Возьми номерок

Глава 3

Дин

На следующий день я еду в квартиру Норы, чтобы поужинать и обсудить «основные правила» нашей деловой сделки. Или, по крайней мере, так гласило ее властное сообщение накануне вечером. Вчера после моего ухода у нее явно случился приступ тревоги, потому что девушка отправила несколько сообщений, в которых волновалась обо всем, что может пойти не так на вечеринке ее родителей, и ей пришла в голову гениальная идея о списке правил. Зная Нору, у нее наверняка будет заготовлена папка с бумагами и припасен нотариус для заверки наших подписей.

Не могу дождаться.

Я никогда не был в квартире Норы, поэтому мне интересно увидеть ее вне пекарни. И без того дурацкого халата. Вечер, когда она пришла на мой тридцатый день рождения, был единственным, когда я видел ее нарядно одетой. Я до сих пор не могу выбросить из головы ее образ в той красной майке. Просто, но эффектно.

Стать фальшивым кавалером Норы, возможно, было моей лучшей идеей.

И самое безумное, что это даже не моя идея. Я не ожидал от нее такого. Особенно учитывая, что она такой интроверт. Боулдер — маленький город, а я никогда не встречал ее на улице. Добавьте к этому тот факт, что Нора живет над своей пекарней в центре Перл-стрит, где полно баров и ресторанов, можно предположить, что она — домосед.

Когда паркуюсь перед пекарней, солнце уже садится. У Норы прекрасная недвижимость с большим потоком туристов и местных жителей. Кроме того, ее здание историческое, что придает пекарне особую атмосферу. Второе здание будет похожим, когда подрядчики завершат процесс реставрации. Лучшее в этом то, что в Денвере мало специализированных пекарен, подобных этой, так что жители не поймут, что их поразило. Крупоны Норы невероятны и вызывают привыкание. Хотя я до сих пор не уверен на сто процентов, что моя зависимость не от Норы, а от ее выпечки.

Я обхожу здание и нахожу зеленую боковую дверь, о которой Нора подробно рассказала в своем сообщении. Нажимаю на кнопку с надписью «Донахью» и терпеливо жду.

— Да? — раздается голос Норы по внутренней связи.

— Привет, это Дин Мозер, твой эскорт на ночь с большим достоинством.

Молчаливая пауза на другом конце заставляет меня на мгновение пожалеть о своей шутке, но она, должно быть, простила меня, потому что я слышу, как замок открывается без единого слова. Как только начинаю подниматься по лестнице, в нос ударяет восхитительный запах мяса и заставляет мой желудок урчать.

Дверь квартиры наверху лестницы открывается, и из нее выходит Нора с измученным видом.

— Я как раз заканчиваю готовить соус беарнез, проходи.

Девушка поворачивается, и босыми ногами шлепает по длинному коридору квартиры. Я следую за ней, рассматривая потертые джинсы и белую футболку, завязанную узлом на талии, обнажая бледную кожу прямо над клетчатым фартуком. Ее повседневный вид совершенно не сочетается с моими клетчатыми брюками, футболкой и небесно-голубым пиджаком, которые я надел на то, что она описала как деловую встречу.

Как бы там ни было, когда я сворачиваю за угол в светлую кухню с выбеленными стенами, белыми шкафами, большой плитой, раковиной и островом со столешницей из кремового мрамора, мой желудок снова доказывает, что ему нравится запах.

— Надеюсь, ты ешь красное мясо, — говорит Нора, помешивая что-то на плите.

— Я хищник. — Снимаю пиджак, рассматривая задницу Норы в обтягивающих джинсах.

— Очень большой, как я слышала, — говорит она, оглядываясь через плечо и ловя меня за подглядыванием прежде, чем я поднимаю взгляд.

Ничего не могу с собой поделать. У Норы есть изгибы, которые следует оценить по достоинству. Я любитель задниц, ау Норы, возможно, лучшая из всех, что я видел. Уму непостижимо, зачем она прячет свои изгибы под дурацкой униформой.

