Глава 23 Что-то шить?!

«Думаю, нам всем нравится, когда в нас видят не звездочку в фейерверке, а тяжелый повседневный труд»

– Нил Армстронг

Международная космическая станция, 2007

Во время первых трех выходов в открытый космос мы намерены передать на станцию модуль «Гармония» и переместить ферму P6. К всеобщему облегчению и некоторому удивлению с моей стороны, все идет по плану.

Как обычно, работу сопровождают шутки. «Похоже, у тебя там отличная сумочка, Скотт», – говорит Паоло о тепловых чехлах, которые я снимаю с приборов на внешней стороне модуля «Гармония».

«Это моя барсетка! Я ее привез из Европы!» – мгновенно отвечаю я.

Однако, как стало ясно после «Колумбии», даже если товарищи вокруг шутят, невозможно чувствовать себя излишне комфортно или забыть, что все необходимо делать идеально. Космос прекрасен, но может стать могилой. Здесь нет места для ошибок.

Когда Уилс и я с триумфом вплываем в шлюзовой модуль «Квест»[311]в конце нашего третьего выхода в открытый космос (мы пребываем в подлинной эйфории после того, как ферму передвинули и закрепили), на рабочей станции манипулятора в лаборатории «Дестини»[312] разворачивается незаметная драма: задав с ноутбука команды на раскрытие второй панели солнечных батарей Р6-4В, Пегги Уитсон и Пэмбо видят нечто странное.

«Продолжить движение», – командует Пэмбо, наблюдая за развертыванием солнечного «паруса», разбитого на сегменты.

Сначала все выглядит хорошо; Пегги и Пэмбо следят за работой с помощью наружных камер, затем обнаруживают аномальную волну в разворачивающейся панели, как раз когда поворот в сторону Солнца вызывает вспышку света. Экран белеет. «Прекратить!» – резко говорит Пэмбо.

Несколько нажатий клавиш на ноутбуке, и двигатели останавливаются. Солнечная батарея раскрыта на 80 %. Два командира присматриваются и видят какое-то темное пятно в форме треугольника на «крыле», там, где его быть не должно. Что-то совсем не то, но яркий свет мешает ясно определить, что это.

«Хьюстон, это «Альфа», мы думаем, что обнаружили какое-то повреждение. Сейчас пытаемся приблизить его с помощью камеры № 24», – сообщает Пэмбо.

«Хорошая команда на прекращение операции… Думаем, мы тоже его видим», – отвечает Хьюстон.

Не нужно слов, в данный момент говорит нечего. Все, кто находится в космосе и в ЦУПе, уже знают, что это один из тех моментов, черт возьми, в которых никому не хочется оказаться на высоте 249 миль, пролетая над Землей со скоростью 17 500 миль в час.

Далее начинается трудная добыча информации, но в течение следующих 1,5 суток, используя телеобъективы и поворачивая панели в соответствии с ориентацией МКС, удается определить, что тонкое «крыло» солнечных батарей стоимостью миллиард долларов, сложенное гармошкой, разорвалось по какой-то причине в начале уже развернутого участка.

Несмотря на все, что думал и планировал перед этой миссией легион высоколобых инженеров, никто не ожидал возникновения конкретно этой проблемы, и в данный момент никто не знает, что делать или как ее решить. Солнечную батарею нельзя оставлять в таком состоянии, потому что с поврежденным и частично развернутым «парусом» МКС не будет получать энергию, необходимую для работы научных модулей, которые доставят из Японии и Европы.

Кроме того, при расстыковке челнока и космической станции могут возникнуть силы, способные разорвать конструкцию, что тоже очень чревато. На карту поставлены миллиарды долларов, собранных в результате международной кооперации, и неисчислимое количество человеческих усилий и ресурсов, а простого или легкого решения нет.

Здесь за углом нет «Хоум-Депо»[313], где можно перехватить инструменты и запчасти для быстрого экстренного ремонта на месте. Более того, такой ремонт был бы потенциально очень опасен для неподготовленного к нему «космопроходца»: держаться не за что, так как солнечная батарея не предназначена для обслуживания астронавтами. И, по сути, разрыв находится вне зоны досягаемости, дальше от шлюза, чем когда-либо раньше приходилось удаляться от станции.

