13-й отдел НКВД. Книга 2

Глава 18

Думал, не засну. Мысли о том, что девчонка где-то шляется с немецким генералом, сильно поддергивали нерв. Не знаю, какая из них, из этих мыслей, раздражала больше. Тревога за Лизу или обычная человеческая жаба. А точнее, мужское эго, раненное тем, что женщина, которая мне привлекательна, отирается рядом с другим.

Однако, только бабуля вышла из комнаты, вытащив чуть ли не за шиворот Мацкевича, который готов был, как Хатико, сесть рядом с моей кроватью и ждать того момента, когда мы сможем двинуться в сторону столь желанной ему книги, я закрыл глаза и моментально вырубился. Видимо, тело умнее в этом вопросе, чем голова. Оно решило, ну их к черту, глупые переживания, надо спать.

Снилась какая-то ерунда. Хотя, снов не видел сто лет. Отчего-то я стоял на том самом месте, где нам приготовили засаду, в Сирии. Но только был один. Рядом никого. А потом вдалеке появился вроде дед. Его силуэт. Он махнул мне рукой и пошел вперёд. Я – за ним. Думаю, как это так? Иваныч сидит дома, почему тут его вижу. Во сне не понимал, что деда то и нет уже. Казалось, будто все происходит именно в тот, реальный момент, когда я отбывал последнюю командировку, а дед ждал меня. И вот он теперь уходит. Я пытаюсь догнать, но не получается. Как тогда, в Москве. Бежал за Мацкевичем, и сделать ничего не мог, он отдалялся все сильнее. С дедом сейчас так же было. Только вокруг не московские подворотни, а сирийский, гораздо более унылый, пейзаж. Я уже психовать начал. Да как так то? И вдруг Иваныч остановился. Повернулся ко мне лицом, а потом улыбнулся. Никогда не видел дедовой улыбки. На самом деле. Он всегда был серьезный, строгий, загруженный своими думками. А тут вдруг искренняя, добрая, широкая улыбка. Будто он очень сильно рад меня видеть. Вот ведь странно. И главное, сон был настолько яркий, казалось, сейчас крикну ему, он отзовётся. Что за ерунда? К чему это? Случайность или сюжет имеет значение?

С этими мыслями и проснулся. Открыл глаза – лежу в той же комнате, в той же постели, куда меня Мацкевич доставил. За окном светло. В одном из кресел, свесив голову на грудь, похрапывая, сидит Генрих Эдуардович. Дремлет, вроде как. Его, похоже, мучает сомнение, не убегу ли я. Боится оставлять одного.

Только завозился, Мацкевич тут же подскочил на месте, вытаращив глаза.

– Доброе утро, няня.

На мое жизнерадостное приветствие он ответил хмурым взглядом, явно не имея желания шутить.

Тут же в комнате появилась Наталья Никаноровна, будто под дверью караулила, честное слово.

Началась суета и кутерьма вокруг моей персоны. Генрих принялся ощупывать голову. Естественно, опять же, мою. Свою то ему зачем щупать. Мол, как я себя чувствую. Не кружится, не болит ли? В общем, натурально заботливая мамочка.

Бабуля, в свою очередь, прошла к окну, приоткрыла одну створку, впуская морозный воздух, а потом с довольным лицом сообщила, что готов обед. Потому как, по ее словам, уже даже не завтрак, и вообще советскому человеку, чекисту, негоже иметь барские замашки, валяясь в постели половину дня. Мацкевич сразу начал спорить, доказывая, что при травмах головы нужно много отдыхать.

Было, честно говоря, ощущение сюрреализма. С одной стороны, знаю прекрасно, нахожусь сейчас на территории, подконтрольной немцам, а с другой, вся эта хозяйственная деятельность, развитая Натальей Никаноровной и Генрихом вообще была далека от войны и ее ужасов. Будто мы этакая добропорядочная семейка: тетушка, добрый дядя и великовозрастный парень, который прихворал. Короче, полная идиллия, но отсутствовал лишь один элемент – Лизонька. Девчонка так и не появилась.

