Зачарованные тропы

Глава 11

Несмотря на более чем тревожное ощущение, не покидавшее его с прошлой ночи, архимаг Дорнблатт продолжал свои исторические исследования. То, что происходило в Эльнадоре в течение последних суток, было, конечно, очень неприятным, но ректор Академии не считал это достаточной причиной для того, чтобы отвлекаться от дела, за которое уже взялся.

Причина волнения, что неожиданно охватило всех городских волшебников – у многих оно граничило с паническим ужасом – так и осталась неустановленной. Никто из магов, включая самого Дорнблатта, не сумел выяснить, что же могло случиться такого, после чего даже проплывающие над городом облака стали казаться владеющим Силой клочьями ядовитого тумана…

Бороться с тревогой было непросто, но Дорнблатту все же удавалось игнорировать ее и гнать от себя прочь мрачные мысли. Периодически он, конечно, отрывался от разложенных на столе бумаг и долгие минуты смотрел в окно – точно пытался поймать глаза ужасного врага, что подобрался уже совсем близко. Но ничего подобного старый маг, разумеется, не наблюдал.

"В конце концов, по улицам Эльнадора не струятся потоки крови, а под окнами Академии не слышно рычания оборотней и шипения василисков, – думал ректор, вновь склоняясь над манускриптами. – Нечто весьма дурное произошло в городе – уж в этом сомневаться не приходится. Но, раз уж это до сих пор не вызвало никаких последствий, то, наверное, и дальше не стоит особенно беспокоиться. А этот кошмарный морок скоро рассеется сам собой".

Дорнблатт очень надеялся, что именно так и будет, и что паника, возникшая среди магов столицы, никак не связана с воскрешением Тергон-Газида. Ведь если это не так – значит, дзерг, возможно, уже в Эльнадоре!

Нынешним вечером архимаг искал в старинных книгах и свитках не заклинания против дзергов, а информацию о человеке по имени Кин. Об этом волшебнике ему перед отъездом поведал Борланд. Кин явился Весельчаку во сне, но бывший разбойник был готов поклясться, что сон тот являлся таковым лишь наполовину. Дорнблатту такое в диковинку не было – техникой совмещения реальности и сна ректор и сам владел в совершенстве. Другое дело, что освоить ее было дано лишь очень опытным магам, прожившим больше ста лет. Дорнблатт, посвятивший всю свою долгую жизнь изучению истории, теории и практики магического искусства, полагал, что знает на Хайласте всех, кого можно было бы назвать доками по этой части. Если не лично – многие ведь уже давно скончались – то, по крайней мере, поименно.

Однако ж, ни разу за свои триста пятьдесят три года не слышал он о могущественном волшебнике, которого звали бы Кин…

Первоначально, едва услышав о нем от Борланда, Дорнблатт решил, что маг этот обитает где-нибудь на другом континенте, развлекаясь на досуге проникновением в сны обитателей Хайласта. Но чуть погодя ректор Академии вспомнил, что это простенькое имя, больше подходившее какому-нибудь багбиру, нежели человеческому магу, где-то уже попадалось ему прежде. Всего одно мимолетное упоминание. И без прямого указания на то, что этот самый Кин вообще является магом. Потому-то Дорнблатт и не вспомнил об этом сразу.

Документ, в котором архимаг видел некогда это имя, относился к той части библиотечного архива Академии, где хранились свидетельства, имевшие отношение к Диким землям и их былым хозяевам – Падшим лордам. То был один из самых загадочных и мрачных периодов в истории континента, не затронувший, впрочем, никого, кроме самих лордов и тех, кто оказался рядом с ними в ту роковую ночь, когда южное побережье Арлании начало свой путь к превращению в страшный гибельный край под названием Дикие земли…

Дорнблатт попросил смотрителя архива – старого гоблина по имени Зук – принести ему все материалы, имевшие касательство к истории Падших лордов. Собрать их было совсем несложно – в Эльнадор попало совсем немного таких бумаг. Большая часть документов и артефактов, принадлежавших Падшим, по сей день лежала где-то в развалинах их некогда грозных дворцов. Что-то было расхищено отчаянными кладоискателями, среди которых, вне всяких сомнений, присутствовало немало чернокнижников. Кто же еще будет рисковать жизнью в проклятых руинах не ради золота, серебра и драгоценных камней, а с целью заполучить полуистлевшие древние рукописи?