Выбрасываю из головы ее образ в одном фартуке и направляюсь в примыкающую к кухне гостиную, окна которой выходят на Перл-стрит. Смотрю вниз и вижу, что на улице зажглись фонари, а люди спешат по домам.

— Как давно ты здесь живешь?

От плиты доносится шипение, когда Нора отвечает:

— С тех пор, как купила пекарню, так что… лет восемь, наверное?

Я киваю, нахмурившись.

— Сколько тебе было лет, когда ты открыла «Проснись и пой!»?

Она оглядывается через плечо.

— Пытаешься угадать мой возраст, Мозер?

— Нет, пытаюсь понять, как девушка двадцати с небольшим лет смогла позволить себе пекарню и квартиру на Перл-стрит. Это хороший район.

Она кивает и отворачивается к плите.

— Мне было двадцать два, то есть сейчас мне тридцать, если хочешь знать. И я попросила отца совместно оформить кредит на бизнес. — Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Полагаю, тебе не пришлось брать кредит, чтобы инвестировать в пекарню в Денвере?

Я игнорирую этот вопрос и заворачиваю за угол, чтобы заглянуть за матовые раздвижные двери. Они ведут в спальню с идеально застеленной белой кроватью, покрытой белыми подушками. На дальней стене висит большая черно-белая фотография Эйфелевой башни.

— Ты уже бывала в Париже? — спрашиваю я, возвращаясь на кухню и садясь за мраморный остров.

— Пока нет. — В ее голосе слышатся тоскливые нотки, когда она наливает сливочный соус в стеклянную соусницу. — Но это первое место в моем списке.

— Почему Париж? Почему не Таиланд, Бразилия или Южная Африка?

Она недоуменно смотрит на меня.

— Тебе действительно нужно задавать этот вопрос пекарю? Париж известен своей выпечкой и десертами. Это как Мекка для пекаря. К тому же, моя подруга Мишель из кулинарной школы живет там, и она всегда присылает мне фотографии парижских пекарен, и это просто… так вдохновляет. Гораздо больше, чем старый добрый Боулдер, штат Колорадо. Я бы с удовольствием переехала туда когда-нибудь.

Я киваю и улыбаюсь, когда она подталкивает ко мне бутылку красного вина и два бокала, молча приказывая мне открыть и налить. Я делаю то, что велено, пока она накладывает на тарелку то, что выглядит как стейк из филе с брокколини и каким-то причудливым картофелем.

— Похоже, ты и готовишь неплохо.

Взгляд ее голубых глаз поднимается и встречается с моим.

— Ты еще не пробовал. На вкус может оказаться редкой гадостью.

Я недоверчиво усмехаюсь.

— Нюх редко меня подводит.

Она добавляет гарнир из хрустящей зелени и тряпочкой вытирает края тарелок, где растекся соус беарнез.

Я наклоняюсь, чтобы поймать ее взгляд и нарушить серьезную сосредоточенность.

— Уже идеально?

Девушка прищуривается на меня.

— Подача — это ключ к привлечению органов чувств во время еды.

Я поднимаю брови.

— Должно быть, я пропустил это в философии бренда «Проснись и пой!».

— Дело не во мне. Дело в еде. — Она выпрямляется и снимает фартук с талии.

Пользуясь случаем, я окидываю взглядом ее фигуру в форме песочных часов, прежде чем посмотреть на тарелку, которую она поставила передо мной.

— Ты чувствовал запах еды, когда поднимался, верно? — спрашивает она, пригвоздив меня взглядом.

— Да.

— И слышал шипение соуса на плите?

— Да.

Она берет ложку и зачерпывает соус.

— Ты видел мою подачу, а это значит, что осталось только одно. — Она протягивает ложку мне, и я открываю рот и чувствую вкус этого соуса.

Закрыв глаза, издаю глубокий стон.

