Виршалаим

Когда Иисуса хлыстали, Отец молчал:

Молчал – да всем миром во всяком сыновнем волосе

Так, что казалось хохочущим палачам,

Будто бичами свистеть и не страшно вовсе.

Эх, насосалась крови песчаная стынь!..

Эх, распахнули Сына над нею израненным!..

И несчислимой жутью взошли кресты

Вместо звёзд в безмолвном небе Израилевом,

И, взойдя, в нём горели две тысячи лет —

Так что глядеть было вязко меж рёбер и липко —

Словно на мёртвую птицу, растоптанный хлеб

Или на поруганье святого лика.

А потом случилась осенняя ночь.

В ней – электричка; она – в Ленинградской области.

В тамбуре – парень: бутылка, хохот и нож;

Женщина: вопль во всяком дрожащий волосе.

В тамбур – третий, который: «Ну что ж ты затеял!

Слушай, оставь её! Слушай, давай по-мужски?»

Зелень стекла – о темя, и сразу – темень;

Сразу – молчанье: молчанье, в каком – ни зги.