Зук принес архимагу небольшую стопку книг и тетрадей, да еще несколько пергаментных свитков. Уже через полчаса Дорнблатт отыскал среди них тот самый документ, где он когда-то встречал упоминание о таинственном Кине.

Дневник Красавчика Зильбера – Падшего лорда, чей замок стоял ближе всего к границе с безопасными территориями. "Потому, наверное, дневник и попал сюда, – подумал ректор, открывая древнюю тетрадь. – Столичные гонцы не рискнули забраться в глубь Диких земель. Они ведь были простыми рейнджерами, а не волшебниками. Вряд ли выжили бы, очутившись в эпицентре мясорубки, которую в ту пору являло собой Южное побережье…".

Бегло пролистав дневник Зильбера, Дорнблатт добрался до последней страницы. Именно там, как ему казалось, шла речь о Кине. Цепкий взор старого волшебника заскользил по строчкам, выведенным изящным каллиграфическим почерком аристократа…

"15 мая 623 года

Сегодня – решающий день. Точнее – решающая ночь, если уж быть пунктуальным, как это подобает отпрыску знатного дворянского рода. О, да, именно сегодня, с наступлением полуночи, мы проведем заключительную часть Ритуала и обретем, наконец, могущество и власть, о которых все это время говорил Мастер. Все, о чем только можно мечтать, станет нашим. Все это – и даже намного больше. Жаль, что королем Арлании должен будет стать Джетро – я ведь тоже мастерски исполнил бы эту роль. Впрочем, у меня имеются кое-какие планы относительно Джетро. Но… такие вещи бумаге лучше не доверять – стерпеть-то она стерпит, но может при случае и разболтать кому-нибудь постороннему. Лучше сейчас сосредоточиться на подготовке к Ритуалу…"

"Любители черной магии могут казаться сплоченными, пока идут к своей цели, но стоит им ее достигнуть – сразу перегрызут друг друга, подобно шелудивым шакалам", – с усмешкой подумал Дорнблатт и продолжил читать:

"Единственное, что смущает меня – так это Кольца Одержимости. Я не уверен, что они сработают именно так, как говорил Кин. А что, если души тех, кого мы намерены воскресить, займут после Ритуала наши собственные тела?

Нет. Учитывая прежний опыт, не стоит, наверное, ни в чем сомневаться. Мастеру можно доверять. Он дал нам все, чем мы владеем сейчас. И может дать неизмеримо больше".

"Так вот оно, что! – Дорнблатт отложил дневник Падшего лорда в сторонку. – Выходит, Кин и был тем самым черным магом, что подтолкнул аристократов южного побережья к черте, ступив за которую они и стали Падшими лордами. И к последующему краху тоже…".

Стоило сопоставить имя и слово "Мастер", как все становилось на свои места. Речь явно шла об одном и том же человеке. Дорнблатт, хоть он и видел эту тетрадь раньше, не придавал этому факту значения. Просто потому, что трагедия Южного побережья имела место быть задолго до его рождения и сегодня могла представлять разве что исторический интерес. Однако, в контексте событий последних месяцев, даже эти послания из прошлого приобретали предельно мрачный оттенок. "Борланд едет в Дикие земли. А там, помимо Тергон-Газида и Лангмара с компанией, его поджидает еще и Кин. Он пытался выйти на связь с Весельчаком даже прежде того, как парень узнал о своем предназначении. Зачем? Вероятнее всего, Кин, кем бы он ни был сейчас – живым человеком, личем, или же просто блуждающим духом – преследовал какие-то собственные интересы. Явно отличные от интересов Мрака – будь Кин заодно с Лангмаром, он непременно постарался бы погубить Борланда.

Неужели на схарнийские просторы выходит некая третья сила? – Дорнблатт поднялся из-за стола и начал прохаживаться по кабинету. – Свет и Мрак больше не одиноки в своем извечном стремлении властвовать над миром? Возможно. Однако, памятуя о том, чем занимались под руководством Кина Падшие лорды, я не отнес бы этого персонажа к числу союзников…".

Будущие спасители цивилизации тем временем так увлеклись рассказом Андрея Королева о мытарствах земных волшебников, что даже забыли о стоящих на столе блюдах и бутылках.

