Внешность может обмануть (СИ)

Глава 6

Хотела его спросить на что я все же подписалась, но он увел разговор в сторону. Ладно. Завтра узнаю. Засыпала я в хорошем настроении.

Утром совсем не хотелось вставать. Пришлось срочно готовиться к парам, завтракая и штудируя книжки. Папа делал бутерброды и ничего не спрашивал, что уже было хорошо. Может все и обойдется. Я не хотела, чтоб конфликт продолжался.

Все было как обычно. Папа готовился к рабочему дню, читал новости по телефону. Мама спала. Бабушка вышла из комнаты и пошла в ванную умываться. Когда я встретилась с ее суровым взглядом, то улыбнулась. Бабушка только недовольно поджала губы. Я поморщилась. Ничего не изменилось.

Пока я собиралась в институт, позвонил Борис с вопросом, где я пропадаю. Он уже подъехал и ждал меня. Я пообещала, что подойду минут через десять.

Обычный день начал меняться, когда мы стали выходить из квартиры. Тогда папа сказал, что у него машина сломалась, поэтому он поедет вместе со мной на автобусе. Пока папа выкидывал мусор, я перезвонила Борису.

— Со мной папа едет. Я не могу.

— Принцесса, я уже начинаю думать, что встречаюсь с замужней женщиной. Ладно, скинь твои размеры и мы квиты.

— Размеры чего? — Всего. Сказал же, что пойдем баранину есть. Не могу же я тебя в спортивной кофте притащить. Согласна?

— Нет.

— Так, размеры или знакомлюсь с твоим отцом.

— Мне даже интересно, чем ты меня еще будешь шантажировать, когда с ним познакомишься?

— Найду, — ответил Борис. — Ладно, встретимся тогда после твоей учебы.

Я хотела с ним поспорить, но не успела. Подошел папа. Пришлось прервать разговор, который готов был затянуться. Все равно ведь он выиграет в любом споре. За несколько дней я уже это поняла.

— Уже с утра звонки? — спросил папа.

— Да. Дела, дела.

— Вот и у меня дела. Надо будет уехать в командировку на неделю.

— Чего это так? — спросила я. — Ты вроде раньше никуда не уезжал.

— Есть возможность поменять работу. Надо съездить на разведку.

— А мама знает?

— Для нее командировка по работе взамен заболевшего сотрудника.

— Но это собеседование в новую компанию.

— Да.

— Хорошо. Тогда я ей не буду ничего говорить.

— Не надо. Меня не будет где-то неделю. Ты эту неделю продержись.

— Думаешь, что меня сожрут?

— Скорее подавятся, — усмехнулся папа. — Но все равно постарайся, чтоб у них повода не было к тебе придираться.

— Постараюсь никаких поводов не давать, — пообещала я. — Пап, я так понимаю, что если ты получишь работу, то будет переезд в другой город?

— Скорее всего. Но тебя это все равно не коснется. Заканчивать тебе все равно здесь, — сказал папа. Подъехал автобус. Мы сели на последние места. Автобус быстро наполнился людьми. Если раньше мне нравилось рассматривать людей, то сегодня мысли крутились в другом направлении.

— Пап, а для мамы ты хочешь сюрприз сделать? Или не хочешь обнадеживать ее раньше времени.

— Она не хочет переезжать, а я не хочу с ней ссориться по этому поводу, — ответил папа.

— Но и упускать этот шанс ты не хочешь.

— Не хочу. Нужно идти вперед за своей мечтой, даже если вокруг все против тебя, — сказал папа. Выглядел он веселым, но при этом мне казалось, что он был грустный. За своими проблемами я чего-то упускала. Упускала чего-то важно, что происходило в моей семье.

— Пап, можно спросить? У вас с мамой сейчас ссора?

— Сейчас нет, — сказал папа. — Не забивай этим голову. Разберемся. К тому же у тебя нет проблем. Помочь, всегда поможем.

