Верные друзья

20

Тихий закатный час над Камой.

Вода как зеркало, ветра нет, но бледно-зеленые листочки плакучих ив, склонившихся к самой реке, беспрестанно дрожат.

Наталья Сергеевна как зачарованная следит за игрой листвы.

Она идет над берегом рядом с Лапиным и крепко держит его за руку, точно боится, что он сейчас исчезнет. И слушает. Лапин поет вполголоса старую песню Дениса Давыдова:

И Наталья Сергеевна шепотом повторяет:

— Для тебя одного сердцем чувствую!

Лапин поет:

Наталья Сергеевна улыбается:

— Как я тосковала по этой песне… Как ждала!

Наталья Сергеевна и Лапин останавливаются.

— Нет человека счастливее меня, — шепотом говорит Лапин и вдруг кричит так, что эхо отдается за рекой:

— Эй, я самый счастливый!

Где-то далеко, точно в ответ, гудит сирена.

Идет по реке пароход.

Больница.

В приемном покое, перекинув плащ через руку, в тщательно отутюженных брюках, при галстуке, стоит Чижов. А на него с молчаливым обожанием смотрят столпившиеся вокруг девушка-врач, сестры и санитарки.

— Ну-с, родные, признавайтесь, — шутливо говорит Чижов, — чего вам не хватает для полного счастья?

Все по-прежнему молчат. Только пожилая хирургическая сестра решается произнести:

— Нам бы нейрохирурга, Борис Петрович… Ну, если нельзя постоянного, то чтобы консультировал хотя бы!

— По четным дням! — вставляет девушка-врач.

— А по нечетным нельзя? — серьезно обращается к ней Чижов.

— Можно и по нечетным.

И тут, точно испугавшись, что не успеют высказаться, все принимаются говорить разом:

— Нам кардиограф обещали прислать, как в прошлом году…

— Машина санитарная нужна, с одной не справляемся.

— Дежурку, дежурку для нянечек.

Чижов машет рукой и смеется:

— Тише, тише, красавицы, не все сразу…

Отворяется дверь, и на пороге появляется Нестратов, довольный, сияющий, в съехавшем набок галстуке и перемазанном кирпичом и известкой плаще.

— Здравствуйте. Я за вами, Борис Петрович. Пора. Лапин ждет.

— Я готов, — говорит Чижов и смотрит на девушку-врача. — Ну, вот что… Быстро составьте мне список самого для вас необходимого и принесите на пристань! Попробую вам помочь! — Он улыбается. — Только не зарывайтесь. Пишите действительно самое необходимое.

Он оборачивается к Нестратову:

— Идемте, Василий Васильевич.

Но Нестратов, не трогаясь с места, неуверенно произносит:

— Я бы хотел хоть на три минуты… Мне бы повидать Катюшу Синцову!

— Нельзя, товарищ Нестратов! — сухо отвечает девушка-врач.

Нестратов улыбается Чижову:

— Посодействуйте, Борис Петрович.

— Не могу, — пожимает плечами Чижов, — не я тут хозяин.

— Значит, не пустите? Наотрез? — прищурившись, смотрит Нестратов на девушку-врача.

— Наотрез не пущу! — качает головой врач. — Вот выздоровеет Катюша, тогда пожалуйста!

Нестратов усмехается:

— Да-а, времена меняются! Никак не могу добиться приема у товарища Синцовой… Ну, хорошо! Передайте ей тогда следующее…

Палата.

Белая постель. Катя с блаженной и недоумевающей улыбкой выздоравливающей лежит в подушках.

Руки неподвижно покоятся под одеялом. За Катиной спиной в полуоткрытом окне с букетом цветов в руках томится Сережа Петровых.

— Катя! Ну! Катя же…

Но Катя, не оборачиваясь к Сереже (она, собственно, и не может обернуться), прислушивается к могучему басу Нестратова, который доносится из коридора.

— Передайте ей, что предложение комсомольцев насчет использования местного строительного материала я принял и утвердил…

Катя счастливо улыбается.

— Катенька, — снова тихо зовет Сережа.

— Не мешай!

— Ах вот как! Я… мешаю? — Сережа мрачнеет, швыряет букет на подоконник, исчезает и тут же появляется снова.

— Катенька, слушай, давай не ссориться!

В палату заглядывает девушка-врач, и Сережа быстро приседает, так что над подоконником остается торчать только фуражка с речным крабом.

Девушка-врач улыбается, подходит к окну, произносит необыкновенно вежливо:

— Будьте добры, Сережа, пройдите в приемный покой, вам дадут белый халат, и вы сможете помочь дежурной сестре — посидеть часок на стуле в коридоре, у дверей Катиной палаты.

Сережа, растерянный, смущенный и очень довольный, появляется в окне.

Катя хитро щурится:

— А вы куда, Мария Николаевна?