Ни в этот день, ни на следующий. Мы чинно благородно отобедали, потом отужинали, однако, блондиночка не пришла. Я косился в сторону Натальи Никаноровны, прикидывая, как бы задать интересующие вопросы, не нарвавшись на очередную порцию яда с ее стороны. Да и Мацкевич своим присутствием мешал изрядно. При нем особо не разгуляешься. Чрезвычайный интерес к Лизе будет выглядеть странно.

После ужина меня благополучно снова отправили в постель. Что удивительно, я в этот раз тоже быстро вырубился и мне опять снился дед. Это уже настораживало. Теперь мы оказались в кухне. Тот самый момент, когда я пришел к Иванычу после возвращения и рассказал о Петьке. Главное, почему-то все было смазанным. Обстановка комнаты расплывалась, я просто понимал, что это – квартира деда. Начало нашего разговора тоже невнятное. Но зато в определенный момент Иваныч посмотрел на меня и очень четко, будто и правда находился рядом, сказал те самые слова: «Все не так, как кажется, особенно если это кому-то выгодно».

Конечно же, именно в этот момент я проснулся.

Чертовщина какая-то. Уж теперь на случайность не спишешь. За все пять лет Иваныч никогда мне не снился. Вообще ни разу. А тут – две ночи подряд.

Однако спокойно поразмыслить об этом не дали. Рядом уже привычно бдил Мацкевич. Все в том же кресле. Вот это воля и стремление у человека. Либо, как сказала Наталья Никаноровна, фанатичная зависимость от книги, которую он безумно хотел получить.

Меня снова осмотрели, залили в рот разведённый порошок. И, словно я оказался в дне сурка, на пороге обозначилась бабка-демон все с той же радостной улыбкой.

Показательно, что бабуля активно принялась помогать Мацкевичу ухаживать за мной, но при этом, в моменты, когда вроде бы на нее никто не обращал внимания, хмурилась, чем – то недовольная.

Я все-таки попытался разузнать о блондиночке. Задал вопрос равнодушным тоном, мол, где же внучка. Не вида́ть ее совсем. В ответ получил достаточной резкий ответ, что Лиза, в отличие от некоторых, занимается делом. Камень, прилетевший в мой огород был вроде не заслужен, потому как торчать в постели с квохчущим рядом Мацкевичем, вовсе не мой выбор. Я вообще пытался обоим объяснить, что не все так страшно и уж вставать точно могу. Но Генрих Эдуардович упорно тряс головой, как козел, честное слово, не хватало только бороды и рогов, была бы точная копия, доказывая, будто распоряжение доктора надо выполнять.

Конечно, при встрече, когда договаривались о дальнейших действиях после моего освобождения из рук фрица в перчатках, я сам сказал Мацкевичу, что надо прийти в себя. Но суть этого сводилась к необходимости времени для решения задач по линии Тихонова. Бог его знает, сколько понадобится дней Лизе на возможность раскопать нужные сведения. Всё-таки не думаю, что секретные данные лежат в свободном доступе. Как бы то ни было, возвращаться нам нужно в любом случае вместе. А, учитывая, как Мацкевич бьёт копытом, желая оказаться в Москве, сослаться на состояние и задержаться среди немцев исключительно по причине плохого самочувствия, лучше всего. Правда, сильно затягивать тоже нельзя.

Майор, конечно, в любом случае знает, где мы находимся и чем занимаемся. Но для Генриха все должно быть правдоподобно. Поэтому пусть думает, будто ещё надо обыграть наше возвращение. Не скажешь же ему, что нас итак ждут на Лубянке. Оптимальный вариант – версия, будто мы случайно выжившие и сбежавшие из Калинина граждане. Только не представляю, как Генриху Эдуардовичу объяснить, зачем Наталья Никаноровна и Лизонька поперлись обратно. По легенде они так рвались к немцам, что чуть меня не угробили, ради автомобиля и возможности попасть за линию боёв. Представляю реакцию Мацкевича, когда они с чемоданом отправятся обратно. Типа, передумали, что ли? Погостили, хватит? Хотя, зная бабку-демона, не сомневаюсь, она что-то придумает. В любом случае, важнее было им оказаться рядом с фон Боком, и чтоб при этом, меня вытащил из рук немцев Генрих Эдуардович. Между прочим, Наталья Никаноровна так ведь и предрекала. Что недолго мне рисковать здоровьем. Потом они, немцы, будут пылинки сдувать. Может, конечно, и не сдували, но тем не менее, два дня я провел, как в санатории. Отдых, еда, покой.