— А ты в командировку до годовщины поедешь или позже?

— Совсем забыл про этот праздник. Надо будет что-то придумать, — сказал он.

— Странно, вы же так готовились…

— Придется все перенести, — невозмутимо сказал папа. — Но, может, это и к лучшему.

Неожиданно. У них явно что-то произошло, раз папа даже забыл о годовщине свадьбы, к которой вчера еще готовился. Или причина была в новом предложении? А кем папа работать хотел? Куда он стремился так попасть?

Оказывается, что, живя с ними под одной крышей, я особо и не знала, чем они живут. Они меня не приглашали в свою жизнь, а я не лезла к ним. Вначале мне казалось, что виной тому было то, что они не считали меня достаточно взрослой. Но нет. Они меня просто не пускали в эту жизнь. Я знала только общие глобальные проблемы и перемены, но не моменты, из которых состоит наша жизнь. Маленькие кусочки, которые делают семью семьей. Где все участвуют в жизни друг друга. У нас же была красивая картинка, которая на фотографиях смотрелась, а на деле… Что-то было не так. Я пока не понимала, что происходило, но мне все это не нравилось.

Пары помогли отвлечься. Я не подготовилась и теперь наверстывала все на переменах. А когда мозг занят запоминанием информации, то ему нет дела до дурости и придумывания проблем. Полдня пролетели незаметно. Я хотела пойти в библиотеку, чтоб взять нужные книги, когда на лестнице меня застал звонок Бориса.

— Ты освободилась?

— Почти, — ответила я.

— Почти — это весьма расплывчатый ответ.

— В библиотеку и свободна.

— Умненькая девочка. Я тебя жду на прежнем месте, — сказал он и повесил трубку.

Я задержалась на пятнадцать минут. Пока книжки взяла, пока поговорила с однокурсницами, еще и Пашка меня уговаривал поучаствовать в каком-то волонтерском движении. Я часто ездила от института на всякие мероприятия, даже как-то помогала в пристройстве щенков от бродячей собаки, но это не было смыслом жизни. А вот Пашка прям горел идеей изменить мир. Спасти его от черствости и глупости.

Еле отцепившись от Паши, я пошла в сторону Бориса, который стоял около черного крутого внедорожника. Я посмотрела по сторонам и не увидела "Лады".

— Карета подана, принцесса, — сказал он, открывая дверцу машины.

— Твоя?

— Служебная, — ответил он. — Мне не нравится, но иногда надо ее выгуливать.

— Ты про машину говоришь, как моя мама про шубу. Из-за этого она каждую зиму покупает билеты в театр, — сказала я.

— А что остается, принцесса. Мне по душе моя старая проверенная кляча, а нужен красивый конь, чтоб у всех зависть возникала.

— Зависть точно будет у моих однокурсников. Как и сплетни.

— Тебя все еще это волнует? — спросил Борис.

— Чужое мнение? Как бы да. Сам же говоришь, что добродетель надо беречь смолоду. Или честь. Так?

— Я говорил, что надо уметь отшивать мужиков, — сказал Борис. — А слухи — на них не стоит обращать внимания. Люди всегда будут злословить.

— Страх потерять лицо и обрасти сплетнями помогает нам держать себя в руках, — сказала я.

— Какой интересный ход принимает наш разговор. Вместо вопроса логичного вопроса про откуда у меня деньги, ты решила поднять вопрос о духовном.

— Я не буду спрашивать откуда у тебя деньги. Ответ мне не понравится.

Он рассмеялся. Я покосилась в его сторону.

— Зубы вставил?

— Забрал из ремонта. Сейчас заедем в гостиницу. Там переоденемся. Потом поедем гулять. — Почему в гостиницу, а не к тебе домой?

— У меня там сын отсыпается. Ночью завалился никакой. Зачем тебе его видеть?

— Нет, видеть я его не хочу.

