Глава одиннадцатая

1

Соединенные Штаты находятся на грани гражданской войны.

В течение недели после избрания губернатора Тилдена президентом республиканская пресса, республиканская партия и федеральная армия под командованием республиканского президента открыто пытаются изменить результаты народного голосования. Это самый настоящий и вопиющий скандал, вызывающий тревожные мысли.

По положению на сегодняшнее утро Тилден может полагаться на 184 голоса выборщиков, а Хейс — всего на 166. Девятнадцать голосов «сомнительных», несмотря на очевидную подавляющую победу Тилдена у избирательных урн.

Каждый день новые сообщения со всех концов страны будоражат народ. Поговаривают о марше на Вашингтон. Говорят, что Юг вооружается. Лучшие люди из числа республиканцев в ужасе от того, что происходит, и демократическое большинство страны приобрело вдруг очень странных союзников; среди них сенатор Конклинг, который заявил, что Тилден избран законным президентом; он предупредил, что отчаянные республиканцы могут попытаться украсть то, что им не принадлежит. Конклинг говорит, что если Тилден незамедлительно заявит о своих правах, то он, Конклинг, и еще ряд влиятельных республиканцев его поддержат.

Но заявит ли Тилден о своих правах, к тому же незамедлительно?

Сегодня я снова пробрался сквозь толпу на Грамерси-парк. Показав значок полицейскому, который неотлучно дежурит возле дома новоизбранного президента, я был допущен внутрь. Комнаты внизу заполнены политическими лидерами со всех концов страны. Какие-то люди толкали меня со всех сторон, пока я не увидел на лестнице Биглоу. Он пригласил меня следовать за ним и провел в кабинет губернатора. На мой вопрос «Что происходит?» он ответил: «Ничего. И все, что угодно».

С Тилденом были Хьюит, Дорсхаймер (вице-губернатор штата Нью-Йорк) и какой-то южный политик из Луизианы. Тилден встал из-за стола и официально со мной поздоровался. Я заметил, что его левое веко опустилось еще ниже, из-за чего создается беспокойное чувство, будто губернатор подмигивает тем, кто хочет его обжулить. Он снова сел и сказал:

— Хьюит сообщит нам некоторые цифры.

Следует заметить, что Хьюит оказался подлинным бедствием на посту председателя партии. Тилден согласился на Хьюита, ибо намеревался сам руководить предвыборной кампанией, что он и проделал весьма успешно. Однако никто не предвидел, что в дальнейшем Тилдену придется опираться на председателя партии, избранного всего двумя годами ранее в палату представителей; до этого он занимался металлургией. Я подозреваю, что его и Тилдена связывает главным образом несварение желудка: он тоже постоянно икает, задерживает дыхание.

Читает Хьюит очень гладко.

— Джентльмены, народное голосование принесло следующие результаты: Тилден — 4 300 590 голосов, генерал Хейс — 4 036 298; это дает Тилдену общее большинство в 264 292 голоса. Мы победили подавляющим, неоспоримым большинством в штатах Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут. Мы также, что весьма неожиданно, но удачно, победили в штате Индиана. В результате в коллегии выборщиков Тилден имеет фактически 196 голосов, а Хейс — 173. Республиканцы же утверждают, что у Тилдена 184, у Хейса 166 и 19 голосов спорных…

— Но пока мы тут сидим, они забрались в курятник и воруют у нас цыплят… — начал южанин.

— Возможно, — прервал его Тилден. — Продолжайте, мистер Хьюит.

— Республиканцы надеются присвоить себе нашу победу во Флориде и Луизиане. Во Флориде мы победили с перевесом в 92 голоса. Но в штате Луизиана мы одержали внушительную победу, получив на 6549 голосов больше наших соперников. Счетные комиссии, которые будут подводить итоги голосования в этих штатах, заполнены республиканцами. Они состоят из послушных, неграмотных негров и приезжих северян…

— Вы их характеризуете чересчур вежливо, — мрачно сказал южанин. — На самом деле это проклятые саквояжники и их тупоголовые чернокожие дружки…

— Сэр, предоставим эмоции нашим соперникам, — сказал Тилден, пытаясь обратить слова южанина в шутку. — Мы можем себе это позволить, потому что у нас есть голоса.