Кстати, по поводу фон Бока. Как раз на второй день выяснилось, что он очень желает меня видеть. О чем, собственно говоря, сам Мацкевич сообщил нам с Натальей Никаноровной. Причем Генриху это очевидно сильно не нравилось. Он кривился, как от зубной боли, вздыхал и всячески демонстрировал недовольство из-за того, что мне придется идти на встречу с генералом.

– Он хочет говорить о книге. – Мацкевич даже эту фразу произнес, будто килограмм лимонов пережевывал. – Конечно, мне пришлось сказать ему, кто ты такой, дабы тебя оставили в покое. И чем ты интересен для самих немцев тоже пришлось сказать. Им книга позарез нужна.

– Я так понимаю Вы, Генрих Эдуардович, обещались упомянутую Вами книжонку отдать немцам? – Бабуля была счастлива и радостна без особой на то причины, чем изрядно Мацкевича нервировала. Он не привык к общению с этой особой, помня ее, похоже, по далёкому дореволюционному времени.

Генрих Эдуардович молча сверкнул в сторону Никаноровны своим безумным взглядом.

– Ну, я так и думала. Вы явились сюда, зная, что как только имя сообщат Геббельсу, поступит приказ беречь Вас как зеницу ока. Из рассчёта на ту самую вещь, которую теперь может добыть только Иваныч. Соответственно, и фон Боку вы поведали, что этот парень, которого мы с Лизкой доставили, не смотря на форму и принадлежность НКВД, крайне нужный для Вермахта человек. Логично, генерал хочет пообщаться с ним лично. Что вас удивляет в его желании? Ну, хорошо. Надо так надо.

– Откуда знаете про интерес Геббельса? – Мацкевич сразу напрягся.

– Генрих, умоляю. Вспомните, при каких обстоятельствах ваши маменька с папенькой стали вхожи в круг моей семьи. Уж что-то, а Ваше прошлое посмотрела. Сами знаете, могу. Лагерь, конечно, не способствовал саморазвитию, но прошлые то навыки остались.

– Ну, да… Вы можете. – Генрих сразу успокоился. Видимо, в его воспоминаниях на самом деле присутствовала та самая Долгорукова, с подачи которой он сам занялся мистикой. В конце концов, именно княгиня подтолкнула Мацкевича к книге. По сути ведь так. – Я потому, когда Вас увидел здесь, выбирающейся из этого автомобиля, сразу узнал. Несмотря на столько минувших лет и на то, что сейчас Вы, конечно, выглядите иначе.

Бабуля мило улыбнулась в ответ на слова Генриха. Она, кстати, вообще совершенно не парилась по поводу предстоящей встречи.

А я, честно говоря, был доволен тем, что смогу выбраться, наконец, из этой постели и этого дома. Даже пусть и к немецкому генералу. Хотя бы пройдусь, огляжусь, прикину ситуацию. Нужно понимать, что, где и по чем. Да и Лизоньку хотелось все-таки разыскать. Второй день я нахожусь в этом доме, а ее не видно. Что она, круглосуточно с фон Боком?

Поэтому, когда бабуля заявила, мол, нужно пообедать, прежде чем состоится столь важная беседа, с энтузиазмом покинул постель, оделся в чистую рубаху со штанами, которые аккуратно сложенные лежали рядом на стуле, и под бдительным контролем Мацкевича пошел в столовую, где бабуля накрыла стол. Кстати, очень неплохо накрыла. Хлеб, горячий суп, скорее всего, судя по запаху, на курином бульоне, масло, кусочки копчёного мяса. Похоже, немцы дорожили представителями княжеской фамилии, переживая за их рацион. То-то бабка-демон цветет, аки роза в саду.

Не успели закончить с едой, при этом, Наталья Никаноровна уплетала бодро, за обе щеки, я вообще заметил, с едой у нее были особые, очень близкие отношения, на пороге комнаты появился немецкий солдат. Мацкевич при взгляде на фрица совсем загрустил. Он и до этого-то был невесел. Тоскливо грыз кусочек хлеба, на остальные вкусности даже не глядел. А тут совсем потемнел лицом. Однако, после того, как вошедший немец прогавкал несколько фраз, и Генрих Эдуардович перевел, что нас ждёт генерал, соответственно, надо бы поторопится, он поднялся из-за стола, планируя меня сопровождать. Ему сильно не хотелось, чтоб я шел к фон Боку, но отпускать меня одного, очевидно, не хотелось ещё больше.

– Ну… давайте… Чтоб все хорошо там. – Неопределенно пожелала нам бабуля. Потом подняла руку. Я уж подумал, крестить что ли собирается. Это вообще, конечно, было бы что-то с чем то. Демон, провожающий крестным знамением. В последнюю секунду она, похоже, решила так же и руку опустила.

Я, как и мой нервный опекун, выбрался из-за стола, подхватил висевшую у выхода верхнюю одежду, и направился к ожидающему немцу. Мацкевич – следом.

Мы вышли из дома, пересекли территорию, которая при свете дня и при более внимательном рассмотрении показалась мне похожа на какую-то старую усадьбу с множеством построек. По периметру располагалось несколько зданий. В том числе, терем, где мы проживали. Солдат же отвёл нас к более основательному и солидному зданию в два этажа, которое значительно выделялось среди остальных.

На входе, у дверей, стояли караульные, внутри сновали немецкие офицеры и рядовые. Офицеров, конечно, было значительно больше. Рядовых насчитал человек пять. И то, они, похоже, явились по требованию руководства.

Наш провожающий двигался без остановки. Я головой крутил, конечно, рассматривая все детали и заодно запоминая, что внутри дома, но старался не отставать.

Поднялись на второй этаж.

Вдоль коридора тянулись двери комнат. В одну из них немец нас завел. В принципе, ничего необычного в помещении не было. Стол, стул, диваны для посетителей. За столом сидел человек сразу же привлекший моё внимание. Он напоминал сушёную камболу. Голова его в верхней части была значительно шире, чем внизу. Лицо к подбородку заострялось в форме треугольника. Почему-то особо выделялись его уши даже из-под фуражки. Они были максимально лопоухими, насколько это вообще возможно. Верхние кончики отставали от головы и смешно оттопыривались. За спиной генерала, а вполне понятно, это был именно он, стояла Лиза. Я увидел девчонку впервые за последние несколько дней. Ну, что сказать. Выглядела она более, чем хорошо. Нарядное платье, довольно лицо, красиво уложенные волосы. Даже как-то обидно. При моём появлении она не повела бровью, как-будто мы не особо знакомы.

Мацкевич поздоровался на немецком, и генерал, в ответ, указал нам на стулья, которые, видимо, тоже предназначались для посетителей.

– Я буду переводить, – Уточнил Мацкевич, будто были сомнения в том, зачем он вообще пошел со мной.

Генерал несколько минут молча рассматривал меня, потом задал ряд вопросов по интересующей его теме. Естественно, о книге в первую очередь. Фон Бока волновало, знаю ли я о её местонахождении. Получив утвердительный ответ, он сказал, что в Берлине больше ждать не желают, поэтому сегодня необходимо отправиться в Москву.

Лиза всё это время стояла с каменным лицом, как-будто смысл разговора ее совершенно не волновал. Она старалась не смотреть в мою сторону, больше сосредоточившись на Мацкевиче. Фон Бок заявил, что мы отправимся вместе с Генрихом Эдуардовичем, но вместе с нами пойдет Лиза и ещё один человек. Наталья Никанорова останется ждать здесь. Я чуть не засмеялся в голос от того, как ошибочно и неправильно мыслил генерал. Понятно вполне, бабуля должна стать кем-то вроде заложника. Если мы с Мацкевичем на пару решим сбежать, теоретически, Лиза и тот самый второй человек, нас остановят от необдуманных поступков. Видимо Фон Бок хотел обезопасить себя от любого незапланированного развития событий. Похоже, Мацкевичу он тоже не особо сильно доверял. Но самое смешное в этой ситуации что немец искренне считал, будто бабуля – самый безопасный из всех нас человек. Ох, какой наивный фашист…

Собственно говоря, на этом наша аудиенция была закончена. Не так все страшно, как казалось. Подозреваю, генерал хотел увидеть меня и убедиться, что слова Мацкевича были правдивы. Всё-таки, на секундочку, из-за них освободили чекиста, который вез секретный пакет. У меня, правда, оставался вопрос, кто станет четвёртым в нашей чу́дной компании. Присутствию Лизы я, конечно, был рад. Думаю, она сама и предложила свою кандидатуру.

Генрих Эдуардович заявил, будто этот человек подойдёт вечером, а с территории немцев мы, соответственно, выдвинемся ночью.

Наталья Никаноровна ждала нас с нетерпением. Едва мы зашли в дом, сразу бросилась с расспросами. Услышав пересказ встречи от Мацкевича, она довольно потёрла руки.

– Отлично. Всё идёт как надо…

Генрих Эдуардович реакцией бабули озадачился. Он явно не понимал, что, куда идёт и почему Наталью Никаноровну это так радует.

– Вы же понимаете Елизавету отправляют с нами в качестве гарантии. Это риск для девочки. Но главное, она непременно должна вернуться, если не с нами, то с книгой точно. Иначе Вас убьют. Это вполне очевидный план генерала. – Мацкевич на всякий случай решил пояснил бабуле ситуацию, подозревая, может, это старческий маразм и она просто не видит истинных мотивов Фон Бока.

– А ты Генрих в любом случае возвращаться не собираешься. Так ведь? – Бабуля с улыбкой посмотрела на него. – Ты просто прибился к немцам, чтоб избежать наказания со стороны чекистов. Они же ищут тебя. Это факт известный. А тут столь неожиданное, но счастливое совпадение. Появление Иваныча. Теперь твои планы – оказаться, как можно дальше, от всех, и от фашистов, и от Союза, но только с книгой в руках.

Маркевич попытался что-то возразить, но бабуля тут же его остановила:

– Не вздумай врать. Ты был бы полным идиотом, если бы вернулся сюда. Ещё раз говорю, в твои планы это не входит. Но меня вполне все устраивает. Не спрашивай, почему. – Наталья Никаноровна подняла руку, пресекая новую попытку Мацкевича что-то сказать в ответ. – Я в твои дела нос не сую. И ты в мои не суй. А вообще, мне кажется, Генрих, надо тебе поспать.

Как только Наталья Никонорова произнесла последние слова, Мацкевич красиво осел, упав на пол. Бабка-демон переступила через лежащего аки сомлевшая гимназистка, Генриха Эдуардовича, при этом велев мне идти следом за ней.

– Хоть этот гад и спит, но поговорим в другой комнате. – Серьезно заявила бабуля.

Как только оказались в соседней спальне, Наталья Никаноровна повернулась с абсолютно каменным лицом.

– Теперь слушай сюда. Сегодня с Мацкевичем идёшь в Москву. Сведения, которые будут нужны майору, уже у Лизки. Этот Фон Бок ни о чем, кроме наступления не думает. С утра до ночи просчитывает, откуда ударят основные силы. Предвосхищая твой вопрос. Нет, мысли Лизка читать не умеет. Но в момент слабости заставить генерала, вынести свои размышления на бумагу, очень даже. Причем, сам фон Бок, конечно, этого не помнит. Тут все сделано идеально. Остаётся вопрос, ради которого всё мероприятие, собственно говоря, мной было затеяно. Та самая вещь, о которой говорила. Прежде чем уйти, необходимо вытащить ее. Поэтому сделаем так. Однозначно с вами отправят ещё кого-то. Это было ожидаемо. Не такой уж генерал дурак, чтобы полагаться только на любовь Лизы к родной бабке.

– Да, он говорил, будет ещё один человек но пока неизвестно кто. – Наталья Никаноровна моего мнения не спрашивала, но я всё-таки поддакнул. Потому что данный момент волновал меня сильнее прочего.

– Ерунда, – отрезала бабуля. – Кто бы ни был, нам не помешает. Уверяю тебя. Соответственно, прежде, чем выйти с немецкой территории, вам нужно будет с Елизаветой забрать необходимую всем нам вещь. Запомни Иван, сейчас на кону стоит гораздо больше, чем полгода назад. Сохрани ты Василию жизнь, было бы проще. Теперь ситуацию усугубилась, и на её решение потребуется значительное количество сил. Вы должны забрать у Фон Бока то, что ему не принадлежит. От этого зависит дальнейший ход войны, в том числе. Да и домой, я думаю, тебе тоже очень хочется. Есть ещё один нюанс. Чем дольше ты находишься не в своём теле и не в своём времени, тем тяжелее возвращаться. Твоя душа медленно, но крепко привязываться к телу Иваныча. Если дотянем, ты просто останешься своим дедом навсегда. Думаю перспективы не особо радостные. К тому же, его душа так и будет висеть черти где. Поверь, в том месте, где она сейчас, мало приятного. Поэтому говорю тебе, уж постарайся. Чтоб все вернулось на правильный круг. Ты к себе, Иваныч в своё тело. Ну… и мои интересы в данном случае очень важны.

– Все прекрасно понимаю. Спасибо, что «вовремя» предупредили о срочности. Как вы собираетесь отсюда переместиться в Москву? Вы же не планируете оставаться с немцами навсегда? – Я был готов нарушить правило, по которому не бью женщин. Вот этой конкретной особе очень давно хочется открутить голову. Утаила столь важные факты. Этак, если мы будем туда-сюда шататься, есть огромный риск вообще сгубить и деда, и себя.

Наталья Никаноровна посмотрела на меня так, будто я сказал несусветную глупость. Правда, сам это почти сразу понял. Уж точно существо, находящееся внутри неё, никто не сможет удержать против его воли. Соответственно, как только мы уйдём, либо как только мы доберемся до Москвы, бабуля обязательно найдет способ оказаться рядом с нами. Кстати, я очень сочувствую немцам. Думаю, это будет что-то фееричное, учитывая ее извращённое чувство юмора.

– Что это за вещь? Конкретно, где искать? – На лирику точно нет времени. Нужно понимать ситуацию.

– Нет, Иван. Все подробности узнаешь на месте, от Лизки. Сейчас пока что рано об этом говорить. Значит, на данный момент набирайся сил, потому как ночь и следующий день, вы проведете в пути. Плюс, не забывай, ещё четвертый человек, представленный генералом. Пока не понятно уровень сложностей, которые он принесет. Решим, конечно, несомненно. Но все очень относительно. Подробности того, что вам надо сделать, тебе сообщить Лизка. Поверь, так лучше.

– Слушайте, вы всё время говорите, поверь так лучше. Поверь, так правильно. Ну, почему я должен вам верить? Особенно, зная кто вы.

– Потому что, Иван, на данный момент мы заинтересованы в одном и том же. Тебе нужно получить обратно свою жизнь и добиться того чтобы Иваныч прожил свою, а мне нужна книга и возврат к исходным событиям. Прошлое менять нельзя. Надеюсь, ты сделал из ситуации правильные выводы?

– А я надеюсь, что эти выводы мне больше не понадобятся, когда всё закончится. И что мы с вами больше не увидимся. Но… у меня всё-таки один вопрос, на которого так и не ответили. Тогда, в Сирии, это Вы спасли меня? Правильно понимаю?

– Правильно понимаешь. Ты должен был умереть, но это не входило в мои планы, во-первых. А во-вторых, у нас тобой была договорённость. Однажды, в подходящий для этого момент, я спасу тебе жизнь.

– Странная история… я не помню таких договорённостей.

– А это потому что ещё время не пришло. Наступит момент, и мы обязательно договоримся. Сейчас не думай об этом. Думай о том, как всё провернуть вечером.

С этими словами Наталья Никаноровна и вышла из комнаты.