— Вот и я так подумал, — сказал Борис. — Поэтому поедем в гостиницу.

Я поморщилась. Почему-то заболела голова. Пришлось потереть виски.

— Чего случилось? — Мне кажется, что у отца неприятности. И они поругались с мамой, — ответила я. — Но я это стараюсь не замечать.

— У тебя интересная черта характера: не замечать то, что тебя не касается. — Не совсем так. Я раньше думала, что это неважно.

— А сейчас?

— Сейчас думаю, что ты прав. Происходит что-то странное в семье. А я этого не понимаю. И не знаю, стоит ли мне это понимать.

— Зависит от тебя. Ты можешь всю жизнь прожить в уютном мирке, пряча лицо в ладони, закрывая глаза и отказываясь слышать. Никто тебе не скажет ничего плохого из-за того, что ты женщиной родилась. С вас всегда спроса меньше. Или можешь научиться управлять миром. Тогда придется научиться видеть и слышать, а еще улыбаться, — сказал Борис. — Решать тебе.

— Это как с правдой, которая может причинить боль?

— Все верно, Ириш. Поэтому не прогадай.

— Марионеткой быть легко: закрываешь глаза и плывешь по течению. Только такая жизнь не для меня, — сказала я.

— Как скажешь, Ириш.

Он заехал на стоянку около гостиницы. Как оказалось, номер он уже снял. Так же как и привез вещи.

— Мы знакомы всего ничего, а я уже с тобой по гостиницам таскаюсь.

— Ты ворчишь или радуешься?

— Я этого не понимаю, — ответила я. — Вот что я в тебе такого нашла?

— Харизму? — хохотнул он.

— Смеешься, а я серьезно.

— Ты хочешь, чтоб я нашел причину твоего влечения ко мне?

— Ну у меня же это не получается сделать, — сказала я. Он закрыл дверь номера. Кинул ключи на тумбочку около вешалки. По-джентльменски помог снять мне куртку.

— Умные девушки тянутся к умным мужчинам. С ровесниками тебе не интересно, — ответил Борис.

— Я подумала, что ты меня поцелуешь.

— Как в кино? — спросил он. — А ты, оказывается, романтичная натура. Ладно, будешь хорошо себя вести и тогда тебя поцелую.

— Сказал бы кто другой, то я бы обиделась, — ответила я, садясь на край кровати.

— Чего на меня обижаться? Вот злиться — это я еще пойму.

— Повод?

— Загляни в сумки, — сказал Борис. — Выбирай, что понравится.

Черное платье, которое было выше колена на тоненьких бретельках больше напоминало ночнушку. Брючный костюм с пиджаком, под которой не предусматривалось надевать блузку. Была еще пышная юбочка, но опять же короткая и цветастый свитер.

— В юбочке и свитере я буду выглядеть как вчерашняя школьница. Брючный костюм вроде выглядит прилично, а на деле развратно, но дает мне прибавку к возрасту лет на десять. Еще волосы собрать и точно буду тридцатилетней женщиной. А в платье буду напоминать шлюху. К тому же мне нужны под эти наряды туфли.

— В коробке, — ответил Борис. Он достал из чехла костюм. — Там две пары. Должны тебе подойти.

— К ним нужны еще колготки, — разглядывая туфли, сказала я. — А колготки я не ношу.

— Чулки и белье в одном из пакетов.

— Считаешь, что это белье? В таком не стоит ходить по улице. Всю задницу можно отморозить, — сказала я, с сомнением смотря на кружева.

— Не отморозишь, — хмыкнул Борис. Начал переодеваться.

— И чего? Мне самой выбирать, чего одеть? — Да, — ответил Борис. — Шмотки — это маски. Вот и выбирай, какую ты маску хочешь надеть.

— А если я привыкну к этой маски?

— Не привыкнешь. Стержень, который внутри тебя, слишком прочный. Просто так его не переломить, — Борис подошел ко мне. Без рубашки. Густая поросль седых волос покрывала его грудь.