Если этого недостаточно, то вот дополнительные обстоятельства: солнечные батареи всегда работают и постоянно генерируют ток. Их нельзя выключить даже в темноте, когда в тени Земли на МКС наступает «орбитальная ночь». Таким образом, они всегда чрезвычайно опасны для астронавта в скафандре, заполненном 100-процентным кислородом. Может быть, мой ночной кошмар предвещал эпический провал? Может, в космическом вакууме меня поразит не забредший на орбиту кусочек мусора? Я могу не взорваться, а просто изжариться[314]! Это непродуктивные и безрадостные мысли, поэтому быстро переключаюсь и начинаю в уме готовиться к тому, что наш 4-й плановый выход в открытый космос, предназначенный для проверки методов ремонта теплозащиты шаттла, перенесут на будущую миссию, а я вместо этого займусь спасением МКС.

Пока мой разум оценивает возможности незапланированного ремонта, персонал Центра управления начинает анализировать проблемы. На то, чтобы придумать чудесное решение, остается всего 72 часа, иначе мы столкнемся с необходимостью выйти в открытый космос и отбросить подальше от станции национальный актив стоимостью в один миллиард долларов. Вероятно, налогоплательщикам не слишком понравится такой вариант.

Как бы ни была напряжена атмосфера, неизбежно рождаются шутки про МакГайвера, гениального персонажа телесериала, который, кажется, способен починить что угодно, имея под руками лишь резиновый бинт и кусок клейкой ленты. Мы знаем, что будет усердно работать Группа № 4 Центра управления, созданная для разрешения проблемных ситуаций. Она проанализирует возможные варианты того, как справиться с задачей. Последняя кажется невыполнимой: даже роботизированный манипулятор МКС не поможет нам добраться к поврежденным и опасным элементами панели.

На ум приходит история «Аполлона-13»[315] как пример способности NASA преодолевать непреодолимое. Теперь наша очередь отличиться.

Во-первых, для того, чтобы выполнить необходимый ремонт, нам нужно доставить кого-нибудь на границу космической станции, дальше, чем кто-либо до этого рисковал выбраться. Специалисты NASA, работающие над проблемой, просят «помощь зала» – им нужны советы и результаты анализа от сотен инженеров и специалистов в Хьюстоне и по всей стране. Они понимают, что даже охват механической «руки» и инспекционной стрелы[316] недостаточен для того, чтобы попасть в поврежденную область. Мой необычно высокий рост здесь будет преимуществом, в отличие от России, где он оказался недостатком.

И хотя я бы с удовольствием сказал, что это был такой великолепный план – воспользоваться этими моими анатомическими возможностями в полете, но мне просто повезло, что я могу дотянуться до нужного участка, чтобы попробовать завершить работу. Наконец-то мне на руку сыграет мое прозвище «Слишком высокий». Горю желанием попробовать, чувствуя странную смесь волнения и холодного пота.

Чтобы доставить меня к поврежденной панели, Центр управления находит способ собрать воедино роботизированный манипулятор «Канадарм-2» космической станции, а также инспекционную стрелу «Дискавери», а затем дополнительно добавить надставку рабочей площадки в качестве подножки. Получится наскоро составленная платформа длиной в 90 футов (около 27,5 метров). Это гениальная в своем безумии идея. Разве платформа не пружинит как подкидная доска для прыжков в воду?

Провести эту раскачивающуюся неуклюжую робототехническую штуковину с астронавтом в скафандре на конце вблизи от других солнечных батарей, космического челнока и чувствительных приборов за бортом МКС само по себе будет сродни подвигу. Ведущему специалисту по робототехнике Сармаду Азизу и его команде надо с нуля придумать, как проложить безопасную траекторию, чтобы доставить меня к солнечной батарее и обратно, но решающее значение будет иметь время. Время моей работы – всего около семи часов – определяют «расходными материалами». Этим термином NASA обозначает заряд аккумуляторной батареи, запас кислорода и поглотителя углекислого газа в моем скафандре, а ремонтные работы, вероятно, будут трудными и отнимающими много времени. Моего аварийного запаса кислорода в так называемом «вторичном кислородном баллоне» хватит только на 30 дополнительных минут, и в лучшем случае у меня останется 45 минут для шлюзования. Поскольку ставки очень высоки, Хьюстон соглашается «закрыть глаза» на инструкции, выписанные для подобных случаев. Никто не выспался. Команда специалистов по робототехнике составляет и передает Стеф и Дэну сложный план, включающий 45 минут на маневры в каждом направлении.

