ЗЛОЙ ЧЕЧЕН ПОЛЗЕТ НА БЕРЕГ

— Такого изуверского ритуала, чтобы с человека живьем снимали кожу, а мясо отправляли на вывоз, — среди современных российских культов я не знаю.

Никита шел с Аскером Алиевичем по Дворцовому мосту. С полчаса назад он пришел в здание Кунсткамеры, где помещалось заведение с длинным названием: Институт этнографии и антропологии человека имени Миклухо-Маклая Российской Академии наук. Профессор Аскер Алиевич Цагароев заведовал в этом институте сектором. Вечером Никита решил справиться насчет него у бывшей одноклассницы, которая тоже трудилась в этом институте и специализировалась то ли по якутам, то ли по чукчам. А может, по тем и другим.

— Ты такого чеченца, Цагароева, из вашей епархии случайно не знаешь? — спросил он весело и тут же получил устную оплеуху за свое легкомыслие.

— Для тебя, Никитушка, Цагароев — чеченец, а для меня он — прежде всего ученый планетарной значимости. Его книги изданы во всем мире. Можешь сам в БАНе в этом убедиться, если у тебя, конечно, есть пропуск. Они написаны вполне доступным языком.

Мол, не тебе с твоим ментовским интеллектом соваться в наши дела. Хорошо еще Никита понял, что его посылают не в заведение с сауной и душевыми, а в библиотеку Академии наук. А то ведь мог бы и выдать что-нибудь, типа: «Слушай, я только не понимаю, при чем тут баня?»

И все же, несмотря на слова бывшей одноклассницы, Никита отличил ученого с мировым именем среди двух других собеседников мгновенно — как ни крути, а по виду он был типичным чеченцем. Только с седым затылком и седеющими усами, а также со вполне благородной осанкой.

Никита созвонился с ним сразу после вечернего разговора с одноклассницей, и Аскер Алиевич, не проявляя любопытства к цели визита сотрудника прокуратуры, сказал, что может встретиться только завтра, потому что завтра же вечером вылетает на конгресс в Лондон, а из Лондона — читать лекции в университете… Тут ученый назвал город, название которого хотя и показалось знакомым, но в какой он находится стране и даже в каком полушарии, Никита твердо не знал.

В назначенный час он прошел мимо скелета лошади о двух головах и другого скелета — человеческого, только гигантского роста, поднялся по лестнице и, слегка поплутав, отыскал нужный кабинет, где ученый, стоя в дверях, заканчивал деловой разговор, по-видимому, с коллегами.

— Но это же не входит в целевую программу, — занудно говорил один из коллег.

— Милый мой, разве озарение можно запрограммировать? — отвечал ему профессор Цагароев со спокойной улыбкой доброго и мудрого пожилого человека. — Что вам эта программа! Человека осенила яркая, свежая идея, а вы — со своей программой. Да сочиним мы нужную формулировку.

Разговор еще не закончился, когда у Цагароева засигналила трубка. Аскер Алиевич нетерпеливо поднес ее к уху, проговорил кому-то: «Привет, Миша», потом взглянул на часы и добавил: «Хорошо, через полчаса буду».

Звонивший Миша, судя по всему, сразу предложил ученому машину, на что тот ответил:

— Не надо машины! Ты же знаешь: я люблю ходит по мосту пешком. Через полчаса я у тебя буду.

— Так я могу начинать работу? — спросил, слегка заикаясь от волнения, другой коллега.

— Начинайте немедленно. — Цагароев с той же мягкой Улыбкой повернулся к нему. — Под мою ответственность.

Только после этого он со вниманием взглянул на Никиту.

— Вы ко мне?

Коллеги удалились, Никита, ощущая дефицит времени, представился и постарался за полминуты выложить свои вопросы.

— У нас такая проблема, Аскер Алиевич: требуется научная консультация. Несколько раз подряд находим мужские тела… со снятыми кожными покровами. Короче, тело есть, а кожи нет, срезана. Может ли кто делать такое в чеченской общине… нет, не обязательно в чеченской, — поправился Никита, однако слово было уже сказано. — Поймите меня правильно, — заволновался Никита, — я имею в виду любую нацию: у кого был такой культовый ритуал?..