— Я в этом не уверена, — сказала я. Отвела глаза. Мне в этот момент мне захотелось сбежать, скрыться, провалиться сквозь пол. И куда только смелость девалась.

— Чего глаза отвела? — спросил Борис. — Хотела ведь поцеловаться. Или уже перехотела?

— Все еще хочу.

Он наклонился ко мне. Я закрыла глаза, но приподняла голову, подставляя губы под поцелуй. Его ласковые губы мягко накрыли мои. У меня сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я невольно потянулась к нему навстречу. Было странное желание коснуться его, почувствовать, что он реален, а не плод моих фантазий. Но Борис отстранился.

— Переодевайся.

— А можно без белья? — попросила я.

— Оно всего лишь отражает твою суть. Поэтому не надо стесняться.

— А я не стесняюсь. Просто не думаю, что это уместно.

— Уместно, — ответил он. Опять быстро поцеловал.

Я взяла белье, черное платье и ушла переодеваться в ванную комнату. При Борисе это сделать не смогла. Он посмеялся, но ничего не сказал. Там же замазала тональником синяк на шее, подправила макияж. Черные чулки с красными кружевами, такой же лифчик и трусы — выглядела я развратно. Платье вроде все скрывало, но я же знала, что под ним спрятано. Это кидало в жар.

— Ты чего в дверях замерла? — спросил Борис, который застегивал пуговицы на рубашке.

— Вот раздумываю: тот ли наряд выбрала или нет.

— Тебе нужно мое одобрение?

— Нужно. Я же иду вслепую.

— Это всего лишь поздний обед или ранний ужин. Ничего более.

— Так как я выгляжу?

— Хорошо ты выглядишь. Красиво. Туфли подошли?

— Подошли. Они давно таких не носила. Но надела сапоги. Там все же осень.

— Хорошо.

— Ты не против?

— А чего мне быть против? — спросил Борис. — Сказал же, чтоб сама выбирала. Откуда такая неуверенность?

— Не знаю, — сказала я. Зашла в комнату. Села на кровать.

— Шаг вперед. Шаг назад. Тебя все время нужно держать в напряжении и постоянно тебя хвалить?

— А разве в этом есть что-то плохое? — спросила я.

— Напрягает.

— Зато тебе не скучно.

— Тут ты верно заметила, — сказал он. — Давай с тобой немного поиграем.

— Нам же надо идти.

— Время пока есть, — он повернулся ко мне. — Так будешь играть?

Он скинул пакеты с кровати на пол. Посмотрел на меня. При этом на его лице не было никаких эмоций. Губы поджаты. Маска невозмутимости.

— Во что?

— В страх и желание. Ты будешь бояться моей власти надо мной и одновременно будешь хотеть со мной переспать.

— А почему я буду тебя бояться?

— Так ты довольно пугливая в этом плане. Падай на кровать.

— Так и хочется спросить зачем.

— Ты же хотела, чтоб я тебя поцеловал.

Я ведь об этом думала. Мысли сами невольно шли в эту сторону, когда мы поднялись в номер. Сейчас же стало не по себе. Борис вопросительно посмотрел на меня. Немой вопрос, а я не смогла ответить. Отвела глаза. Зачем-то стала рассматривать покрывало, которым была покрыта кровать. Провела по покрывалу ладонью.

— То ты хочешь, то нет.

— Ничего я не хочу!

— Чего своих желаний бояться? Дуреха, — он ласково прошел рукой по моему плечу. Дошел до запястья. — Повернись ко мне.

— Я не хочу…

Он обнял меня за плечи. Его ладонь осторожно гладила мое бедро, которое едва прикрывалось платьем.

— Боишься?

— Не особо, — рассеянно ответила я.

— Ты боишься перемен, которые должны грянуть. А я об этом забыл, — сказал он.

