Язык до Китежа доведет

Глава 9

Однако, как оказалось, мы рановато попрощались с жизнью. Грозные собакоптицы почему-то не спешили разорвать меня на сотню маленьких Сень, да и вообще не проявляли агрессии. Напротив, я услышал дружелюбное поскуливание, и ощутил на лице и израненных шипами руках тёплые, чуть шершавые язычки.

— Ты что-нибудь понимаешь? — подал голос Мидавэль.

Выходит, его тоже не съели. Значит, ещё поживём!

— Кажется, нас не сочли достойной добычей, — отозвался я, открывая глаза и осматриваясь. — Наверное, мы худосочные и невкусные. Особенно ты.

Мой спутник негромко хмыкнул, подобрал с земли фонарик и поводил его лучом вокруг.

На ветвях деревьев, на земле и даже не спине Тавии сидели сотни очень странных птиц. Или всё-таки зверей?

Каниптеры сильно различались по размеру и внешнему виду, но объединяло их одно: собачьи головы на пернатых птичьих телах. Казалось, здесь собраны все породы, когда-либо созданные человеком: от борзых и овчарок до бульдогов и болонок. Впрочем, попадались и откровенно беспородные мордахи самого «дворянского» вида. И все они с любопытством к нам принюхивались и присматривались.

Птичка, спасённая из куста, мягко вспорхнула с моей головы, звонко тявкнула и скрылась в темноте. Вслед за нею с шумом снялась вся стая. Прошла, может, какая-то минута, и над лесной чащей повисла оглушительная тишина.

— Фух, пронесло, — выдохнул Мидавэль, дрожащей рукой поправляя растрёпанную причёску. — Знаешь, Сеня, что-то мне захотелось поскорее отсюда убраться. Мало ли, что этим летунам в голову взбредёт. Вдруг сейчас вернутся и доедят? Не зря же лес таким именем наградили…

Тавия выказала полную солидарность с хозяином: едва мы взобрались в седло, она рванула с места так, словно за нею гналась стая крылатых волков.

— Ух, темень какая! — Заволновался я, вглядываясь во мглу. — Если в дерево влетим, костей не соберём.

— Ничего! За нас и соберут, и погрызут всласть. Сам видел, тут есть кому, — мрачно пошутил мой спутник. — Но ты прав, темновато здесь. Тави, свет!

Чудесная лошадка дёрнула головой, и из её глаз на дорогу брызнули яркие белые лучи.

— Ну, ничего себе прожектора! Это ты ей что, ксеноновые фары поставил?

— Что и куда вставил?.. — Переспросил эльф, оглядываясь. — Извини, не расслышал, ветер в ушах свистит.

— Ну, в смысле — фонарики в глаза вмонтировал.

— Ах, вот ты о чём. Нет, это порода такая, магически усовершенствованная для дальних путешествий.

— Ясно! Полноприводная лошадь-люкс улучшенной планировки, — усмехнулся я, удобно откинувшись на притороченный сзади вещевой мешок.

Скоро шипастые кусты, скрюченные деревья и кривые тропы Леса Крылатой Смерти остались далеко позади. А ещё через полчаса мы выбрались на широкую, хорошо укатанную дорогу. Вдоль обочины потянулись полосатые верстовые столбы с полустёртыми цифрами и побитые временем заброшенные башенки сторожевых постов. Повинуясь едва заметному движению поводьев, Тавия сменила быстрый галоп на неспешную ровную рысь, а затем и полностью остановилась.

— Нужно глянуть, куда нас занесло теперь. Подсвети-ка, — попросил Мидавэль, разворачивая карту. Я включил фонарик. — Ага, теперь всё ясно. Из-за Камня на Распутье мы сильно отклонились к югу. Всё-таки надо было прямо поехать… А это, — он указал на дорогу перед нами, — Это, кажется, Старый Навий Тракт. Он соединяет южные степные княжества с северо-восточными окраинами. К столице даже не приближается.

— И что будем делать?

— Пока едем вперёд, — ответил эльф, убирая карту и снова пуская лошадку рысью. — Как начнёт светать — отыщем место для отдыха. А дальше… Уверен, рано или поздно тракт пересечётся с одним из Столичных Большаков.

— А их что, несколько?

— Да уж точно, не один. Из каждого княжества в столицу свой тракт ведёт, так что, думаю, не промахнёмся.

— Надеюсь, — пробормотал я. — Нам сейчас харчевня или постоялый двор не помешали бы, продуктами закупиться. Мы вчера хорошо гульнули, только пиво и осталось. Ну и пшена немножко. Не самое аппетитное сочетание…

Когда небо утратило свою глубокую черноту и стало потихоньку светлеть, теряя звёзды, мы съехали с дороги. Отпустив Тавию пастись, разбили лагерь на полянке у тихой лесной реки.

Набрали хвороста, разожгли костёр. Больше для уюта, готовить-то всё равно нечего.