И, наконец, самое главное, что всего за 72 часа армия инженеров, диспетчеров и астронавтов на земле должна «сколхозить» набор инструментов для ремонта солнечной батареи на основе того, что есть на борту шаттла и космической станции. Пока идет время, мы превращаем наш новый модуль «Гармония» в мастерскую, а Пегги и Замбо, используя список, составленный инженерами на Земле, достают необходимые предметы из разных частей космического комплекса. Они начинают собирать, казалось бы, случайные провода, болты, гайки, алюминиевые заготовки и ленту, чтобы изготовить инструменты для меня и Уилса. По мере разработки плана ремонта выясняется, что я буду накладывать какие-то швы.

Мой единственный реальный опыт в этой области связан с наложением швов на людей, что я делал тысячи раз как врач скорой помощи. Но тогда это было легко – ведь я не стоял на 90-футовом трамплине и не перемещался со скоростью более 17 500 миль в час, подвергаясь риску быть пораженным электрическим током или вспыхнуть как спичка в собственном скафандре…

Правда, был случай в сенегальском Дакаре… В ясный, теплый западноафриканский день на прекрасном пляже под названием Сали я испытал, пожалуй, самый страшный из всех страхов средней школы – конфуз с одеждой. Воистину библейских масштабов. Вместе с одноклассниками из Dacar Academy я участвовал в экскурсионной вылазке на дикой песчаный пляж при умеренном волнении моря. Обстановка была идеальной для флирта.

Мы устроили конную дуэль в прибое: я был лошадью, и на моих плечах сидела красивая девушка в бикини по имени Эройка (да, это было ее настоящее имя). Следует отметить, что академической школой руководили миссионеры-баптисты, которые по часу в день проводили за изучением Библии. Можно вспомнить, что мой страстный подростковый интерес к противоположному полу, возможно, не соответствовал миссии школы, хотя я еще не совсем понимал, что делать с девочками. Когда я уворачивался от противника, удерживая на плечах мокрую и извивающуюся Эройку, мы оба попытались избежать падения в океанскую волну. И тут я услышал звук, который в данной ситуации никто никогда не желал бы услышать.

Это был звук рвущейся джинсовой ткани, и я точно знал, что произошло: мои шорты, обрезанные из джинсовых брюк, выбрали самый неподходящий момент, чтобы эффектно и очень заметно порваться в области промежности.

В мгновение ока я сбросил с плеч ничего не понимающую Эройку и присел на корточки, пытаясь хоть как-то прикрыть свои причиндалы. Одноклассники заржали. Я сгорбился, выскочил из воды, и, боком-боком, как краб-отшельник, потрусил к соломенной хижине, где отдыхали учителя.

«У кого-нибудь есть иголка с ниткой?»

С большим сочувствием ко мне мисс Сьюзен достала иголку из своей сумочки. «Никогда не знаешь, когда она может пригодиться», – подмигнула она с понимающей улыбкой.

Получив краткие напутствия в швейном мастерстве от преподавателей, я удалился в соседнюю хижину и снял шорты. Имейте в виду, что максимум, что мне приходилось делать до того – пришивать пуговицы. Теперь же предстояло в одиночку выполнить ремонт критически важного предмета одежды, который должен был прикрывать нижнюю часть моего тела до конца дня, включая долгую поездку домой. С Эройкой.

Мой обнаженный тыл заледенел, но, в конце концов, я справился с иголкой и ниткой и, очень гордый, напялил зашитые шорты. Тогда еще я не знал, что спустя полжизни у меня появится возможность войти в высшую гильдию портных, когда меня попросят отремонтировать солнечную батарею стоимостью в миллиард долларов, и сделать это в космосе.

Загрузка...