Зачарованные тропы

Глава 16

Покачиваясь в седле, Андрей Королев размышлял о Земле и о Схарне. Мысли его то и дело возвращались к вчерашней беседе с компаньонами в "Веселом драконе". После того, как Андрей поведал спутникам об ужасах земной инквизиции, разговор еще очень долго шел о сходствах и различиях между двумя мирами. Именно вчера Королев впервые всерьез задумался о том, что похожих моментов в жизни Схарны и его родины существует, пожалуй, намного больше, чем он мог даже представить…

Взять хотя бы единицы измерения. В каждом мире они свои, и далеко не всегда отрезок времени, который на каком-нибудь Араханаре имеет значение земной секунды, равен ей по длительности. Путешествуя по мирам, Королев пользовался "Заклинанием Дружбы" – принцип его действия можно было сравнить с коробочками-переводчиками, висящими на шее у межзвездных путешественников из научно-фантастических романов. Будучи однажды произнесенным, заклинание делало понятным речь на большинстве всеобщих языков, которые только мог услышать Андрей во время своих странствий по мирам. Магия автоматически подменяла сходные понятия, так что если вдруг какой-нибудь эльф или гоблин упоминал в разговоре наименьшую единицу измерения времени, Андрей в любом случае слышал слово "секунда". Но вот схарнийцы – они не только говорили, а и писали так! Фонетическое значение букв, которыми это слово писалось на арланском языке и на всеобщем наречии Схарны, не позволяли прочесть его как-то иначе. Секунда. Русское слово, только литеры другие. Также в местном лексиконе наличествовали понятия "минута", "час", "день", "неделя", "месяц" и "год". Схарнийский год состоял из двенадцати месяцев, и даже количество дней в каждом из них было таким же, как на Земле, включая лишний февральский день в високосные годы.

Неотличимыми от российских были также здешние единицы измерения веса и расстояний. Отсутствовало на Схарне лишь понятие километра. Только вот в одной лиге – а лигами здесь мерили большие дороги – насчитывалась ровно тысяча метров…

"Точно я и впрямь очутился вдруг на оживших страницах какого-нибудь русского романа", – подумал Королев. Он чувствовал – настало время разобраться, почему же все обстоит именно таким образом. Азарт от предвкушения победы над новой загадкой был даже сильнее, чем желание снова ступить на родную землю…

Главной же странностью мира Схарны казался Андрею местный религиозный культ. Он, с одной стороны, был невероятно силен – святилища Занзары стояли повсюду. В человеческих городах и в пещерах у гномов, в лесных поселениях Верхних лесничих, в мрачноватых владениях темных эльфов, и на островных колониях орков. На всем пространстве Схарны не было ни одного существа, имевшего иные религиозные воззрения – даже багбиры и лепреконы упоминали имя Занзары в моменты сильного удивления или испуга. Но с другой стороны…

Зайдя в любой из многочисленных храмов, там очень редко можно было обнаружить кого-нибудь, кроме самих жрецов. Схарнийцы не совершали посвященных Занзаре сложных обрядов. Не имели они и священной книги, подобной Библии или Корану. Да что там – все документально зафиксированные упоминания о богине существовали только в описаниях подвигов ее пророка Ингардуса. Складывалось впечатление, что культ Занзары, несмотря на наличие святилищ, монастырей и ордена рыцарей-паладинов, имеет на Схарне чисто декоративную функцию…

Слова, звучавшие вчера в трактире, отдавались эхом и в голове Борланда. Весельчак думал о Земле. Он и раньше, конечно, знал, что Схарна – не единственное место, где существует жизнь, и что уклад этой самой жизни в иных мирах может существенно отличаться от того, что Борланд привык ежедневно наблюдать вокруг себя. Но вот представить себе мир, жестокий настолько, как тот, что был описан Андреем… Это было выше его сил. Как ни старался Освободитель, не мог он понять, кому и зачем вообще может быть нужным существование такого места, как Земля. Места, где люди воюют друг с другом даже когда войны никто не объявлял. Где родители безнаказанно унижают, бьют, а то и насилуют собственных малолетних детей. Где человека могут зарезать в темном переулке ради нескольких мелких монет, на которые и от мертвого осла уши-то не купишь. Где очень опасно хоть чем-нибудь отличаться от общей серой массы окружающих – ведь чем сильнее ты отличаешься – тем больше степень твоей вины…

Неудивительно, что все толковые ребята – Борланд имел в виду земных волшебников – предпочли сбежать из такого общества, избрав тайную, но относительно спокойную жизнь. Лучше уж не иметь признания, что полагается магу в силу его умений и заслуг, чем не смыкать ночами глаз, ожидая, когда у порога зазвучат зловещие шаги помощников палача.

