Великая Отечественная на Черном море. часть 2

Прорвав оборонительную позицию, пехота и танки противника неожиданно приблизились к наблюдательному пункту и начали его обстреливать. Комполка Шашло и начальник штаба Чернявский оказались без связи и не могли вызвать огонь или попросить поддержки. Подразделения немецких солдат просочились в глубь нашей обороны и не допустили подхода к наблюдательному пункту ни бойцов Ширкалина, ни группы связистов, ни посланных с другого участка автоматчиков. Наши красноармейцы и командиры на наблюдательном пункте, оказавшись в окружении, вступили в смертельную схватку с врагом. Там были командир 747-го стрелкового полка подполковник В.В. Шашло, начальник штаба 134-го гаубичного артиллерийского полка подполковник К.Я. Чернявский, помощник начальника штаба этого же полка капитан Василий Майборода, командир взвода артиллерийской разведки Николай Лугин, сержант Иван Хвостенко, артиллерийский разведчик Холод, радист Шкурат и два связиста-телефониста 747-го полка. Все они были уже ранены, но продолжали драться до последней возможности. Когда роте автоматчиков 514-го полка, в которой было около 20 человек и группе связистов 747-го полка все же удалось пробиться к наблюдательному пункту – его защитники уже погибли, использовав все до единой гранаты и расстреляв весь запас патронов. Рядом с павшими были лишь пустые ящики из-под гранат и диски автоматов. А вокруг наблюдательного пункта наши бойцы насчитали около 60 фашистских трупов...

…Противник прорвался к орудиям 134-го гаубичного артполка дивизии, одновременно был окружен КП 134-го ГАП. Командир дивизиона капитан Н.Ф. Постой вызвал огонь орудий своего дивизиона на себя. Чтобы вести огонь по противнику с максимальной точностью и не задеть КП 122-мм гаубицы выкатили на прямую наводку. Первой открыла огонь батарея младшего лейтенанта Умеркина. При этом сама батарея была атакована ротой автоматчиков. Отбивались гранатами, не прекращая огня для прикрытия КП…».

«…Особо упорные и тяжелые бои велись в районе Томатного завода, обороняемого подразделениями 2-го батальона 514-го полка. По ним били артиллерия, минометы, танки, их атаковала и обходила пехота, а воины целых двое суток держались и били врага. Свыше шестисот гитлеровских трупов осталось перед опорным пунктом. Но и наши люди понесли большие потери. Погибли почти все воины 2-й пулеметной и 5-й стрелковой рот с их героическими командирами старшим лейтенантом Васильевым и лейтенантом Волобуевым. Лишь в ночь на 9 июня оставшиеся в живых красноармейцы, двумя группами, возглавляемые политруком роты Кудрявцевым и командиром взвода младшим лейтенантом С.В. Малаховым, по приказу отошли на новые позиции. Остатки 747-го полка заняли позиции в районе полустанка Мекензиевы Горы и сразу же вступили в новый бой. Группа Малахова только в течение дня 10 июня ручными и противотанковыми гранатами подбила пять танков. В ходе боев Малахов был трижды ранен».

В воспоминаниях немецких солдат указывалось, что высота 104.5 была полностью захвачена немецкими войсками еще накануне. По советским (официальным) данным получается, что высота была захвачена к вечеру 8 числа. В воспоминаниях ветеранов указывалось, что высота 104.5 и опорный пункт «Томатный завод» сражались до ночи 9 июня. Если командование дивизий еще имело связь с войсками, то командование СОР получало информацию с опозданием и оперативно управлять войсками не могло.

Командующий СОР Ф.С. Октябрьский продолжал управлять оборонительным районом посредством телеграмм: «Петрову и Чухнову. Мой приказ восстановить положение 79-й бригады и 172-й дивизии не выполнен, потому что было упущено время. Запоздали c подтягиванием 2-го полка морской пехоты. Положение в IV секторе таково, что полковник Ласкин потерял высоту 49.0 (высота 104.5) район, где был его КП. Его части продолжают отходить на рубежи третьей линии обороны. Приказываю: В течение ночи 8 на 9 перебросить всю 345-ю стрелковую дивизию район III-IV сектора. Продумать выгодные рубежи для ее полков. Прочно занять войсками 95-й, 172-й, 345-й стр. дивизий и 79-й бригадой рубежи: дер. Любимовка-выс. 38.,4, дальше по третьей линии обороны, противотанковому рву на восток – отм. 38.0, памятник на стыке с 25-й стр. дивизией. Объявить лично всем командирам дивизий – Капитохину, Коломийцу, что дальше этого рубежа отходить некуда. Отходить дальше без моего разрешения запрещаю... Врага остановить и обескровить. В течение ночи лучше окопаться, рыть ходы сообщения, все, что возможно укрывать в скалы. На 100% использовать дивизион РС. Просмотреть огневые позиции с точки зрения смены и маскировки. 8.06.42 17.53 Октябрьский, Кулаков».

Быть может, мне кто-нибудь объяснит, почему командующий СОР вице-адмирал Октябрьский, зная о том, что на большинстве карт, использующихся в войсках, высоты обозначены в метрах, в своих телеграммах и приказах упорно дает даные по высотам в саженях? Мы бесконечно рады, что у командующего СОР была старая, откорректированная морская карта, но зачем изначально способствовать путанице, отдавая боевые распоряжения? Есть и другое, более логичное объяснение этой «путанице» (?). Осенью 1945 года, когда приводились в порядок и систематизировались отчеты о боевой деятельности СОР, в распоряжении «рабочей» (?) группы штаба флота, в которую входили генерал-лейтенант Моргунов, контр-адмирал Васильев, генерал-майор Жидилов и прочие, не оказалось старых карт с обозначениями высот в саженях, и наши, не особенно щепетильные в подобных вопросах «стратеги» при новой «редакции» отчетов использовали карты более поздних выпусков, на которых высоты обозначались в метрах…

В своей телеграмме адмирал Октябрьский обвиняет командование 4-го сектора в медленной реакции на изменяющуюся обстановку, в задержке с исполнением приказаний СОР. Приказ о выдвижении на позиции полков 345-й дивизии был отдан с явным опозданием. С учетом же того, что полки 345-й дивизии начали выдвигаться на позиции только на следующие сутки, возникает вопрос, в чем причина этой задержки, по сути имевшей роковые последствия? Посмотрите на схему боевых действий в период июньского наступления немцев (7-16 июня 1942 года). На схему нанесены места дислокации полков 345-й дивизии до момента их выдвижения на позиции. 1165-му полку предстояло совершить переход в 4 километра, 1163-му и 1167-му – в пять километров. Прогулочным шагом такая дистанция проходится менее чем за час. Для марш-броска батальона, с учетом времении подготовки – менее 40 минут.

По воспоминаниям оставшихся в живых ветеранов 345-й дивизии – приказ о выступлении в помощь войскам 3-го и 4-го секторов в полках не был получен. Остается предположить, что предлагаемая нам редакция приказа командующего СОР несет все признаки послевоенной правки… Последующие события – явное тому подтверждение.

День третий, 9 июня.

Всего за два дня боев противник вышел к тыловому рубежу Северной стороны. Рубеж был неплохо оборудован и в случае, если бы его занимало достаточное количество войск, он мог бы стать серьезной преградой на пути немцев. Но войск не хватало. Вернее, они были и находились всего в часе пешей ходьбы от передовой – полки 345-й дивизии, дислоцируясь с вечера 7 числа в районе Графской балки, находились в готовности выполнить приказ командования. Оставалось только этот приказ отдать…

К рассвету 9 июня из окружения стали прорываться части 172-й дивизии, занимавшие до начала штурма позиции в первом эшелоне. В срочном порядке из отошедших частей дивизии численностью не более двух строевых рот, специальных, тыловых частей и подразделений дивизии формируется сводный батальон. В качестве первой роты в батальон вошел личный состав дивизионной школы младших командиров. И.А. Ласкин вспоминает: «Да, наша оборона и раньше была неглубокой, а теперь она представляла собой совсем узенькую ленточку, в которую почти вплелись и огневые позиции артиллерийских батарей. Позади нашей ослабленной дивизии уже было никаких сил и огневых средств. Ясно, что судьба такой обороны могла быть очень тяжелой. И мы с надежной ожидали подхода армейского резерва – 345-й дивизии.... Огневые позиции артиллерийских батарей были почти в боевых порядках пехоты, они стали как бы островками обороны, островками упорства и огневой мощи, вокруг которых собиралась и оборонялась пехота».

Именно в этот момент, утром 9-го июня, нужно было вводить в бой армейский резерв, но... или информация запоздала, или долго принимали решение. Увы, к утру 9 июня 4-й сектор подкреплений не получил и 172-я дивизия продолжала сражаться в одиночку. Около 11 часов противник прорвался к КП 172-й дивизии. Из воспоминаний полковника Д. Пискунова: «Танки противника с посаженными на них автоматчиками, прорвав оборону, рванулись вперед и быстро вышли в район наблюдательного пункта командира дивизии.

На наблюдательном пункте кроме комдива Ласкина были начальник штаба дивизии подполковник Лернер, четыре работника штаба, в том числе я, и человек двенадцать бойцов. Вскоре мы все оказались в полуокружении врага. Комдив разделил нас на две группы. Первая, которую он возглавил сам, оставалась на НП, а вторая под командованием начальника штаба выдвигалась вправо. Он приказал нам уничтожать автоматчиков, а артиллерии – бить только по танкам. Однако, немцам удалось подойти к нам еще ближе. Комдив был ранен, но продолжал стрелять из винтовки и руководить боем. Комиссар дивизии П.Е. Солонцов побежал к 76-мм артиллерийской батарее из состава противотанкового дивизиона, находившейся неподалеку, но вскоре был тяжело ранен и отправлен в медсанбат. А примерно через час попало в окружение командование 514-го полка – подполковник И.Ф. Устинов и комиссар полка О.А. Караев. С небольшой группой автоматчиков они пытались прорваться. Завязалась перестрелка. Устинов и Караев были ранены. В этом бою командир полка Устинов, комиссар Караев, адъютант командира полка Можайский и большинство автоматчиков погибли. В командование полком вступил начальник штаба полка капитан П.М. Островский. Впрочем, в 172-й дивизии уже не было ни полков, ни батальонов, она представляла собой отдельные группы бойцов, сражавшиеся в окружении. Большинство офицеров были убиты или ранены, и все же дивизия сражалась. Удивительно, но по состоянию на 12 часов 345-я дивизия еще не выдвинулась на позиции. С 11 часов 30 минут бой шел на тыловом рубеже обороны, в бой вступили расчеты дотов, однако, пользуясь почти полным отсутствием пехотного прикрытия, противник обходил обороняющиеся укрепления, занимая пустые окопы. Время было упущено, противнику удалось продвинуться вглубь обороны и полностью прорвать тыловой рубеж. Полустанок Мекензиевы горы был захвачен. Однако, возле полустанка продолжала сражаться группа бойцов 172-й дивизии, занявшая оборону вокруг артиллерийского дота № 7 и двух пулеметных дотов. К 17 часам противнику удалось подавить и этот очаг сопротивления. Пользуясь тем, что у защитников закончились снаряды к 75мм орудию, немцы выкатили 105-мм орудие на прямую наводку и подавили дот. В этот же день совершил свой подвиг и дот № 9».

Из тех же воспоминаний: «…Дот, стоявший рядом с нами, расстреляв весь боезапас, умолк. Краснофлотцы стали отбиваться стрелковым оружием, но враг обошел дот и, подкравшись сбоку, пустил струю огня из огнемета в амбразуру. Почти все погибли. Враг, осмелев, попытался войти в дот. Неожиданно прогремел мощный взрыв, уничтоживший и дот и немцев. Куски бетона, рельсы взлетели в воздух на высоту метров двадцать-двадцать пять». Захватив почти без сопротивления укрепления тылового рубежа, противник подошел вплотную к 704-й батарее береговой обороны. Фактически в обороне зияла брешь шириной в 2,5 км. На этом участке немецкие войска продолжали рвать оборону на части и просачиваться за линию тылового рубежа и противотанкового рва. К моменту подхода полков 345-й дивизии была уже захвачена станция Мекензиевы горы, бой шел на подступах к 365-й зенитной батарее. Немецкие автоматчики на двух бронемашинах появились даже в районе КП сектора, на Братском кладбище. Группа была уничтожена ротой охраны, но ситуация продолжала оставаться отчаянной. Реально – опоздание с выходом на позиции 345-й дивизии привело к потере большого участка территории в 4-м секторе обороны. Задержка с выходом подкреплений привела к ухудшению положения и на участке 79-й бригады. Из остатков 3-го батальона, тыловых частей 79-й бригады, минометного дивизиона и артиллеристов создали слабый заслон, который прикрывал участок обороны от Камышловского оврага до шоссе. Остатки 79-й бригады были сведены в один батальон. Продолжали сражаться и окруженные остатки 1-го батальона бригады и рота ПТР. Несмотря на все усилия противника, батальон по-прежнему держался стойко. Раненые после наскоро сделанных перевязок продолжали биться с врагом. К концу дня противнику все же удалось захватить расположение роты 125-го танкового батальона (гора Panzerberg ), но последние очаги сопротивления в этом районе были подавлены только 12 июня. Большинство машин 125-го танкового батальона были подбиты в ходе боев, в резерв была отведена только одна рота (8 машин).

Вражеская авиация подвергла наши боевые порядки ожесточенной бомбежке. Сбрасывали не только бомбы, но и железные бочки, тракторные колеса, рельсы и другие предметы, создававшие сильный шум. В районе плато Мекензиевых гор, на Балаклавских и Инкерманских высотах в труднодоступных местах иногда и до сих пор иногда находят паровозные колеса, железные бочки рельсы и т.д. Это следы тех самых «психологических» бомбежек.

Бой шел уже у бывших казарм лесной стражи кордона Мекензия № 1 (совр. лесничество). Каменные казармы, окруженные стеной, стали как бы опорным пунктом. Только к 15 часам на участок фронта, занимаемый остатками 172-й СД, ввели в бой 345-ю стрелковую дивизию (командир – полковник Н.О. Гузь, военком – старший батальонный комиссар А.М. Пичугин). Первым вступил в бой 1163-й стрелковый полк (командир – полковник И.Ф. Мажуло).

