Верные друзья

11

После ненастной ночи наступает солнечный, но холодный и ветреный день.

Бегут по Каме белые барашки волн. С боку на бок качается плот. Полощутся на ветру повешенные для просушки брюки, пиджаки и рубашки.

Из шалаша доносится мирное похрапывание. Лапин стоит в позе бессменного часового, картинно опершись на весло.

Внезапно он закладывает два пальца в рот, пронзительно свистит и кричит:

— Все наверх! Город!

Из шалаша вылезает, волоча за собой географическую карту, сонный Нестратов. Он расстилает карту и наставительно говорит:

— Это не город, а населенный пункт. Здесь пополним запасы продовольствия.

Плот причаливает к маленькой, очень нарядной и чистой пристани.

— Кошайск! — торжественно провозглашает Лапин и первым спрыгивает на берег. Следом за ним прыгает Нестратов, а босой Чижов смотрит на друзей жалостливыми глазами и горестно бормочет:

— Друзья… И этих людей я любил… Ни сочувствия, ни доброго взгляда! Купите мне туфли!

— Нет денег, — бессердечно отвечает Нестратов. — Ты сам ограничил наш бюджет.

— Купите! — безнадежным голосом повторяет Чижов и неожиданно оживляется. — А то вообще не дам ни копейки. Я — казначей.

— Ты общественный казначей. Если не дашь, отымем силой, — предупреждает Лапин. И, обращаясь к Нестратову, говорит: — Заходи, Василий!

Чижов, сообразив, что сейчас ему придется худо, вытаскивает из кармана деньги:

— Черт с вами, вот шесть рублей.

— Что же мы можем купить на шесть рублей? — разводит руками Лапин. Семечек? Не дури, друг! Нам надо чаю, газет, колбасы любительской, сахар кончается…

— Ах, так? — Чижов становится в позу короля Лира, ограбленного дочерьми. — Хорошо! Берите все, пейте кровь!

Он швыряет на землю несколько бумажек, затем ложится, заворачивается с головой в одеяло, а его бессердечные друзья хладнокровно подбирают деньги и, посвистывая, удаляются.

Чижов некоторое время лежит неподвижно.

Наконец это ему надоедает. Он высовывает из-под одеяла голову, осматривается, вылезает, берет самодельный веник и начинает подметать плот.

За этим занятием его и застают три загорелых широкоплечих человека в парусиновых штанах и фуражках речников.

— Здравствуйте, — очень вежливо говорит один из них, — мы к вам.

— Ко мне?

— К вам, — повторяет пришедший, деликатно стараясь не смотреть на босые ноги Чижова. — Нам, понимаете, команда «Ермака» про вас рассказывала. Очень они хвалили вашу бригаду, даже восхищались.

— Исполнением. Песню вы исполняли. Высоко, говорят, художественно. Ну а мы, так сказать, делегаты от клуба нашего — речников. У нас нынче торжественный вечер. Мы годовой план в полгода выполнили. Так что большая к вам, товарищи, просьба — выступить на нашем вечере. Понимаете?

— Выступить?

— Ну да! Концерт дать.

Чижов, прищурившись, смотрит на моряка, и лицо его освещается необыкновенно лукавой усмешкой.

— Знаете что, — медленно и почти с восторгом говорит он, — я, вероятно, выступить не смогу. По состоянию здоровья. Но мои два друга выступят обязательно.

— Слово?

— Слово! — твердо отвечает Чижов и протягивает моряку руку.

— Как объявить концерт? — деловито осведомляется моряк.

Чижов, секунду подумав, говорит:

— Объявите так: вечер русской песни.

Обувной отдел универсального магазина в Кошайске. Сверкающие глянцем туфли, ботинки, галоши.

— Вы только посмотрите товар, граждане! — любезный продавец гнет туфлю, щелкает ногтем по подошве. — Два года гарантия. Фасон прекрасный, удобный…

— Дорого, дорого, — решительно заявляет Нестратов.