"Не хотел бы я оказаться там. Даже на простую экскурсию – не хотел бы, – Борланд невольно содрогнулся, вспомнив о том, что поведал накануне землянин. Но не о зверствах Инквизиции даже, а о том, во что превратилась жизнь на Земле веками позже.

Кое-что из рассказанного Королевым было, впрочем, по-настоящему интересным, а не страшным или отталкивающим. Система взаимоотношений между земными магами – то, с чего, собственно и начался рассказ Андрея. Кое-кто из схарнийцев, узнав о ней, даже почувствовал себя немножко уязвленным.

Оказывается, волшебники Земли делились не на две, а на четыре категории. И те, кого на родине Андрея звали белыми, нисколько не походили на Заффу, Дорнблатта, Индалинэ или самого Борланда…

Черные маги там тоже имелись. Они-то вот как раз мало отличались от тех, кого направлялись громить Весельчак и компания. Разве что, были еще более мерзкими.

Однако для Заффы сей факт не стал особым утешением, поскольку гораздо большими негодяями являлись белые маги Земли.

В то время, как черные – кого бы ни считали они своим идолом – пускали в ход магию исключительно для достижения собственных корыстных целей, деятельность землян, именовавших себя белыми волшебниками, была обусловлена, как они сами утверждали, стремлением к некоему "общему благу". Что ж, вполне достойная цель… если не слишком вдаваться в подробности того, каким образом она достигалась. Крови во имя упомянутого "блага" было пролито столько, что впору бы и задуматься – а может, ну его? Не проще ли жить, как жили, захаживая друг к другу на чай с пирогами и обмениваясь подарками? Но люди Земли, в жизнь которых, подчинив себе основные мировые религии, активно вмешивались белые маги, продолжали упорствовать в навязанном им заблуждении…

Самую же интересную сторону дела являли собой те, о ком в Схарне прежде и слыхом не слыхивали. Светлые и темные маги, главные участники многовекового противоборства, ставшего основой для огромного количества баек, легенд и произведений искусства.

Хотя, если разобраться, светлые маги планеты Земля, по большому счету, являлись аналогом схарнийских белых. Свои задачи они видели в том, чтоб привнести в окружающий мир как можно больше добра. Говоря приземленным языком – накормить голодных, исцелить больных и защитить слабых. Темные маги добивались, в принципе, тех же целей. Правда, они не делали эту деятельность основой всей своей жизни. Кардинальным же отличием темных волшебников от светлых была готовность… о, нет – непоколебимая решимость совершить зло, если того требует ситуация.

Казалось бы, речь идет не более чем о фанатичных эгоцентристах. Но это – лишь при самом поверхностном взгляде. Слова "совершить зло" вовсе не означали безжалостного устранения со своего пути любых препятствий, включая немощных старушек и несмышленых детей. Имелось в виду стремление вершить справедливое возмездие по отношению к тем, кто его действительно заслужил.

Кому-кому, а Борланду такая позиция была предельно ясна и понятна, а главное – близка. Он знал не одного человека, достойного быть заживо втоптанным в раскаленные угли. Но там, на Земле, темным магам было невероятно трудно донести до окружающих свою философию. Ведь подавляющее большинство людей исповедовало чужие, фальшивые, века назад утратившие смысл догмы, одной из которых было утверждение "не ты давал жизнь – не тебе ее и отбирать". Даже если имелась в виду жизнь законченного негодяя, который сам, не задумываясь, отбирает чужие…

