В черном списке

В ПОНЕДЕЛЬНИК УТРОМ

Меланхолический рассвет в большом городе. Небо светло-голубое, а солнце еще не успело осветить фасады домов. До половины десятого улицы погружены в тень. Какой-то черный продавец развязал ремни, стягивающие пачки газет, и разложил на тротуаре: «Ди Трансвалер», «Ренд дейли мейл», «Голден сити пост».

Перед светофором толпа белых и черных. Африканцы из Басутоленда в лохмотьях, элегантных костюмах или покрывалах, черные девочки, идущие парами. Маленькие дети производят впечатление очень голодных, и, видимо, это действительно так. И белые — с деловыми, решительными лицами, с портфелями, в пиджаках. Они торопливо проходят путь от автомобиля, оставленного за углом, до двери своей конторы. Все так же, как и в других городах.

Зажегся зеленый свет, и все переходят улицу. Апартеида здесь нет. Странно думать, что многие белые считают этих черных своими врагами, и те отвечают им тем же. И черные, и белые живут среди врагов, некоторые не задумываются об этом, большинство же сознают опасность. Друг перед другом они выступают в роли оккупантов. Белые благодаря своей силе, а черные — своему количеству, и в итоге никто не может считаться победителем.

Мы брели в тени колонн. В центре города расположились небоскребы из серого бетона, в стиле тридцатых годов, а вдалеке, там, где улица кончалась, виднелись объятые дымкой терриконы, низкие фабричные здания, перед названием которых часто стояли слова «Англо-америкен». Вскоре архитектура предстала перед нами в своем диком многообразии: павильоны из железа, оставшиеся от какой-то выставки, молочные фермы и склады сыра, народные школы, построенные на рубеже двух столетий, загоны для скота, превращенные в стоянки для автомашин…

На перекрестке перед красным светом остановился грузовик с заключенными. Я смотрю на тех, кто стоит в прицепе и держится за решетку. Два африканца разговаривают между собой, и мне кажется, что их лица выражают отрешенность и носят следы былых страданий. Они, может быть, и молоды, но выглядят старше города, который окружает их.

Другой заключенный также выглядит старым. Коротко постриженные волосы местами поседели, взгляд отсутствующий, точно жизнь случайно попала в его тело.

Мужчина с более темной кожей, чем обычно, прислонился головой к решетке и что-то бормочет. Можно было угадать, что он говорит: я знаю, что будет дальше. Такое случается со всеми, почти со всеми.

Двое двадцатилетних юношей выглядели бодрыми и злыми. На их лицах отражалась целая гамма чувств. Видимо, это случилось с ними впервые, но другие в прицепе не разделяли их наивности. Юноши были удивлены, возмущены, обескуражены всем случившимся, они словно еще преодолевали стену действительности, а не сразу впали в безразличие, царствующее по другую сторону этой стены.

Едва ли кто-либо из белых, проходивших по улице, замечал людей за решеткой. Мужчина в плаще, стоявший около меня, закурил сигарету, затем выпустил изо рта дым, и только когда отвернулся, чтобы дым не попал в глаза, увидел африканцев.

Будни — это привычка к тому, что происходит каждый день. На фабриках и в конторах, на кухне и на рудниках все время происходят события, которые должны бы служить предупреждением и оставлять следы в душе человека, но они повторяются слишком часто и становятся частью таких ослепляющих разум привычек.

В парке только что распустилась циния…

Шофер оперся локтями на баранку, глаза его устремлены на светофор. Рядом сидит полицейский. Это их ежедневное дело, работа, за которую платят. Грузовик тронулся, и черные лица исчезли — лишь часть двухтысячного «урожая», который собрала южноафриканская полиция во время субботних и воскресных облав в городах Южной Африки.

Последнее, что я видел: вспотевший полицейский заложил за воротник кителя носовой платок, а рукой беспрестанно поглаживал подбородок.