— А нет ли на резине, — стыдливо спрашивает Лапин, — или на какой-нибудь там пластмассе, подешевле? Нам, знаете ли, для мальчика. Ужасно рвет. Каждый день ему покупай — не накупишься.

— Мальчику? Сорок второй номер? — удивляется продавец. — Какой же это мальчик? Это юноша, молодой человек. Ему ухаживать за девушками пора… Вот, порекомендую тогда ленинградский «Скороход», нет износу.

— Сколько? — осторожно осведомляется Лапин.

— Сто тридцать семь. Выписывать?

— Не подойдет! — решительно говорит Нестратов и, откашлявшись, спрашивает: — А нет ли у вас на деревянной подошве? Я как-то раз видел такие. И прочно, и, наверное, недорого.

— Что вы, — разводит руками продавец. — Это же спецобувь. Ее производства прямо с баз получают.

Нестратов и Лапин грустно переглядываются. Помолчав, Лапин снова начинает:

— А нет ли у вас…

Вечереет.

Нестратов и Лапин, нагруженные незамысловатыми покупками, весело переговариваясь, спускаются с пригорка к плоту. Чижов лежит на спине, завернутый в одеяло.

— Распеленаем? — шепотом спрашивает Лапин.

— Распеленаем!

Друзья, ухватив с двух концов одеяло, вытряхивают из него Чижова.

— Человек должен… — наставительно говорит Лапин и внезапно умолкает, изумленный выражением лица Чижова, которое светится тихим счастьем.

— Здравствуйте, здравствуйте! — улыбается он. — Как прогулялись?

— Отлично, — осторожно отвечает Нестратов. — А как ты?

— Лучше быть не может.

Чижов с сожалением оглядывает измятый костюм Нестратова.

— Здорово ты измялся, Василий. Беда! Нет в тебе прежнего лоска. Разве в таком костюме пойдешь на концерт… А как раз, понимаешь, нынче вечером тебе костюм очень понадобится.

— Зачем? — встревоженно спрашивает Чижова Нестратов. Чижов, усаживаясь поудобнее и умильно улыбаясь, говорит:

— Дело в том, что сегодня вечером…

На стене небольшого белого здания два паренька в фуражках речного флота вывешивают плакат:

«Сегодня вечером, по случаю торжественного окончания планового года, бригада артистов-туристов дает концерт „ВЕЧЕР РУССКОЙ ПЕСНИ“».

На плоту — кромешный ад.

Нестратов бушует как одержимый. Лапин рвет на себе бороду.

— Позор! — кричит Нестратов. — Ты не имел на это права!‥ Это не шутка!‥ Я не мальчишка!‥ Мы взрослые люди!‥ Пожалуйста!‥

— Послушай, Борис, — от волнения Лапин заикается, — согласись, что ты позволил недопустимое…

— Друзья мои! — Чижов умильно улыбается. — Зачем пустые разговоры? Дело сделано, пути отрезаны, люди ждут. И какие люди! Прекрасные люди, которые закончили годовой план в полгода. Если вы хотите огорчить этих людей, — что ж, я умываю руки. Могу только прибавить: будь у меня возможность — я бы выступил на этом концерте с наслаждением.

— И выступишь, — злобно шипит Нестратов.

Чижов пожимает плечами:

— И рад бы! Но согласитесь, что выступать босым — значит проявить элементарное неуважение к аудитории.

И тут наступает его очередь встревожиться — по лицу Лапина медленно расплывается улыбка.

— Нет, нет, — торопливо говорит Чижов, — я в твоих ботинках не пойду, они жмут.

— Зачем же в моих? — нежно говорит Лапин. — Ты не ценишь своих друзей. Они купили тебе прекрасные матерчатые тапочки за восемнадцать целковых. На лакированные, к сожалению, денег не хватило. Так что готовься, мой друг, к выступлению.