— Пока есть, — сказал южанин, отхлебнув из пивной кружки виски.

— Пока, — эхом повторил Хьюит и снова заглянул в свои записи (из них я и переписал цифры). — Луизиана и Флорида дают двенадцать выборщиков. Если эти штаты отойдут к Хейсу, он будет избран президентом с перевесом в один голос в коллегии выборщиков. То есть 185 за Хейса и 184 за губернатора Тилдена.

— Я не допускаю возможности, что итоги голосования в Луизиане могут быть изменены, даже с помощью «послушных неграмотных негров и приезжих северян», — сказал Тилден. — Однако из этих штатов поступают тревожные вести. Взяточничество, запугивание… — Он замолчал и проглотил еще одну таблетку, запив ее минеральной водой. Хьюит таблеток не принимал и, шумно задержав дыхание, подавил очередной приступ икоты.

Тилден продолжал:

— Джентльмены, год назад республиканцами в сенате была уготована для нас ловушка. Я знал о том, что происходит, но, поскольку находился в Олбани, не имел возможности повлиять на ход событий. А наша партия в сенате позволила себя одурачить. — На какое-то мгновение холодный взгляд Тилдена задержался на конгрессмене Хьюите, который имел весьма жалкий вид.

— Наши прошлогодние успехи на промежуточных выборах в ряде штатов ясно показали республиканцам, что в этом году мы победим в Нью-Йорке и многих других штатах; именно это и произошло. Они знали также, что Юг — за нами; так оно и вышло. Как, спрашивается, могли они предотвратить нашу победу? Конечно, у них были… у них есть войска в трех южных штатах, где установился, — Тилден повернулся в сторону южанина и усмехнулся… — режим саквояжников. Вот они и рассчитывали, что, если дело примет самый неблагоприятный оборот, эти незаконные власти штатов просто-напросто выкинут бюллетени, поданные за нас, и подменят их таким числом поддельных, какое обеспечит победу республиканцам.

— Однако это невозможно, после того как итоги голосования обнародованы! — Невинность Биглоу в делах такого рода не перестает меня восхищать. Даже я отлично понимаю, в каком направлении развиваются события.

— Все-таки это возможно. Наше большинство поставлено под сомнение и оспорено. Будет организован «пересчет» голосов. Направо и налево будут вручаться взятки, и, уж конечно, свое большинство в 92 голоса в штате Флорида мы потеряем.

— Но вы не потеряете Луизиану, губернатор, если включитесь в борьбу незамедлительно! — Это был голос южного политика.

— В борьбу — сколько угодно. Но и в подкупы тоже? — с мягкой иронией спросил Тилден.

— Боюсь, что вам придется платить, губернатор. На нашем Юге все продается вне зависимости от партийной принадлежности.

— Теперь вы понимаете проблему. — Голос Тилдена вдруг стал жестким и печальным. — Я добился того, ради чего начал борьбу. Я избран президентом явным большинством нашего народа, которое, подобно мне, возмущено состоянием дел в стране. Однако теперь, если я хочу занять должность, на которую избран, я должен превзойти в расходах генерала Гранта и его друзей.

Мы все замолчали. У идеалиста Биглоу был совершенно несчастный вид. Тилден несколько минут молчал и смотрел на часы над камином. С каждым движением секундной стрелки мы приближаемся к шестому декабря, когда коллегия выборщиков должна будет решить не только судьбу тех, кто собрался в этой комнате, но и судьбу Соединенных Штатов.

С улицы доносились громкие голоса. «Ура дяде Сэму!» — так люди называют теперь Тилдена. Губернатор прикусил нижнюю губу. Какое-то чувство шевельнулось вдруг под этой бесстрастной оболочкой.