— Я не понимаю, что происходит сейчас и что мне нужно делать, — сказала я, кладя голову ему на плечо. — Вроде хочется стать взрослой. Хочется работать. Быть независимой. Не хочу больше слушать недовольство бабушки. Не хочу слушать, что я плохая. Разве я действительно плохая?

— Ты хорошая. И хорошенькая. Странно, что этого еще никто не заметил.

— Мне кажется, что женщина взрослеет, когда начинает работать. Перестает зависеть от других людей. Неважно кто это будет: родители или муж. Но пока она получает деньги от кого-то и не работает самостоятельно, то остается ребенком.

— Ты не права, — возразил Борис.

— А что ты думаешь по этому поводу?

— Мы вначале стремимся повзрослеть. Доказать другим и себе, что чего-то стоим. Когда же это доказать получается, то начинаешь с тоской вспоминать о тех временах, где до тебя кому-то было дело. Вот сейчас я один. Было время, когда меня злило, что мама просила говорить во сколько я вернусь домой, потом жена просила, чтоб я звонил, когда задерживаюсь. Все это злило. Хотелось независимости. Свободы. И вот сейчас наступила свобода. Только она совсем не радуется.

— Почему?

— По той же причине, что и ты сейчас сидишь в моих объятьях.

— По какой?

— Тебе одиноко, — ответил Борис.

Его рука оказалась у меня между ног. Платье не давало широко расставить ноги, но Борис и не настаивал. Его ладонь скользила под подолом платья, цеплялась за кружева чулок, чтоб тут же вернуться к колену. Я завороженно смотрела за его действиями.

— Тепло или холодно?

— Тепло, — ответила я, прижимаясь к нему.

— Чего тогда дрожишь? — Он поцеловал меня в плечо, вызывая приятную дрожь. — Ложись.

— Борис.

— Я тебе вчера говорил, что обижать не буду. Расслабься.

— У меня не получится.

— Получится.

— Почему? — он похоже искренне удивился. Снял очки. Положил их на покрывало. — Я же хороший.

— Правда?

— Да.

Он легко уронил меня на кровать. Прошелся ладонью по груди, скользнул к животу, дошел до бедер, чтоб задрать платье.

— Знаешь, это весело. Вначале думаешь, как одежда будет смотреться на тебе, а потом думаешь, как ее с тебя снять. Ты дышать не забывай.

— Сложно.

Он лег рядом. Его ладонь ласкала вдоль бедра. Доходила почти до нижнего белья, чтоб вернуться к коленям. Вверх, вниз. Тяжелая рука, которая оставляла за собой след тепла.

— Поцелуй меня, пожалуйста, — попросила я.

— Вот так? — спросил он, слегка прикасаясь к моим губам. Я не выдержала. Мне хотелось большего. Я закинула руки ему за шею. Поцеловала. Он легко ответил на этот поцелуй, заставляя провалиться в пропасть. Прикосновения. Поцелуи. Мне в какой-то момент стало безразлично происходящее. Я лишь хотела больше ласки, больше поцелуев, больше…

— Ноги не зажимай, — прошептал он.

— Не хочу.

— Ножки гладить можно, а дальше нет? — спросил он. Почему-то это его развесило. — А если я хочу тебя всю зацеловать? Тоже будешь против?

— Буду.

— Вначале попробуй, а потом уже решай: будешь или не будешь.

— Я не думаю… Время…

— Времени у нас достаточно, — прошептал он около моих губ. — Дашь мне полную свободу?

— Не могу.

— Я тебе обещал, что не обижу. Так чего боишься? Я ведь даже спрашиваю, а мог бы и без спроса сделать то, что хочу.

— А что ты хочешь? — Я тебе лучше покажу, — ответил он.

— Хорошо, — согласилась я. И сама ведь не ожидала этого от себя.

— Тогда держись, принцесса!