— Невероятно вкусно.

— Потому что я задействовала все твои чувства. — Я открываю глаза и обнаруживаю, что она наблюдает за мной. — А теперь ешь, пока не остыло. Холодная еда — это не то чувство, которое я хочу, чтобы ты испытал.

Я не могу скрыть ухмылку, когда она присоединяется ко мне со своей тарелкой, и передаю ей бокал вина. Я пытаюсь вести светскую беседу, пока мы едим, но это почти невозможно, когда пробуешь лучший стейк в своей жизни. К концу трапезы я подумываю о том, не вылизать ли мне эту чертову тарелку. Это очень вкусно.

— Ты умеешь печь и готовить. Жаль, что не хочешь выходить замуж, потому что из тебя получилась бы отличная жена.

Нора закатывает глаза.

— Сбывшаяся мечта каждой женщины, да? Готовить для своего мужчины. Чего еще она может хотеть от жизни?

Застенчивый взгляд появляется на моем лице.

— Ладно, я понял. Ты ненавидишь мужчин.

— Я не ненавижу мужчин, — поправляет она, выглядя оскорбленной. — Я просто ненавижу ожидания, что раз моя карьера связана с традиционно женским занятием, значит, я хочу быть женой и матерью. В жизни есть нечто большее, чем это.

— Например? — спрашиваю я, мое любопытство разгорается от всего, что касается Норы.

Она поворачивается ко мне лицом, ее голубые глаза горят решительностью.

— Что касается меня, то это, очевидно, мой бизнес. Он занимает много времени, и я люблю его, так почему должна позволять отношениям отвлекать меня?

— Полностью согласен.

— И если моя мечта жить в другой стране когда-нибудь осуществится, то наличие детей все усложнит.

— Я тебя понимаю, — отвечаю я с ухмылкой. — Жизнь Линси с появлением Джулианы кардинально изменилась. Но удивительно, что ей все же удалось открыть практику вместе с мужем.

Нора задумчиво кивает.

— Некоторые женщины могут совмещать. И, возможно, с правильным партнером это может сработать, но мне не везло. У меня было несколько парней, и ни один из них не смог пережить часы работы пекаря.

— Часы работы пекаря?

— Когда я только открыла пекарню, на приготовление моих крупонов уходило три дня. Это было жестко. Я вставала в два часа ночи, чтобы успеть приготовить их к утреннему наплыву. Попробуй поддерживать интимные отношения, когда твой будильник звонит в час ночи. Большую часть времени я ложилась спать в шесть.

Я внутренне съеживаюсь, потому что время ее пробуждения примерно совпадает с тем временем, когда я обычно веселюсь. А время ее сна — это то время, когда я обычно тренируюсь и готовлюсь к ночи. Ее предыдущие годы звучат жалко.

— Когда же ты расслаблялась и веселилась, Нора?

Она издает горький смешок.

— Выпечка — это весело. И стало чертовски весело, когда я довела рецепт до двадцати минут и снова смогла нормально спать.

Я встречаюсь с ней взглядом, потому что, не смотря на то, что ее рутина «возьми номерок» и «приготовь тесто за двадцать минут» — это огромная часть того, что делает ее франшизу такой востребованной, но «веселье», о котором она говорит, все еще связано с работой.

— Как скажешь.

— Я серьезно. Выпечка — это весело. И готовить весело. — Она встает и хватает обе наши тарелки, но я кладу свою руку поверх ее, чтобы остановить.

— Ты готовила. Я убираю.

Нора решительно качает головой.

— Я очень трепетно отношусь к своей посуде.

Я хмурю брови. Господи, с этой девушкой все еще хуже, чем я думал. Поднимаюсь на ноги, возвышаясь над ее крохотными пятью футами и пятью дюймами, и хватаю ее за плечи.

— Садись.