— Интересно, а есть-то мы сегодня будем? — Мой желудок проснулся и громко спросил то же самое. — Надо было хоть банку тушёнки оставить…

Эльф задумчиво почесал в затылке и устало вздохнул:

— Можно бы поохотиться, но, если честно, сил у меня уже нет. Одно желание — упасть и хорошенько выспаться.

В реке у берега громко плеснула рыба.

— Эх, нам бы сейчас удочку! — Размечтался я. — Вон, река рядом, наловили бы рыбки на уху.

— Хорошая мысль, — мой спутник вытащил из седельного мешка сетчатый садок и продолговатую деревянную коробочку с крышкой. — Вот, держи. С прошлого лета с собой вожу. Может, хоть сегодня пригодится. А то лежит, только место занимает.

Внутри коробочки обнаружился моток прочной шёлковой нити, пара гусиных поплавков и десяток разнокалиберных рыболовных крючков.

— О! То, что нужно! — Обрадовался я. — Значит, ты отдыхай, а рыбалка и завтрак на мне.

Широко зевая, Мидавэль удалился в шатёр. Лошадка, блаженно вздыхая, улеглась неподалёку.

А я, вооружившись топориком, отыскал в лесу куст лещины, срубил подходящую ровную ветку и соорудил простую удочку. Затем выкопал на берегу под ольхой жирного червяка, и вскоре поплавок уже качался в воде среди листьев кувшинки.

Незаметно рассвело.

Над рекой поплыл лёгкий белый туман, а по верхушкам деревьев скользнули первые солнечные лучи. Радуясь новому дню, звонко защебетали птицы, им вдохновенно подпевали лягушки и мошкара. Красота! Огорчало лишь одно: рыба категорически отказывалась клевать.

Становилось скучновато. А, как известно, самый сладкий сон — под утро. Неудивительно, что скоро веки мои налились чугунной тяжестью, зрение затуманилось, и удерживать глаза раскрытыми стало попросту невозможно. Пару раз клюнув носом, я и не заметил, как заснул.

Снова цветущий летний луг, жаворонок в небе, соловьиная опушка за рекой.

Оля в лёгком голубом платье и венке из полевых цветов сидела на краю обрыва, свесив вниз загорелые босые ножки. Я подошёл и опустился рядом.

Девушка не обратила на меня внимания, сосредоточенно глядя на спокойную речную гладь.

— Что там? — Шёпотом спросил я.

— Тс-с-с, тише! — Она предостерегающе подняла руку. — Гляди, гляди! У тебя клюёт!

Всплеск!

Ореховое удилище дёрнулось, едва не вылетев из рук.

Сон слетел мгновенно, уступив место охотничьему азарту. Ну-с, поглядим, что местный Водяной послал нам на завтрак! Хотя, если судить по тяжести добычи и отчаянному сопротивлению, похоже, что именно Водяного я и подцепил. И как его готовить прикажете?.. Ни рыба, ни мясо.

Удочка согнулась дугой, леса натянулась и зазвенела как струна, но, к моему удивлению и радости, выдержала. В прозрачной зеленоватой воде мелькнул широкий хвостовой плавник.

Врёшь, не уйдёшь!

Рывок! С громким плеском рыба вылетела из воды, торпедой просвистела над моей головой и, извиваясь всем телом, тяжело заплясала на берегу.

Щука!

Двухметровая пятнистая громадина с бездонной зубастой пастью и выпученными красными глазами. Вот это трофей! Не думал, что такие бывают!

Вдоволь налюбовавшись, я осторожно освободил хищую махину от крючка и приподнял, намереваясь бросить обратно в реку. Рыбина старая, не одну сотню лет на свете живёт. Жаль губить такой редкий экземпляр. Тем более что ни в уху, ни на жарку она совершенно не годится.

Читал когда-то, что щуки тяжелее четырёх килограммов вообще не считаются съедобными — мясо горькое, жёсткое, как резина, да ещё и тиной воняет. А мой улов пуда на два затянет. И как только лёгкая ореховая удочка её выдержала?..

Честно говоря, лучше бы клюнул простой ёршик. С волшебным прутиком мы бы его живо в судака превратили.

— Отпусти ты меня, добрый молодец, — взмолилась вдруг щука скрипучим старушечьим голоском. — Отпусти домой, к малым детушкам! Пропадут они без меня…

Ух ты, говорящая рыба!

От неожиданности я едва её не выронил. А ведь решил уже, что начал привыкать к этому странному миру. Оказывается, он всё ещё способен удивлять!

— Что, вот так вот: взять и отпустить? Совершенно бесплатно? — Пошутил я. — Не, не пойдёт! Волшебные рыбы в сказках всегда за себя богатый откуп давали. Или не так?

— Отпусти, рыбачок, — гнула своё щука. — Отпусти! Богатый откуп за себя дам! Не пожалеешь. Скажи только: «По щучьему веленью, по моему хотенью», и желание твоё вмиг исполнится.

