сумм, которые я могу тратить без согласования, порадовался тому, что даже ужин в ресторане можно провести как встречу с агентом, я оказался предоставлен самому себе. Рассчитывал провести здесь большую часть дня, и теперь задумался с чего начать.

Начальник, увидев мою задумчивость, а может, желая побыстрее отослать меня, проявил заботливость, поинтересовавшись моим состоянием. Я, набравшись наглости, сказал, что мне нужно под Коломной посетить Научно-исследовательский полигон стрелкового и миномётного вооружения Главного Артиллерийского управления и попросил машину.

– С какой целью? – только и спросил он, поднимая трубку телефонного аппарата.

– Решить вопрос об обеспечении партизан средствами борьбы с легкой бронетехникой. Говорят, они занимались до войны испытаниями подобного вооружения.

– Ну, это дело нужное, поможем. – И уже в телефонную трубку отдал распоряжение. – Дежурный, сегодня за нашим отделом машина закреплена? Тогда сейчас к тебе спустится наш сотрудник из «полевых» покажешь, как в гараж пройти и пропуск на выезд в Коломну выпиши.

Перекинувшись еще парой ни чего не значащих фраз, уже мне последовало указание: – Машина в гараже, как найти подскажет дежурный, только не тот, что в подъезде на проходной, а во двор выходи. Там все увидишь. До комендантского часа транспорт необходимо вернуть. Если будет необходимость задержаться в Коломне, то сообщишь дежурному, но сам понимаешь, машину лучше загнать в гараж вовремя.

Я радостно кивал головой, до конца не веря своему счастью. Отпадала нужда искать попутку или толкаться в поезде. Беженцы по прежнему «штурмовали» составы, так как пассажирское сообщение нарушалось движением воинских эшелонов. Даже поговаривали, что со дня на день начнется эвакуация из Москвы детей возрастом до 12 лет.

– Командировку оформлять будешь? – Вопрос вырвал меня из счастливых грез. И я немного растерялся, пытаясь вспомнить, сколько там положено суточных. Питание, проживание, что еще? Да, ну его дольше по кабинетам пробегаю.

– Ах, ну да. Ты же у нас «миллионщик», – усмехнулся на мое отрицательное движение Андрей Никитич, – можешь себе позволить.

– Да я и так уже в командировке. Куда еще больше и, правда богатым стану, – отшутился в ответ, и поспешил к выходу, пока не передумали насчет машины.

Однако сразу в Коломну мы не отправились. Время обеденное и выезжать не подкрепившись, было бы неправильно. Поэтому я с водителем отправился в столовую, расположенную в цоколе. Кормили здесь получше, чем в гостинице и к тому же было много выпечки. Под молчаливое одобрение Кузьмы Дмитриевича, степенного дядьки в форме старшины, который отвечает за наше транспортное средство, представленное чистенькой и ухоженной Эмкой, я взял с собой десяток пирожков. Проехать нам предстояло не более двухсот километров, почти как до нашей базы. Опыт показывал, что уложимся за четыре часа, но запас карман не тянет, а в дороге всякое может случиться. Так же, для налаживания взаимопонимания с работниками полигона, в коммерческом магазине я прихватил две бутылки молдавского коньяка, который всегда считал вполне приличным. Еще не удержался и купил два круга полукопченой колбасы, уж очень она вкусно пахла, причем без всяких усилителей вкуса.

Последним пунктом остановки значилась гостиница, где я переуложил имущество в вещмешке и предупредил дежурную о возможной задержке, то есть ночном отсутствии. Койко-место я оставлял за собой, вещи, которые мне в дороге не нужны, сдал на хранение. Зато все оружие быстро проверил и снарядил обоймы к Маузеру. Неприятностей я не ждал, но «береженного – бог бережет». Кате я звонить не стал, так как она сейчас на заводе и к телефону ее вряд ли позовут. К тому же мы договорились, что связь держим через коммутатор гостиницы, оставляя сообщения, а о моем отъезде там уже в курсе. Осмотревшись на последок, и убедившись, что ни чего не забыл я поспешил к машине.