Из воспоминаний Ласкина: «Когда командир 345-й дивизии выслал разведку и стала ясна ситуация на этом участке, комдив своим приказом немедленно ввел в бой и второй полк дивизии: 1167-й (командир – майор И.П. Оголь). Полк под обстрелом и бомбежками бросился закрывать брешь в обороне... Бойцы первого батальона полка, невзирая на обстрел, бежали бегом по дороге, которая вела к станции...».

Т.е. решение на выдвижение полков принимал комдив 345-й, а не командование СОР. Уже в который раз возникает вопрос: «А управлял ли кто-нибудь войсками?» Складывается впечатление, что кто-то тупо и упорно мешал Петрову и Крылову ввести в бой армейский резерв. Как вы думаете, кто обладал такой властью?

Последний 1165-й полк дивизии (командир – полковник В.В. Бибиков) временно оставался в резерве. Он был введен в бой только на следующий день. Г.И. Ванеев пишет: «...во второй половине дня 9 июня по приказанию генерал-майора И.Е. Петрова 345-я стрелковая дивизия сменила понесшую большие потери 172-ю стрелковую дивизию». Так указано в большинстве официальных источниках, но это очевидная ложь. Остатки всех подразделений 172-й дивизии были объединены в один сводный двухбатальонный полк (численностью 978 человек). Спустя два часа полк опять был введен в бой, с целью вернуть полустанок Мекензиевы горы. Левее, на участке 95-й стрелковой дивизии все атаки 132-й немецкой пехотной дивизии были отбиты и наши части в основном удержали обороняемые ими рубежи. Оборона 4-го сектора на участке 95-й дивизии имела большое количество бетонных и деревоземляных укреплений, немалую роль сыграло надежное прикрытие береговых батарей (в т.ч. и 30-й) и все атаки немецкой 132-й дивизии здесь были отбиты с большими потерями. В бой даже не вводились дивизионные резервы (241-й полк оставался в противодесантной обороне).

Оборона удерживалась в основном огнем полевой артиллерии и береговых батарей. Участок в районе полустанка Мекензиевы горы удавалось удерживать только благодаря огню двух батарей: 365-й зенитной и 704-й (115-й) батареи береговой обороны. Береговая батарея № 704 (командир – старший лейтенант В.Г. Павлов и военком – политрук В.Е. Праслов), укомплектованная моряками с крейсера «Червона Украина» и находившаяся почти на передовом рубеже обороны у ст. Мекензиевы Горы, подвергалась непрерывным ударам авиации и артиллерии противника.

Несмотря на это батарея не прекращала вести огонь по вражеской пехоте и танкам. Поздно ночью 9 июня было получено распоряжение Генерального штаба о передаче в состав СОРа 138-й стрелковой бригады. Предлагалось немедленно перебросить ее в Севастополь. На следующий день заместитель командующего Черноморским флотом контр-адмирал И.Д. Елисеев сообщил, что 138-я стрелковая бригада будет переброшена 12 июня на крейсере «Молотов» и эсминцах.

Рубеж обороны, занятый частями III и IV секторов на Северной стороне, к концу дня 9 июня проходил: безымянная высота в 1 км южнее высоты 192.0 – Симферопольское шоссе-отм. 60,0( современная высота Героев, на которой в то время находилась 365-я батарея) – высота с отм. 42.7. Т.е были прорваны все построенные рубежи обороны на участке шириной 5,5к м. Длина оборонительной линии СОР в этом районе увеличилась за счет глубокого «прогиба» в южном направлении.

Из-за эффективной «работы» немецкой авиации многие укрепления оказались непригодны для дальнейшей обороны и защиты войск. В частности оказалось невозможным разместить бойцов в старых земляных укреплениях времен Крымской войны. Эти укрепления представляли собой вершины невысоких холмов, окруженные земляными рвами и валами высотой около 3-х метров, усиленные по углам дзотами c бетонными оголовками. Долговременных бетонных казематов и укреплений на этом участке почти не было, а доты тылового рубежа БО ГБ № 7, 8, 9 оказались разбиты и захвачены противником. Однако, дот № 10 по-прежнему прикрывал Симферопольское шоссе, а 704-я батарея надежно сдерживала противника, не позволяя прорваться ему дальше. От авианалетов ее прикрывала 365-я зенитная батарея, находившаяся на соседней высоте. Линию фронта удалось ненадолго стабилизировать.

Немецкие источники указывали: «Наше наступление наталкивается на планомерно оборудованную, сильно минированную, с большим упорством защищаемую систему позиций. Непрерывный губительный огонь артиллерии противника ведется по всем немецким позициям. Он поминутно разрушает разветвленную телефонную сеть. Первые дни показывают, что под адским артиллерийским огнем противника наступление дальше вести невозможно».

Командование обороной Севастополя с помощью телеграмм продолжалось: «Новикову I сектор, Скутельнику II сектор, Жидилову, Горпищенко и командиру 388-й стрелковой дивизии Швареву. Возможно ожидать сегодня перехода противника в решительное наступление ваших участках. Противник будет стремиться прорвать оборону. Будьте бдительны! Ни в коем случае не допустить занятие хотя бы одного нашего окопа. Если где будет явная угроза распространения вклинившегося противника, все силы обрушивать на него, выбить, истребить. Ни на один час не допустить закрепляться противнику. В этом, только в этом успех. Первые два дня вы показали образцы героизма. Уверен в дальнейшем Вашем успехе. Октябрьский, Кулаков».

Знакомя вас, читатель, с телеграммами Ф.С. Октябрьского в адрес членов СОР и комендантов секторов, я сознательно испытываю ваше терпение – других следов деятельности командующего не сыскать. Надеюсь, что количество этих телеграмм, с учетом их непревзойденного «качества», помогут нам сделать правильные выводы по эффективности руководства.

День четвертый, 10 июня.

Позиции сторон с подходом 345-й дивизии несколько стабилизировались. С утра, после мощной артиллерийской и авиационной подготовки пехота и танки противника при непрерывной поддержке большого количества авиации, продолжали ожесточенные атаки в третьем и четвертом секторах обороны, в основном на участке станция Мекензиевы Горы – кордон Мекензия № 1. Главный удар приняли на себя малочисленные остатки 172-й дивизии, 1167-й и 1163-й стрелковые полки 345-й стрелковой дивизии.

К середине дня пришлось вести в бой последний – 1165-й полк дивизии. Командир дивизии полковник Н.О. Гузь приказал командиру 1165-го стрелкового полка подполковнику В.В. Бибикову выбить немцев со станции. Полк с марша вступил в бой и выполнил задачу. Однако, к исходу дня противник, подтянув свежие резервы, вторично овладел станцией.

Противник прорывался к позициям 365-й зенитной батареи, обойдя ее слева вдоль железнодорожного полотна, и справа– вдоль ветки на Северную сторону. Позиции батареи обстреливались артиллерией особо крупного калибра. Утром того же дня был ранен в челюсть командир батареи Н. Воробьев. Командование батареи перешло к его заму – лейтенанту Матвееву. Но в тот же день он был тоже тяжело ранен. На должность командира 365-й батареи назначают ст. лейтенанта Ивана Семеновича Пьянзина, ранее командовавшего батареей № 80, уничтоженной врагом. В два часа ночи 11 июня старший лейтенант Иван Пьянзин прибыл на высоту 60.0 и вступил в командование батареей.

Майор И.К. Семенов, зная, что батарея понесла большие потери и практически окружена, направил в помощь Пьянзину сорок добровольцев во главе с лейтенантом Пустынцевым.

Весь день шел бой вокруг НП 704-й ББ. 10 июня в район самой батареи просочилась большая группа вражеских автоматчиков. Вражеская авиация непрерывно штурмовала позиции батареи. Противник вел сильный артиллерийский огонь, а затем переходил в атаку при поддержке танков. Из докладной или объяснительной (подпись автора неразборчива, начинается с буквы П): «...автоматчики противника обошли НП батареи вдоль ж/д путей и атаковали орудие 130-мм № 1. Личного состава почти не оставалось, поэтому, пройдя от орудийной позиции по крытому ходу сообщения в дзот, я открыл огонь из ручного пулемета, отсекая пехоту. Противотанковый ров вокруг батареи был во многих местах засыпан. 5 танков противника ворвались на территорию батареи. Прямым попаданием 75мм снаряда было повреждено 130-мм орудие № 1. Краснофлотец Ф.С. Коробка из противотанкового ружья подбил два танка. Но еще один вражеский танк, прорвавшись, выстрелом в упор вывел из строя другое 130-мм орудие. Мне сообщили, что осколками был тяжело ранен командир батареи В.Г. Павлов. Т.к. противник прорвался в тыл, мне пришлось выйти из укрытия, чтобы отсечь пехоту, в этот момент меня ранило...».

Донесение написано на листе из «амбарной» книги, подписи нет: «…Батарея смогла отразить все атаки противника. Батарейцы уничтожили все 5 танков и до роты пехоты. В строю оставалось два 100-мм орудия батареи, находившиеся в бывших дотах № 11 и 11А. Однако уже в ходе следующей атаки орудие в доте № 11А было повреждено, а расчет погиб. За командира остался старший лейтенант И.К. Ханин, за комиссара – старшина 1-й статьи Н.П. Алейников, которые продолжали руководить боем и удерживать позиции батареи. Исключительное мужество и отвагу проявили оставшиеся в живых младший лейтенант Н.В. Кустов и краснофлотцы Яшин, Горбунов, Белецкий, Федоров, Шахтеров. Особенно отличились Алейников и старшина Косов. Ночью бой прекратился. Из 57 человек личного состава, находившихся на позициях батареи, погибло тридцать пять. В ночь на 11 июня батарейцам удалось восстановить орудие в доте № 11…».

Как же реагировало командование СОР на критическую ситуацию, складывающуюся в 4-м секторе обороны?

Из протокола заседания СОР от 10-го июня: «…Вечером состоялось первое с начала штурма совещание у командующего СОР Ф.С. Октябрьского, на котором присутствовали Н.М. Кулаков, И.Е. Петров, И.Ф. Чухнов, П.А. Моргунов, В.В. Ермаченков и другие командиры. На совещании генерал-майором И.Е. Петровым было предложено срезать немецкий клин. Было принято решение контратаковать вклинившегося противника в районе ст. Мекензиевы Горы с двух направлений – из района кордона Мекензи № 1 силами специально созданной ударной группы 3-го сектора и из района городка 30-й батареи группой 4-го сектора».

В ударную группу третьего сектора были выделены: батальон 54-го стрелкового, остававшиеся в резерве два батальона 2-го Перекопского и батальон 31-го стрелкового полков. Командование группой поручено командиру 54-го стрелкового полка 25-й стрелковой дивизии подполковнику Н.М. Матусевичу, а общее руководство возглавил комендант сектора генерал-майор Т.К. Коломиец. Кроме того, в состав группы придавались все остававшиеся в строю танки 125-го танкового батальона. В состав ударной группы четвертого сектора выделялись: весь состав 241-го стрелкового полка 95-й стрелковой дивизии (численностью около батальона) и два батальона 7-й бригады морской пехоты. Командование группой возлагалось на командира 7-й бригады морской пехоты генерал-майора Е.И. Жидилова, общее руководство осуществлял комендант четвертого сектора полковник А.Г. Капитохин.

7-я бригада морской пехоты занимала позиции во втором секторе. В срочном порядке ночью ее 2-й батальон (командир – капитан А.С. Гегешидзе), был снят со второй линии обороны 2-го сектора, 3-й батальон (командир – капитан Я.А. Рудь) снят с охраны аэродрома Куликово поле. В качестве усиления из состава бригады были выделены 76-мм четырехорудийная батарея и рота 82-мм минометов, ранее занимавшие позиции на Федюхиных высотах. Части были собраны на Царской (район нынешней Телефонной) пристани и переброшены на Северную сторону (на Инженерную пристань). К утру части бригады находились в исходном для атаки положении в районе 30-й батареи. Сюда же был направлен батальон 241-го полка.

Из воспоминаний Е. Жидилова: «Ночь проходит в хлопотах. В темноте наши второй и третий батальоны, четырехорудийная артиллерийская батарея 76-миллиметровых пушек и рота 82-миллиметровых минометов подтягиваются к бывшей Царской пристани в Южной бухте. На двух баржах еще до рассвета переправляемся на Инженерную пристань Северной стороны. Надо спешить, чтобы с утра начать наступление. Направив свой отряд к совхозу имени Софьи Перовской, мы с Ищенко разыскиваем командный пункт четвертого сектора».

День пятый, 11 июня.

К утру 11 июня положение войск в районе 3-го и 4-го секторов было следующим: 161-й полк удерживал позиции от берега моря в районе современного Любимовского гарнизона, до р. Бельбек. От реки Бельбек до КП 30-й батареи и далее до хутора Шишкова – 90-й полк. Т.е. линия фронта развернулась поперек линии укреплений, ранее проходившей вдоль реки Бельбек. От хутора Шишкова до КП зенитного дивизиона (форт «Молотов») – 241-й полк, далее позиции занимала 345-я дивизия до высоты 60.0 (высота Героев) и далее до шоссе. Линия обороны была слабо оборудована в инженерном отношении и опиралась лишь на цепочку земляных укреплений времен Крымской войны. Основу обороны составили две батареи – 365-я зенитная и 704-я береговая. На 704-й батареее в строю оставалось только одно орудие. Большинство огневых точек в этом районе были уничтожены огнем вражеской артиллерии и авиации. Боевые порядки войск 4-го сектора держались в основном за счет полевой артиллерии, т.к. в пехотных частях оставалось очень мало бойцов. 172-я дивизия практически перестала существовать, от нее оставались в строю только две батареи 134-го полка и минометный дивизион. Поддерживали части сектора еще две батареи береговой обороны № 12 и № 2. В строю оставались три дота БО: № 6, 10, 45 (80).