Ох, старушка, не жила ты в моём мире, не слушала наших политиков перед выборами! Те тоже соловьями разливаются, райскую жизнь народу сулят, покуда до бюджетного корыта не дорвутся… Так что не обессудь: как говорится, «доверяй, но проверяй».

— По щучьему веленью, по моему хотенью, ступай, щука, сама в реку! — Приказал я и положил её в траву, подальше от воды.

Рыба только зубами скрипнула.

— Вот же ж Черз копчёный… Ладно, добрый молодец, раскусил ты меня, — скорбно признала она. — Не волшебная я, а просто говорящая.

— Ну, с Емелей-то в сказке твой номер прошёл.

— Да, было дело, — кокетливо хихикнула щука. — Поверил, отпустил меня. А после обидно стало, что рыба его надула, вот и стал сказки да слухи разные распускать. Смастерил печь паровую, самоходную, прокатился по царству Навьему, да встречным всем твердил: глядите, вот оно какое, веленье щучье!

— Так Емеля не такой уж и дурачок был, — присвистнул я, представив столь оригинальное средство передвижения.

— Да, простоват. Но не глуп совсем, и руки золотые. Пропал только ни за грош: уехал на печи в Дальнее Завалгаллье, на Зелёный Туманный Остров, да там и сгинул. Только, кажись, не Емелей его звали, а Егоркой, — щука задумчиво поёрзала в траве. — Точно, Егор, Степана-мельника меньшой сын. Их мельница на нашей реке стояла. Там, ниже по течению. Сейчас от неё один только омут и остался. Ты глянь-ка, столько лет минуло, а помню!

— А что, давно это было?

— Давненько. Уж пара веков пролетела. Я тогда совсем молодушкой была, едва шестой десяток разменяла.

— Ну что же, бабушка зубастая, иди к своим детушкам, — я перенёс её к реке и осторожно опустил в воду.

— Благодарствую, добрый молодец! Не оставил род без праматери, — щука махнула хвостом и, обдав меня фонтаном холодных брызг, скрылась в зелёной глубине.

Да, что-то этим утром рыбалка не задалась. Перед Мидавэлем неудобно: обещал же на завтрак ухой накормить. Видать, придётся снова над удочкой корпеть.

Однако не успел я освежить наживку, как случилось нечто удивительное. Река словно вскипела, и на берег дождём хлынула рыба: уклейки, ерши, окушки, плотвички. Выскочил даже хороший лещик, а за ним — полуметровый судачок.

Что за чудеса⁈

Подступив ближе, я разглядел в воде десятки длинных щучьих тел. Точно волки овец, гнали хищницы рыбью мелочь прямиком мне под ноги, только успевай подбирать.

Очень скоро садок был полон до краёв: здесь теперь не только на уху хватит!

— Спасибо тебе, Матушка-щука, — поклонился я реке.

— Тебе спасибо!.. — Прошелестело в ответ. — И да пребудет с тобою удача.

Надо же! Не только людям свойственна благодарность.

Улов вышел знатный, толпу оголодавших путешественников накормить можно. Но нас-то всего двое. Поэтому, почистив дюжину ершей, с десяток окуней и леща с судаком, остальную рыбу я выпустил в реку. Пускай живёт.

Свернув удочку, отмылся от чешуи и вернулся в лагерь.

Мидавэль лежал в шатре и тихо терзал струны лютни. Заслышав мои шаги, он откинул полог и спросил:

— Ну что, наловил?

— Нет, не наловил. Насобирал. Она сама на берег выпрыгнула. По щучьему веленью, — честно ответил я.

— А, знаю эту историю. Слышал в детстве сказ о Егоре Степанове, что на самоходной печи через наш Биреннан к Туманным островам проехал. Там его на свой манер прозвали: Джордж Стефенсон. Только сгинул он, пропал. Поговаривают, на островах много дыр-порталов в другой мир. Вот в одну из них он и ухнул, провалился вместе с печью.

— Как ты сказал? Джордж Стефенсон⁈ — Офонарел я. — Не может быть! У нас так одного из создателей паровоза звали. Выходит, это он к нам попал?..

— Не знаю, что такое паровоз, но всё может быть. Если, конечно, не простое совпадение имён.

— Да нет, не похоже. А, впрочем, какая теперь разница.

Положив улов на траву, я подбросил в костёр дровец и подвесил над ним увеличенный армейский котелок.

— Мидя, ты говорил, у тебя там вроде лук и морковка завалялись? Они бы очень пригодились.

— Во-первых, не Мидя, а Мидавэль. А во-вторых, сейчас поищем, — он отложил лютню, выбрался из шатра и принялся копаться в седельной сумке. — Может, из посуды что нужно? Вот, гляди, сковородка есть.

— О, здорово! Давай. Окушков на второе пожарим. А марли у тебя случайно нет?

— Марли? Что за марли?