Я хотела передумать, но он не дал этого сделать. Резко сел, перекидывая одну мою ногу через себя. Платье затрещало. Борис это не заметил. Он положил ладонь между ног. Пальцы смяли кружева, проникая внутрь. Я дернулась.

— Чего дергаешься? — спросил Борис. — Ножки теперь не получится сдвинуть.

— Ты мешаешь.

— Угу.

Он мял, кружил, а я только больше смущалась. Отвернулась.

— Так дело не пойдет. Когда-нибудь сама себя ласкала?

— Нет.

— Никогда-никогда? Уж мне-то признаться можно. Тебе было любопытно. И ты решила попробовать как это. Ничего страшного в этом нет, — сказал он. — Но обманывать не надо.

— Несколько раз.

— Покажи мне, как ты это делала.

— Не при тебе же.

— Почему? Чего стесняться? — он положил руку туда, где лежали его рука. Нажал на нее. В этом было что-то такое дикое и порочное, что я замерла. А потом что-то щелкнуло. Тем более он это все подогревал. Так почему бы и нет?

Пальцы скользили по чувственным участкам тела. Я как-то пробовала, но в последний момент испугалась. Сейчас же бояться как бы больше нечего. Дальше все равно некуда падать. Я закрыла глаза, отдаваясь эмоциям. Приятное тепло наполнило тело. Хотелось расслабиться и больше ни о чем не думать. Я удивилась, когда Борис стал целовать внутреннюю сторону бедра, но было как-то не до возражений. Слишком сильно расслабилась. Страх прошел. Любопытство спряталось. Осталось что-то дикое, порочное и нежное. Поцелуи стали прерываться движениями языка. Щекотка. Мягкие пузырьки как от газировки прошлись по крови. Я хотела прекратить, но Борис не дал. Его поцелуи перешли на чувственное место. Чтоб не дергалась, он взял меня за ягодицы, но мне казалось, что если я захочу, то всегда могу все это прекратить. Но прекращать не хотелось. Меня трясло. Я уже хотела сделать, чтоб все прекратилось и одновременно мне нравилось то состояние, в котором я находилась.

Ругань слетела с языка. Борис рассмеялся, но не перестал. Ласка. Только почему мне захотелось расплакаться от этой ласки? Все произошло неожиданно. Нервы перестали напоминать канаты. Мышцы расслабились. В голове пустота. Мне стало все равно, что произошло и почему я позволила всему этому случиться. Зачем думать, если мне хорошо?

Он вытер лицо. Я тут же легла на бок. Поджала ноги. Спрятала лицо в ладони.

— Только не говори, что тебе стыдно, — сказала Борис, ложась напротив меня. Голову подпер рукой.

— Мне не стыдно. Я всего лишь…

— Расслабилась?

— Да. А ты…

— Не думай об этом. Хочешь получать удовольствие в сексе — будь эгоисткой.

— А мне казалось, что надо себя всю без остатка отдавать.

— И что тогда тебе останется? — спросил Борис.

— Не знаю. Но в статьях пишут так.

— И кто пишет? Что ты знаешь об этих людях, которые берутся учить других? Сколько известных психологов не смогли сберечь семью и разошлись? У скольких таких умников дети кто в тюрьме, кто на игле? Учить мы все любим, но имеем ли право учить?

— Не знаю, — ответила я. — Не могу ответить на этот вопрос.

— А я могу. Когда отдаешь себя без остатка, то остается пустота.

— Но ты не эгоист.

— Эгоист. Я сейчас делаю то, что хочу делать, — ответил он. Опять провел ладонью по моей ноге. — Расслабься.

— Я вроде расслабилась. — Закрылась. Поза закрытая. А я хочу, чтоб ты расслабилась.

— Так?

Я повернулась на спину. Потянулась. Борис надел очки. Улыбнулся.

— Я хочу посмотреть на тебя через пару месяцев, когда уйдет подростковая шерстка, а на ее место придет взрослый лоск.

— И что это значит?

— Что из тебя получится хорошая стерва, которая не каждому будет по зубам.

— И по твоим? — У меня вставные. Всегда могу железные заказать, — ответил Борис. — Поправь помадку и пойдем. Нам пора уже ехать.

— Как скажешь, — согласилась я. Быстро встала. Чуть не упала, забыв про каблуки на сапогах.

— Осторожнее. — Не привыкла к каблукам. Лапа здоровая. Найти на нее что-то стоящее сложно.

— У тебя красивые ножки. Совсем не лапы.

— Спасибо, — сказала я. Сделала реверанс. После этого пошла поправлять макияж и приводить себя в порядок.

Я не знала этого ресторана. Он находился за городом. Вначале я напряглась, когда увидела, что мы выезжаем за город. Но потом решила, что пусть будет, чего будет, только уточнить все же я решилась.

— Зачем мы едем за город?

— Чтоб поесть.

— Только поесть?

— Чего у тебя в голове, Ириш? Я не умею читать мысли.

— Я не знаю, зачем ты меня туда тащишь. И не понимаю, почему ты решил сейчас не продолжать до конца.

— В смысле? Почему я тебя женщиной не сделал?

— Да.

— Какие у тебя мысли на эту тему?

— Не знаю, вот и спрашиваю.

— Ир, у тебя есть идеи. Вот и расскажи мне про эти идеи, — сказал Борис. — Или решишь поиграть в смущенную девушку?

— Надеюсь, не понадобиться ни с кем другим спать? — Я не сутенер, Ириш. Насчет того с кем спать, а с кем не спать. Ты в этом плане свободна. Играйся с кем хочешь. Или спи, с кем душа пожелает. Но с условием: рассказываешь с кем и когда.

— Не поняла.

— Ириш, мне нравится с тобой проводить время. Думаю, что мы с тобой пообщаемся подольше, чем до воскресенья.

— И я поэтому буду спать с другими мужиками.

— Давай честно. Я для тебя, мягко сказать, староват. Глупо думать, что ты мне будешь верность хранить. Захочется погулять с каким-нибудь мальчиком. Пусть хотя бы для сравнения. Вот и гуляй. Только мне говори, с кем гуляешь.

— Зачем?

— Можешь считать, что я извращенец и мне любопытно, кто будет с тобой спать, — ответил Борис.

— Гадость какая, — меня аж передернуло.

— Ну, почему же гадость. Я же не прошу тебе фотки присылать и видео делать. Мне достаточно слов.

— Уж лучше совсем ни с кем не спать, чем тебе докладывать.

— Ириш, ты сейчас горячая, юная и принципиальная. Но включи здравый смысл. Я тебя выгуливать по кино и паркам не буду. Мне не интересны студенческие вечеринки. Ты же скоро пойдешь вразнос. Вот и найди себе спутника, который будет это делать за меня.

— И тут уходит романтика и начинается деловой разговор, — сказала я.

— У нас с тобой и не было романтики. Как и не большой любви. Мне скучно. Я хочу иногда с тобой встречаться, созваниваться, участвовать в твоей жизни. Изредка будем с тобой куда-нибудь ездить, вместе обедать или куда-нибудь отдыхать.

— Ты так говоришь, будто меня покупаешь.

— Я еще цену не назначил.

— Мне не нужны от тебя деньги.

— Новизна пройдет. А целыми днями поддерживать твой интерес — мне скучно. Терять же тебя я не хочу.

— Потому что одиноко? — Одна из причин. Так будем торговаться? Сама же хочешь зарабатывать. Вот и считай, что я беру тебя на работу.

— Кем? Девочкой по вызову?

— Вот. Теперь ты на меня злишься, — он улыбнулся. — А злиться не надо. Я с тобой говорю честно. Мог навешать тебе лапши на уши и оставил бы у разбитого корыта. Но это будет по отношению к тебе некрасиво. Согласись? Поэтому ты возьмешь от меня деньги. Если тебе они не нужны, то положи их на счет. Когда-нибудь пригодятся.