Третий сектор начинался от Симферопольского шоссе позициями крайне малочисленной 79-й Морской стрелковой бригады в составе минометного и противотанкового дивизионов, из пехотных частей в строю оставались две сводные роты из оставшихся моряков 2-го и 3-го батальонов.

Далее занимал оборону 2-й Перекопский полк (2 батальона) и 25-я дивизия в составе 287-го, 31-го, 54-го полков. Если внимательно взглянуть на расположение войск на схеме, то становится очевидным, что большая часть войск, намеченных для контрнаступления, уже была задействована в обороне. Противник активно подтягивал свои резервы – 4-ю румынскую дивизию, 33-й полк 10-й дивизии и два немецких полка, подошедших из-под Бахчисарая. Даже с учетом того, что утром 11 июня противник очевидной активности не проявлял, планируемый контрудар очень напоминал авантюру.

Наши ударные группировки, созданные в III и IV секторах, с самого рассвета начали готовиться к выполнению поставленной задачи. Для этого левая группа должна была наступать из района 30-й батареи вдоль по балке, в направлении виадука (пересечения железной дороги и Симферопольского шоссе), в 1500 м севернее ст. Мекензиевы Горы. С точки зрения организационной, данной операции придавалось серьезное значение,– действиями штурмовых групп руководили коменданты секторов Капитохин и Коломиец. Группа войск 3-го сектора получила более сложную задачу: выйти к виадуку, ударив из верховий Камышловского оврага. Если группе Жидилова для выполнения поставленной задачи требовалось пройти с боем около двух километров, то группе Матусевича почти вдвое больше.

С утра 11 июня в III и IV секторах было тихо. Вскоре началась артподготовка, после чего группа Жидилова перешла в решительное наступление. Из воспоминаний Е.И. Жидилова: «В каком-нибудь километре от нас вырастает сплошная стена огня и взметенной взрывами земли. Мы нагоняем свой отряд юго-западнее высоты 92.1, в глубокой лощине, где он остановился на короткий отдых. С командирами батальонов Рудем и Гегешидзе, командиром артиллерийской батареи Пелых и командиром минометной батареи Зайцевым отправляемся на рекогносцировку. Забравшись на гребень высоты на правом фланге 30-й батареи, осматриваем Бельбекскую долину. Она вся занята немецкими войсками. Высота 107.2, примыкающая к долине с запада, тоже в руках противника. Наша задача выйти в виадуку, где скрещиваются шоссейная и железная дороги, идущие на Симферополь. Когда мы там встретимся с частями Чапаевской дивизии, немцы очутятся в мешке. Чтобы облегчить наше продвижение, 95-я стрелковая дивизия, входящая в четвертый сектор, сковывает фашистские резервы в Бельбекской долине и огневые средства противника на высоте 107.2.

Наступление я решил вести так: второй батальон Гегешидзе пойдет в первом эшелоне, за ним уступом влево – третий батальон капитана Рудя. Артиллерийская и минометная батареи будут поддерживать их с позиции у изгиба дороги, неподалеку от 30-й батареи. Затем по мере продвижения батальонов артиллерийские и минометные позиции переместим южнее высоты 92,1.

Мой командный пункт – в землянке, южнее 30-й батареи. Связь с подразделениями будет осуществляться по телефону и радио. В излучине дороги, южнее административного здания совхоза, наши батальоны развернулись в боевой порядок. Еще до начала артиллерийской подготовки разведчики прошли вперед и скрылись в кустах. Трудно вести разведку в полосе, где каждый метр просматривается и простреливается противником. Но разведчиков возглавляют опытные, проверенные в боях офицеры – командир взвода бригадной школы лейтенант Петр Степанович Пономарев и политрук разведывательной роты Иван Николаевич Павликов. Под гул артиллерийской стрельбы морякам удается пробраться в расположение противника. Вслед за разведкой продвигаются наши батальоны.

Мы с Ищенко наблюдаем за ними с кургана возле 30-й батареи. Вон, сгорбившись, сосредоточенно смотря вперед, идет Гегешидзе, и с ним трое связных. По его сигналу второй батальон развертывается. Левее и чуть позади него таким же рассредоточенным строем следует третий батальон.

Через 10-15 минут, как только разведчики врываются в расположение противника на высоте 92,1, завязывается перестрелка. А пройдена лишь треть пути. Автоматные очереди и огонь вражеских минометов вынуждают разведчиков залечь.

Лейтенант Пономарев с одним полувзводом ведет бой с гитлеровской ротой, которая находится всего в пятидесяти метрах от моряков. Метким огнем разведчики прижали немцев к земле. В это время Павликов с другим полувзводом заходит фашистам во фланг, бойцы устремляются в атаку, забрасывая противника гранатами. Маневр разведчиков настолько стремителен, что рота противника, потеряв не менее половины своего состава, разбегается, оставив на поле боя один миномет, одиннадцать автоматов и пять ручных пулеметов. Сюда спешит со своей четвертой ротой старший лейтенант Кирилл Георгиевич Русия. Он небольшого роста и, чтобы управлять бойцами в высоких зарослях, то и дело поднимает свою пилотку и энергично машет ею в сторону движения. Рота подошла вовремя, когда к месту боя немцы подтянули свежие силы с высоты 107.2. Завидя цепи фашистов, Русия скомандовал:

– Ложись!

Рота залегла и приготовилась к отражению атаки. Командир батальона Гегешидзе с шестой ротой в этот момент приблизился с правого фланга. В интервале между двумя стрелковыми ротами расположилась пулеметная рота.

– Соедините меня с КП бригады, – приказал Гегешидзе начальнику связи батальона старшему лейтенанту Василию Трофимовичу Вещикову. Предстояла ожесточенная схватка с противником, который по численности вдвое превосходил батальон Гегешидзе, и командир хотел заручиться огневой поддержкой. Начальник оперативной группы штаба бригады капитан-лейтенант Николай Федорович Матвиенко, выслушав доклад Гегешидзе, немедленно направил огонь минометной батареи на южные склоны высоты 107,2. Бой вспыхнул с новой силой. Немцы стремились любой ценой остановить наш наступающий батальон. Обе стороны несли потери. То там, то здесь возникали рукопашные схватки. Старшего политрука Модина я застаю в окопе позади своей восьмой роты. Он отдает по телефону распоряжения об укреплении позиций на ночь. Увидев меня, Модин рассказывает о действиях батальона, вытирая вспотевшее лицо платком, который сразу становится черным. Старший политрук без фуражки. Волосы кажутся седыми от пыли.

Порадовать меня он ничем не может. За несколько часов боя батальон потерял половину своего состава. Люди измотаны. Ранены командир батальона капитан Рудь и помощник начальника штаба старший лейтенант Георгий Павлович Преучель. Самоотверженно сражалась восьмая рота. Ее ряды тоже сильно поредели. Тяжело ранен командир роты Титов, погиб политрук Говтанюк. Теперь ротой командует заместитель политрука старшина 1-й статьи Скобчинский…».

Почему-то в описании событий упоминаются только батальоны 7-й бригады, но это не совсем правильно. Первыми атаковали противника части 241-го полка, который шел впереди батальонов бригады и который готовил проходы в проволочных заграждениях и минных полях. Весь день шел непрерывный бой. Действия контратакующих войск поддерживала артиллерия сектора и Береговой обороны. Наступавшие батальоны, продвигаясь, несли большие потери. Часто бой доходил до рукопашных схваток. Погиб командир 3-го батальона капитан Рудь, его место занял военком старший политрук Модин. Выбыли из строя почти все командиры рот. Преодолевая огневое сопротивление, группа Е.И. Жидилова продвинулась всего на 500-700 м, но развить успех дальше не смогла и к вечеру вынуждена была закрепиться на достигнутом рубеже.

Ударная группа третьего сектора под командованием подполковника Н.М. Матусевича после артиллерийской подготовки при поддержке танков также перешла в наступление. Ее состав сейчас сложно установить. Однозначно можно утверждать, что атаковало два батальона, а не четыре, как планировалось, и атаковали они не одновременно. Первым атаковал батальон Перекопского полка. Продвинувшись вперед на 200-300 м, бойцы тут же были прижаты к земле артогнем противника.

Поднять людей на сплошную стену разрывов не удалось. В результате группа вынуждена была перейти к обороне. Вторая попытка была предпринята спустя час. Ударная группа Перекопского полка была усилена ротой танков (7 машин) и сводным батальоном 25-й Чапаевской дивизии. Но и эта атака не удалась. Вместо трех полнокровных батальонов чапаевцы прислали всего один сводный батальон, укомплектованный в основном выходцами с Кавказа, поднять людей в атаку не удалось, не смотря на все усилия политработников и командиров. Трижды танкисты, отрываясь от пехоты и неся потери, прорывались к немецким позициям и трижды возвращались, не поддержанные пехотой. В этих атаках 2-й Перекопский полк потерял 80% своего личного состава. Понеся невосполнимые потери, в боевых донесениях и сводках 2-й Перекопский полк более не упоминается. Генерал Коломиец очень часто кстати и некстати упоминал, что он привык воевать «…малой кровью». Не лишне было бы уточнить, что щадя жизни бойцов 25-й дивизии (особенно тех, кто начинал с ним воевать в Одессе), комендант 3-го сектора предпочитал бросать в бой приданные сектору войска особенно из морских бригад и полков. Спрашивается, почему, лично отвечая за организацию контрудара силами 3-го сектора, Коломиец не выполнил приказание штаба армии по выделению четырех батальонов из состава 25-й дивизии? Почему лично не прибыл в район организации контрудара, оставаясь на КП сектора в келье бывшего Инкерманского монастыря? Что, быть может, не генеральское это дело – непосредственно руководить боем?

О наличии у генерала Коломийца столь своеобразной «хозяйственной» (?) жилки упоминали его ближайшие коллеги: полковники Ласкин и Капитохин. Не отрицал этого качества и генерал Петров. Все они могли по достоинству оценить деятельность Коломийца на должности начальника тыла Приморской армии. Кто бы нам еще объяснил причину размещения КП 3-го сектора на территории 2-го сектора? О стратегической целесообразности здесь и речи быть не может. При выборе места для своего КП Трофима Калиновича, прежде всего, привлекала возможность использования по «боевому» (?) назначению обширных наземных, а главное подземных сооружений бывшего Инкерманского монастыря. Быть может, не стоило возвращаться Трофиму Калиновичу к командной карьере, а проявлять столь свойственную ему рачительность и хозяйственность в структурах армейского тыла, имея дело с портянками и тушенкой, топливом и спиртом, а не с разбрасываться человеческими жизнямя своих и чужих подчиненных?

В биографической справке на Трофима Калиновича много интересного. Генерал Коломиец был постарше многих своих коллег-генералов: родился он в 1894 году. Во время Первой мировой войны – младший унтер-офицер, подпрапорщик. До августа 1919 года в Белой армии, с сентября – в Красной Армии, сразу же на должности комиссара стрелкового полка. Быть может, Трофим Калинович в нагрудном кармане офицерского френча уже носил партийный билет? В процессе службы дважды прошел курс обучения в школе старшего комсостава. В 1927 году Коломиец закончил курсы усовершенствования комсостава РККА «Выстрел», в 1934 году – Военную академию им. Фрунзе, в 1941 г. – курсы при Академии Генштаба. С 1939 года командовал 32-м стрелковым корпусом 16-й армии Забайкальского военного округа. В этой должности принял участие в Смоленском сражении.

После жестокого поражения 16-й армии в ходе Смоленского сражения был снят с должности командира корпуса и назначен начальником тыла Приморской армии. С ноября 1941 года по 18 июля 1942 года – командир 25-й стрелковой дивизией с исполнием обязанностей коменданта 3-го сектора в обороне Севастополя. Получив легкое ранение в июне, был эвакуирован на Кавказ.

В июле 1942 года Коломиец назначен заместителем командующего, а затем, – командующим 51-й армии. В июне 1943 года Трофим Калинович был назначен командиром 54-го стрелкового корпуса.

В октябре 1944 года – заместитель командующего 57-й армией, в апреле 1945 года – командир 60-го стрелкового корпуса в Восточно-Прусской операции.

После окончания войны служил заместителем командующего 57-й, а затем, 9-й механизированной армии. Итого: один раз снят с должности командира корпуса; один раз – с должности командующего армией; один раз – с должности заместителя командующего армией. В 1948 году в звании генерал-лейтенанта и в возрасте 55 лет уволен в отставку.

Трофим Калинович Коломиец, имея начальное образование, не получив базового военного образования, не имея опыта командования ротой и батальоном, из комиссаров полка шагнул в командиры полков. Все же остальные этапы службы и обучения, начиная с курсов повышения квалификации до курсов при академии Генерального штаба, не смогли компенсировать того, что не было получено в юности, в самом начале военной карьеры, и это сказывалось на всем протяжении тридцатилетней службы. Знакомство с боевой биографией генерала Коломийца моего мнения не изменило, более того, очередной раз убедило в близоруком подходе генерала Петрова при назначении комендантов секторов обороны.

Немецкое командование не изменило своих планов штурма, сделав вид, что не заметило отчаяных атак, предпринятых группами Жидилова и Матусевича. Во второй половине дня противник неожиданно предпринял атаку со стороны ст. Мекензиевы Горы в юго-восточном направлении.

В 12 час 11 июня два немецких батальона и эскадрон румынской кавалерии при поддержке штурмовых орудий и танков атаковали части 345-й стрелковой дивизии из района ст. Мекензиевы Горы в направлении Сухарной балки. Немецкая атака была отбита, противнику были нанесены большие потери. Огнем 100-мм орудия дота № 11 был практически полностью уничтожен кавалерийский эскадрон. Огнем полевой артиллерии и пулеметов с позиций 345-й дивизии оба батальона были рассеяны. Полки 345-й дивизии не только отбили наступавшего врага, но и начали преследовать его. Что называется, на плечах отступающего противника, полки дивизии решительной атакой захватили полустанок Мекензиевы Горы и передовыми подразделениями вышли на линию тылового рубежа на этом участке. Но успех этот достался высокой ценой. В ходе боев в этот день советские потери составили около 1200 человек, немецкие – почти 4 тыс. (по немецким данным цифра меньше – 2756 человек).