Ученый понял все раньше, чем Никита договорил до конца, и, горестно кивнув, вдруг заботливо спросил:

— Вы одеты достаточно тепло, чтобы пойти со мной по Дворцовому мосту?

— Нормально — Никита с трудом скрыл удивление.

— Тогда у нас с вами есть двадцать минут. Проводите меня до Эрмитажа, вот все и обсудим. Михаил Борисович просит посмотреть новую коллекцию перед открытием.

Все-таки Никита был не какой-нибудь серый валенок и сразу понял, что звонивший Миша — это и есть Михаил Борисович, директор Эрмитажа по фамилии Пиотровский. Потом он почти бегом спустился по лестнице следом за сухоньким седеющим чеченцем и, стараясь не отставать, последовал за ним по набережной к Дворцовому мосту.

— Полагаю, вы ждете, чтобы я немедленно назвал вам адрес злого чечена? — все с той же доброй улыбкой на лице спросил Аскер Алиевич.

— Какого злого чечена? — не понял Никита.

— Это из «Колыбельной» Лермонтова: «Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал».

Что-то такое Никита помнил, но очень туманно.

— Чеченец как современный символ врага — забавно, не правда ли? Или трагично. Нет, мой дорогой, чечена я вам не назову. Но то, что ни один истинный чеченец такой способ мести не изберет, это скажу вам точно.

— Но мало ли… — попробовал возразить Никита. — Я, конечно, понимаю…

— Ничего вы, молодой человек, не понимаете! — проговорил с неожиданной горечью ученый. — Хотя бы потому, что вас этому не учили. Вы хотя бы помните из своей, из русской истории, что Александр Невский однажды отмолил у Батыя право не вести русские дружины на войну?

— Было такое, — согласился на всякий случай Никита, хотя, конечно, не помнил.

— Правда, его брат, Ярослав Ярославич, и сыновья уже на эту войну ходили. И ходили они именно на Кавказ — завоевывать земли, где жил вайнахский народ, проще говоря, чеченцы. Так с тех пор и завоевывают… в каждом веке и каждое поколение. Уж кто только не завоевывал. И чтобы устоять в этой тысячелетней бойне, нужны в том числе и прочные, я бы сказал, окостеневшие ритуалы. Так вот, того, о чем вы спросили, среди ритуалов в последние столетия не наблюдалось. Хотя, по преданиям, один из апостолов, святой Варфоломей, после проповеди в Индии перешел в Армению и подвергся там именно такому жуткому истязанию: с него была снята кожа. Великий Питер Брейгель, как известно, изобразил этого мученика стоящим под деревом с перекинутой через руку, словно плащ, собственной кожей.

— То есть вы считаете, что в среде чеченцев такого быть не может?

— К тому же есть правила поведения народа в рассеянии. Сейчас все более утверждается взгляд на чеченский народ как на повторяющий судьбу народа еврейского. Сегодня в диаспорах живет намного больше чеченцев, чем на своей земле. Так вот, у еврейского народа было золотое правило — не нарушать законов страны, которая его приняла, и содействовать процветанию этой страны… Хотя, конечно, отморозки могут быть в любой семье. И тут желательно тоже придерживаться старинного правила. Вы, возможно, слышали: «Дайте нам право иметь своих негодяев». Но этими негодяями нельзя мерить ни один народ… В моем подъезде коренной житель Петербурга, исконно русский человек Петя Иванов, каждый вечер мочится возле лифта. Но только ненормальный будет судить по нему обо всех петербуржцах и, тем более, о русском народе…

— А вы, Аскер Алиевич, ощущаете себя больше кем? — спросил вдруг Никита. — Я имею в виду: чеченцем или петербуржцем.

Они перешли уже разводную часть моста, и далеко внизу под ними, разбиваясь о каменные быки, стремительно неслись свинцовые воды Невы.