– Самые мудрые и дальновидные из наших чародеев быстро смекнули, чем это, скорее всего, закончится, и ушли в глубокое подполье, – Андрей повествовал сейчас о временах Инквизиции. – Но очень много было и таких, кто продолжал открыто использовать Силу, не опасаясь возможных последствий. Эти маги и волшебницы полагали, что соседи не выдадут их инквизиторам, помня об оказанных прежде услугах. Надежды оказались напрасными. Все, кто не захотел или не успел покинуть человеческие поселения, были тогда уничтожены.

– Какая жестокость! – воскликнул Заффа. – Невероятная и бессмысленная жестокость!

– О, да, – кивнул Королев. – Травля была еще более масштабной, поскольку гораздо больше, чем настоящих волшебников, инквизиторы погубили самых обычных людей, оклеветанных своими недругами. Достаточно было сказать кому надо, что твой сосед умеет управлять погодой или разговаривать с животными, и через полчаса беднягу уже волокли в кутузку. А там он под пытками с радостью признавался в любых преступлениях – лишь бы остановить боль. Пострадать могли даже те, кто просто держал у себя черных кошек.

Заффа ничего не сказал, а лишь сокрушенно покачал головой.

– Что именно они делали с людьми в своих застенках? – глухо проговорил Борланд.

– Ты действительно хочешь это узнать? – Андрей внимательно посмотрел на лидера отряда. Весельчак кивнул.

– Что ж, я расскажу, – пожал плечами землянин. – Только сразу предупреждаю – это не для слабонервных.

– А мы и не из таких, – хмыкнул Борланд. – Валяй.

– У инквизиторов был огромный арсенал способов заставить человека сознаться в чем угодно, – начал Андрей. – Я не уверен, что даже городской палач Эльнадора знает все из этих приемов. Чаще всего подозреваемых в колдовстве истязали раскаленным железом. Если это не помогало, в ход шли методы посерьезнее. Палачи вырывали жертвам ногти. Растягивали узников на дыбах, выворачивали суставы. Сдирали кожу. Заставляли подследственного пить воду до тех пор, пока у него не начинал раздуваться живот…

– Все, замолчи, – кто-то из спутников дернул Андрея за локоть. – Меня сейчас стошнит.

Посмотрев на говорившего, русский маг с удивлением обнаружил, что это был Ревенкрофт. Андрею даже показалось, что вампир стал еще бледнее, чем всегда.

– Людская жестокость шокировала даже вампира, – с мрачным сарказмом констатировал Борланд. – Теперь понятно, почему маги Земли предпочли отказаться от участия в общественной жизни своего мира. Поражает меня другое. Эти священники… вряд ли я смогу выговорить их название – они ведь считали себя защитниками идеалов добра, верно?

– Ну да, – кивнул Королев. – Они, ничего и никого не стесняясь, провозгласили себя истиной в последней инстанции, властелинами человеческих душ, наделенными абсолютным правом казнить и миловать. Только что-то не припомню я, чтоб хотя бы один человек был ими помилован, – невесело усмехнулся Андрей.

– Когда я был разбойником, мне иногда приходилось добывать информацию, которую пленники не желали сообщить добровольно, – сказал Борланд. – Но я просто бил этих людей. Кулаком под дых. Как правило, трех-четырех ударов хватало. Так было честно. Эти же… Они вели себя как самые настоящие чернокнижники. Точно хотели скопить как можно больше волшебной силы, мучая всех этих магов и людей.

– Но ведь маги могли дать отпор! – не выдержал Заффа. – Могли собраться вместе и нанести удар по своим врагам! Да они бы камня на камне не оставили от этой, как ее… Церкви!

– Действительно, почему такого не случилось? – поинтересовался Индалинэ.

– А почему маги Схарны до сих пор не взяли под свой контроль все здешнее мироздание? – вопросом на вопрос ответил землянин. – Те волшебники, в отличие от инквизиторов, не считали себя носителями добра и справедливости, но являлись таковыми на самом деле. Разве могли они развязать войну с половиной человечества, зная заранее, чем она закончится? Не могли. Единственное, что им оставалось – так это помогать тем, кто решил остаться в человеческих городах и селах. Тем, кто надеялся на то, чем большинство людей, к сожалению, в полной мере не обладает – на человечность. Вовсе не обязательно было творить зло, чтобы пасть жертвой молвы, за которой следовала инквизиторская расправа. В глазах искоренителей, а чуть позже – и всех остальных, злодеями были и белые маги, и черные, и темные со светлыми тоже…

– Четыре категории? – Заффа удивленно вскинул брови. – Ну, с белыми и черными все ясно. А темные и светлые – это что-то новенькое. Разъясни, будь любезен.