Темные маги родной планеты Андрея Королева уже давно и не пытались никому ничего доказывать. Да и светлые принимали все меньше участия в человеческой жизни. Эпоха, когда волшебники и простые люди земли жили в мирном соседстве, завершилась давным-давно. Тамошние маги в последние века – длившиеся, кстати, столько же, сколько и схарнийские – сконцентрировались на внутреннем противоборстве. А жизнь простых людей – она и вовсе превратилась тролль знает во что. Услышанного Весельчаку хватило, чтоб сделать вывод – самый нищий из арланских пастухов куда как более счастлив, чем иной земной богатей. Ведь никому не придет в голову перерезать пастушку горло, чтоб завладеть нехитрым содержимым его карманов. Да и схарнийский толстосум находится в гораздо большей безопасности, нежели земляк Андрея Королева. Борланд не мог припомнить, чтобы кто-нибудь из арланских властителей вдруг начал уничтожать состоятельных людей или распихивать их по тюрьмам с целью завладеть оставшимися без хозяев богатствами…

"Возможно, мне и захочется в будущем посетить какие-нибудь из иных миров, – подумал Борланд. – Но я очень сильно сомневаюсь, что это будет Земля".

Дорнблатт раскурил трубку и надолго задумался, время от времени пуская к потолку кабинета замысловатые колечки белого дыма. Взгляд волшебника перебегал с карточного расклада на дощечку с рунами, а следом – на магический кристалл, заряженный душой грифона. Все гадательные ритуалы, которые только что осуществил архимаг, указывали на то, что назревающий конфликт благополучно разрешится в пользу Света. Но, несмотря на это, Дорнблатт был далек от того, чтоб впадать в эйфорию и идти заказывать туш королевскому оркестру. Причина таилась в том, что каждый из ритуалов сообщал дополнительные сведения, о которых молчали остальные два.

Так, дух грифона сообщал, что противоборство займет гораздо больше времени, чем может даже предполагать кто-либо из его участников. Руны намекали на то, что истинный враг скрывается совсем не там, где его ищут. В раскладе же – для ректора Академии то был самый неприятный момент – содержалось прямое указание на скорую гибель одного из самых могущественных волшебников Схарны… Поскольку речь шла только о событиях, которые еще не произошли, не представлялось возможным притянуть сюда недавнюю гибель Ангуса1.

Но Дорнблатт не торопился и впадать в уныние. В конце концов, в мире и кроме него было предостаточно сильных магов, и, если уж начнется большая война, в ней, без сомнения примут участие все они. Вот только этого как раз и не хотелось бы – чтоб такая война грянула вдруг на спокойных просторах Схарны.

"Ни один из способов гадания не может дать стопроцентного результата, – подумал Дорнблатт. – Карты и руны только предупреждают о наиболее вероятных вариантах развития событий – и эти варианты можно предотвратить. Но вот грифон… Связанное с кристаллом создание само давно погибло и обитает ныне в тонком слое реальности. Ему под силу заглянуть в единственно истинное будущее. Стало быть, покончить с черной мразью одним ударом нам не удастся. Надо бы как-нибудь предупредить ребят – пусть будут поосторожнее в Диких землях".

Докурив, Дорнблатт достал из ящика стола небольшие ножницы и принялся вырезать фигурки из плотной белой бумаги. Заставший его за этим занятием мог бы подумать, что старый волшебник впал в детство. На деле же ректор Академии готовился к еще одному ритуалу гадания – пожалуй, самому сложному и ответственному. Суть процесса заключалась в том, чтобы предоставить изначальным силам самим бороться друг с другом на ограниченном участке пространства – в данном случае таковым являлся рабочий стол архимага. Требовалось лишь овеществить энергетические потоки. Именно для этого Дорнблатт и готовил бумажные силуэты.

Многие начинающие волшебники промышляют изготовлением магических шахмат – там сделанные из дерева и эластичной глины фигуры перемещаются по доске, повинуясь воле игрока – даже если он не является кудесником. То, чем занимался сейчас Дорнблатт, было сродни этому ремеслу. Только гораздо серьезнее – неофиту за такое лучше не браться. Ведь одной из составляющих ритуала является не что иное, как сила Мрака – хоть ее при этом используется совсем немного, неокрепшему новичку и такое количество может доставить немало проблем.

И, воплотившись в бумажных или деревянных заготовках, изначальные силы никому, конечно, не подчиняются. Они лишь бьются между собой, как было и будет всегда.