Клуб речников.

Переполненный зрительный зал. Люди стоят в проходах, расположившись на подоконниках, толпятся в дверях.

В первых рядах, рядом с начальством, сидят жены речников и держат на коленях детей.

Несмотря на то, что занавес еще закрыт, на лицах ребятишек, облепивших окна с улицы, сияет полный восторг. Иногда из общего гула голосов вырываются отдельные реплики:

— У нас тоннаж превосходит.

— А это из Куйбышева артисты?

— И теперь грузы пойдут из Москвы водой…

Но вот наконец дернулся и открылся занавес.

Посредине ярко освещенной сцены стоят три стула. В центре сидит Чижов, Лапин и Нестратов, держась руками за спинки стульев, стоят по бокам и растерянно улыбаются. Гремят аплодисменты.

Нестратов делает шаг вперед, поднимает руку, судорожно глотает воздух и застывает.

— Давай! — раздается сзади энергичный шепот Лапина.

— Дорогие товарищи!‥ — от неловкости Нестратов говорит срывающимся голосом и заискивающе улыбается. — Разрешите мне от всех нас поздравить вас…

Чижов хихикнул, и Лапин сердито ткнул его кулаком в бок.

— …поздравить вас, — уже тверже продолжает Нестратов, — с вашими замечательными производственными успехами. Мы с огромным удовольствием выступим сегодня на вашем вечере, но мы должны вам признаться заранее — произошла ошибка. Мы не артисты. Я, например, архитектор…

По залу прокатывается взрыв хохота. Какой-то веснушчатый матросик, прижав к груди фуражку, восторженно восклицает:

— Ох, дает! Вот это дает!

Нестратов, пожав плечами, продолжает:

— Вот он — врач, а третий наш товарищ — животновод. Смех в зале становится громче.

Лысый толстяк, утирая мокрые глаза от слез, стонет тоненьким голоском:

— Ох, не могу! Я, говорит, архитектор… А то еще, бывает, пожарными представляются… Ох, комик!

Нестратов, обернувшись к Чижову, яростно цедит сквозь зубы:

— Это все твои дурацкие шутки… Что делать?

Чижов подходит ближе.

— А я откуда знаю, что делать? Что я — конферансье, что ли?

Лапин тоже подходит. Он очень напуган. Растерявшись окончательно, друзья забывают, что на них смотрит зал, и сбиваются в кружок.

— Скандал, — бормочет Лапин.

— Надо быстро что-то придумать! — шепчет Чижов и, обернувшись, посылает залу обаятельную улыбку. — Ей-богу, намнут нам шею и будут глубоко правы.

На сидящих в зале зрителей все происходящее на сцене производит впечатление заранее отрепетированного номера. Разыгрывается довольно сложная пантомима, из которой явствует, что Нестратов негодует. Он вне себя. Он даже показывает Чижову кулак.

— Ох, дает! — восхищается матросик.

В это мгновенье Нестратов, махнув рукой, пытается удрать со сцены. Но попытка покинуть друзей в тяжелом положении не удается — Лапин и Чижов перехватывают его по дороге и тащат обратно.

Смех в зале усиливается.

Чижов с мужеством отчаяния выходит вперед, к рампе.

— Друзья мои! — кричит он. — Я один во всем виноват! Вяжите меня, но дайте рассказать правду…

Гром аплодисментов прерывает его речь.

— Ладно, — свирепо говорит Чижов, — тем хуже для вас. — Он обращается к Лапину: — Следи за Василием, чтобы не сбежал! — И скрывается за кулисами.

Воцаряется полная тишина.

Лапин и Нестратов стоят окончательно растерянные. Через секунду появляется Чижов. В руках у него гитара. Он лукаво подмигивает Нестратову и передает гитару Лапину:

— Вспомним-ка молодость! Авось пронесет!