Нужно сказать, что немецкая разведка сработала оперативно. В тот же день, когда два батальона 7-й бригады были сняты с позиций во 2-м секторе и направлены для атаки в 4-м секторе, противник атаковал на участке бригады во 2-м и 1-м секторах. Завязались упорные бои, особенно в районе горы Гасфорта, деревни Камары и совхоза «Благодать». При сильной огневой поддержке всех видов артиллерии СОР противник понес значительные потери и был отброшен в исходное положение. Были отбиты и все попытки румынских частей добиться успеха в районе долины Кара-Коба.

ПЕРЕЛОМ В ХОДЕ ТРЕТЬЕГО ШТУРМА СЕВАСТОПОЛЯ

День шестой, 12 июня.

Задача на прорыв, поставленная группам Жидилова и Матусевича, штабом СОР не была снята, и бои с двух направлений продолжились.

Из воспоминаний Е.И. Жидилова: «В 4 часа утра подразделения снова продвигаются вперед. Все горят желанием выполнить задачу. Капитан Гегешидзе торопит свой батальон. Пока немцы не спохватились, он хочет обойти высоту. Третий батальон Модина тоже пришел в движение. Разведчик, присланный Павликовым, ушедшим со своей группой далеко вперед, сообщает, что за высотой 107.2, у шоссейной дороги, стоят пять танков. Об этом сейчас же донесли начальнику артиллерии сектора. Мощный залп гаубиц накрыл цель, но три танка все же смогли выйти навстречу второму батальону. Помощник начальника штаба второго батальона лейтенант Николай Алексеевич Егоров во главе взвода противотанковых ружей выскочил навстречу стальным чудовищам. Метким огнем один танк был подбит, два других повернули влево, к шоссейной дороге. Пока подбитая машина вращалась вокруг своей оси, к ней подползли два краснофлотца и подорвали ее гранатами. Третий батальон попал под сильный минометный огонь противника. Роты стремились как можно быстрее преодолеть обстреливаемый участок, но наткнулись на вражеские пулеметы. Бойцы залегли. Комиссар Модин поднялся и увлек своим примером девятую роту. Матросы ринулись вперед. Скоро весь батальон дружно атаковал противника. Но в это время автоматная очередь сразила Модина. Мне сообщают, что Модин погиб, в командование батальоном вступил его начальник штаба старший лейтенант Попов.

К 10 часам утра бой достигает наивысшего напряжения. Появляются немецкие бомбардировщики. Они налетают тройками, пикируют, и, кажется, в упор бросают бомбы. Некоторые наши подразделения не выдержали и стали отступать. Мы молча переглянулись с комиссаром: теперь нам пора! Не сговариваясь, бежим вперед, останавливаем растерявшихся бойцов, ободряем их и вместе с ними вливаемся в боевые порядки третьего батальона. Положение восстановлено. Второй батальон тем временем достигает железнодорожного виадука».

Утром 12 июня группа Жидилова, продолжая атаковать, вышла к виадуку в районе пересечения шоссейной и железной дорог на Симферополь, выполнив поставленную командованием задачу. В этом бою группа Жидилова потеряла более половины личного состава, но враг понес серьезные потери. Не встретив группу 3-го сектора, группа Жидилова вынуждена была перейти к обороне. Вскоре генерал Жидилов был отозван во II сектор к своей бригаде. Командовать группой, насчитывавшей в своем составе не больше батальона, было поручено капитану Гегешидзе, который перешел в подчинение коменданта IV сектора Капитохина и занял оборону вдоль шоссе, слева батальон имел локтевую связь с 90-м полком справа с 345-й дивизией. О бойцах 241-го полка, участвовавших в атаке информация полностью отсутствует. С этого момента полк как боевая единица исчезает из донесений.

По воспоминаниям участников боев после атаки остатки 241-го полка численностью не более роты отвели на противодесантный рубеж, в район бывших батарей 16-й и 24-й. Там же находились и тыловые части полка.

Ударная группа III сектора в район, достигнутый батальонами Жидилова, пробиться не смогла и на следующий день. Сборная группа подполковника Н.М. Матусевича предприняла повторную атаку. В ее состав входил 1-й батальон 54-го полка (численностью около роты) и несколько рот из различных частей 3-го сектора. Роты были укомплектованы по остаточному принципу и были слабо обученными. Фактически для атаки командиры полков выделили самых слабых и необученных бойцов, оставив лучших воинов на своих участках обороны. Генерал Моргунов в книге «Героический Севастополь» несколько уточняяет ход событий: «Поддерживал их (сборную группировку 3-го сектора – Б.Н.) сводный танковый батальон, и обеспечивала артиллерия III сектора». Почему бы при этом Петру Алексеевичу не уточнить, что «сводный танковый батальон» состоял из трех танков Т-26 – последних из состава 125-го ОАТБ, командирской танкетки (предположительно, Т-37А) и бронеавтомобиля из состава разведроты 25-й дивизии. Утром после кратковременной и слабой артподготовки группа Матусевича перешла в наступление в направлении севернее ст. Мекензиевы Горы. Ведя тяжелый бой, бойцы смогли продвинуться примерно на 1 км, но затем были опять прижаты к земле шквальным огнем немецкой артиллерии, поставившей огневую завесу. Поднять бойцов в атаку опять не удалось, т.к. потери были огромными. Наши танки дважды прорывались к немецким позициям, но пехота отсекалась ураганным огнем и залегала. В этих атаках все танки были подбиты. В результате группа 3-го сектора вынуждена была перейти к обороне, не выполнив поставленной задачи; не достигнув намеченного планом рубежа и не соединившись с группой Жидилова.

Оскорбительным для командования СОР выглядели дальнейшие действия пртивника. Завершив начатую с утра перегруппировку, противник около 10 часов нанес сокрушительный удар по направлению к станции Мекензиевы горы. На этом участке немцы применили захваченные под Керчью советские тяжелые танки КВ. Обескровленные отчаянными контратаками, не выходящие из боя двое суток, наши части не выдержали и побежали. Противнику удалось не только захватить станцию Мекензиевы Горы, но и выйти к истокам балок Трензиной, Графской и Сухарной. Повторялась ситуация, схожая с двадцатыми числами декабря 1941 года.

Наши части остановились на рубеже: 1 км южнее высоты 192.0 (т.е. потеряв все, что удалось отбить группе Матусевича) – 1600 м южнее кордона Мекензия № 1 (т.е., отойдя на 1,5 км) – безымянная высота в 700 м южнее станции Мекензиевы Горы (потеряв около 1 км), высота 42.7 – западные скаты высоты 49.0.

Остатки 79-й морской стрелковой бригады, 345-й, 25-й стрелковых дивизий при поддержке восьми батарей береговой обороны и полевой артиллерии третьего и четвертого секторов остановили противника на новом рубеже. Расположение немецких частей было следующим. Против 95-й дивизии стояла 132-я немецкая дивизия (командир – фон Линденеберг), далее, против 345-й дивизии находилась 22-я немецкая дивизия (командир – Вольф). Против остатков 79-й бригады и разрозненных частей 3-го сектора вела боевые действия 50-я немецкая дивизия (командир – Шмидт). Далее, против 25-й дивизии вела боевые действия 24-я немецкая дивизия (командир – фон Теттау).

Не смотря на то, что противник на этом направлении вводил новые и новые резервы, в ожесточенном бою к исходу дня его атаки были отбиты. Новый рубеж был не оборудован и не имел долговременных укреплений. Результатом немецкого наступления стало то, что береговая батарея № 704 была окружена. После того как батарея расстреляла весь боезапас, батарейцы подорвали последнее 100-мм орудие и заняли круговую оборону. Последней радиограммой расчет батареи вызвал огонь на себя. Только 12 бойцам удалось вырваться из окружения, остальные погибли.

Командование 11-й немецкой армии, рассчитывая, что часть сил 1-го и 2-го секторов переброшены в 3-й и 4-й, решило перенести основные усилия на правый фланг обороны. Противник продолжил начатое накануне наступление вдоль Ялтинского шоссе в направлении Сапун-горы. После интенсивной авиационно-артиллерийской подготовки в наступление перешла 72-я немецкая дивизия оберста Мюллера-Гебхарта. Она начала теснить левый фланг 602-го стрелкового полка 109-й дивизии, но развить успех не смогла. Оборона вдоль Ялтинской дороги была хорошо укреплена и имела большое количество долговременных огневых точек.

День седьмой, 13 июня.

Этот день указывается как дата прибытия в Севастополь 138-й стрелковой бригады, однако в этот день прибыла только часть этого соединения. Техника и основные силы бригады прибыли позже – 15 июня. Утром 13 июня адмирал Октябрьский отправил очередную телеграмму, где была любопытная информация: «...79-й МСБР придать 2-й Перекопский полк. Командирам частей навести порядок, уточнить местонахождение подразделений и установить локтевую связь с соседями слева и справа; об исполнении донести...».

Если верить Петру Моргунову, то Командующему было доложено, что «...бригада понесла значительные потери, но держит линию обороны, имея локтевую связь справа со 2-м Перекопским полком и 25-й стрелковой дивизией, связь с 1165-м стрелковым полком восстанавливается». На самом деле все обстояло значительно сложнее: 2-го Перекопского уже не существовало, как, впрочем, и 79-й морской стрелковой бригады, от которой оставался только один минометный дивизион и рота неполного состава. Из воспоминаний Т.К. Коломийца: «...около полудня 13 июня ко мне прибыл командир Перекопского полка Таран и доложил, что остатки полка в составе 72 человек отведены в Инкерманские казармы. Я приказал немедленно сформировать из тыловых частей и бойцов полка две роты по шестьдесят человек и во исполнение приказа командующего немедленно выдвинуться на передовую, что и было сделано... Однако вечером того же дня Таран доложил, что локтевая связь с 345-й дивизией установлена, а бригаду он найти не может.

Посланные на разведку самокатчики доложили, что бригада отошла к верховьям Мартынова оврага и приводит себя в порядок. Вскоре на КП появился и сам командир бригады, который доложил, что бригада, пользуясь лесистой местностью, оторвалась от противника и восстанавливает свои боевые порядки. Противник боялся входить в лесистые участки, опасаясь тяжелых затяжных боев».

По состоянию на 13 июня в бригаде оставалось 112 человек, четыре 82-мм миномета, два станковых и три ручных пулемета. Так что «наводить порядок» или «приводить в порядок» было некому и, по сути, не с кем…

В 4-м секторе бой шел на подступах к КП сектора на Братском кладбище. Продвижение противника по Симферопольскому шоссе было остановлено огнем двух артиллерийских дотов. Очагами сопротивления стали два земляных укрепления времен Крымской войны, занятые разрозненными частями. Они получили у противника названия форт «Сибирь» и форт «Волга». О них мы уже вели речь. На самом деле это были старые земляные укрепления с высотой вала около трех метров, с неглубокими рвами; в углах валов были устроены дзоты. 13 июня стало последним днем для легендарной 365-й зенитной батареи. С утра личный состав продолжал геройски сражаться, несмотря на большой перевес врага в силах. Штурмовал «форт Сталин», как его называли немцы, 16-й полк 22-й немецкой дивизии. Тот же, который штурмовал ее в декабре. Позиция батареи была окружена, все орудия вышли из строя. Но две первых атаки удалось отразить. У оставшихся в живых имелось лишь несколько гранат и бутылок с горючей смесью, которые были быстро израсходованы. Немецкое самоходное орудие, подойдя ко входу в подземную казарму, в упор произвело несколько выстрелов: погибло более 20 раненых, находившихся в казарме. Когда враг ворвался на батарею, ее командир передал на командный пункт дивизиона: «Танки противника расстреливают нас в упор, пехота забрасывает гранатами. Прощайте, товарищи! За Родину, вперед к победе!». С КП дивизиона видели, что на батарее идет жестокий рукопашный бой. Последняя радиограмма с батареи состояла всего из нескольких слов: «Отбиваться нечем. Личный состав весь выбыл из строя. Открывайте огонь по нашей позиции, по нашему КП». Командир батареи старший лейтенант Пьянзин до последнего мгновения жизни не выпускал из рук противотанковое ружье. В 15 час 18 мин рация батареи прекратила свою работу. Артиллеристы открыли огонь по позиции, теперь уже бывшей 365-й батареи.

После падения 365-й батареи основной очаг сопротивнения переместился в земляное укрепление времен Крымской войны (немецкое название «форт Волга»). Огнем немецкой артиллерии крупного калибра это укрепление было сильно повреждено, дзоты разбиты и к 18 часам немецким войскам удалось захватить часть высоты, на которой находилось это укрепление. Неожиданной контратакой противника удалось выбить, т.к. немецкие части были обескровлены упорным сопротивлением советских войск.

Весь день 13 июня на Северной стороне шли тяжелые кровопролитные бои. Упорно дрались, отражая удары противника, части и подразделения 25-й стрелковой и 345-й стрелковых дивизий. Их поддерживали огнем восемь береговых батарей дотов и артиллерия секторов. Несмотря на преимущество врага в силах, все его атаки были отбиты и наши части закрепились на рубеже: 1 км южнее высоты 192.0 – высота 66.1 – 1 км южнее кордона Мекензи № 1 – безымянная высота в 700 м южнее ст. Мекензиевы Горы – высота 42.7 – западные скаты высоты 49.0. Истоки балок прикрывали советские части от обстрела противником, а огонь береговых батарей не позволял подтянуть немецкую артиллерию ближе. После этого на Северной стороне наступило относительное затишье до 17 июня. Бои шли непрерывно, но ни одна из сторон не могла добиться решающего успеха. Немецкие части понесли серьезные потери. Противник перенес основное внимание на стык 1-го и 2-го секторов севастопольской обороны: на Ялтинское шоссе.

День восьмой, 14 июня.

