Вино фей

Глава 14. Письмо из Бата

… Горшок, за которым наблюдаешь, никогда не закипает. Черити часто в эти дни с досадой вспоминала эту пословицу. Но вот долгожданное письмо от мисс Стивенс наконец пришло — об этом сообщила Лиззи, едва Черити вернулась домой, уйдя со службы раньше остальных членов семейства. Увидев на конверте почтовый штемпель Бата и нервный наклонный почерк, Черити затрепетала и поспешно распечатала послание.

«Дорогая Черити, я обещала быть аккуратной корреспонденткой, и мне очень неловко, что вам пришлось так долго ждать моего письма. Но ваше сообщение о приезде в Солсбери милорда Клэверинга с сестрой так сильно поразило меня, что несколько дней я просто не могла прийти в себя, видя в этом событии некий злой рок.

Я понимаю, что вы ждёте от меня достоверных и непредвзятых сведений об этом человеке, чтобы понять, чего же следует опасаться. Наверное, мой долг рассказать обо всем, но сейчас, начав обдумывать свой ответ вам, я вдруг поняла, как на самом деле неполны и отрывочны мои сведения. Однако я откровенно изложу все, что знаю, особо рассчитывая на вашу скромность, ибо мне придётся раскрыть перед вами наши семейные обстоятельства. Думаю, мне не стоит напоминать вам, что всё сказанное не подлежит разглашению.

Речь идёт о событиях прошлого сентября, когда мы с моей сестрой проводили летний сезон в Брайтоне. Туда, кстати, приехал и ваш кузен, полковник Селентайн Флинн, весьма любезный джентльмен. Мы снимали несколько комнат в гостинице Берча, одной из самых фешенебельных. По соседству с нами поселились и Клэверинги.

Скажу откровенно: до того у меня не было никаких особых оснований не любить графа с сестрой. Они были неизменно приветливы, и если порой в них проступало что-то странное, оно не очень бросалось в глаза.

Моя сестра Клэр немного моложе меня, и вас, наверное, не удивит, что она сразу была привлечена внешностью милорда, который, что и говорить, умеет расположить к себе молодых девиц. Она несколько раз танцевала с ним на муниципальных балах, но я не замечала с его стороны никакого особого чувства к ней. Казалось, он не выделял её из толпы других молодых девиц.

Каково же было её удивление, когда Клэр неожиданно получила от него письмо, причём пришло оно не почтой. Его сиятельство потрудился просунуть конверт под дверь нашего номера. Беда в том, и мне горько признаться в этом, что Клэр не сразу, далеко не сразу сказала мне об этом письме. Она всегда отличалась некоторой излишней щепетильностью, была замкнутой и скрытной. В итоге вышло так, что она поверила в чувства графа, как это свойственно юности, безоглядно и доверчиво.

Как видите, я ничего не скрываю: ни опрометчивого поведения Клэр, ни своей слепоты.

Точнее, совсем слепа я не была, ибо обратила внимание на явную перемену в Клэр. Она потеряла голову, влюбившись безумно, я же просто не понимала, что тому причиной. Однако, заметив её чувство к нему, я постоянно предостерегала её от неосторожного и глупого поведения, но Клэр, поверив в изъявление его чувств, как я понимаю, не очень-то слушала меня.

Клэр уповала, что на следующем балу граф посватается к ней. Однако его там не было, а его сестра, мисс Клэверинг, сказала, что он — на званом ужине миссис Уоррен. Клэр весьма удивила эта новость и, как я понимаю, она просто не могла понять логики его поступков.

До конца сезона его сиятельство избегал Клэр, появившись только на последнем балу у Стаффорда, но и там он даже не пригласил Клэр танцевать, словом, вёл себя так, точно они едва знакомы.

Сестра была убита его поведением, ибо, вы легко поймёте, Черити, что чем выше мы взлетаем в наших надеждах и мечтах, тем больнее падать. По её уже почти нескрываемому отчаянию я поняла, что есть что-то, чего я не знаю, что давало ей основание мечтать о браке с ним. Я потребовала от сестры правды, и тогда она показала мне полученное от него письмо.

Повторяю, я не оправдываю сестру — её поведение было неосмотрительным и неразумным. Но что может оправдать человека, который называет себя джентльменом и забавляется таким образом? Со стороны Фрэнсиса Клэверинга послать подобное письмо юной и неопытной девушке — поступок человека без сердца. Человека со стеклянными глазами.