— Ну, тряпка такая. В крупную дырочку. Бульон процедить, чтобы костей не было. А можно вообще мелкую рыбёшку в неё завернуть и сварить.

— Тряпку варить? Фу, гадость! — Поморщился эльф. — Вот, возьми лучше сито, — он вытащил и подал мне квадратную деревянную рамку с мелкоячеистой сеточкой из тонких лучинок. — Купил зачем-то на ярмарке, ни разу ещё не пользовался.

— А сегодня воспользуемся, обновим, так сказать, — обрадовался я. — Отличное сито, ни одна косточка не проскочит. Кстати, ты когда-нибудь «тройную» уху пробовал?

— Тройную? Нет, не пробовал. Только обычную, что нам по четвергам в столовой давали.

— И я не пробовал. Значит, не с чем будет и сравнивать! Что сварю, то и есть будем.

— Будем, — согласился он. — Давай морковку почищу…

Вода закипела, и я забросил в котелок ершей. Как и положено — потрошеных, но в чешуе. Пока эта мелочь варилась, занялся судаком и лещом. Снял кожу, отделил пласты филе, а из голов вынул жабры, чтобы уха не горчила.

Когда первый бульон покипел с полчаса, тщательно его процедил, перелив в увеличенную крышку котелка. Варёных ёршиков вытряхнул под куст — пусть живность лесная порадуется. Для второго бульона заложил в котёл лук, морковку и рыбьи зачистки — хребты, головы и плавательные пузыри. Добавил найденные в рюкзаке специи: лавровый лист и чёрный перец горошком.

Эльф с интересом наблюдал за процессом.

— А мясо почему не варишь? Или оно не для ухи?

— Для ухи, конечно! Потому она тройной и зовётся: сперва варится мелкая рыбка, потом кости с головами, а уже под конец — чистое мясо. Три навара в одном котле.

— А можно, скажем, во втором бульоне сварить целого леща, а в третьем — судака?

— Многие так и делают. Но, как говорят рыбаки, об ухе можно спорить вечно! У каждого повара свой фирменный рецепт. Есть даже такой, где первый отвар из птицы делают, и только потом закладывают рыбу. Так и называется — уха из петуха.

В седельной сумке Мидавэля обнаружился пузырёк с растительным маслом и немного муки. Очень кстати: мы поставили на горячие угли сковородку и нажарили окуньков.

Тем временем сварился второй бульон. Процедив, я довёл его до кипения и забросил крупные куски рыбного филе. Немного подумал и добавил жменьку пшена. Самую малость, для сытности. А перед окончанием варки погасил в кипящем вареве горячую головешку из костра.

— А это ещё для чего? — Удивился мой спутник.

— Для придания особого вкуса и аромата. Рыбацкая уха с дымком. Правда, в настоящую рыбацкую ещё и рюмку водки вливают, но это для избавления от тинного запаха. А у нас… — я потянул носом, — у нас и без водки пахнет великолепно! Всё, давай снимать. Минут десять настоится, и можно есть.

Завтрак в лесу на берегу реки удался на славу: душистая наваристая уха с куском варёной рыбы, хрустящие поджаренные окуньки и холодное можжевеловое пиво.

— Вкусно, ничего не скажешь, — сдержанно проговорил Мидавэль, протирая руки чистой белой салфеткой. — С меня ужин. Подстрелим по дороге кого-нибудь подходящего. Фазана, косулю или зайца.

— Ну, во-первых, на ужин у нас ещё уха осталась. И окушков парочка. Увеличим да поедим. А во-вторых… Меня терзают смутные сомнения: ты вообще стрелять умеешь? А то всё только обещаешь — то зайца, то кабанчика, — беззлобно поддел его я.

Эльф, добродушно пожав плечами, неспешно поднялся, взял лук, надел на него тетиву и вытащил из колчана стрелу.

— До сих пор не было возможности показать тебе моё мастерство. Сейчас исправим. Выбирай цель.

В кармане нашлась пятикопеечная монетка, которую я куском живицы прикрепил к сосне.

— Вот тебе и цель. С другого конца поляны попадёшь?

— Попробую.

Мидавэль отошёл подальше, быстро повернулся, натянул лук и, почти не целясь, выстрелил. Тетива тренькнула, словно лопнувшая струна, послышался свист и звонкий щелчок.

Я бросил взгляд на мишень, но стрелы в ней не увидел.

— Что, снайпер, промазал?

— А ты ближе подойди, — усмехнулся эльф.

Возле сосны мне пришлось подбирать упавшую челюсть: и монета, и ствол в два обхвата оказались простреленными навылет. Вот это мощь! Такое не каждой винтовке под силу, что уж о простом луке-то говорить.

— Наконечники этих стрел ковали гномы, — пояснил Мидавэль. — Из очень твёрдого сплава. Ну, и пробивную способность немножко усилили магией.