И Чижов запевает:

Нестратов выступает вперед, подбоченивается и важно, с укоризной, по-нестратовеки, смотрит на друзей:

Лапин грустно поет:

Слушает затаив дыхание веснушчатый матросик. Лысый толстяк цокает языком.

— Хороши артисты!

Чижов выхватывает гитару из рук Лапина и с азартом продолжает:

Лапин взмахивает рукой, и зал подхватывает:

Друзья заканчивают песню:

Пристань. Луна над Камой.

Окруженные шумной толпой провожающих, друзья стоят у готового к отплытию плота.

— Огромное вам спасибо!

— Приезжайте к нам!

— Обязательно приезжайте!

Захмелевший Нестратов, обнимая за плечи седоволосого речника, говорит несвязно, но торжественно:

— А знаете ли вы, дорогой мой Иван Ильич, что такое архитектура? Это музыка, застывшая в камне! Да, да! Что может быть прекраснее человеческой мысли, воплощенной в точном, великолепном здании?

Друзья пытаются унять расходившегося Нестратова, но он, увлеченный собственными мыслями, уже не говорит, а почти кричит в полный голос:

— И не верьте вы этим болтунам, этим горе-новаторам — Ллойду, Гропперу и прочим. Они, видите ли, выдумали теорию о распаде города. Они мечтают о том, чтобы человек, как одинокий затравленный волк, строил себе жилище вдали от других людей… А мы говорим, что это чепуха!

Веснушчатый матросик так же, как и на концерте, глядя прямо в рот Нестратову, шепчет:

— Вот дает! Вот это дает!

Нестратов взмахивает рукой и торжественно заканчивает:

— Вся наша советская наука о градостроительстве утверждает, что это чепуха! Мы мечтаем о великолепнейших белых городах в зеленом кольце садов, которые украсят нашу землю…

— Василий Васильевич! — очень вежливо, но с металлическими нотками в голосе, говорит Лапин. — Нам пора. То есть я хочу сказать — пора и честь знать.

И снова слышится со всех сторон:

— До свидания, товарищи!

— Спасибо вам!

Плот медленно отчаливает от пристани Кошайска.

Нестратов, сложив ладони рупором, кричит:

— Товарищи, вы меня поняли? Прекрасные города на прекрасной земле — вот наша цель!

Отдышавшись, он садится, благодушно смотрит на Лапина и Чижова:

— По-моему, они остались очень довольны нашим концертом. Вы не находите?

— О концерте и о поведении некоторых его участников мы поговорим после, — холодно отвечает Лапин. — А сейчас мы с Чижиком идем спать. Ты сегодня дежуришь, капитан. Не вздумай нас будить раньше, чем… А где, кстати, у нас следующая остановка?

Нестратов достает из кармана пиджака географическую карту, потертую на сгибах, испещренную какими-то стрелками, крестиками и кружочками. Лапин с карандашом в руке склоняется над картой:

— Кошайск, стало быть, мы проехали… — Он ставит на карте кружочек. Затем следует Гарусино — зерносовхоз, там задерживаться нет смысла. — На карте появляется крестик. — А вот в Тугурбае…

— А вот в Тугурбае… — перебивает Чижов и неожиданно замолкает.

— Что — в Тугурбае? — вопросительно смотрит на него Нестратов.

— Приплывем — поглядишь! — загадочно усмехается Чижов. — Пошли спать, Александр Федорович! Чижов и Лапин уходят в шалаш. Нестратов смотрит им вслед.

— Братцы! А, братцы! А что будет в Тугурбае?

Лапин и Чижов не отзываются.

— Эх! — горестно вздыхает Нестратов. — И поговорить-то человеку не с кем!

Он ложится, закинув руки под голову, вытягивает длинные ноги и не замечает, как сталкивает в воду новые тапочки Чижова. Тапочки булькают, переворачиваются и камнем идут ко дну.

Медленно плывет по течению плот.