Закончив работу, Дорнблатт произнес волшебные слова. Лежавшие на столе бумажные бойцы окрасились в разные цвета. Маг развел ладони и прочитал еще одно заклинание – призывающее Свет и Мрак поделиться своей энергией. Фигурки ожили – пятеро всадников и дзерг в окружении колдунов. Волшебство не только раскрасило их, но и придало защитникам Света черты реальных участников похода в Дикие земли. Крошечным чернокнижникам пришлось обойтись одним лицом на всех – Дорнблатт не стал бы тратить время на шлифовку их обликов, даже если бы знал, как выглядят эти люди.

Следующие несколько минут архимаг наблюдал за кипевшей перед ним на столе битвой бумажных воинов. Тому, что он видел сейчас, суждено было в самом ближайшем будущем осуществиться в реальной жизни. Секунды этого "настольного" времени являлись минутами, которые суждено было прожить Борланду и его друзьям…

Ректор с удовлетворением отметил, что "отряд Дорнблатта" не понес ни одной потери. А вот чернокнижники падали один за другим. Бумажные фигурки тотчас вспыхивали, истлевая в доли секунды. Дзерг же почему-то вовсе не принимал участия в сражении.

Потом начало твориться нечто непонятное. Колдуны отступили. Все, кроме одного – то, наверное, был самый сильный из них, Лангмар. И в одиночку главный чернокнижник начал теснить защитников Света! Кто-то из них даже свалился, но, к счастью, не сгорел и вскоре поднялся вновь.

Потом место лидера колдунов занял дзерг. А от "отряда Дорнблатта" отделилась одна фигурка – Борланд. Такое могло случиться лишь если бы кто-то из них вызвал другого на дуэль. Дорнблатт сомневался, что подобная инициатива может исходить от Тергон-Газида…

"Стало быть, наш разбойник решит вскоре повторить великое свершение Ингардуса, – подумал архимаг. – Что ж, посмотрим, чем все закончится, – ректор вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев – за судьбу Борланда и компании он переживал не меньше, чем за свою собственную.

В этот миг за окном кабинета промелькнула гигантская крылатая тень. Порыв ветра распахнул оконную створку, жадно подхватил бумажные фигурки и утащил их прочь, во двор Академии. Дорнблатт успел заметить, что вместе с воинами Света и их врагами в окно улетел невесть откуда взявшийся кусочек бумаги, формой напоминающий летучую мышь.

Архимаг нахмурился. Он никак не назвал бы исчезновение фигурок добрым знаком. В отличие от того, что ему предшествовало. Человек, что прибыл сюда по воздуху, был другом и мог оказать неоценимую помощь.

– Тпру! – Весельчак натянул поводья, осаживая коня. Остальные последовали его примеру. Правда, один лишь Заффа сразу догадался, почему Борланд решил остановиться, завидев едущего навстречу всадника в грубой одежде из звериных шкур.

Такой костюм выдавал в нем решившегося отправиться в путешествие хастарца. Особым образом сшитые вещи были очень удобны и годились для любой погоды. В самой Хастарии, где царил умеренный климат, их носили мехом наружу. Во внутреннюю же поверхность курток и штанов были вшиты тончайшие серебряные пластины – они не нагревались, чтобы хозяин одеяния не упарился. И в то же время служили подобием легкой брони – от брошенного троллем дротика уж точно защитит. Достигнув же студеных и заснеженных земель, хастарцы просто-напросто выворачивали свою одежду наизнанку и ехали дальше, не обращая внимания на холода.

Конь у странника тоже был не совсем обычный. Специальная порода, полученная путем скрещивания рысака и тяжеловоза. Скорость и сила в одном мускулистом теле.

Но дело, конечно, было не в том, как одет встречный, и на какой лошади он едет. Длинные рыжие волосы и заплетенная в две аккуратные косички борода были своего рода визитной карточкой самого настоящего хастарца. Именно так представителей этого народа изображали в арланских школьных учебниках. Не хватало разве что зеленых полос на лице, но эту раскраску хастарские воины наносили лишь перед тем, как ринуться в бой.

Борланду, впрочем, не было нужды вспоминать уроки истории, чтоб распознать хастарца. Тот, кто ехал сейчас навстречу, доводился ему почти земляком. В Хастарии Весельчак прожил три года – это время он считал лучшим во всей своей жизни. Самые сильные впечатления – как положительные, так и не очень, Борланд получил именно там, в Хастарии. Если, конечно, не брать в расчет недолгое благоденствие в Альфенроке и последовавшее за ним обучение высшей магии под руководством Дорнблатта1.