14 июня упорные бои на Северной стороне продолжались. Обе стороны несли большие потери, но все же советские войска держали оборону. Войскам 4-го сектора удавалось держаться за счет огня береговых батарей, третий сектор поддерживала полевая артиллерия. Как только противник переходил в атаку, артиллерия СОР открывала заградительный огонь по противнику. С 14 по 17 июня тяжелая артиллерия противника редко открывала огонь: подвезенный боезапас был большей частью израсходован. Авиационный боезапас также нуждался в пополнении. Накапливался боезапас для очередного этапа наступления.

Положение советских войск на Северной стороне все ухудшалось. Как пишет П.А. Моргунов: «Ощущался явный недостаток в людях и боеприпасах к полевым и, особенно, к зенитным орудиям». Это было действительно так, но это только часть правды. Когда говорят о том, что Севастополь пал из-за нехватки боезапаса, почему-то упускают из внимания очень любопытные факты. Так, 6 июня 1942 г. произошел взрыв боезапаса Приморской армии, хранившегося на складах Сухарной балки. Боезапас был вынесен из штолен и предназначался для перевозки на Южную сторону. Взрыв был большой силы и наблюдался немцами, которые приписали его огню своей тяжелой артиллерии. 13 июня там же, на причале Сухарной, произошел аналогичный случай. По официальной версии, в первом случае взрыв произошел от попадания осколков авиабомбы, но у многих членов комиссии, назначенной по этому факту, эта версия вызывала сомнения. Говорили о диверсии. Второй случай взрыва боезапаса не разбирался, было уже не до того.

Кроме этих случаев были еще случаи потери и намеренного подрыва боезапаса на складах. Так, 11 июня был произведен взрыв невывезенного боезапаса, принадлежавшего Приморской армии на складах в районе ст. Мекензиевы горы, а 13 июня взрыв дивизионного склада боезапаса, находившегося в районе «форта Сибирь», 15 июня произошел взрыв боезапаса 109-й дивизии на складе в районе хутора Николаевка. Немецкие источники опять приписали этот взрыв действиям своей тяжелой артиллерии. Серия этих взрывов очень походила на спланированные диверсии. Советские войска, отступая, теряли свой боезапас. Противник, подойдя к истокам Сухарной и Графской балок, мог частично простреливать Севастопольскую бухту. Создалась реальная угроза уничтожения складов 3-го и 4-го секторов, и штольням, в которых находился основной боезапас флота и Приморской армии. В процессе боев батареи меняли свои позиции, связь с КП дивизионов и полков нарушалась. В штабах секторов не всегда успевалии отслеживать и огранизовывать доставку боеприпаса.

Подвезти снаряды днем было невозможно, т.к. немецкая авиация полностью господствовала в небе. Серьезная проблема обороны заключалась в том, что севастопольская авиагруппа не могла эффективно бороться с авиацией противника, а имеемого количества зенитной артиллерии было явно недостаточно. Признать этот очевидный факт очень не хотелось руководителям СОР в процессе обороны, а особенно, при составлении отчетов-оправданий после оставления Севастополя. В ходе боевых действий многие зенитные орудия были выведены из строя и уничтожены. Именно нехватка зенитных орудий, а не нехватка зенитного боезапаса стала одной из причин причиной тяжелого положения войск на Северной стороне. В строю оставались одна батарея зенитных автоматов и одна 76-мм зенитная батарея, на которой в строю оставалось два 76-мм орудия. Остальные зенитные орудия на Северной стороне были выведены из строя. В тоже время только за 14 июня вражеская авиация произвела до 900 самолето-вылетов, сбросив до 2200 крупных бомб и несколько тысяч РРАБ (ротационных рассеивающих авиационных бомб). Особенно жестокой бомбардировке и обстрелу подверглась береговая батарея № 30, на которую были сброшены сотни бомб.

Ожесточенные бои разгорелись на участке первого сектора. Ночью и днем противник наносил яростные удары по батальону 388-й дивизии, который защищал холм Канробера и турецкий редут. Эта высота прикрывала выход к Балаклавской долине. Обработка артиллерией и авиацией этой высоты продолжалась уже третьи сутки. Из пяти пулеметных СЖБОТов были разбиты четыре, были разбиты оба артиллерийских сборных дота для 45-мм орудий. Часть личного состава была засыпана в укрытиях на обратных скатах высоты. 1-му батальону 782 полка удавалось отбить первые атаки противника, но к вечеру противнику все же удалось овладеть высотой.

Однако продвинуться дальше немецким войскам не удалось. Они были остановлены огнем пулеметных точек и артиллерией 1-го сектора. Более того, немцам пришлось отойти на обратные скаты высоты, чтобы укрыть свой личный состав. Неожиданно противник ввел в бой тяжелые танки и самоходные орудия.

По воспоминаниям очевидцев событий именно на этом участке немцы 14 июня в 13 часов ввели в бой три французских огнеметных танка и один артиллерийский. Танки двигались вдоль шоссе, подавляя наши огневые точки. Советское 45-мм орудие, которое пыталось остановить продвижение машин, было раздавлено, второе орудие разбито прямым попаданием снаряда. Подавив два сборных дота и три дзота, немецким войскам удалось захватить высоту со вторым турецким редутом, но дальнейшее продвижение ударной группы было остановлено огнем морского орудия из района высоты 33.1 (на этой возвышенности сейчас ресторан «шайба») и огнем батареи противотанкового дивизиона. Один из тяжелых танков был подбит, но немцам удалось эвакуировать его в тыл. Немецкий клин имел ширину около 700 м и длину около трех км.

Из воспоминаний Р. Мюллера, ветерана немецкой 72-й дивизии: «Несмотря на то, что весь склон высоты с фортом (Forthohe) был изрыт снарядами и бомбами, большевики встретили нас плотным ружейным и пулеметным огнем. Особенно досаждал нам пулемет из поврежденного пулеметного гнезда на правом фланге нашей атаки. Однако подошедшее штурмовое орудие заставило замолчать вражеский пулемет. Мы выбрали ложбину между Forthohe и руинами (скорее всего развалины казармы у подножья г. Гасфорт) для наступления, потому что она не простреливалась артиллерией большевиков. Нам удалось овладеть восточными скатами высоты и занять вражеские окопы, но дальнейшее наше продвижение было остановлено огнем пулеметов из двух бетонных укреплений у подножья соседнего холма. Со склона холма, обращенного к Балаклаве, пришлось отойти из-за интенсивного огня батарей противника. Холм представлял собой оборонительный пункт, окруженный рвом и огневыми точками врага. Вовремя подоспевшее подразделение наших тяжелых танков помогло взломать оборону на соседнем холме. Тяжелые трофейные танки, захваченные доблестной немецкой армией у противника, показали себя с лучшей стороны. Им удалось преодолеть ров и раздавить несколько огневых точек, после чего в укрепление ворвалась наша пехота. Пионеры (саперы) гранатами выбивали большевиков из укрытий и землянок, пока сопротивление не было окончательно сломлено. Враг открыл огонь из морских орудий, установленных на суше. Нам пришлось приостановить наступление вдоль дороги. Смелыми действиями нашей доблестной дивизии удалось в этот день захватить две ключевых высоты на входе в долину Балаклавы».

Стоит отметить, что в описании событий советские и немецкие источники расходятся относительно даты захвата высоты с 3-м турецким редутом (высота 56.0, немецкое название Gabelberg – «раздвоенная высота»). По советским данным эта высота была захвачена только спустя двое суток. В любом случае слабое прикрытие артиллерией и долговременными огневыми точками ложбины между дорогой и холмом Канробера послужило причиной ее захвата немецкими войсками. Части 109-й и 388-й стрелковых дивизий были вынуждены медленно отходить. Части второго сектора (386-я стрелковая дивизия, 7-я и 8-я бригады морской пехоты) оборонялись на прежних рубежах. Упорные бои продолжались и на Северной стороне. Части третьего сектора на правом фланге оставались на прежних позициях. Левый фланг вел бой на рубеже безымянной высоты, находившейся в 1 км к югу от высоты 90.0. В четвертом секторе 345-я стрелковая дивизия, отразив неоднократные атаки пехоты противника, к исходу дня несколько отошла и вела бой на рубеже: 600 м южнее кордона Мекензия № 1 – обратные скаты высоты с «фортом Волга» – «форт Сибирь». 95-я стрелковая дивизия с приданными двумя батальонами 7-й бригады морской пехоты обороняла рубеж «форт ГПУ» – «форт Молотов» – городок 30-й батареи. Мы уже вели речь о том, что от двух батальонов под общим командованием капитана Гегошидзе после атаки 11-го июня оставалось не более роты личного состава. Я вынужден пользоваться немецкими названиями, т.к. советские названия старых земляных укреплений неизвестны.

Девятый день штурма, 15 июня.

С рассветом противник открыл сильный артиллерийско-минометный огонь по боевым порядкам частей севастопольской обороны. Особенно мощный огонь он вел по частям первого сектора, Сапун-горе и Ялтинскому шоссе. Одновременно пехота противника, поддержанная танками, перешла в наступление по направлению к совхозу «Благодать» и по Ялтинскому шоссе. Частями первого сектора атаки врага были отбиты, и к исходу дня наши войска оборонялись на прежних рубежах.

15 июня напряженность боев в III и IV секторах не ослабевала. Враг подтянул еще два полка с танками и повел наступление, рассчитывая захватить дер. Буденовку и окружить береговую батарею № 30. В бой были введены тяжелые трофейные танки, которым удалось взломать оборону советских войск. Авиация противника нанесла удары по боевым порядкам первого и второго секторов и районам четвертого сектора – поселок Любимовка, Трензину и Сухарную балки. Противнику удалось подойти вплотную к «форту ЧеКа» (форт «Литер Б») и к форту «Молотов» (КП зенитного дивизиона). Создалась реальная угроза окружения большей части пехотных частей 4-го сектора. Оборона держалась в основном огнем береговых батарей и полевой артиллерии, в пехотных частях в строю оставалось 10-15% личного состава. Так в 345-й дивизии оставалось около 900 человек, в бой были введены даже инженерный батальон и батальон связи. Командиру 79-й бригады удалось собрать из тыловых частей и остатков минометного дивизиона 320 бойцов, в 95-й ситуация была чуть лучше, но в ней (с учетом двух батальонов 7-й бригады) было не более 2 тыс. человек. Неожиданно обострилась ситуация в 3-м секторе.

Если взять описание событий, которое дал в своих статьях Т.К. Коломиец, то создается впечатление, что он или сознательно искажает факты или просто не владел обстановкой на участке своего сектора. «…С каждой атакой людей становится все меньше и меньше. Плотность огня резко снизилась. А враг нажимает все сильней. 16 июня, исходя из сложившейся обстановки, генерал И.Е. Петров и вице-адмирал Ф.С. Октябрьский принимают решение: уплотнить линию обороны за счет ее сокращения. Мне было предложено отвести остатки частей сектора на рубеж Инкерманских высот, создав линию обороны вдоль южного склона Мартыновского оврага. Я не мог согласиться с таким решением. Оно ставило под угрозу окружения и уничтожения части четвертого сектора и ускоряло выход врага к устью Мартыновского оврага.

– Оставаясь на старом рубеже, – доказывал я, – мы сковываем группировки врага, которые наносят удары по третьему и четвертому секторам. Отойти на рубеж за Мартыновский овраг можно в любое время, для этого есть хода сообщения. Нет у меня и уверенности в том, что можно надолго закрепиться на новом рубеже. Там нет подготовленной линии обороны. Кроме того, отход может отрицательно сказаться на моральном состоянии чапаевцев. После детального анализа обстановки с моими доводами согласились, и чапаевцы до 24 июня держались на старых позициях, севернее Мартыновского оврага».

Не стану касаться других «неточностей» у Т.К. Коломийца, но войска 3-го сектора еще 15 июня были ВЫНУЖДЕНЫ отойти на южные скаты оврага, чтобы избежать окружения. Прорвавшись днем к истокам Мартынова оврага, противник устремился вперед, стремясь отрезать советские части на Северной стороне от основных сил, и выйти к устью Графской балки. Разгорелся бой, сначала у верховий оврага, где противника остановили два дота, вооруженные пулеметами ДШК, и артиллеристы 69-го артполка полковника Курганова. А затем, спустя три часа, когда артиллеристы из-за нехватки боезапаса вынуждены были отойти к железнодорожной насыпи, бой разгорелся в районе бывшего домика лесной стражи. Врага остановили остатки минометного дивизиона 79-й бригады, поддержанные огнем артиллерийского дота, находившегося в районе развилки балки и двух пулеметных дзотов. Упорное сопротивление маленького укрепрайона позволило остаткам 54-го, 31-го и 3-го полков морской пехоты отойти к рубежу: от обрыва в долину Кара-коба до Восточного Инкерманского маяка.

Рубеж обороны от долины Кара-Коба до восточного Инкерманского маяка был оборудован в инженерном отношении еще в апреле 1942 г. И именно на него и отошли чапаевцы. От долины до развилки оврага заняли позиции бойцы 3-го полка морпехоты, левее заняли позиции остатки 54-го и 31-го полка, а вот сам Мартынов овраг не был прикрыт войсками. Штурмовые батальоны противника спустились в овраг и были остановлены тыловыми частями 345-й дивизии и минометчиками 79-й бригады, отведенными к оврагу для переформирования. Этим частям удалось задержать противника до темноты.

Из Новороссийска прибыл крейсер «Молотов» (командир – капитан 1 ранга М.Ф. Романов) в охранении эскадренного миноносца «Безупречный» (командир – капитан-лейтенант П.М. Буряк), базовые тральщики «Защитник» (командир – старший лейтенант В.Н. Михайлов) и «Взрыв» (командир – старший лейтенант Н.Ф. Ярмак). На них доставлено: 2325 человек личного состава 138-й стрелковой бригады, 1075 человек маршевого пополнения, 442 т боезапаса, 24 82-мм миномета, 1486 автоматов ППШ, 50 противотанковых ружей. 138-я стрелковая бригада была сформирована под Астраханью в поселке Харабали. Части бригады разместили в штольнях Сухарной и Графской балок, где еще несколько дней назад располагалась 345-я дивизия. Бойцы стрелковой бригады были, в основном, добровольцами, до 40% личного состава бригады составляли моряки Волжской флотилии и запасники флота. Бригада составила армейский резерв СОР.