— Ну ничего себе «немножко», — покачал я головой. — А в монету ты сам попал, или лук тоже волшебный?

— Сам, тут можешь не сомневаться. Кстати, в неподвижную мишень и пьяный гоблин попадёт. Подбрасывай свою денежку.

Он вынул вторую стрелу и выжидающе глянул на меня.

Пожав плечами, я отлепил дырявый пятачок от ствола и, хорошенько размахнувшись, бросил его вверх.

Эльф внимательно наблюдал за полётом монеты, затем быстро поднял лук и выстрелил.

— И что дальше? — спросил я, поглядывая в небо.

— А дальше — ждём, — спокойно ответил мой спутник, и вдруг резко шагнул в сторону.

В место, где он только что стоял, со свистом вонзилась стрела. У самого оперения застыла монета, надетая на древко, словно обручальное кольцо на палец.

Признаюсь, я был поражён. Эта демонстрация меткости выглядела как хорошо подготовленный цирковой номер. Ни спешки, ни лишних эмоций — одно мастерство. Все движения чёткие, даже ленивые, отточены до полного автоматизма.

— Ничего себе! Это прямо чудо какое-то!

— Никаких чудес. Только опыт. Опыт и тренировки, — скромно улыбнувшись, эльф подхватил стрелу, снял с неё монету и бросил мне. Разумеется, я не поймал. — Нас стрелять учат раньше, чем ходить. Так уж исторически сложилось, — Он вдруг зевнул, прикрыв рот рукой. — Ой, извини. Если ты не против, я ещё немного поваляюсь, и можем выдвигаться. Да, кстати, благодарю за завтрак. Было вкусно.

«Немного» растянулось почти на весь день. Он выдался ясным, солнечным и на редкость жарким, поэтому выехали мы только к вечеру, после ужина, когда немного посвежело.

Старый Навий Тракт пустовал, и Тавия показала себя во всей красе. Копыта стучали бесконечной пулемётной очередью, мы летели, словно выпущенный из катапульты снаряд. Однако ехать довелось недолго. Километров через двадцать, когда только-только начало смеркаться, Мидавэль резко осадил лошадку, отчего я с размаху внюхался ему в спину.

— Сень, ты что-нибудь слышишь? — Повернулся он ко мне. — Кажется, впереди какой-то подозрительный шум.

— Да вроде ничего особенного, — ответил я, прислушавшись. — Листья шелестят, птицы щебечут. Кукушка вон раскричалась…

— Кукушка? В такое время? Ночь на носу! По-моему, это разбойничья засада, — эльф потянулся за луком. — Так лесные грабители друг другу сигналы подают. Давай не будем торопиться, чтобы снова в неприятности не вляпаться.

Мы спешились и медленно двинулись по дороге, ловя каждый шорох. Вокруг становилось всё темнее.

Кукушка оказалась настоящей. Она сидела на высокой ветке в кроне дерева и вдохновенно орала. Вот глупая птица!

Впрочем, эльфийское чутьё Мидавэля тоже не подвело.

Протопав с версту, мы миновали поворот, словно специально созданный для засады, и там наткнулись вдруг на кучку лесных разбойников. Тихо и деловито потрошили они торговый обоз в неверном свете догоравшего костра.

Купцы и их охранники, прикрученные верёвками к ближайшим соснам, скорбно наблюдали за разграблением, а злодеи, я насчитал их дюжину, молча, рылись в чужом добре. Заросшие, бородатые, в драных тёмных одеждах и обрывках кольчуг, они чем-то напоминали стаю стервятников-переростков.

Заметив нас, ближайший работник ножа и топора оживился и присвистнул:

— Опаньки! Браты, а у нас тута прибавка к жалованию! А ничего нынче денёк выдался, доходный.

Лохматые физиономии уставились в нашу сторону, а мутные глаза алчно заблестели.

— Ух, Черз меня задери! Это ж застрагорская кобылка! — Восхитился один из разбойников, глядя на Тавию. — За неё в Галках-Воронинцах на ярмарке кучу монет отвалят. Цельную деревню на пропой купить сможем.

— О, и эльфская балалайка, — обрадовался второй, заметив притороченную к седлу лютню. — Всю жизнь мечтал на такой струменте сыграть.

— А сыграешь в ящик, — флегматично пообещал эльф, поднимая лук и накладывая стрелу.

Предчувствуя заварушку, я выдернул Копыт из жилетного кармана. В крови вскипел адреналин. Кажется, придётся немного повозиться. Или много. Нас как-никак в шесть раз меньше.

Если честно, будь я один, обошёл бы это место десятой дорогой. Не стоит путать храбрость с глупостью. Но Мидавэль горел сейчас праведным гневом, и моя задача — быть рядом с ним.

Добродушный настрой грабителей улетучился в мгновение ока. Вооружившись рогатинами, дубинками и топорами, они разошлись по дороге и стали неспешно приближаться, беря нас в кольцо. Сразу видно, что тактика опробована и отработана.

Внезапно, сам от себя не ожидая, я громко скомандовал:

— Эгей, орлы, а ну-ка станьте друг за другом, в одну линию. Да поживее, не заставляйте нас ждать.

Что ни говори, а бывших педагогов не бывает. Мой учительский тон так смутил нападавших, что они опустили оружие и поспешно выстроились в корявую очередь. Передний, покривее да побородастее остальных, озадаченно почесал в затылке грязной пятернёй и тупо спросил:

— А табе это зачем?

— Да так, просто, — пожал плечами я. — Любопытно стало, сможет ли мой эльфийский друг уложить вас всех одной стрелой. Сами понимаете, возиться с каждым и долго, и лень. А так — вжик! — и готово. Останется только веточками закидать, чтобы пейзаж не портили.

Как оказалось, не все воспринимают специфическое чувство юмора. Мой шуточный ответ поверг в замешательство не только разбойников, но и самого Мидавэля.

— Ну, Сень, ты бы хоть предупредил! — Он опустил лук и огорошено покачал головой.

— Эй-эй, не, мы несогласные!.. — Зашумели мужички, разбегаясь в разные стороны и прячась за деревьями. — Батька! Батька атаман, нас тута зажмурить хотят!

— Хто⁈ — Прогудел над трактом могучий бас.

За кустами загромыхало, словно там яростно пинали мешок с пустыми консервными банками. Затрещали ветки, и на дорогу, опираясь на громадный двуручный меч, выдвинулся могучий хромой разбойник в ржавых рыцарских доспехах. На поясе его телепался кинжал в тёмных ножнах, а на голове чудом держался мятый шлем с оторванным забралом. Из-под шлема пучком торчала кучерявая чёрная борода с остатками какой-то еды в ней.

— И хто тута осмелился чинить препоны храброму сэру Лео Падлитрусу и его непобедимым воинам? — С пафосом проревел атаман, сверля нас грозным нетрезвым взглядом.

«Непобедимые воины» приободрились и вдохновенно осыпали нас проклятиями. Правда, из-за стволов не высунулись.

— Погодите, сыны мои, щас они у нас попляшут, — рыцарь поднял свободную руку, и в наступивших сумерках что-то ослепительно блеснуло. — Эй, господа хорошие, проезжие, прохожие, подарите-ка мне своё оружие. Особенно ты, остроухий, уж больно мне лук твой спонравился. И стрелы тоже. Кидай на дорогу и проваливай отседова, покуда целый.

Удивительно, но Мидавэль безропотно подчинился. Лук и колчан с чудесными стрелами полетели в дорожную пыль, а мой спутник беспечно повернулся к врагам спиной и лёгкой походкой зашагал прочь, напевая под нос.

— Теперь ты, толстячок. Дай-ка сюда своё гасило, — главарь, помахивая сверкающим камнем, уставился на меня.

— Чего тебе дать? — Не понял я, до глубины души поражённый предательским поступком эльфа.

— Гасило твоё, — повторил тать лесной, указывая на Копыт. — Вот энту хрень на верёвочке.

— Да забирай. Играй на здоровье, если так хочется.

Рыцарь, хромая, приблизился ко мне с самым невинным видом. Остановился, воткнул меч в землю и вдруг, ухмыляясь, уставился куда-то мне за спину.

Не выдержав, я оглянулся, и в тот же миг получил сильный удар кинжалом в бок.

Вот болван, поймался на древнюю уловку! Спасибо кольчуге, клинок она остановила, но синяк теперь точно будет…

Охнув от боли, я отшатнулся и ударил в ответ, коротко, почти без замаха. Свинцовая болванка, описав дугу, со звоном врезалась в злодейский шлем, оставив на нём глубокую вмятину. Удивлённый разбойник собрал глаза в кучку и, словно подкошенный, рухнул к моим ногам. Кинжал откатился к кустам, а блестящий артефакт упал на дорогу и с тихим шипением растаял.

Грабители, не ждавшие от потенциальной жертвы такого сказочного свинства, выскочили из-за деревьев, воинственно потрясая колюще-режущим арсеналом.

Мой взгляд не зафиксировал того момента, когда рядом вдруг ­возник Мидавэль с туго натянутым луком. Его руки замелькали с немыслимой скоростью, а стрелы полетели очередями, словно пули из автомата.

Кованные гномами наконечники в щепки разносили древка рогатин и топорища секир. Лишённые оружия разбойники в панике попрятались за телегами. Только один, нырнув за толстое дерево, храбро метнул в эльфа тяжёлый обломок дубины.

Отпрянув в сторону, мой друг увернулся от летящего снаряда, но запнулся ногой о торчащий корень и сел на дорогу, выронив стрелу. Не теряя времени, разбойники выхватили кривые заса­пожные ножи и с торжествующим рёвом бросились к нам.

Закрутив Копытом эффектную «восьмёрку», я встал у них на пути, отчаянно надеясь, что Мидавэль поднимется прежде, чем меня нашинкуют на колбасный фарш.

К счастью, в этот раз погеройствовать не довелось.

В воздухе тихо прошелестели крылья, что-то мягко свалилось мне на голову и вцепилось в бандану.

Нападавшие замерли, словно на стену налетели. Их красные озверевшие рожи резко побледнели и вытянулись, а глаза округлились от ужаса.

— Э-э-эй, как тебя там, ты только не шевелись, не дёргайся, молю! — Дрожащим голосом проблеял кто-то, и вся ватага начала медленно пятиться назад.

Заинтересовавшись, я осторожно провёл рукой по голове и ухватил что-то маленькое и тёплое.

Это «что-то» оказалось знакомой мне рыжей птичкой с обаятельной собачьей мордашкой и пушистыми ушками. Ловко цепляясь коготками, каниптерочка перебежала по рукаву ко мне на плечо, быстро лизнула в ухо и тоненько, но грозно облаяла грабителей.

Здоровенные мужики, отбросив оружие, хором заорали от ужаса, дружно рухнули на землю и прикрыли головы руками.

В тот же миг воздух застонал от шума сотен крыльев, а уши заложило от многоголосого рёва, визга и воя.

Несколько долгих мгновений вокруг нас бушевал горячий пернатый ураган. Когда же он стих, от негодяев на дороге осталась лишь дюжина ножей, драный сапог да пара лаптей.

Стая летучих псов исчезла так же внезапно, как и появилась. Крылатая Смерть, собрав жуткий урожай, удалилась в свой лес.

Рыжая летучая собачка на прощанье лизнула меня в нос, звонко тявкнула и полетела догонять своих.

— Ну, и где же наши благородные разбойники? — Очумело спросил я у сидевшего рядом Мидавэля.

— А что, сам не видишь? — Мой спутник покосился на кучку атаманских доспехов, могильным холмиком лежащую у воткнутого в землю меча. — Подчистую сожрали, даже костей не оставили. Интересно, откуда они здесь взялись? И, главное: почему снова нас не тронули?

Что я ему мог ответить? Сам ничего не понимаю.

В кроне ближайшей сосны что-то угрожающе затрещало, следом донёсся приглушённый жалобный вопль.

— Тави, свет! — Приказал эльф, схватившись за лук.

Лошадка тряхнула гривой, и пара ярких лучей выхватила из темноты фигуру перепуганного разбойника, всеми конечностями вцепившегося в тонкую ветку.

— Люди добрые, господа хорошие, благодетели, не покиньте, не бросайте на погибель лютую, — плаксиво запричитал тот. — Не оставьте деток малых сиротками… Снимите меня!

— Брешет он! Нет у него деток! — Донеслось с другой сосны. — Лучше меня снимите! Я хороший! Я больше не бу-у-ду-у!

— И меня!.. И меня! — Зазвучали со всех сторон молящие голоса. — Мы тоже больше не будем!..

Кровожадные крылатые хищники проявили неслыханную гуманность, развесив невредимых разбойников по верхушкам придорожных сосен.

— Успеется. Повисите немножко, свежим воздухом подышите, подумайте о своём поведении. Займёмся вами позже, — по­обещал я, подбирая с земли чей-то нож. — Сперва с купцами разберёмся.

И мы с Мидавэлем принялись освобождать бедных торговцев от верёвок и кляпов.

Те, хоть и были изрядно помяты, пребывали в прекрасном расположении духа. Не каждый же день наблюдаешь, как твой обидчик получает по заслугам!

— Благодарствую, милостивые господа, — сняв шапку, поклонился нам высокий усатый купец. — Спасли вы сегодня и жизни, и товары наши. Звать меня Светислав Тихомирыч, я старшина и хозяин этой торговой валки. Ну, или обоза, ежели по-­иному. Не разделите ли с нами скромную трапезу?

Разумеется, мы согласились. Во-первых, заслужили, а во-вторых, с продуктами у нас сейчас напряг образовался.

Торговцы и охранники радостно засуетились, забегали, и вскоре костёр у дороги запылал с новой силой, а в громадном котле забулькала ароматная свиная похлёбка. «Скромную» трапезу дополнили мясные и рыбные копчёности, маринованные грибочки, овощные соленья и свежие фрукты. Нашёлся и пузатый бочонок с ядрёной медовой брагой. Так, для аппетита.

— Скажите, любезный Светислав Тихомирыч, а что это за блестящую штуковину нам главарь показывал? — Помешивая ложкой в миске горячее густое варево, поинтересовался я. — Как-то странно на неё друг мой отреагировал.