Андрей покачал головой.

– Ты ошибаешься, полагая, что тебе все ясно насчет белых и черных, – сказал он. – Да, черные маги Земли, как и схарнийские, являются адептами зла. Но еще большими негодяями я бы назвал наших белых…

– Трудно, должно быть, жить там, где негодяй сидит на негодяе, – иронично произнес Борланд.

– Очень сложно, – согласился Королев. – Даже если ты – маг. Людям приходится гораздо тяжелее.

– И все же, кто такие светлые и темные? – любопытство бородатого биланца было сегодня неиссякаемым.

– Со светлыми все очень просто, – сказал Андрей. – Это земной аналог белых магов Схарны – борцов со злом, вершителей добрых дел. Разница состоит лишь в том, что на Земле маги не столь активно помогают людям – неважно, бескорыстно или за плату. Что же касается темных… – Королев на несколько секунд замолчал. – Тут, пожалуй, будет посложнее. Давайте-ка выпьем, а потом я постараюсь найти нужные слова.

Немощный старик с редкими сальными волосами и растрепанной бородой лежал на давно не стиранной постели, глядя в потолок пустыми, ничего не выражающими глазами. На прикроватной тумбочке стояла тарелка с недоеденным куском мяса – судя по запаху, он уже начал протухать – и засохшим ломтем черного хлеба. Над отвратительным "натюрмортом", жужжа, роились мухи.

Случись вы в этой комнате, вам и в голову бы не пришло, что некогда ее жалкий обитатель по праву носил звание самого могущественного волшебника в Биланском герцогстве.

Тем не менее, так оно и было. Маг по имени Ганри, много лет назад с отличием окончивший столичную Академию, еще не так давно считался во владениях Фирена самым блестящим специалистом в области боевой магии.

Его стихией был огонь. И, поскольку уж реальных боев в жизни городских волшебников не было и в обозримом будущем не предвиделось, Ганри использовал страшные губительные заклятия в мирных целях. Весьма успешно использовал.

Он зарабатывал на жизнь, устраивая масштабные "огненные потехи" в Билане и других городах герцогства. Ганри превращал в развлечение то, что было предназначено для убийства – правда, прежде, чем начать этим заниматься, он разработал методику, позволяющую сделать номера безопасными для зрителей. Серебристые фейерверки и стаи прекрасных малиновых птиц, битвы огненных великанов, драконы и фениксы – вот чем был знаменит волшебник Ганри, вот за что его когда-то любили.

Стремительное падение, всего за несколько месяцев превратившее мага в старую развалину, началось в январе нынешнего года, когда Ганри впервые задумался о том, что заслуживает гораздо большего, чем имеет.

Нет, денег-то ему хватало с лихвой. Огненное шоу неизменно пользовалось огромной популярностью. К тому же, в Биланском герцогстве у Ганри практически не было конкурентов. Местные маги считали таких, как он, предателями идеалов, променявшими бескорыстное стремление к новым знаниям на тугую мошну. Не то что бы коллеги сторонились Ганри и не подавали ему руки при встрече. Но никому из них и в голову бы не пришло заниматься тем же, чем и он.

Горькие думы, что начали в определенный момент одолевать Ганри, были характерны для очень многих магов – но мало кто из них следовал за звучащим в запретных мечтаниях голосом.

Он возжелал власти.

Ведь это же так просто – явиться однажды в замок к герцогу, который ни бельмеса не смыслит в магии и не сумеет себя защитить. А после – угрозами или пытками заставить его отречься от власти и передать ее Ганри. А можно – и это было бы лучше всего – править краем из-за спины Фирена, став этаким "теневым герцогом". Плетя интриги, расширять свои владения вплоть до тех пор, пока под его пятой не окажется вся Арлания.