– День добрый, брат по оружию, – сказал Весельчак, когда бородатый всадник подъехал поближе. – Кто ты, и куда держишь свой путь?

То было традиционное хастарское приветствие. Заффа заметил, что странствующий витязь удивленно приподнял брови, услышав привычное выражение из уст чужеземца.

– Имя мое Брандорф, – сказал он, остановив казавшегося грузным и неповоротливым, но на деле способного тягаться в скорости с ветром коня. – А направляюсь я в Эльнадор, столицу Арлании. Вижу, ты знаком с обычаями моей страны?

– Еще как знаком, – усмехнулся Весельчак. – Я прожил несколько лет в Хаддаре, обучаясь у мастера Рангвальда, пусть земля ему будет пухом. Меня зовут Борланд, но в Хастарии чаще называли Кедриком. Было бы очень интересно узнать, что творится ныне в землях непобедимых воинов.

– Кедрик? – хастарец наклонился вперед и пристально посмотрел на шею Борланда. Увидев перечеркивавший горло Весельчака шрам, он кивнул. – И впрямь, это ты. Наслышан. Быть может, нам лучше спешиться и преломить хлеб, да заодно пропустить по паре рюмочек в память о великом фехтовальщике, по которому Хастария скорбит до сих пор?

"Наш человек", – подумал, услышав это, Заффа.

Когда Дорнблатт вышел во двор Академии, там уже было полным-полно любопытных студентов, сбежавшихся посмотреть на диковинное создание, что вынырнуло вдруг из-за облаков и приземлилось рядом с самым большим фонтаном. Созданием тем был гигантский – раз в пять крупнее любого, которого только можно встретить на Хайласте – орел с терракотово-черным оперением и ярко-желтым клювом. Такие птицы, именуемые еще грозоборцами – они не боялись подниматься в воздух даже во время самых чудовищных бурь – водились за океаном, в стране Ончанд. Именно оттуда и прибыл пернатый гость, заставивший многих учеников покинуть аудитории, невзирая на то, что урок начался десять минут назад.

Разумеется, птица прилетела сюда не сама по себе – для горного орла нет никакого смысла в том, чтоб лететь через море. Верхом на грозоборце в Эльнадор прибыл архимаг Фернголл – сильнейший волшебник Ончанда, давний друг Дорнблатта и член мирового Совета магов.

Поводьев на орле не было – да разве гордый сын небес позволил бы нацепить на себя эту жестокую снасть? Не каждый мог сделаться наездником грозоборца, но уж тому, кого орлы сочли достойным, не нужны были никакие удила. На широкой спине грозоборца было укреплено лишь некое подобие седла, более походившее на маленький трон. Дорнблатт усмехнулся. Да, дружище Фернголл всегда отличался от прочих волшебников склонностью к шику и блеску – это, конечно, не означало слепого стяжательства.

– Приветствую вас, о сыны и дщери Арлании! – Фернголл сошел вниз по деревянным ступеням, к которым был прибит золотыми гвоздиками отрез алой ковровой ткани.

– Приветствуем и тебя, о великий! – вразнобой прокричали в ответ студенты. Имени этого волшебника они не знали – просто не могли знать – но обстоятельства его появления многое говорили о статусе этого человека.

– Где я могу найти своего друга, архимага Дорнблатта? – поинтересовался ончандец, обводя взглядом собравшуюся во дворе толпу. В руке архимаг держал закрытую крышкой объемистую плетеную корзину.

– Я здесь, Фернголл, – ректор шагнул к нему из-за спин двух рослых учеников. Ончандец совсем не изменился за те пятьдесят лет, что они не виделись. Все та же короткая стрижка, круглые стеклышки очков в тонкой платиновой оправе, и аккуратно подстриженные пшеничные усы – Рад тебя видеть, мой старый друг. Должен признаться, твое появление стало для нас, хоть и приятной, но неожиданностью.

– Да-да, я же ведь собирался приплыть в Арланию по морю, – рассмеялся Фернголл, поставив корзину и заключив Дорнблатта в объятия. – Но в последний миг изменил свое решение. Хотелось поскорей очутиться здесь – очень уж давно не бывал старый Фернголл в ваших краях. А воспользуйся я кораблем, был бы сейчас лишь в середине пути.