— Всем сразу, мой дорогой. — Цагароев улыбнулся. — В зависимости от того, кто в эту минуту терпит обиду. Чеченцем, петербуржцем, гражданином России, жителем планеты. И кроме того, сыном Божиим.

— Всем сразу?

— Естественно. И готов защищать любого из них, если он терпит бедствие. А вы разве нет?

— Пожалуй, и я тоже… У меня, правда, один дедушка наполовину татарин, а бабушка — с Украины…

— Это нормально. А что касается существующих на сегодня аномальных ритуалов, то такого, о котором вы спрашиваете, в России, к счастью, не наблюдалось. Думаю, это что-то иное — никакой не сатанизм, которым так любят пугать, не каннибализм и прочие страшилки… Советую вам поискать в мире, как бы точнее выразиться, суперизощренной современной культуры. Короче, это — не веяние варварского прошлого, а что-то современное, ну как, к примеру, серьга в брови или губе у нынешней молодежи. И еще — по слухам, появилась — только я предупреждаю: это всего лишь темные слухи — какая-то странная личность, которую именуют чеченцем. Я не знаю, кто он. Я ничего о нем не знаю, кроме того, что личность эта опасна… Если он и в самом деле чеченец, то это — тот самый негодяй, на которого у каждого народа должно быть право… Попробуйте поискать около него.

— Сведения достоверные? — спросил Никита.

— Я вам сказал — это темные слухи.

— Но вы могли бы назвать координаты источника, который вам их сообщил?

— Могу. Южное кладбище. Номер могилы — не помню. Одна из свежих.

Они дошли до конца моста, и тут им дорогу преградил милицейский лейтенант. Не обратив на Никиту внимания, он поманил Аскера Алиевича пальцем к гранитным перилам набережной.

— Документы, пожалуйста.

Никита тоже полез было за своим удостоверением, но лейтенант требовательно проговорил:

— А вы проходите, не задерживайтесь.

В это время ученый заученным движением успел протянуть паспорт, и Никита решил вмешаться лишь в случае крайней надобности. Лейтенант долго листал паспорт, даже повернул боком, якобы вглядываясь в печать, затем насмешливо спросил:

— Куда это ты так разогнался, дед?

— В Эрмитаж, мой дорогой, — ответил с улыбкой мудрого старца Цагароев.

Они стояли наискосок от Эрмитажа, и группы иностранных туристов обходили их, словно речные струи неожиданное препятствие. ……

— Чего? — презрительно переспросил лейтенант. — В Эрмитаж? Его, что, для тебя построили? Гуляй дальше, дед. Твое дело — шаурму делать, на рынке торговать, какой тебе Эрмитаж? Сто рублей дашь, будет Эрмитаж.

— Лейтенант, перестаньте паясничать, — не выдержал Никита и достал наконец свое удостоверение, где он красовался при капитанских погонах. — Извинитесь перед всемирно известным ученым, профессором Цагароевым и освободите дорогу.

Его повелительные интонации подействовали на лейтенанта мгновенно.

— А чего, — заговорил он смущенно, — надо было сразу сказать, что профессор — в паспорте не написано. Ну извините, пошутил неудачно. — Лейтенант вернул паспорт, козырнул и важно разрешил: — Доброго пути. Эрмитаж — дело хорошее.

И хотя теперь лейтенант повел себя вполне корректно, Никита продолжал испытывать жуткий стыд.

— Необходимая процедура, — сказал он, чтобы сгладить неловкость.

— Да-да, — подтвердил Аскер Алиевич, — я привык и без паспорта не выхожу. Причем это я — пожилой человек, который родился в Ленинграде, здесь вырос и, не считая ссылки в Казахстан, тут и прожил большую часть своих лет. Меня останавливают почти ежедневно, а моих племянников-студентов проверяют на каждой станции метро. Но иногда это бывает трудно объяснить гостям. Представляете: я показываю наш город коллегам из Англии или Голландии, а у меня на каждом шагу проверяют документы. Как мне им это объяснить?

Никита проводил ученого до служебного входа.

— Простите нас, Аскер Алиевич, мне очень стыдно, — сказал он, прощаясь.


Загрузка...