Десятый день штурма, 16 июня.

16 июня стал переломным днем в истории обороны Севастополя. Именно в этот день были допущены существенные ошибки в обороне Северной стороны, и появились первые признаки приближающейся катастрофы. События последующих дней на Северной стороне можно без преувеличения назвать генеральной «репетицией» трагедии на мысе Херсонес. Вице-адмирал Октябрьский дал телеграмму коменданту сектора Капитохину: «Противник добивается, чтобы вы ушли из Любимовки, очистили высоты 38.4, 42.7 и 36.1. Противник удивлен, почему вы не очищаете север, так они пишут в своих документах. Противник боится лезть вперед, пока вы висите на его правом фланге. Еще больше устойчивости, держитесь крепко, держитесь при всех условиях, даже если противник просочится в ваш тыл. Драться до последнего. Противник бросил все резервы, больше у него нет их. Передайте командирам полков, батальонов. Я надеюсь на славных бойцов 95-й стрелковой дивизии. Контратакуйте, уничтожайте врага».

Обратите внимание, телеграмма направлена коменданту 4-го сектора полковнику Капитохину но в ней уже не упоминаются ни 172-я дивизия, от которой осталось не более роты, ни 345-я, брошенная в бой с явным опозданием и практически уничтоженная врагом. Теперь Филипп Сергеевич призывает «…славных воинов 95-й стрелковой дивизии не отдавать врагу Любимовку», к которой отступили поредевшие полки. Вместо того, чтобы срочно ввести в бой свежую 138-ю стрелковую бригаду, и тем попытаться сдержать врага, командующий СОР обрекает на гибель обескровленные батальоны 90-го и 161-го стрелковых полков. Аналогичная ситуация складывалась 7-9 июля, когда гибнущие под ударами противника полки 172-й стрелковой дивизии так и не дождались своевременной помощи свежей 345-й дивизии.

Требования последних телеграмм – документальное свидетельство того, что наш плацдарм на Северной стороне был потерян не в результате бездеятельности штаба Приморской армии, а как следствие навязывания штабу тактически неграмотных, материально необеспеченных решений командующим СОР – адмиралом Ф.С. Октябрьским.

Немецкое командование дало свою оценку действиям нашего командования на Северной стороне. Из письма Э. фон Манштейна: «Противник допустил серьезный просчет, и даже более того, глупость, продолжая цепляться за «Максим Горький». Эта ошибка позволила окружить их силы на Северной стороне...».

Действительно, в этот день, пользуясь тем, что большинство батарей Северной стороны замолчали, противник обошел «форт ЧеКа» (форт «Литер Б») и перерезал дорогу к Любимовке и 30-й батарее. На направлении удара противника стояли орудия 52-го армейского арполка, и в течение двух часов артиллеристам удавалось сдерживать противника, но 155-мм орудия полка имели всего по 10 снарядов на ствол, поэтому орудия вскоре смолкли. Выбраться из «котла» было практически невозможно: пространство до моря простреливалось немецкими войсками. В окружении оказались практически все пехотные части 4-го сектора: двухбатальонный 161-й полк, сражавшийся в районе современного Любимовского гарнизона, двухбатальонный 90-й полк, сражавшийся в районе 30-й батареи, малочисленный 241-й полк и остатки двух батальонов 7-й бригады. Всего около 2,5 тыс. бойцов и более двадцати орудий. В описании дальнейших событий обороны эти части просто исчезают из сводок. В сводках и донесениях фигурирует только блокированная 30-я батарея. На самом деле, минимум трое суток бойцы этих частей сражались в окружении. Основными опорными пунктами обороны стали поселок Любимовка, 30-я батарея и массивы бывших старых батарей № 16 и 24 (в немецких источниках «форт Шишкова»). Ситуацию на Северной стороне еще можно было бы исправить, нацелив все части на прорыв из окружения. Но командование СОР продолжало цепляться за мысль, что 30-ю батарею удастся отстоятьь.

Во второй половине дня 16 июня немцы ворвались на Братское кладбище. Обороняли этот опорный пункт бойцы роты охраны штаба 95-й стрелковой дивизии штаб, которой размещался в подземном укрытии между могилами и храмом. Прорыв гитлеровцев грозил полным окружением штабу дивизии. По условиям взаимодействия в штабе находился связной командира зенитного дивизиона Е.А. Игнатовича. Офицер штаба дивизии подполковник Яковлев поручил связному пробраться через окружение и передать просьбу открыть огонь по Братскому кладбищу. Под прикрытием артиллерийского огня офицеры штаба планировали выйти из окружения. Связной добрался. Игнатович доложил обстановку командиру 110-го зенитного артиллерийского полка полковнику В.А. Матвееву. По Братскому кладбищу открыла огонь зенитная батарея, которую немцы называли «форт Ленин». Несколько десятков снарядов рассеяли немцев и дали возможность штабу 95-й дивизии выйти в район Инженерной пристани.

Утром 16 июня около пятисот бойцов 79-й бригады и Перекопского полка заняли рубеж: Симферопольское шоссе – Мартынов овраг. К середине дня вражеским войскам удалось окружить и привести к молчанию дот в Мартыновой балке. Последние бойцы бригады – минометчики, во главе с политруком Толмачевым приняли свой последний бой в районе железнодорожной насыпи, пересекающей овраг. К середине дня от бригады остался только штаб и рота охраны, сражавшиеся в районе дзота над железнодорожным тоннелем и «домика Потапова» – дом путевого обходчика в районе тоннеля. К концу дня в живых из личного состава бригады осталось 30 человек. Чуть позже 79-я бригада вновь появится в сводках, но это небольшое подразделение, сформированное из нестроевых подразделений тыла бригады, боевого значения уже не имело.

Несмотря на множество неудач и просчетов советского командования, упорное сопротивление частей СОР совершенно обескровило немецкие войска. По состоянию на 16 июня 132-я, 22-я и 50-я немецкие дивизии числятся «остатками». Это означает что в составе каждой из этих дивизий из 17 тыс. первоначального состава осталось не более 5 тыс. человек. Т.е. только три дивизии вермахта потеряли около 30 тыс. человек убитыми и ранеными. Манштейн, описывая в мемуарах бои на Северной стороне, писал: «…Но, несмотря на эти с трудом завоеванные успехи, судьба наступления в эти дни, казалось, висела на волоске. Еще не было никаких признаков ослабления воли противника к сопротивлению, а силы наших войск заметно уменьшались. Командование 54-го АК вынуждено временно отвести с фронта 132-ю дивизию, заменив ее пехотные полки, понесшие тяжелые потери, полками 46-й дивизии с Керченского полуострова».

Манштейн не пишет о том, что в 11-ю армию стали поступать маршевые батальоны, первоначально предназначенные для 17-й немецкой армии, а ведь только 16 июня в 22-ю и 50-ю дивизии прибыло 5 маршевых батальонов.

День одиннадцатый, 17 июня. Перелом.

В ночь на 17 июня в Сухарную балку катера доставили отряд моряков ОВРа в количестве 50 человек во главе с лейтенантом А.И. Лавреновым. С ними прибыла группа подрывников, а также заместитель начальника артотдела флота полковник Е.П. Донец и представитель политотдела тыла флота батальонный комиссар В.А. Карасев. Началась огромная и тяжелая работа по переброске боезапаса из штолен Сухарной и Маячной балок на Южную сторону. Боезапас вывозился в штольни Советской (Чертовой) балки, Шампанстроя и в массивы старых батарей Южной стороны. Ближний мост через Черную речку был разрушен авиацией противника. Боезапас вывозили через дальний мост и баркасами через бухту. В штольнях Сухарной балки находился боезапас и для полевой артиллерии, но с вывозом его на Южную сторону «несколько» припоздали. Бригады моряков и армейцев, работая круглосуточно, часть боезапаса все же вывезли. В подземных штольнях в Графской балке стояли емкости, в которых хранился практически весь запас ГСМ Севастополя, его тоже нужно было перебросить на Южную сторону. Бензин был нужен для автомашин, доставлявших снаряды в войска, дизельное топливо – для остававшихся в строю танков, но вывозить его, было практически некуда и нечем.

В 3 часа 30 мин противник начал артиллерийскую и авиационную подготовку по нашим позициям, находящимся в верховьях балок Графская, Трензина, Сухарная, а также в направлении бухты Голландия, Учкуевки. Затем до четырех вражеских полков 54-го армейского корпуса, прибывших из Керчи, перешли в наступление при поддержке тяжелых танков. В ночь на 17 июня 1942 г. была окончательно потеряна связь с 30-й батареей. Телефонная связь с ней прервалась еще 15 июня, когда просочившаяся группа немецких автоматчиков перерезала воздушную и подземную линии связи. 16 июня перестала действовать и радиосвязь, так как были уничтожены все внешние антенны, а попытки связаться с помощью подземной антенны (как было предусмотрено проектом), не увенчались успехом.

Из истории 22-й немецкой дивизии: «На 17 июня было намечено крупное наступление. Артиллерийским батареям были назначены новые цели, и со стороны фронта можно было наблюдать разрывы снарядов в отдельных очагах вражеского сопротивления. В 7.45 дошла новость, что наша пехота взяла опорный пункт «ГПУ». В 8.30 сообщили, что германскими войсками захвачены форты «Сибирь» и «Волга». После часа ожесточенных боев наша пехота прорвала линию обороны, устроенную между примитивными жилищами возле Бастиона, и в 8.45 форт Бастион (КП 30-й батареи) был взят штурмовыми отрядами. В 10.00 также были вынуждены умолкнуть вражеские батареи, располагавшиеся на позициях возле Бартеньевки. В 12.00 наши передовые штурмовые группы продолжали удерживать Бастион, отражая мощные контратаки противника. В промежуток времени между 12.50 и 13.15 каждая батарея нашего артиллерийского полка выпустила по «Шишковой» по 80 снарядов. И все равно эти позиции стойко защищались советской пехотой, которая отказывалась уступить даже пядь земли. Солдаты-ополченцы, стремясь удержать Бастион, вступали в рукопашный бой. В ходе отчаянных советских контратак, сражение перекатывалось взад-вперед – мы брали позиции, отдавали и вновь отвоевывали. Позиции были устланы телами убитых и умирающих. Ходячие раненые бродили, пошатываясь, ничего не соображая в дыму, охватившего окопы. Отряды противников нераздельно смешались в схватке, стреляя друг в друга, избивая друг друга прикладами и коля штыками. В 14.45 пришло сообщение о том, что форт «Молотов» взят нашими войсками».

Одновременно противник попытался рассечь окруженные части. Удар наносился вдоль долины реки Бельбек с целью выйти к Любимовке, отсекая 161-й полк от основных сил. В долине Бельбека танки противника, попытавшиеся прорваться по дороге, попали на минные поля. Было выведено из строя 4 машины. Одновременно открыли огонь прямой наводкой 76-мм дивизионные пушки 97-го противотанкового артдивизиона. И все же три танка прорвались к противодесантному рву вдоль берега моря. Из воспоминаний немецкого ветерана В. Кенига: «Мы были близки к успеху и почти вышли к берегу моря, но наткнулись на бетонный бункер, из которого открыло огонь скорострельное орудие крупного калибра. Первый же выстрел из замаскированного бункера разбил штурмовое орудие, двигавшееся впереди. Выстрелы орудия из каземата следовали один за другим с интервалом всего 3-5 секунд...». Вероятнее всего, в этих воспоминаниях описан бой с артдотом № 45 (80), располагавшимся в районе современной ул. Федоровского в Любимовке. Из того же источника «... район форта «Максим Горький» и хутора «Шишкова» был буквально нашпигован бетонными укреплениями, каждое из которых приходилось уничтожать в отдельности. Бетонные бункеры огрызались пулеметным и пушечным огнем. Мы были вынуждены просить артиллеристов выкатывать 10,5-см орудия на прямую наводку и уничтожать их. Эффективно действовали и пионеры, вооруженные зарядами взрывчатки и огнеметами...».

Немецкая пехота стала теснить оборонявшиеся подразделения, 161-й полк к вечеру был отсечен от остальных окруженных сил и сражался в районе дер. Любимовка. Лишь ночью нескольким десяткам бойцов вплавь и по противодесантному рву удалось выйти к форту «Шишкова», где оборонялись основные силы окруженных войск. Дот № 45 (80) к концу дня был тоже выведен из строя прямым попаданием в амбразуру 10,5-см снаряда. К этому времени весь боезапас дота был расстрелян, а расчет, кроме двух краснофлотцев, погиб. Остатки 90-го полка, в основном, отошли к 30-й батарее.

Вокруг массива старых батарей оборонялись остатки 241-го полка, остатки батальонов 7-й бригады, несколько десятков бойцов 161-го, артиллеристы 95-й дивизии, зенитчики из штаба 110-го зенитного артполка. Кто возглавлял обороняющиеся окруженные войска, установить не удалось. Называют фамилию комбрига Б.М. Дворкина, командира 241-го полка, но подтвердить это факт пока не удалось. По имеющимся данным Борис Михайлович Дворкин был пленен немцами в ходе контратаки группы Е.И. Жидилова еще 11 июня. Ни о самом Борисе Дворкине, ни о судьбе двух батальнов 241-го полка, участвовавших в атаке «группы Жидилова», после оставления Северной стороны объективной информации не осталось. Что касается батальонов, то большая часть их бойцов погибла, наступая в первой волне атакующих 11-го июня. После ознакомления с немецкими архивами стало известно, что комбриг Б.М. Дворкин был расстрелян в плену в 1944 году.