– Насчет корабля я тоже не все понял, – недоуменно произнес Дорнблатт. – Ты же мог прийти ко мне через волшебное Зеркало. Так было бы во сто крат быстрее.

– Зеркало… – Фернголл спрятал глаза, будто был не старинным другом Дорнблатта, равным ему по силе, а проштрафившимся студентом арланской Академии. – Понимаешь ли, я его… А впрочем, нет, не сейчас, – прошептал Фернголл, бросая быстрые взгляды на сгрудившихся вокруг студентов. – Пойдем в твой кабинет, Дорн. Там я тебе все и расскажу. В Академии найдется, кому позаботиться о моем Гайго? Ему бы поохотиться где-нибудь…

– Найдется, – кивнул Дорнблатт. – Мой орел ему все покажет. Кармелон! – с главной башни Академии с клекотом поднялась в воздух волшебная птица с золотым оперением.

Компания из пяти человек и одного эльфа расположилась на уютной лужайке, притаившейся промеж трех крутобоких придорожных холмов. Лошадей отпустили щипать траву на расположенном поблизости живописном лугу. Ревенкрофт показываться не спешил. Его вообще не было видно. Должно быть, вампир полетел рыскать по окрестностям в поисках подходящей добычи. Таковой в этих местах могли стать лишь чьи-нибудь овцы – Ревенкрофт ведь дал зарок не нападать на людей, не узнав прежде, каковы они по своей сути1.

"Преломить хлеб" в понимании Брандорфа означало подкрепиться весьма основательно. Так что помимо собственно хлеба хастарец извлек из мешка с дорожными припасами копченое мясо, фрукты и зелень. Заффа предложил поджарить парочку кур, купленных в деревне, через которую "отряд Дорнблатта" проезжал три часа назад. Эта инициатива была встречена с большим энтузиазмом. Намор и Андрей отправились за хворостом в ближайшую рощицу, и скоро между холмами заплясал веселый костерок.

– Дела в Хастарии теперь творятся смутные, – посасывая мундштук видавшей виды трубки, рассказывал Брандорф. – Это если не сказать – скверные. В приграничных землях многие увлеклись колдовством. Как мне лично кажется, повинен в этом все тот же подлец Лангмар, – левая рука воина сама собой очутилась на рукояти кинжала. – После того, как погиб Рангвальд, в Хаддаре не раз снаряжали карательные отряды в Заболевшую Землю. Да только все без толку – никого найти так и не удалось. Наверное, колдун отводил людям глаза.

– К слову о Лангмаре, – Борланд наполнил опустевшие десять минут назад дорожные чарки. – Мы ведь как раз с ним и едем потолковать, – Весельчак подмигнул и провел ребром ладони по горлу.

Сидевший напротив Заффа принялся подавать ему сигналы бровями. Дескать, дружище, лишнего не сболтни.

Но Борланд, хоть и познакомился с Брандорфом всего полчаса назад, знал – этому человеку доверять можно. Хастарец старой закалки – надежнее, чем гранит. Это, может, средь недальновидной окраинной молодежи и найдется пара-тройка трухлявых людишек. А такого, как Брандорф хоть на ремни режь – своих он не сдаст.

– Ого! – Брандорф хотел было поставить чарку на траву, но вовремя вспомнил, что поступать так воспрещает старинный обычай. – Так может, мне присоединиться к вашему отряду? – задумчиво произнес хастарец. – Не возражаешь, Борланд?

Заффа принялся бешено подмигивать левым глазом. Но в данном случае Весельчак в таких предупреждениях не нуждался.

– Нет, брат, ты уж извини, – покачал головой Борланд. – Я с радостью принял бы тебя в команду, не будь наш враг колдуном. Он ведь и не один, к тому же – при нем подвизается еще три с лишним десятка таких же чернокнижников, и сила их в последнее время значительно возросла. Недавно они под корень вырезали целую деревню1. Она называлась Зейнон, ты, может, слышал?

Брандорф, нахмурившись, кивнул.

– Бороться с этими гадами можно только при помощи магии. Все мы – включая даже меня – ею владеем. А ты, Брандорф? Думаю, не обижу тебя, если, не дожидаясь ответа, сразу скажу, что нет.