— А я, Катенька, на пристань — провожать.

Пристань.

У готового к отплытию плота, пришвартованного к грузовому причалу, стоят друзья, окруженные шумной, говорливой толпой провожающих. Здесь и строители, и девушка-врач с сестрами, и санитарки, и веселые пассажиры баржи, снабдившие в свое время друзей едой и одеждой. Они сейчас принесли им на дорогу арбузы, дыни, яблоки, цветы.

— До свиданья, счастливого пути!

— Приезжайте к нам! Обязательно приезжайте!

— Спасибо вам за все, Борис Петрович! А в стороне, глядя друг на друга, смущенные и счастливые, стоят Лапин и Наталья Сергеевна.

— До скорого свиданья, Наташа, — шепчет Лапин.

— До скорого, до очень скорого свиданья! — тихо отвечает Наталья Сергеевна.

Алеша Мазаев, секретарь комсомольской организации строительства, протягивая Нестратову огромный букет цветов, увлеченно говорит:

— Если бы вы знали… если бы вы только знали, Василий Васильевич, что значит для нас ваш приезд! Ведь за одну неделю все прямо как в сказке переменилось: присылают нового начальника строительства, проект утвержден, все основные вопросы решены…

И Нестратов голосом, в котором звучат подозрительно снисходительные нотки, произносит:

— Ничего, ничего, голубчик! Мне, слава богу, и не такие вопросы приходилось решать.

— Взгляните-ка, друзья, на Индюка, — негромко говорит Чижов, пробравшись сквозь толпу провожающих к Лапину и Наталье Сергеевне. — Вам не кажется, что его опять понесло?!

Действительно, Нестратов, окруженный строителями, улыбается, раскланивается и даже едва ли не порывается посылать воздушные поцелуи.

— Нда-а! Душка-тенор! — усмехается Лапин и, внезапно обозлившись, хватает лежащий на краю плота топорик, рубит причальный канат и, в последний раз шепнув Наталье Сергеевне: «До скорого свидания, Наташа», кричит во весь голос: «Полный вперед!».

Медленно отходит от пристани плот.

Следом по берегу двинулись провожающие. Взлетают на воздух шапки и платки. Наталья Сергеевна идет вместе со всеми, машет рукой, улыбается сквозь счастливые слезы.

— Работайте, други, работайте! — напутственно гремит Нестратов, потрясая над головой сжатыми ладонями. — Я свое сделал, теперь дело за вами!

Лапин и Чижов за спиной Нсстратова сумрачно переглядываются.

Плывет по течению плот. Скрылись из глаз провожающие.

Нестратов, отдышавшись, оборачивается наконец к друзьям, гордо произносит:

— Да-а, доложу я вам, запомнят они тут академика Нестратова.

— Как ты думаешь, Саша? — невинным тоном осведомляется у Лапина Чижов.

— Макнем, пожалуй! — кивает Лапин.

— Что значит «макнем», что значит «макнем»? — отступая на всякий случай, сердито смотрит на друзей Нестратов. — Размакались, понравилось… Надо понимать, каких я тут дел натворил: добился снятия Неходы, утвердил предложение комсомольцев…

— А кто виноват в том, что предложение это не было утверждено? — взрывается Лапин. — Кто виноват в том, что начальником строительства сидел этот гусь Нехода? Чем хвастаешься? Тем, что исправил собственные ошибки?

— Ты, милый друг, только еще на пути к выздоровлению, говорю это как врач, — серьезно замечает Чижов. — И не хвастайся! А то, действительно, возьмем да и макнем, если понадобится!

Лапин смеется:

— И не здесь, не в речной водичке… А отправимся на плоту в Баренцево море, например, и макнем тебя, дружок, в ледяную крупу!

Нестратов обиженно молчит, потом усмехается.

— Ладно, черти! Макайте! Черт его знает, как это со мной происходит. Сам не замечаю!

Несколько мгновений длится молчание. Лапин задумчиво говорит:

— Кончается наш отпуск. А жаль. Жалко снова расставаться, друзья… Однако пора ужин готовить…

Он вешает чайник над огнем и тихо запевает:

Нестратов чистит картошку и подтягивает басом:

Чижов, разматывая катушку спиннинга, тихо затягивает припев:

Плывет плот. В прозрачном вечернем небе отчетливо рисуется впереди кружевной переплет огромного разводного моста…

…Ехидный старик, старый знакомый с баржи, взглянув из-под ладони на реку, командует подручному пареньку:

— Живо! Развести мост!

С громким и торжественным гулом расходятся фермы моста, пропуская, точно в знак уважения, маленький плот.

— Это кому же, дядя Петя, такое почтение? — с интересом спрашивает подручный паренек. — Кто такие?

— Друзья! — внушительно отвечает ехидный старик. — Наши с тобой друзья!‥

Все дальше и дальше плывет плот, все тише и тише доносится песня: