Воин Сумрачных гор

Глава 10. Магия крови

Алайни

Пугливых лесных пташек разогнал воинственный рев лотолма, мощного высокого зверя, одетого в полосатую рыже-коричневую шубу и увенчанного восемью гладкими рогами. Белая “корона” тянулась от затылка к носу животного. На морде рога были меньше, чем на голове, и представляли собой острые костяные лезвия. Сросшиеся в широкую пластину передние зубы верхней челюсти не умещались в пасти лотолма и, когда он перестал реветь, закрыли нижнюю губу. Подушечки его длинных лап скрывали под белыми очесами острые когти. В мягкой красивой шерсти хвоста и гривы прятались треугольные зубцы, которые удлинялись и вставали торчком при опасности.

Лотолм вызывал на бой равного по силе и росту соперника. Он очень удивился, когда ему на спину прыгнул кто-то небольшой, легкий. После попытки дерзкого существа укусить его за шею, изумление лотолма сменилось яростью. Высоко подскочив, зверь откинул голову далеко назад и едва не пропорол рогами собственный загривок. Маленький хищник отскочил на круп лотолма и вонзил мелкие, но острые зубы в его окорок.

Оглушая противника ревом, зверь смел его хвостом со спины и, встав на задние лапы, обрушил на него передние самые длинные когти. Перекатившись по корню дерева, хищник избежал смертоносного удара. Пригнувшись к земле, лотолм попытался ухватить его зубами, легко перемалывавшими огрубевшую кору старых деревьев. Но хищник извернулся, схватился передними лапами за рога на морде и, подтянувшись, вскочил на него.

Лотолм отчаянно замотал головой, и вдруг, к его полной неожиданности, что-то узкое и длинное, непохожее на коготь или клык, пронзило снизу его шею. Глубокий вдох зверя прервался, воздух со свистом вытек из разорванной трахеи. Задыхаясь, лотолм стал биться головой и холкой о деревья, наклоняя их и ломая нижние ветви. Враг укусил его за морду и спрыгнул. С безопасного расстояния он наблюдал за агонией зверя. Скоро ослабевший лотолм повалился на левый бок в заросли папоротника. Вздрагивая и хрипя, он скосил выкатившиеся глаза на приближающегося хищника. Тот придавил к земле его морду и погрузил клыки в пульсирующую жилку под мохнатым ухом.

Насытившись, Алайни выдернул нож из шеи лотолма и зализал глубокую рану. Вдруг падальщики явятся не скоро, и он поест еще раз. Маскируя свой запах, он потерся лицом и телом о пахучую звериную шкуру. Можно было раздеться догола и хорошенько поваляться на ней, но после долгого пиршества ему было лень, да и попросту тяжело совершать резкие движения. Алайни медленно отполз от звериной туши в прохладную тень и улегся на спину.

Ему не хотелось забираться на дерево. Пришедшие на запах крови хищники в первую очередь обратят внимание на его добычу. Он успеет от них сбежать прежде, чем они им заинтересуются.

Широко зевнув, Алайни щелкнул зубами и потянулся на сухой жестковатой траве. Певчие птицы вернулись в свои гнезда и продолжили насвистывать мелодичные трели. Гибкие ветки плакучего дерева, укрывшие молодого вампира словно королевский балдахин, тихонько поскрипывали и шелестели на ветру. Больше никто его не чувствовал, и он наслаждался одиночеством. Алайни, как настоящий герой книжных легенд, совершил великий подвиг и получил достойную награду. Полностью расслабленный, вдоволь напившийся крови, он пребывал на вершине блаженства и старался ни о чем не думать, чтобы не позволить воспоминаниям овладеть его разумом и лишить долгожданного покоя. Кошачий хвост в кустах, нарисованный на правой руке, был свободен от повязки. Так он выразил благодарность ведьминому заклятию за хорошую добычу.

Закрывая глаза, Алайни думал о сладком сне…

…Кап-кап-кап. Тяжелые, сочные капли крови, источающие терпкий запах, упали на его лоб и нос, потекли по щекам и подбородку. Слизнув каплю, Алайни почувствовал глубокий, вроде бы знакомый вкус. Он вытер нос ладонью и поднес ее к удивленно распахнутым глазам. Ладонь была чиста, не считая прилипших к носу коричневых шерстинок его добычи. Сверху не капало и воды, а крови вовсе неоткуда было взяться.