– Это уж точно, – пробормотал бородач. – Я понял тебя, брат. Что ж, давайте выпьем за то, чтоб удача была на вашей стороне.

– Верно сказано, – кивнул Индалинэ. – Это, похоже, единственный фактор, на который мы сами не в состоянии повлиять.

– Ну хоть чем-нибудь я могу вам помочь, – с надеждой вопросил Брандорф, опрокинув в себя порцию настойки.

– Да, – сказал, подумав, Борланд. – Ты ведь едешь в Эльнадор. Разыщи там архимага Дорнблатта и передай ему, что наше путешествие проходит без эксцессов.

– Где я смогу его найти? – поинтересовался Брандорф. Арланец такого вопроса не задал бы, но в Хастарии, где магическая наука пребывала в довольно чахлом состоянии, имя Дорнблатта было известно далеко не всем.

– В Магической Академии, – последовал ответ. – Это в Королевском квартале, туда просто так не пустят. Так что скажи стражникам, что прибыл к ректору по просьбе Борланда. Хотя нет, лучше я прямо сейчас выпишу тебе пропуск – архимаг на всякий случай дал мне печать своей канцелярии. Еще, наверное, стоит усилить магией твоего скакуна – куда быстрее доберешься до Эльнадора. Кстати, Брандорф, а зачем ты туда едешь? Если не секрет, конечно.

– Да какой уж там секрет, – усмехнулся воин. – Ты ведь сам знаешь, в Хастарии все строго подчинено Кодексу. Не то что бы нам было вовсе запрещено жить как-то иначе, но… даже регулярное повторение приемов фехтования со временем смертельно надоедает, хоть от этого и зависит выживание в бою. Ежедневное и почти круглосуточное размахивание оружием, а также зубрежка военного устава. С ума можно сойти.

– Круглосуточное? Что-то я такого не припомню, – Борланд поставил печать, сложил листок вчетверо и протянул Брандорфу.

– Ученики Рангвальда были аристократами, им приходилось чуть полегче, – молвил хастарец. – А ты, Борланд, являясь гостем, и вовсе не был обязан следовать нашим правилам. Я лично так больше не могу. Вот и решил поглядеть, как живется в соседних землях.

– Понятно, – кивнул Борланд. – В последнее время везде царит весьма тревожная обстановка. Но в Арлании покамест за мечом лишний раз лезть не приходится. Надеюсь, так все и дальше будет.

– Для того ведь мы и живем! – воскликнул Намор Долгонос. Фраза его получилась настолько пафосной, что никто не смог удержаться от смеха.

– Кто-кто, а барды живут в первую очередь для того, чтоб потешать друзей задорными песнями, – Борланд слегка пихнул Долгоноса в бок. – Давай, Намор, спой-ка нам что-нибудь грандиозное!

– Кажется, есть одна песня, которая идеальным образом подходит к нашей ситуации, – промолвил бард. – Она называется "Зачарованные тропы".

– Ну-ка, ну-ка, – с любопытством произнес Брандорф. – Я никогда не слышал такой песни.

Долгонос расчехлил гитару, и уже через мгновение в воздухе над холмами заструился резвый мотивчик:

Впереди зловещий лес

Ввысь уносится стеною.

Кто-то, кажется, с небес

Наблюдает за тобою.

В небе полная луна,

Нетопырь крылом захлопал.

Робко ты ступаешь на

Зачарованные тропы.

Но опасность нипочем

Тем, кто небом этим избран.

Пасс рукою, взмах мечом:

Дух нечистый будет изгнан.

Будешь узнан там и тут,

Будет люд в ладоши хлопать.

К пьедесталу приведут

Зачарованные тропы.

Все невзгоды позади,

Даже мелкие заботы,

Но жива в твоей груди

К приключениям охота.

В кухне стряпает жена

Суп с картошкой и укропом,

Ну а память манит на…

– Зачарованные тропы! – одновременно грянули все шестеро. Над костром, попискивая в такт, пролетел нетопырь.

– Ты молодец, Намор, – промолвил Борланд, панибратски хлопнув барда по плечу. – Отличная песня. Она действительно очень подходит нам. Самое главное – что в ней все хорошо заканчивается.

– У вас тоже все будет хорошо, – сказал Брандорф. – Иначе просто не может быть.