— Я вне игры.

— Сказал же, что тебя не отпущу. Мне с тобой понравилось.

— Это за гранью возможного! — Какой у тебя низкий порог возможности! — Он рассмеялся. — Ир, гордость — это крутая вещь, но позволить ее могут немногие. — Я могу.

— Нет. Гордость идет рука об руку с дуростью, но ты не можешь оплатить дурость.

— А ты можешь? — Я могу, — согласился Борис.

Мы свернули с трассы в небольшой лесок, сквозь который вела хорошо асфальтированная дорога. Через две минуты лес пропал. Перед нами оказалось одно большое здание, какие были построены еще во времена советского союза. Рядом с большим зданием рассыпались небольшие деревянные домики. К ним вели ровные тропинки. Вдалеке катались на квадроциклах. В стороне была конюшня. Несколько лошадей паслись среди жухлой травы. На каких-то катались по загону.

Летом здесь должно было быть красиво. Но сейчас пасмурная хмурь навевала уныние. Тоскливо. Сейчас хотелось лечь в кровать, натянуть одеяло и не вылезать из-под него до зимы, когда все будет белым-бело, когда можно будет под фонарями ловить снежинки, когда можно будет радоваться варежкам и уютному шарфу.

— Что-то аппетит пропал, — сказала я.

— Аппетит приходит во время еды, — сказал Борис. — Не нервничай так, принцесса. Расслабься.

Он остановил машину. Откинулся на спинку кресла, хлопая пальцами по рулю.

— Ир, я тебе пригожусь. Может, тебе это не нравится, но может так получиться, что тебе нужна будет поддержка. И эту поддержку смогу дать только я. Ты хорошая девушка. Не хочется, чтоб тебя перемололо.

— А можно мне в сторонке постоять?

— Попробуй, — ответил он. — Пойдем?

— Только обед?

— Если бы я тебя пригласил на развратную вечеринку, то так бы и сказал, — хохотнул Борис. — Да и староват я для таких вещей. Мне хочется спокойствия. Тишины и любви в своем ритме. Я ленивый.

— А мне раньше казалось все это скучным, — сказала я.

Мы вышли из машины. Пошли в сторону большого здания, где на первом этаже находился ресторан.

— Любовь?

— И не только. На это надо много времени. Эмоции дурят голову. Они отвлекают от учебы. Вот и сейчас вместо того, чтоб готовиться к парам, я с тобой болтаюсь.

— Эмоции — это часть нашей жизни. Хочешь ты этого или нет, но они все равно прорвутся сквозь саркофаг, которым ты отгораживаешься от мира. Стены рано или поздно треснут и тогда эмоции прорвутся наружу. Возможно утопят. — Все равно надо пытаться держать себя в руках, — возразила я.

— Не получится. Поэтому первую любовь детей родители боятся большего всего на свете и одновременно смотрят на нее снисходительно. — Она проходит и оставляет после себя лишь воспоминания.

— Верно. Страдания заканчиваются, приходит понимание, что такие эмоции будут не один раз и они повторятся с другим. Мы не лебеди и не волки, чтоб помирать, когда кто-то из пары погибает, — сказал Борис. — Но когда мы первый раз сталкиваемся с эмоциями, то не знаем, как к ним относиться. Из-за этого и идет дурость.

— Которую лучше избегать. — Этого, к сожалению, сделать не получится. Про что я тебе и говорю, — ответил Борис.

Круглый стол почти в центре помещения. Соседние столики заняты на треть. Помещение мне совсем не запоминалось. Я почему-то начала волноваться. И пусть у нас разговор был весьма простой и непринужденный, но меня все это тревожило. Как будто это была ширма, которая скрывала что-то важное, ускользающее от глаз.