Кап-кап… Видение настигло его даже при открытых глазах. Кровь текла ему в рот, и он перехватывал ее языком. Зажмурившись, Алайни увидел над собой вырванное из чьей-то груди маленькое сердце, зажатое в бугристой от шрамов руке со сломанными когтями. Эта рука принадлежала другому вампиру, но кому?

Чужие ощущения все глубже проникали в его сознание. Дыхание участилось. Не пытаясь избавиться от наваждения, юноша старался понять, кого именно чувствует, и, самое главное – почему?

Сородич Алайни тоже недавно поохотился и насытился до отвала. Облизав губы, он равнодушно помял боковыми зубами сердце своей добычи и бросил его куда-то вниз. Он лежал на широкой удобной подстилке, над ним темнел серый пещерный свод, из-за его головы просачивались белые лучи солнца. Тщательно вылизав руки, он проскользнул быстрым взглядом вдоль стены. Алайни успел заметить сложенные одна на другую туши диких животных – запас еды на будущее, и странный пятнистый мешок. Этот мешок настолько заинтересовал Алайни, что он попытался внушить сородичу посмотреть на него повнимательней. Юноша помнил, что пока не умеет вторгаться в чужой разум, и не сильно надеялся на успех. Его ожидал сюрприз. Отчасти – приятный, отчасти – нет.

Не вставая с мягкой подстилки, его собрат подтянул к себе пятнистый мешок и достал удивительно знакомое оружие.

Наемник! Алайни встрепенулся и захлопал ушами, настраивая установленную мысленную связь.

Если наемник охотится так близко от угодий клана, ему рано покидать Сумрачные Горы. Не ошибся он, взяв с собой пистолет Норея вдобавок к отцовскому охотничьему ножу. Не раз Алайни думал выбросить оружие убитого наемника в лесу. Да, не напрасно он оставил чужое оружие при себе. Заговоренный пистолет помог ему почувствовать предателя. Теперь самое важное, чтобы тот так же ясно не почувствовал его.

Алайни откинулся на травяной коврик. Усталый, переевший, он попросту не мог никуда бежать. Ему хотелось отдохнуть, продолжая незаметное наблюдение издали.

Кап-кап… Наваждение вернулось. На Алайни снова полилась кровь, но вместо поимки ощущений наемника он погрузился в одно из самых первых своих воспоминаний…

Малыш брезгливо поморщился, сглотнув попавшую в рот незнакомую жидкость с противным запахом, совсем непохожую на вкусное материнское молоко.

– Наш сын Алатан вырастет непобедимым охотником, сильным и бесстрашным, как этот кэнпан, – отец широко улыбнулся и выдавил еще пару капель из сердца горного хищника. – После меня он станет властелином Сумрачных Гор, и никто не осмелится противостоять ему. Он растерзает врагов с той же яростью, с какой кэнпаны треплют добычу. Он будет править стаей долго и благополучно, и передаст свою силу многим наследникам.

– Да будет так, – подтвердила державшая его на руках мать и ласково уткнулась носом в плечо отца…

Алайни вздрогнул и очнулся. Встав, он встряхнулся и спустился к реке.

В воспоминаниях, атаковавших молодого вампира, словно крылатая стая мошкары, его отец Олрайм и мать Тэмиа вновь предстали перед ним. Это были рослые, гибкие, превосходно сложенные создания, изящные, но не истощенные. Изучая свое отражение в зачерпнутой ладонями речной воде, Алайни заметил, что похож на отца, но менее красив. Волосы Олрайма насыщенного смолянисто-черного цвета искрились на солнце белыми отблесками. Их густая шелковистая грива опускалась до поясницы в свободном падении… Блеклые волосы Алайни были тускло-черными с серо-сизым оттенком. Как будто бы облепленные инеем или вымазанные в осенней грязи, они свисали облезлой метелкой чуть ниже плеч, а их расслоившиеся кончики снова требовали стрижки. Мускулатура Олрайма была хорошо заметной, но красиво гладкой, не резкие перепады ям и кочек. Крупные голубые глаза были слабо заглублены под свод тонких бровей, и Алайни унаследовал его взгляд. Скулы и подбородок отца были немного шире, а нос – почти такой же, средний и по длине, и по ширине. Губы Алайни достались от матери – четко выделенные и не такие узкие, как у отца.