И это линь для начала…

Вот только осуществить эти дерзкие планы кое-что серьезно мешало. Запрет на использование волшебной энергии в дурных целях был вбит в сознание Ганри слишком крепко. Биланец готов был стать магом-отсупником, он страстно желал этого, но… никогда не смог бы сделать решающий шаг. Это противоречие разрывало волшебника на куски. Огонь, пылавший в его груди, был во сто крат сильнее того пламени, которое Ганри мог исторгнуть из своих ладоней и глаз. В приступах бессильной ярости маг скрипел зубами так сильно, что те в конце концов начали крошиться. Ганри очень просто мог бы восстановить их, но… почему-то не стал этого делать. Бушевавший под крышкой черепа ураган диких мыслей мешал ему сосредоточиться на чем-то другом, включая собственное здоровье и элементарную гигиену.

С начала текущего года во внешнем облике Ганри произошли значительные перемены. Из крепкого и цветущего пожилого мужчины маг превратился в того самого гнусного дряхлого старикана, что валялся сейчас в обветшавшей комнатушке, вдыхая "аромат" тухлого мяса. Пытаясь загасить терзавшую его жажду при помощи вина и эля, Ганри стал алкоголиком. Сбережения, которые он сделал за долгие годы выступлений, стремительно таяли. Всякий, кто хоть что-нибудь понимает в жизни, при взгляде на бывшего народного кумира сказал бы: для этого парня уже все кончено. Да что там – все чаще именно так думал и сам Ганри…

Как ни странно, именно упадочническое настроение и помогло ему в итоге обзавестись какой-никакой, но властью. Для начала – властью над умами нескольких посетителей таверны "Три подковы", на посиделки в которой у волшебника покамест хватало средств. После трех бутылок крепкого вина у Ганри развязывался язык, и маг начинал проповедовать о грядущем конце времен. Сам того не желая, опустившийся маг попал в самую точку – приблизительно в то же время Билана переживала неприятности, связанные с Кладбищем криков. Город оказался во власти страха, и на этом фоне "откровения" Ганри, содержание которых он сам наутро помнил в лучшем случае наполовину, нашли не так уж мало приверженцев, которые не отвернулись от "учителя" и после того, как в Билане вновь воцарился порядок.

Но дни относительного везения продлились недолго. Ганри еще только прикидывал, какие дивиденды может принести ему наличие этой маленькой армии учеников, когда громила-бард Феликс положил конец собраниям в "Трех подковах". После того, что устроил там этот толстяк, никто из любителей трепотни Ганри, уж верно, до конца жизни не переступит порог заведения Фаргуса. Да и домой к волшебнику его бывшие слушатели не пойдут – слишком уж сильно Феликс их перепугал.

Жаль. Очень жаль. Могло бы выйти что-нибудь путное с теми парнями.

Но вот она – очередная странность. Позорное фиаско в "Трех подковах" заставило Ганри сбросить с глаз пелену ядовитого дурмана, с которой он жил все последние месяцы. Посмотрев на себя трезвыми глазами, волшебник ужаснулся. Он даже едва не наложил на себя руки, поняв, во что превратилась его несчастная жизнь.

"Надо что-то менять, – лихорадочно думал Ганри, ворочаясь на кровати. – Возможно, что сейчас уже слишком поздно, но я должен хотя бы попытаться".

Через полчаса таких размышлений Ганри решил, что может попробовать устроиться придворным магом к Фирену. Раньше в замке не было такой должности, но после того, как начались нездоровые волнения на Кладбище криков, она появилась и в настоящее время была вакантна. Предыдущий придворный маг, выполнив свою работу, покинул город, а герцог, обжегшись на молоке, стал дуть на воду и сохранил штатную единицу.

"Я должен быть там, в замке, – глаза волшебника наполнились влагой. – Пусть не на месте герцога, пускай он даже не станет моей марионеткой. Но я должен быть там, а не здесь", – оглядев свою спальню, Ганри содрогнулся от омерзения. "Да, каково на дому, таково и самому". Соскочив с кровати с невероятной для его физической кондиции прытью, волшебник выкрикнул заклинание. Вырвавшийся из его правой ладони поток огня испепелил и мух, и тарелку с испорченной едой, и рассохшуюся старую тумбочку. "Вот так-то, – победно подумал Ганри. – Теперь нужно привести в порядок себя самого. В конце-то концов, мне всего лишь пятьдесят пять лет. Для магов в этом возрасте все только начинается!".