Я привожу вам, Черити, текст этого письма. «Дорогая, день и ночь думаю о тебе… У Дарлингтона, я видел, все увивались вокруг тебя, умоляя одарить их улыбкой, но всем их мольбам не сбыться никогда, ибо рядом, нежно поддерживая тебя, не оглядываясь на этих неудачников, стоял и всегда буду стоять я. Все улыбки твои будут предназначены, я знаю, только мне одному. И в этих улыбках проступит то, что осталось недосказанным между нами. То, что можно только почувствовать, и это чувство, пронзающее душу, оставляющее глубокий след сладостных воспоминаний. Ты — словно сон, в который погружаешься медленно, желая продлить его в вечность. Знай, я полюбил тебя навсегда. Ф. К.»

Что сказать обо всём остальном? После отъезда Клэверингов сестра заболела — сказалось чрезвычайное нервное напряжение. Докторам удалось справиться с недугом, но я не могу сказать, что она поправилась. Из неё точно вынули душу. Человек же, хладнокровно совершивший это, по-прежнему наслаждается улыбками молодых леди и радуется жизни. Бог ему судья, но вы, Черити, умоляю, будьте осторожнее. Мне бы не хотелось, чтобы и вам довелось пережить нечто подобное тому, что перенесла моя бедная Клэр…»

Черити дочитала до конца, сложила листки и, заслышав на лестнице шаги и разговор приехавших из церкви домашних, торопливо спрятала письмо в свою шкатулку и заперла её.

Голову сжало обручем. Руки тряслись. Хладнокровная жестокость и безжалостный цинизм Клэверинга, описанный мисс Стивенс, был ей непонятен, и именно необъяснимость подобного бессердечия больше всего и пугала. Зачем? Довести неопытную девушку до полного расстройства чувств и запускать воздушных змеев? Что за чудовище?

Но теперь горечь и боль Флоры Стивенс на приёме у тётушки Флинн стали ей понятны.

Тут раздался стук в дверь и на пороге возник кузен Селентайн.

— Дорогая кузина, вы так быстро исчезли из церкви, что я и словом не успел с вами перемолвиться.

Черити поняла, что нужно взять себя в руки, и попыталась усилием воли овладеть собой.

— Я не сомневаюсь, что у нас ещё будет на это время, мистер Флинн, — улыбнулась она. — А что за спектакль ставят в Фортесонхилле?

— Насколько я слышал, «Школа злословия» Шеридана.

— Мне нравится эта пьеса, — отозвалась Черити, неожиданно заметив, что её ногти впились в обивку стула, и снова с тоской вспомнив несчастную Флору Стивенс.

— Однако, сестрица, сидеть в доме, когда на дворе такая благодать — просто грешно, — сказал Флинн.

Она не успела ответить. Вошла леди Дороти, и, бросив на неё быстрый взгляд, обратилась к племяннику.

— Мне надо потолковать с тобой, Селентайн.

Тот молча повиновался, но, уходя следом за леди Дороти, посмотрел на Черити излишне пристально, точно хотел ей что-то сказать, да не мог.

Но ее это ничуть не волновало. Оставшись одна, Черити рухнула в кресло, ощущая удручающую слабость, почти беспомощность, и около получаса просто бездумно просидела перед камином, глядя в огонь. Мысли, а точнее — воспоминания, проносились в голове так быстро, что Черити едва успевала следить за ними.

Вот граф с улыбкой обращается к тётушке Марджери, не выпуская из рук трости и шляпы, вот — раскланивается у церкви с местной публикой, а вот — танцует с ней, явно игнорируя всех остальных. Потом перед её глазами встало его улыбающееся лицо за карточным столом, его сильные руки и трепещущий на ветру воздушный змей, потом — странные слова о зле… Он тогда сказал что-то очень странное. Что зло можно сотворить, даже не желая того, походя. Вспомнился ей и субботний разговор у них дома. Опять странно, он же тогда чётко сказал, что никаких намерений у него нет. Может, он все же осознал непорядочность и недопустимость своего поведения в Брайтоне и раскаялся в нём? А что он такое сказал о волке, попавшем в облаву?

Постепенно Черити немного успокоилась.

В любом случае — она не подвергалась никакой опасности. Она ещё не знала любви, но понимала, что вовсе не влюблена в его сиятельство. Он не нравился ей, несмотря на красоту и богатство, ибо её слишком сильно напугала в Бате мисс Стивенс, чтобы она могла отнестись к нему без предубеждения. Последние дни, до получения письма, несколько расположили её к Клэверингу: он даже показался ей милым и любезным человеком, но, в общем-то, ей не было до него никакого дела. Раскаялся он в былых грехах или нет — это дело его совести и Бога. Если же он по-прежнему остался собой — что ей за забота?