Мягко усаживаю ее на место и беру тарелки со стола. Затем приступаю к ополаскиванию посуды, которой совсем не много. Она готовит аккуратно. Вся посуда, которую девушка использовала, кроме кастрюли и венчика, уже загружена в посудомоечную машину.

Нора вздрагивает, когда я наклоняюсь, чтобы загрузить тарелки.

— Просто… убедись, что все они стоят лицом налево. Когда ставишь их лицом друг к другу, то вода не попадает между ними.

— Нора… ты принимаешь какие-нибудь психотропные препараты?

Ее глаза расширились.

— Нет.

— Стоит начать, — отвечаю я и загружаю посуду, игнорируя ее тихое недовольное бормотание. Запускаю посудомоечную машину, чтобы она не могла исправить то, что я сделал. — А теперь давай пройдемся по этим твоим правилам, пока у тебя не случился нервный срыв из-за того, что я едва сполоснул тарелки перед загрузкой.

Она закатывает глаза и соскальзывает с табурета, чтобы взять желтый блокнот и маркер из ящика рядом с холодильником. Я использую эту возможность, чтобы налить еще вина. Нам это определенно понадобится.

— Итак, правило номер один. Никаких публичных выражений чувств. — Она записывает «БЕЗ П.В.Ч.» безупречным почерком воспитательницы начальной школы. — Мама будет наблюдать за мной, как ястреб, и если ты будешь часто прикасаться ко мне, то станет очевидно, что это полная фальшь.

— Ладно… а как насчет того, чтобы держаться за руки? — спрашиваю я, с любопытством наклоняя голову. — Думаешь, твоя семья поверит, что я твой парень, если не буду держать тебя за руку?

Прикусывая губу, она кивает.

— Я понимаю, о чем ты. Ладно, держаться за руки можно, но только по-дружески. Не гребенкой. Это слишком интимно.

— Мне нужна демонстрация.

Она ворчит себе под нос, явно раздраженная.

Мне это нравится.

Нора тянется вниз и кладет мою руку себе на колени, прижимает свою ладонь к моей и обвивает свои пальцы вокруг моих. Ее пальцы прохладные и разительно контрастируют с моим жаром.

— Вот так.

Я киваю и смотрю вниз на ее бледную руку.

— И что такое… гребенкой? — спрашиваю я, пытаясь сохранить невозмутимое лицо.

— Это. — Она поднимает мою руку между нами и переплетает свои пальцы с моими. Мгновенно по моему телу разливается тепло, а ее лицо краснеет. Ее взгляд перемещается от наших рук к моим глазам, и я вижу, как она сглатывает, глядя на мои губы. — Мы не можем так делать. Это будет слишком, — выдыхает она хриплым голосом.

Я киваю, мой взгляд опускается на ее губы, задаваясь вопросом, каковы они на вкус.

— Как скажешь.

Нора глубоко вдыхает и на мгновение задерживает дыхание, прежде чем покачать головой и резко отпустить мою руку. Сжимает дрожащими пальцами маркер и пишет в списке «ДЕРЖАТЬСЯ ПО-ДРУЖЕСКИ».

Она продолжает смотреть в блокнот, когда бормочет:

— И не пялься так, как ты иногда делаешь.

— Пялюсь?

Она закатывает глаза и продолжает смотреть прямо перед собой.

— Ты иногда так пристально смотришь на меня в пекарне, и это нервирует. Просто… не делай этого.

Я внутренне съеживаюсь от того, что меня так откровенно обвиняют в том, что, как мне казалось, нам обоим нравится. Мне нужно взять эмоции под контроль, потому что все это фальшивка. А Нора не из тех девушек, которые превращают фальшивку в развлечение, так что мне нужно взять себя в руки.

— Справедливо… Я постараюсь перестать любоваться твоей безмерной красотой.

Она сдерживает ухмылку и пишет: «НЕ ПЯЛИТЬСЯ». Это в высшей степени унижает мое мужское достоинство, поэтому я выпаливаю следующее правило:

— Не командовать мной в процессе.