— И не мудрено. То был Амулет Щедрости, один из мощнейших волеломных артефактов. Не зря Верховный Магсовет Республики давным-давно запретил их создание и применение. Покажи такой любому, и проси чего угодно: последние портки снимет и отдаст. Вот и нас так поймали: посветили камушком и к деревьям прикрутили. Хвала Свету, атаман пьян был, с коня сверзился да ногу подвернул, иначе самолично всех перерезал бы, — главный купец вздохнул и тут же с интересом взглянул на меня. — Кстати сказать, никогда доселе не слыхивал я, чтобы кто-то чарам Запретного Амулета воспротивился.

— В жизни всё бывает в первый раз, — глубокомысленно изрёк эльф, демонстративно заглядывая в свой кубок.

— И то правда, — спохватился Светислав, берясь за бочонок и подливая нам шипучей медовухи. — Давайте-ка выпьем. Хвала Велесу и Всевышнему, есть за что! Уж я-то теперь крепко засвоил урок: надобно в другой раз не экономить на охране, даже ежели по Старому Тракту обоз ведёшь…

После сытного ужина мы всей гурьбою отправились снимать «дозревших» разбойников.

Купцы прихватили кусок грубой материи, вроде нашего брезента, которой в непогоду накрывали возы. Растянув её, они становились под деревом, а Мидавэль, ничуть не захмелевший, перешибал стрелой ветку, на которой висел орущий тать. Внизу «спасённого» ловили, плотно увязывали верёвками, словно колбасу, вливали в рот кружку браги и укладывали на телегу. Когда «колбасок» стало тринадцать, все вздохнули с облегчением.

— Что за банда? — Спросил мой спутник, разглядывая наш улов. — Местные или залётные?

— Тутошние. Ватага из окрестностей Зелёной Балки. Есть тут недалече деревушка такая, на весь край своей харчевней «Рогатый волк» славная. Один только атаман залётный. Леофольдус Падлитрус, душегуб беззаконный. Рыцарь из Предвалгаллья. Замок родовой прогулял, земли в карты да кости спустил, а опосля на большую дорогу подался, чужие кошельки трясти. Много крови на нём, спуску ни конному, ни пешему не давал. Давненько за татем поганым стража княжеская охотится, да увёртлив больно, черзово отродье. В какой край ни заявится, везде ораву из местных гуляк да душегубов набирает. Им-то каждый овраг, каждый кустик знаком, и сами схоронятся, и атамана не выдадут.

— Ну что же, — резюмировал я, — Вот и догулялись. Делайте с ними теперь всё, что хотите.

— Господин, так нельзя, — мотнул усами Светислав. — Не по чести, не по справедливости. За Падлитруса в окрестных княжествах награда положена, пять гривен золотых, то бишь — сто серебрушек. А это деньги немалые. На них дюжина огров в «Рогатом волке» седмицу гудеть может, а в харчевне попроще — и все три.

— Я от своих слов не отказываюсь. Это ваш трофей, и награда тоже ваша. Компенсация за ущерб.

— А если отблагодарить хотите, угостите нас обедом в этом вашем «Волке», — подал голос эльф. — Мы сейчас без провизии остались, а на живность лесную ни лук, ни рука не поднимается.

Вот оно что! То-то меня удивляло, почему Мидавэль по пути так ничего съедобного и не подстрелил. А ему, оказывается, зверушек жалко. Что ж, выходит, этот парень даже лучше, чем я о нём думал.

Глава обоза погрустнел и уныло покачал головой.

— К великому моему сожалению, едем мы не в Зелёную Балку, а из неё. Потому посидеть с вами в «Рогатом волке» нам не суждено, — тут взгляд его посветлел. — Зато знаю теперь, что поднести в благодарность за помощь вашу и в память об этой встрече.

Порывшись в тюках с товарами, он преподнёс Миде комплект золочёных струн для лютни и пучок стрел, а мне — набор серебряных метательных ножей и кусок белой льняной ткани размером со среднюю простынку. Странный подарок, особенно, если учесть, что ножи мне ещё никогда метать не доводилось. Вот топорик — было дело, метал. И даже иногда попадал в цель.

Утром, когда край солнца показался над лесом, мы тепло простились с торговцами и разъехались в разные стороны.

После бессонной ночи и коварной медовой браги слипались глаза, а в голове прочно обосновалась липкая серая муть. Тавия, словно чувствуя наше тяжкое состояние, шла ровной неспешной иноходью. Покачиваясь в седле, я в очередной раз дал себе слово не злоупотреблять всякими хмельными вкусностями. Уж больно послевкусие тошнотворное…

Внезапно опостылевший лес, словно театральный занавес, раздался в стороны, и открыл нашему затуманенному взору прекрасный вид на цветущий луг и возделанные поля за ним.

Там, за полями, на самом краю длинного глубокого оврага, раскинулось живописное селение. Окружал его высокий частокол со сторожевыми башенками по углам.

— Зелёная Балка, — объявил Мидавэль, сверившись с картой. — Предлагаю остановиться на постоялом дворе и хорошенько выспаться в тепле и уюте. Уж больно ночка выдалась весёлая.