Но постойте, опомнилась Черити. Ведь почти все девицы в городе потеряли из-за него покой и сон, и первая из них — Вирджиния! С явной ревностью следила за ним и мисс Кассиди. Да, Сесили тоже хотела привлечь внимание его сиятельства. Да что там говорить? Все девицы на выданье в церкви и на балах не сводили с него восторженных глаз!

Но что делать? Мисс Стивенс не только не поручала ей разглашать полученные от неё сведения, но, напротив, дважды повторила, что всё сказанное — сугубо конфиденциально. А без этого письма — кто же ей поверит?

Да и что там письмо… Нужно было смотреть правде в глаза. Черити понимала, что Вирджиния не поверит ни одному её слову, хотя бы и подкреплённому письмом.

Леди Дороти? Материнские амбиции и желание видеть дочь графиней, похоже, тоже были выше и здравой осторожности, и благой осмотрительности. Леди Хейвуд могла лишь подумать, что она, Черити, пытается предостеречь её из желания помешать Джин понравится графу.

Не поговорить ли с Энтони? Но после вечера у Кассиди они точно по странному уговору взаимно избегали друг друга. Винсент? Смешно. Сэр Тимоти? Он был куда разумнее леди Дороти, но он очень любит Вирджинию. Удастся ли ей убедить его? Ведь он был готов отдать дочь за Филипа Кассиди, столь мало интересуясь душой и нравом молодого человека, что это невольно наталкивало Черити на мысль, что ему важнее «пристроить» дочь, нежели думать о её счастье. Впрочем, для него в выгодном браке и было счастье. Что же говорить о браке с графом Клэверингом? Это, наверняка, по его мнению, и было самое большое счастье дочери.

Тут она вспомнила, что кузен Селентайн сегодня хотел поговорить с ней. Но о чём? Сама она знала кузена так мало, что никогда не доверилась бы ему. Он нравился ей, и мисс Стивенс сказала, что он тоже был тогда в Брайтоне, но он дружен с Клэверингом и потому не может смотреть на него непредвзято.

Но если сам граф пробудет здесь совсем недолго, если у него, как он сам сказал, нет никаких матримониальных планов — чего она беспокоится? Да, Вирджиния влюблена в его сиятельство, но если он никак не поощрит её…

И даже если он снова захочет подшутить — тут не гостиница, подсунуть письмо Джин у него не получится. В итоге Вирджиния постепенно опомнится.

Успокоив себя этими рассуждениями, Черити задумалась о предстоящем празднестве в Фортесонхилле. Она никогда не бывала там дальше парадной гостиной, и сейчас решила пойти. Главным образом, ради спектакля. Интересно, где его будут представлять?

Тут она вспомнила о роскошных нарядах мадам Дидье, и подумала, что лучше всего надеть новое розовое платье из купленной в Бате парчи — это как раз подходящий случай. Ей очень нравился рисунок на ткани: по тёмно-розовому фону стелились бледно-розовые, почти палевые цветы с нежными лепестками. Надо попросить Лиззи помочь ей с корсетом…

Среди таких приятных мыслей она услышала гонг на ленч.

За ленчем кузен, отвечая на новые жадные вопросы кузины Вирджинии, рассказывал о Клэверинге. Граф, по его словам, всегда с интересом созерцал все происходящее, не испытывая ни малейшего желания вершить судьбы мира или вмешиваться в его дела. Впрочем, он умел проявлять подлинное внимание к людям: спокойное, отстранённое, проникнутое жалостью к страданиям и озарённое лишённой горечи улыбкой по поводу их безумств. Он умел разделять людские привязанности, не поддаваясь их страстям.

— Фрэнсис любит разглядывать облака, изучать звезды, следить за сменой времён года, за осенним листопадом, за ароматным дыханием весны, всегда вздрагивает от восторга, заслышав пение дрозда в роще, часто задумывается над книгами и беседами скрашивает неподвижные часы в кругу близких. В обществе же это истый джентльмен, человек истинно светский.

«Да уж», — вздохнула про себя Черити. — «Подумать только…»

Она почти не участвовала в общем разговоре и явно томилась. Энтони задал несколько вопросов о мисс Клэверинг, и Флинн ответил, что это в высшей степени разумная и весьма красивая молодая леди.

Теперь в тоне его Черити почувствовала явную принуждённость.