— Ах да, ловушка, — вспомнил Тилден. — Позвольте мне объяснить. В 1865 году конгресс, в котором доминировали республиканцы, принял так называемое Двадцать второе единое правило. Цель его — прояснить конституцию, которая гласит, что голоса коллегии выборщиков передаются председателю сената. Затем в присутствии обеих палат конгресса он объявляет итоги голосования по штатам и совершает окончательный подсчет голосов выборщиков. Однако в конституции ничего не говорится о том, как следует поступать, если итоги голосования в каком-либо штате оспариваются.

Погрузившись в пучину права, Тилден заметно оживился. Голос его звучал на редкость уверенно.

— Двадцать второе единое правило гласит, что если итоги выборов сомнительны, то вопрос подлежит рассмотрению на совместном заседании обеих палат конгресса. Мудрое решение, которое ликвидировало изначальную туманность конституции. — Часы над камином пробили пять часов; Тилден сделал паузу. Наверное, каждый из нас весьма глупо отсчитывал про себя удары.

— Итак, единое правило конгресса является законом, который могут отменить только обе его палаты. Однако в прошлрм январе наши коварные республиканские друзья в сенате, предчувствуя свое поражение на нынешних выборах и желая сохранить за собой не раз упоминавшиеся сегодня южные штаты, в одностороннем порядке отменили единое правило десятилетней давности и…

— Односторонне, следовательно, незаконно? — оживился Биглоу. Тилден кивнул.

— Это было сделано быстро, без обсуждения. Наша партия так ничего и не поняла, пока не было уже слишком поздно.

— Но должны же быть какие-то способы арбитража, даже без единого правила? — Хьюит изо всех сил старался выглядеть знатоком предмета, никак не связанного с металлургией.

— Надеюсь. Должен найтись какой-то механизм. И мы должны изыскать способ, которым он может быть честно приведен в действие.

— Вот что я скажу. Идите к тем, кто вас избрал, зовите их на улицы Нового Орлеана и Батон-Ружа! Затем поезжайте туда сами в качестве новоизбранного президента, которым вы являетесь; когда на улицах окажется пятьдесят тысяч демократов Луизианы, вооруженных до зубов, саквояжники не решатся украсть ваши бюллетени.

— Но там будет еще и пятьдесят тысяч солдат федеральной армии, готовых возобновить гражданскую войну. — Тилден сохранял внешнее спокойствие.

— Но что я скажу нашим людям, которые до сих пор ждут моего слова в здании телеграфа Нового Орлеана?

На этот вызов Тилден смог ответить лишь своей знаменитой присказкой: «Встретимся позже». Если суждено вспыхнуть гражданской войне, Тилден не хочет иметь славу человека, сделавшего первый выстрел. Его позиция меня восхищает и бесит одновременно.

— Что ж, сэр, я скажу вам, что случится, если вы не займете сию же минуту твердую позицию. — Луизианский политик (надо узнать его имя) говорил жестко. — Некоторое количество, а точнее, около сорока южных демократов — членов конгресса покинут вас и поддержат Хейса, если он пообещает вывести федеральные войска из тех штатов, где они сейчас находятся, и вернуть нам нашу утраченную свободу.

— Однако, сэр, вы избрали меня подавляющим большинством именно затем, чтобы это сделать, и я сделаю это, — так же жестко ответил Тилден. — Не поверю, что какой-нибудь южанин может довериться партии генерала Гранта.

В этот момент Тилдена позвали вниз встретить группу юристов — конституционных экспертов. Мы остались в кабинете, ничуть не успокоенные Тилденом. Луизианец пил виски, Хьюит просматривал свои бумаги.

Биглоу приглушенным голосом рассказал мне о последних событиях, взяв обещание, что я не напишу об этом в «Геральд».

— Мы можем получить голоса выборщиков от Южной Каролины за 80 ООО долларов.

— Разумно.

— Пелтон как раз сейчас ведет переговоры с членами счетной комиссии штата. Они требуют, чтобы деньги были доставлены в Балтимору к вечеру в воскресенье. Наличными. Купюрами по 1000 и 5000 долларов.

— Губернатор готов платить?