Тэмиа считалась лучшей охотницей Клана Сумрачных Гор. Она могла бы воспользоваться привилегией жены вождя, и Олрайм не отказался бы приносить ей пищу. Но Тэмиа, быстрая как лань и прыткая как скальная ящерица, не могла подолгу сидеть в норе, кроме времени вынашивания ребенка и кормления его молоком. Она жила скоростью. Родители Алайни любили охотиться вдвоем. Они легко расправлялись с большими опасными зверями и побеждали стаи четвероногих хищников.

Что случилось с ними? Почему они не вернулись с охоты?

Алайни сделал глоток зачерпнутой в ладонь воды из речки, умылся и пришел к оставленной в лесу звериной туше, не дождавшейся лесных любителей свежего и не очень мяса. Понюхав облепленную насекомыми шею зверя, он отступил в тень плакучего дерева. Пока он был сыт настолько, что ему даже не был приятен мускусный запах. Родители точно не похвалили бы его за убийство дичи намного большего размера, чем ему требовалось для утоления голода. Огромного зверя нельзя затащить на дерево – ветки не выдержат его веса, а на земле тушу скоро найдут хищники. Еда, которой хватило бы надолго, пропадет зря. Алайни не взял с собой емкости для слитой крови – прежде ему и не снились излишки еды. Юноше стало немного стыдно за нарушение закона природного равновесия, и он постарался себя успокоить. Он убил не детеныша или беременную самку. Взрослый самец пробудил его азарт вызовом на бой. Лотолм жаждал сражения, и получил.

Углубившись в тень, Алайни лег на правый бок. Едва он закрыл глаза, ему снова явились родители.

После удачной охоты они дремали на теплом гладком камне среди влажных папоротниковых куртин. Ветер тихонько раскачивал деревья над ними. Рыжие пятнышки закатного солнца бродили по их прильнувшим друг к другу полуголым телам, темной зелени и усыпанной прошлогодней листвой земле.

Маленькому Алайни быстро наскучило охотиться на неуловимых солнечных прыгунов. Заросли папоротников казались ему дремучим лесом. Он нырнул в мокрую чащу, надеясь обнаружить в ней что-нибудь интересное, с чем можно поиграть. Из-под приподнятого над землей корня высунулась черная мордочка с зелеными бакенбардами. Зверек хриплым шипением попытался отпугнуть незваного гостя от норы. Отважный маленький хищник схватил зверька за шею и вытащил из укрытия. Прижав извивающуюся добычу к земле, Алайни понарошку укусил ее за спину. Он только что поужинал, отец принес вкусную олениху и уступил ему свое право есть первым. На мгновение отпустив зверька, он снова его поймал и запустил острые коготки в пушистую шкуру.

– Алайни! – над ним нависла тень матери.

Удерживая зверька за шею правой рукой, мальчик обернулся.

– Отпусти его, – приказала мать.

Ее бледно-желтые глаза смотрели на него сердито и настойчиво, а кончики прикрытых рыжими косичками ушей напряженно заострились.

– Не отпущу, – возмущенно пискнул Алайни. – Моя добыча. Я сам ее поймал.

– Я рада, что ты научился охотиться, малыш, – ласково улыбнулась мать, перехватив его руку державшую зверька. Она разогнула его слабые пальцы, и зверек убежал в лес. – Но это не твоя добыча.

– Почему? – обиделся Алайни.

– Ты хорошо поел, – уложив сына на лопатки, Тэмиа пощекотала его полный живот. – Выйдешь на охоту, когда снова захочешь кушать.

– А если мне тогда не попадется этот зверь?

– Поймаешь другого зверя. А ему суждено будет пожить еще немного. Может, его ждут самые счастливые дни короткой жизни.

– Если ты будешь ловить всякое проскочившее мимо создание, то оставишь без еды своих детей, – подбежавший отец присел рядом с ними. – Ты должен бережно относиться к природе, соблюдать ее вечные законы. Если ты предашь Сумрачные Горы, они тоже предадут тебя…

Алайни встряхнулся, отгоняя наваждение. Его родители не предавали Сумрачных Гор, но, выходит, горы их предали.