Ее любопытный взгляд поднимаются, заставляя меня поерзать на своем месте.

— Я не хочу, чтобы твой отец думал, что я какая-то тряпка. Если я решу, что хочу виски с тортом, ты должна позволить мне это сделать.

— Будет десертное вино…

— Мне все равно, — прерываю я. — Если решу, что хочу белое вино со стейком или красное вино с рыбой, ты мне это позволишь.

Нора морщит нос от отвращения.

— Зачем тебе…

— Нора, это мужская фишка. Ты не должна контролировать каждое мое движение, потому что я твой фиктивный кавалер. Это пойдет тебе на пользу.

Она тяжело выдыхает, как будто я только что сказал ей, что мое правило заключается в том, что мы должны бегать голыми по вечеринке вместе.

— И раз уж мы об этом заговорили, — продолжаю я, пока она несколько обескуражена, — ты не можешь говорить о делах.

— Что? — восклицает она, ее голубые глаза широко раскрыты и полны обвинения. — Дин, в этом весь смысл того, что ты мой кавалер — говорить о моих делах. Чтобы показать моей матери, что то, что я делаю, важно, впечатляет и… достойно восхищения.

— Я буду хвастаться твоими успехами в бизнесе. Ты не будешь. Ты будешь послушной, милой дочерью, которая привела на юбилей пару, как хотела ее мама. Я позабочусь о твоем имидже перед твоей матерью и ее друзьями. Не волнуйся. К тому же, от меня, нового парня, это будет принято в десять раз лучше, чем от тебя… вечно недовольной дочери.

— Я не вечно недовольная, — мрачно бормочет она и начинает рисовать каракули в блокноте.

Я протягиваю руку и касаюсь ее ноги, чувствуя, как девушка вздрагивает от моего прикосновения.

— Я ничего такого не имел в виду, Нора. Я просто хочу, чтобы они меня услышали, а если ты слишком занята тем, что нажимаешь на кнопки своей матери, то это никто не обратит внимания.

Выражение ее лица смягчается, и она кивает, прежде чем написать два последних правила.

— Выглядит неплохо. И еще одно большое, главное правило. Оно может быть самым очевидным, но в то же время и самым священным.

— Не могу дождаться, чтобы услышать.

— Никаких поцелуев. — Ее щеки снова заливаются румянцем, когда она сосредоточенно записывает это правило идеальным почерком. — Это само собой разумеющееся, но лучше все записать, чтобы мы знали, чего ожидать. Нам категорически нельзя целоваться. Это все усложнит.

Я откидываюсь на табурете и смотрю, как она заканчивает список, поставив внизу подпись. Затем поворачивается ко мне, и я улыбаюсь.

— Что? Мы не будем расписываться кровью? Плевать на ладони и пожимать руки?

Она закатывает глаза.

— Мне нравятся списки, Дин.

— Я так и понял, Нора. — Я нежно улыбаюсь ей. Она милая, когда взволнована и старается этого не показывать. — Ну, если это все, думаю, мне просто нужно знать, когда за тобой завтра заехать.

— Вечеринка начинается в семь… значит… в шесть тридцать? Не люблю опаздывать.

Моя улыбка становится шире.

— Буду здесь в шесть пятнадцать.

Она одобрительно кивает. Мы оба встаем, и наши тела соприкасаются. Затем отходим от табуретов и идем по коридору.

Когда я поворачиваюсь, чтобы спуститься по лестнице, Нора окликает меня.

— Эй, Мозер.

Я приостанавливаюсь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

— Ты когда-нибудь занимался чем-то подобным раньше?

Я поднимаю брови.

— Фальшивыми свиданиями с кем-то, чтобы сбить со следа их мать? Точно нет.

Она нервно теребит пальцами.

— Думаешь, это сработает?

— Черт его знает, — отвечаю я со смехом. — Но будет забавно выяснить.