Так или иначе, окруженные части продолжали сражаться. Оборона Северной стороны теперь проходила по старой кремальерной линии старых укреплений периода Крымской войны, мимо Братского кладбища со взорванным КП 4-го сектора и далее по земляным укреплениям «форт Урал» и «форт Донец». Здесь оборону заняли малочисленные остатки 345-й дивизии, зенитчики, бойцы Местного стрелкового полка, вспомогательных и тыловых подразделений. Советские источники упоминают и 95-ю дивизию, однако, это не совсем правильно. Да, действительно в рядах защитников Северной стороны было около восьмисот бойцов 95-й дивизии, но это были бойцы саперного батальона, связисты и рота охраны штаба. Основной состав полков 95-й дивизии остался в окружении в районе Любимовки и совхоза им Софьи Перовской.

П.А. Моргунов, Г.И. Ванеев в своих работах указывают, что нельзя было вводить в бой 138-ю бригаду, т.к. она являлась последним резервом СОР. Это откровенная дезинформация, запущенная в оборот генералом Моргуновым, с целью оправдать командование СОР, «придерживавшее» резервы с перспективой использования их на рубеже «обеспечения эвакуации». На тот момент еще не вводились в бой батальоны 9-й бригады, стоявшие на охране побережья, три батальона 7-й бригады морской пехоты, находившиеся в районе хутора Николаевка, батальон 775-го стрелкового полка, находившийся в прикрытии 703-й и 706-й береговых батарей в глубине обороны. В резерве на хуторе Голикова стоял 81-й танковый батальон. Это, не считая многочисленных специальных частей, на базе которых в последующие дни будут сформированы несколько батальонов. Командование СОР, не введя эти резервы для сдерживания противника на Северной стороне, совершило первую, роковую ошибку. Вовремя не отведя войска 4-го сектора с Северной стороны – вторую, фотальную для войск сектора ошибку...

Потеря Северной стороны, по сути, была следствием упорного нежелания адмирала Октябрьского реально оценивать обстановку и использовать все возможные ресурсы с целью остановить противника на этом важнейшем для обороны рубеже. С потерей плацдарма на Северной стороне терялся контроль над бухтой, и созревала смертельная опасность для Севастополя. В середине декабря 1941 года обстановка на этом рубеже также складывалась критически, но командование СОР и, прежде всего, контр-адмирал Гавриил Жуков для защиты Северной стороны мобилизовал все резервы: в состав ударных батальонов вошли моряки бригады торпедных катеров, авиационные специалисты, подводники, флотские связисты. И они остановили врага притом, что группы немецких автоматчиков уже хозяйничали на Братском кладбище. Филипп Сергеевич Октябрьский был в это время на Кавказе и на том этапе не участвовал в руководстве обороной. Если, конечно, не считать его прибытия в Севастополь 3-го января во главе кораблей с солидным пополнением, сыгравшим большую роль в закреплении успеха по решительному отражению врага.

Факты – упрямая вещь: приказ о борьбе на Северной стороне только наличными и явно недостаточными силами был подписан лично адмиралом Октябрьским. Здесь просматриваются воинствующая некомпетентность, замешанная на поразительном упрямстве, нежелание и неспособность объективно оценить сложную ситуацию и принять ответственное решение. Это не снимало ответственности с генерала Петрова и его штаба, но командующий армией был обязан выполнить приказ командующего СОР… В этом был основой трагизм положения генерала Петрова, как человека и как военачальника.

Отчаянный бой продолжался в районе Мартынова оврага, здесь противника остановили части 25-й дивизии и расчеты дотов. На этом участке противник попытался прорваться, используя танки, однако расчет артиллерийского дота № 13 подбил одну из машин, а пулеметчики трех дзотов, находившихся на склонах оврага, отсекли вражескую пехоту. На границе второго и первого секторов обстановка тоже обострилась.

Из воспоминаний Е.И. Жидилова: «Не успели мы как следует обосноваться на Федюхиных высотах, как соседи справа и слева вынуждены были отойти. Наша бригада опять оказалась с открытыми флангами. Командный пункт на Федюхиных высотах теперь явно не на месте. Переводим его в район Максимовой дачи. Туда я направляю начальника штаба полковника Кольницкого, который совсем расхворался. Сам обосновываюсь на Сапун-горе, левее Ялтинской дороги. Мой наблюдательный пункт теперь – железобетонный колпак, поставленный над котлованом. Стены котлована выложены камнем и обиты досками. Амбразура колпака позволяет обозревать весь фронт от Балаклавы до Мекензиевых гор. Вместе с Ищенко наблюдаем отсюда за полем боя. Впереди – Федюхины высоты, за ними в серой дымке маячит разбитая часовня на горе Гасфорта. Там уже прекратились вспышки разрывов, не поднимаются клубы дыма. Как и холмы возле деревни Камары, правее Ялтинского шоссе, они перестали быть объектом боя и превратились для нас в несущественные географические точки в тылу врага. Фашисты полукольцом охватили Федюхины высоты. На юго-востоке они всего в километре от Сапун-горы. Их артиллерия, не жалея снарядов, бьет по нашим позициям».

На направлении вспомогательного удара враг перешел в наступление в районе Кадыковки. Войска 1-го сектора (109-я и 388-я стрелковые дивизии), ведя бои, вынуждены были медленно отходить. К исходу дня оставили совхоз «Благодать» и отошли на запад.

Еще в 16 часов 16 июня Ф.С. Октябрьский доложил С.М. Буденному, Н.Г. Кузнецову и в Генеральный штаб генералу Бодину, что противник силой до трех полков с танками при мощной поддержке авиации и артиллерии прорвал фронт на стыке I и II секторов и овладел высотами 33.1 (бывший 3-й турецкий редут, современный ресторан «Солнышко» – «шайба») и 56.0 (бывший 2-й редут).

По состоянию на 16.06.42 г. это была дезинформация. Высота 33.1, которую прикрывали два артиллерийских и три пулеметных дота, держалась, по крайней мере, еще двое суток. Держались и три пулеметных дота, перекрывающих участок от высоты 33.1 до Федюхиных высот. Их прикрывал артиллерийский дот, который располагался над современным поселком Первомайка. В настоящее время на этом месте размещается стационарная накопительная емкость для воды. Из воспоминаний старшины 2-й ст. Игнатьева: «...по краю поля бывшего аэродрома у подножья Федюхиных высот стояли три дота, входивших в нашу группу. В бой они вступили еще вечером 15-го числа, когда озверелые фашисты попытались прорваться между двойной высотой и Федюхиными горами. В ночь на 17-е я привел подкрепление в составе 7 бойцов нашего батальона, снятых с тылового рубежа. Местности я не узнал: все было перепахано белыми воронками от бомб и снарядов. Вокруг валялись сотни убитых гитлеровцев. Особенно много их было около дота нашего батальона. Только за два дня боев бойцы этого маленького укрепления отразили 9 атак, более пятидесяти фашистов нашли смерть на севастопольской земле от меткого огня наших пулеметчиков… Примерно в 6 утра началась новая атака немцев, они шли в полный рост, без мундиров прикрываясь броней тяжелых танков. Неожиданно откуда-то сверху бабахнуло хорошо замаскированное морское орудие, кусты разрывов выросли между немецких машин...».

Чтобы удержать высоту 33.1 в бой были введены две роты стоявшего в резерве сектора 773-го полка 388-й дивизии. Они заняли оборону вокруг дотов на высоте и до подножья Федюхиных высот. Третья рота заняла оборону воль дороги из Севастополя на Балаклаву от поворота на Карань (Флотское) до родника, в районе современного Лесхоза. Составив как бы вторую оборонительную линию. Снятые с позиций роты 773-го полка были заменены одним батальоном 9-й бригады, который сняли с охраны побережья в районе высота Кая-баш – Мраморная балка. Батальон занял оборонительную линию в СЖБОТах над деревней Карань (Флотское). В районе высоты 33.1 пехота противника с танками атаковала позиции роты старшего лейтенанта И.Г. Николаенко (773-й полк). Контратаковав, рота отбросила врага и продвинулась вперед, но тут же попала под шквальный огонь неприятельской артиллерии. Командир роты доложил по команде об обстановке. Командир 773-го полка подполковник А.Т. Бровчак запросил поддержку артиллерии. Но артиллерия сектора израсходовала почти весь свой боезапас. Тогда было решено нанести удар реактивными минометами «М-8», которые стояли в районе хутора Дергачи. Огневым налетом удалось подавить артиллерию противника, но закрепиться не удалось. К вечеру противник захватил высоту 33.1.

Выдержки из воспоминаний Манштейна приводит в своей книге «Сталин мог ударить первым» некто Олег Грей. Большого доверия к автору, использующему псевдоним, у меня нет. Главы его книги, посвященные обороне Севастополя, грешат многочисленными ошибками, передержками, содержат массу непроверенных фактов и очевидных фальсификаций, тем не менее, у меня нет оснований не доверять выдержкам из воспоминаний Эриха Манштейна, приводимым автором.

С целью объективной оценки этого этапа третьего штурма примем к сведению фрагмент воспоминаний Манштейна: «…Наступление на севере должен был вести 54-й ак в составе 22-й Нижнесаксонской пехотной дивизии во главе с генерал-лейтенантом Вольфом, 24-й пд во главе с генерал-лейтенантом бароном фон Теттаном, 132-й лпд во главе с генерал-лейтенантом Линдеманном, 50-й пд во главе с генерал-лейтенантом Шмидтом и усиленного 213-го пп 22-й дивизии под командованием полковника Хитцфельда (который впоследствии захватит 30-ю батарею капитана Александера у поселка Любимовка – Б.Н.). Численный состав наших дивизий, не имевших пополнений после боев на Керченском плацдарме, которые по штату должны иметь 15 860 (вернее, 15 859) на самом деле имели от 8000 до 10 000 человек, а в 132-й лпд количество солдат и офицеров было немногим более 6000…

…Я приказал 54-му корпусу сосредоточить свои силы на высотах севернее восточной оконечности бухты Северной. Участки укрепрайона необходимо было подавить огнем, чтобы взять их с тыла. Левый фланг корпуса должен овладеть высотами у села Гайтаны и юго-восточнее его, чтобы обеспечить наступление румынского горного корпуса.

Наступать на южном участке я поручил 30-му ак в составе 72-й пд во главе с генерал-лейтенантом Мюллером-Гепгардом, 170-й пд во главе с генерал-лейтенантом Зандером и 28-й легкой пд во главе с генерал-лейтенантом Зингубером. 30-й корпус должен был захватить исходные позиции с целью дальнейшего наступления к Сапун-горе. Но прежде нужно было овладеть первой линией обороны противника на рубеже Северный нос – Камары. Для выполнения этой задачи 72-й пд было приказано наступать по обе стороны шоссе на Севастополь. А 28-й лпд – захватить северную гряду восточнее Балаклавской бухты. 170-ю пд оставили в резерве. Местность там, как ты знаешь, резко пересеченная, так что каждый обязан исполнять точную и хорошо просчитанную конкретную задачу. Румынский горный корпус должен был сковывать противника перед своим фронтом. Румынская 18-я дивизия – прикрывать наступление левого 54-го ак. Южнее 1-я румынская горная дивизия должна была поддерживать наступление северного фланга 30-го ак в районе Сахарной головки.

Что касается артиллерийской подготовки самого наступления, то мы отказались от огневого налета, это, если тебе известно, излюбленный прием нашего противника. Во-первых, ситуация была не та, да и боеприпасов не хватало. Потому артиллерия вела корректируемый огонь за пять дней до начала наступления пехоты. После, во время корректировочного огня, начал работать 8-й авиакорпус, совершая непрерывные налеты на военные и военно-тыловые объекты Севастополя, на портовые сооружения и аэродромы.

Главное командование предоставило в наше распоряжение мощные огневые средства. На позициях 54-го АК начальник артиллерии генерал Цукерторт имел в своем подчинении 56 батарей большой мощности и 40 батарей легкой артиллерии, 18 минометных батарей, их обслуживали солдаты 10-го и 14-го дивизионов. Знаю, что после войны было много разговоров о знаменитой пушке «Дора» калибра 800 мм, спроектированной для разрушения сооружений линии Мажино. Но ее эффективность невысокая, так – грозная игрушка. Однако «Дорой» был поражен склад боеприпасов на Северной стороне и несколько незначительных объектов. Артиллерией 30-го ак командовал генерал Мартинек, австриец по национальности. Он погиб, командуя впоследствии корпусом. А в 30-м ак он просто-таки блестяще организовал использование артогня, почти все снаряды дивизионов поражали цели противника. В его подчинении в двух дивизионах было 25 батарей. 30-му корпусу был придан 300-й отдельный батальон танкеток, которые, к сожалению, оказались совершенно бесполезными в боях. Да, еще румынский горный корпус имел 20 батарей. Хорошим подспорьем для артиллерии было и то, что командир 8-го авиакорпуса генерал фон Рихтгофен выделил для наземных боев четыре зенитно-артиллерийских полка. В Севастополе мы показали высокий уровень массированного применения артиллерии по конкретным целям противника.

Командование 54-го ак силами 132-й лпд предприняло на правом фланге своего корпуса наступление через долину реки Бельбек на высоты, расположенные южнее, оставляя в стороне плацдарм противника в районе Любимовки. А левее 22-я пд наносила удар с востока южнее той же реки Бельбек через ущелье Камышлы, обеспечивая тем самым 132-й пд оперативное преодоление долины реки. 50-я пд наступала из Темной балки через Камышлы и наносила удар в юго-западном направлении. На левом фланге корпуса 24-я пд продвигалась на Гайтанские высоты. Левый фланг этой дивизии прикрывался румынской 18-й пд.

В первый день при поддержке артиллерии и 8-го авиакорпуса, совершавшего постоянные налеты на позиции противника, удалось преодолеть Камышлы, перекрыть долину реки и закрепиться на господствующих высотах по линии Мекензиевы горы–Любимовка и сделать рывок в сторону Бартеньевки. На южном фланге 30-й ак, как и планировалось, захватил обе стороны севастопольской дороги, чтобы через несколько дней начать наступление главными силами.

13 июня солдатам 16-го пп под командованием полковника фон Холтица из 22-й дивизии удалось овладеть фортом «Сталин». Ценой больших потерь удалось вклиниться в оборонительный рубеж на севере и захватить оборонительные сооружения «ЧК», «ГПУ», «Сибирь», «Волга». В ожесточенных боях 72-я пд овладела укрепленными пунктами «Северный нос», «Гора Капелла», «Руина», а 170-я дивизия заняла наконец-то Камары.

Второй этап наступления начался 17 июня. Сражения достигли особого напряжения. 1-я румынская горнострелковая дивизия после многократных безуспешных атак овладела Сахарной головкой. 28-я лпд с боями медленно продвигалась в прибрежных горах. Каждый успех добывался с трудом и с неимоверным упорством. А противник все не ослабевал, казалось, его силы неистощимы.

Командование 54-го ак отвело с фронта 132-ю лпд, заменив ее пехотные полки, понесшие тяжелые потери, полками 46-й пд с Керченского плацдарма. Вместо 46-й дивизии там должна была появиться 24-я пд. В это время поступило сообщение из ОКХ, и, пожалуй, меня впервые начали торопить с проведением наступления, чтобы снять 8-й авиакорпус с Крыма и перевести его для наступления на Украину. Но я считал, что наступление, при любых обстоятельствах, должно вестись до окончательной победы, а для этого 8-й авиакорпус нужен в Крыму. Мне удалось отстоять свою точку зрения. Но силы полков иссякали, а ОКХ требовал дать гарантию о скором падении города-крепости. Тогда я попросил выделить нам хотя бы три пехотных полка. ОКХ дал согласие, полки должны были подоспеть, по крайней мере, к последней фазе схватки.

Корпуса моей армии, пользуясь преимуществом наступающих, по своему усмотрению выбирали направление главного удара, ставя тем самым противника перед фактом внезапности. Это правило я использовал на протяжении всей Второй мировой войны. Тем самым исключался шаблон в действиях командиров. Большая самостоятельность гарантировала и то, что подчиненные генералы не стремились мне угождать. Командование 54-го ак, введя в бой 213-й пп и 24-ю пд, развернуло фронт на запад. 213-й пп под командованием полковника Хитцфельда захватил броневую батарею «Максим Горький-1».

Я специально не стал разрывать этот отрывок из воспоминаний Э. Манштейна, чтобы в целом представлять концепцею немецкого наступления в эти дни штурма.

Двенадцатый день, 18 июня.

Развивая успех, в ночь на 18 июня противник спешно производил перегруппировку сил и подтягивал резервы. В I и II секторах действовали уже три немецкие (72-я, 170-я пехотные и 28-я легкопехотная) дивизии. Против 8-й бригады морпехоты, 3-го полка морпехоты, 25-й Чапаевской дивизии стояли две румынские (18-я пехотная и 1-я горнострелковая) дивизии.

В III секторе действовали 50-я пехотная дивизия и два полка 24-й пехотной дивизии. Против окруженной 95-й стрелковой дивизии и остатков войск на Северной стороне действовала 22-я немецкая пехотная дивизия, остатки 132-й пехотной и по одному полку из 46-й и 73-й немецких пехотных дивизий.

В суточной сводке было записано: «…в ночь на 18 июня была произведена частичная перегруппировка советских войск для усиления угрожаемых направлений». Однако не совсем понятно, в чем она заключалась, особенно – на Северной стороне. К утру 18-го июня рубежи остались прежними. В районе Любимовка-совхоз им. С. Перовской сражались части 95-й дивизии. По кремальерной линии Северной стороны оборонялись разрозненные части моряков, авиации флота, зенитчиков 110-го полка и тыловых подразделений 95-й дивизии. Далее, до Графской балки оборонялись остатки 345-й дивизии. От Графской балки до Восточного Инкерманского маяка оборонялись разрозненные части 3-го сектора, далее 25-я дивизия. Выход из Мартынова оврага удерживался дотом № 13 и двумя пулеметными дотами.

Сведения о намерениях командования СОР довольно противоречивы. С одной стороны И.Е. Петровым готовится контратака свежей, боеспособной 138-й бригадой (командир – майор П.П. Зелинский) с целью деблокирования окруженных на Северной стороне частей. В тоже время комендант береговой обороны П.А. Моргунов настаивал на том, чтобы, собрав силы, деблокировать 30-ю батарею. Это предложение было поддержано членом Военного совета флота дивизионным комиссаром Н.М. Кулаковым.

С другой стороны, издается следующая директива Ф.С. Октябрьского:

«Генералам Петрову, Моргунову, Чухнову, Вершинину, начальнику инженерной службы Парамонову:

«Приказываю в целях усиления обороны немедленно отработать и по ночам приступить к осуществлению: 1. Созданию опорных пунктов на Северной стороне, эшелонированию по глубине, начиная от линии севернее Братского кладбища выходом к вершинам балок Голландия, Сухарная и т. д., соединившись занимаемой линией с 345-й стр. дивизией и 79-й бригадой, дальше от этой линии на юг. Следующие опорные пункты линии обороны вплоть до Северной бухты. Каждый дот – крепость. Равелин – опорный пункт. Приказать по-настоящему заняться этим Капитохину. Использовать все силы Северной стороны, драться до уничтожения последнего немецкого солдата. С Северной стороны на Южную никого переправлять не будем. Если противник потеснит наши части, драться еще всем батареям до последнего бойца на Северной стороне, Южная будет помогать. Такую же работу, еще более серьезную в части рубежей, срочно делать всем саперным частям от Сапун-Горы на запад и северо-запад. Созданию опорных линий рубежей, окопов, батальонных участков, огневых позиций больше внимания этим вопросам».

В Директиве Ф.С. Октябрьского я не изменил ни единого знака, сохраняя ее подлинность (?)… Все больше крепнет убеждение в том, что между членами СОР совершенно отсутствовало взаимопонимание и единое мнение по концепции обороны.

Процесс создания опорных пунктов обороны гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Прежде всего, стоит отметить, что за один день под огнем противника, не имея материалов, невозможно построить ни одного дзота или тем более дота. Более того, если директива и является подлинным документом (а не послевоенной правкой, что очень похоже), то до войск она не дошла. 178-й инженерный батальон БО, находившийся на Северной стороне, в этот день был занят работами на других объектах. Инженерные части Приморской армии были уже влиты в состав пехотных частей и вели бой с противником. Использование их по прямому назначению в этих условиях было весьма сомнительно.

В воспоминаниях выживших участников тех боев говорится о том, что приказа об организации опорных пунктов обороны они не получали. Опорные пункты, скорее всего, возникли стихийно после того, как войска 4-го сектора были полностью отрезаны на Северной стороне. Причем, на начальном этапе окруженные части имели общий фронт, проходивший по бывшей кремальерной линии. События 18-го июня развивались следующим образом. Утром противник после сильной авиационной и артиллерийской подготовки снова перешел в наступление на Северной стороне. Воспользовавшись тем, что противник сосредоточил основные усилия на ликвидации окруженных частей 95-й дивизии в районе Любимовки, наши войска попытались контратаковать на участке 4-го сектора. В 05.00 после короткой артиллерийской подготовки 345-я дивизия и 138-я стрелковая бригада при поддержке последних трех танков 125-го отдельного танкового батальона начали атаку в общем направлении на станцию Мекензиевы Горы. Противник сначала накрыл атакующие части плотным артиллерийским огнем, а затем, подтянув из резерва армии до двух полков, сам контратаковал, при массированной поддержке авиацией. Уточнить точный состав контратакующих немецких войск пока не удалось.

Известно, что советскую контратаку отражали остатки 47-го немецкого полка и 65-й полк из состава 22-й дивизии. П.А. Моргунов пишет: «После упорных боев, потеряв значительную часть личного состава, наши части вынуждены были отойти на исходные позиции. Контрудар не получился. Предпринятая попытка прорваться на соединение с 95-й стрелковой дивизией и выйти в район батареи № 30 также не увенчалась успехом из-за очень интенсивного противодействия вражеской авиации и артиллерии». В связи с этой фразой возникает два вопроса. Почему свежее, неплохо обученное и значительное по численности подразделение не смогло добиться сколько-нибудь значимых результатов? И вопрос второй: какими частями советские войска пытались деблокировать окруженные войска?

Найти ответ на эти вопросы удалось в воспоминаниях одного из участников тех событий А. Кузнецова: «Две роты первого батальона бригады должны были атаковать в направлении совхоза (скорее всего, им. С. Перовской – Б.Н.), второй атаковал правее – в направлении полустанка со странным названием «Мекензиевы Горы». Третий батальон закрыл брешь в обороне правее, сменив совершенно разбитые части. В резерве находились две или три роты бригады. Артподготовки не было, поддерживала нас редким огнем 76-мм батарея, стоявшая где-то на правом фланге. Утро было туманным. Идти приходилось по открытому полю, перегороженному кое-где проволочными заграждениями… Пройдя метров двести, перешли на бег. Кто-то крикнул «Ура» и этот крик был подхвачен бегущими. Неожиданно земля рванулась у меня из под ног, и я кубарем полетел куда-то вбок. Пришел в себя чуть позже, поле было покрыто кустиками снарядных разрывов, наши бежали, но уже не вперед, а назад. С трудом поднялся, кровь из рассеченной брови заливала глаза. Побрел, как мне казалось вперед, но неожиданно наткнулся на штык немецкого солдата ...В колоне пленных было много знакомых. Чтобы как-то отвлечься от тяжелых мыслей стал считать пленных в колоне. Брели колонной, по 6 человек в ряду, насчитал более сотни рядов...».

Вероятнее всего, разгром большей части 138-й бригады имел три основных причины. Первая и главная причина: командование СОР опять раздробило свои силы, атаковав противника двумя неполными батальонами в двух направлениях. Вторая причина была в полном отсутствии артподготовки. Третья, основная, причина – наступление велось по открытой местности при господстве немецкой артиллерии и авиации. Но это лишь предположение. Данные по этому наступлению очень скудны, и эпизод этот требует более подробной проработки.

Разбив атаковавшие части бригады и захватив более 500 пленных, во второй половине дня немцы возобновили наступление по всей полосе четвертого сектора. Силами до трех пехотных полков с танками противник прорвал совсем слабую оборону в районе Северной стороны и к исходу дня полностью овладел Братским кладбищем и Бартеньевкой, выйдя к морю. Наши части теперь были разорваны на три части: основные силы, Северная сторона и окруженные части, сражавшиеся в районе хутора Шишкова. Основные силы к концу дня располагались следующим образом. 345-я стрелковая дивизия вела бой на рубеже балок Трензина и Графская. 138-я стрелковая бригада, заняв верховья балок Графская и Сухарная, так же вела бой. На Северной стороне оказались окруженными в основном бойцы Береговой обороны, занимавшие левый фланг обороны 4-го сектора (береговые артиллеристы, саперы, Местный стрелковый полк), технический состав гидроавиации флота, зенитчики 110-го зенитного артполка. Вокруг «фортов Шишкова» продолжали сражаться остатки 95-й дивизии, численностью около 300 человек. 30-я батарея береговой обороны молчала. Оборонявшаяся на бруствере часть личного состава батареи и бойцов 90-го стрелкового полка была вынуждена отойти в массив батареи и командного пункта и там укрыться, защищая подходы к башням огнем автоматов и ручных пулеметов. Немецкий 173-й пионерный батальон готовился к штурму массива батареи, подвозя взрывчатку и подготавливая шурфы.

На южном направлении противник также продолжал наступление. Он атаковал части I сектора в двух направлениях: в направлении на дер. Кадыковка, расширяя свой клин, и на высоты Карагач, стремясь прорвать Сапунгорско-Карагачский рубеж. Противник на каждом направлении наступал силою пехотной дивизии с танками. На всем фронте разгорелись кровопролитные бои, продолжавшиеся непрерывно двое суток 18 и 19 июня.

День тринадцатый, 19 июня.

Начало боев в опорных пунктах Северной стороны.

П.А.Моргунов в своей книге «Героический Севастополь» пишет: «Были созданы три основных опорных пункта: Константиновский равелин, куда входил личный состав ОХРа, 95-й стрелковой дивизии и береговых батарей № 2 и № 12; Михайловский равелин – личный состав 110-го зенитного полка, береговой батареи № 702 и авиачастей; в районе Инженерной пристани и ее равелина – личный состав местного стрелкового полка во главе с командиром подполковником Н.А. Барановым и остатки некоторых других частей... Кроме того, был создан опорный пункт в Северном укреплении, занятом 178-м инженерным батальоном БО, остатками частей ПВО и частью бойцов 95-й дивизии; туда был также выслан один взвод (около 50 человек) от местного стрелкового полка. Баранову было приказано поддерживать с этим опорным пунктом связь по подземному кабелю, идущему от Инженерной пристани в Северное укрепление, а с самим Барановым командование поддерживало связь до последнего дня с помощью подводного кабеля, проложенного через бухту».

В воспоминаниях бывшего коменданта 4-го сектора Капитохина события описываются несколько иначе и более правдоподобнее. Воспоминания эти были сохранены одним из выпускников Тамбовского суворовского училища, где после войны преподавал Капитохин. «После того, как пришлось оставить и взорвать КП сектора на Братском кладбище, мы отошли к казармам Местного стрелкового полка. Потеряв КП, мы полностью лишились средств связи с войсками, но удержать Братское кладбище не хватило сил, рота автоматчиков, прикрывавшая наш штаб, полегла почти полностью, ведя бой между могил.

Из казарм, расположенных в старой батарее, мы с полковником Яковлевым попытались выяснить обстановку в секторе. По флотской связи откликнулось Константиновское укрепление, Михайловское, к нашему удивлению откликнулась и телефонная станция в бухте Голландия. Когда я попытался набрать Северное укрепление, телефон долго не отвечал, но к моему удивлению связь работала. На повторный вызов мне ответил лейтенант, командир автороты, фамилия его была или Пехотин или Пехтин. В телефоне были слышны выстрелы, но как я понял, Северное укрепление еще держалось. Я приказал направить туда разведку местного стрелкового полка. К вечеру разведчики вернулись и доложили, что Северное стоит крепко и его поддерживает расположенная рядом зенитная батарея. Полковник Баранов командир Местного полка направил туда взвод численностью до пятидесяти человек при одном ротном миномете...».