— Нет. В настоящий момент губернатор направляет на Юг всех честных и достойных людей, каких только может вспомнить, чтобы противодействовать республиканцам, которые уже послали туда половину руководства своей партии, в том числе вашего друга Гарфилда; он сейчас в Луизиане, обхаживает Дж. М. Уэллса, шефа счетной комиссии штата.

— Он дорого берет?

Биглоу пожал плечами; это был не показной жест, а настоящая судорога всего тела.

— Говорят, что Уэллс отдаст нам Луизиану за миллион долларов. Наличными.

— А губернатор?

— Не собирается платить за то, что он выиграл на выборах.

— А что Флорида?

— У. Е. Чендлер прибыл туда девятого ноября. На сегодняшний день ему переведено из Нью-Йорка 7000 долларов. А тем временем, на всякий случай, республиканский губернатор Флориды попросил Гранта направить в его штат войска. Мы туда тоже послали хороших людей…

— Вооруженных деньгами?

Биглоу ответил болезненной гримасой.

— Надеюсь, что нет. Однако Хьюит сказал мне, что Флорида будет стоить 200 000 долларов. Их нужно заплатить прямо членам комиссии по пересчету бюллетеней.

— Мне эти требования кажутся скромными.

— А я рассматриваю это как ужасное бесчестье!

— Джон, большую часть своей жизни вы провели в этом городе. Почему же вас так удивляет, что где-то еще политические деятели тоже стоят больших денег?

— Я всегда считал наш родной город уникальным из-за католической примеси. — Биглоу взгромоздился на любимую лошадку. — И все же я не представляю, как республиканцы могут украсть у нас Луизиану или Флориду…

— Если они заплатят деньги, которые отказывается платить Тилден, они получат оба штата, невзирая на итоги народного голосования. — Эта мрачная перспектива кажется мне теперь вполне реальной.

— Потому Пелтон и нырнул в подполье, — загадочно и печально сказал Биглоу.

Это меня обнадежило; пока Тилден рассуждает о законности и честности правительства, его зять скупает голоса, которые они и без того получили.

В настоящий момент Биглоу помогает Тилдену в написании трактата о подсчете голосов на президентских выборах со времен Джорджа Вашингтона. Они надеются, что сей ученый труд убедительно докажет конгрессу, что Тилден вышел победителем.

Если у губернатора Тилдена и есть роковой изъян, то это его забавное представление о том, что людей можно сделать честными с помощью убедительных аргументов, и тогда они проявят бескорыстие там, где властвуют личная выгода и алчность.

2

Тринадцатое декабря: идет заседание конгресса. В сенате большинство в семнадцать голосов у республиканцев. В палате представителей у демократов перевес в семьдесят четыре голоса.

После месяца неразберихи (уплаченные и полученные деньги, находящиеся в боевой готовности федеральные войска, отчаянные белые южане, вооружающиеся до пресловутых зубов) никакого решения кризиса пока не видно.

Шестого декабря выборщики собрались в различных штатах страны. Сюрпризов не было. Как мы уже знали, республиканские заправилы Луизианы, Флориды и Южной Каролины заставили свои штаты отправить в конгресс два противоположных списка; так же поступил и штат Орегон. Один список — за Тилдена, отражающий истинные итоги выборов; другой — за Хейса, мошеннический; У Тилдена по-прежнему 184 неоспоримых голоса в коллегии выборщиков, у Хейса — 165 (он потерял один голос), двадцать голосов спорных.

Сегодня утром Хьюит провозгласил Тилдена президентом. Хотя многие демократы хотят, чтобы губернатор немедленно принял президентскую присягу, с Грамерси-парк не последовало никакого ответа. Тилден готовит юридическое обоснование. Пелтон все еще в подполье; надеюсь, он тратит деньги щедрой рукой. Хейс помалкивает в своем Огайо, а в Вашингтоне президент Грант ведет себя еще более загадочно, чем обычно. По указанию Тилдена Хьюит на прошлой неделе побывал у президента. Как и все мы, Тилден встревожен открытыми разговорами о coup d’état.

Генерал Грант высказал Хьюиту свою точку зрения с несвойственной для него прямолинейностью. По мнению Гранта, Хейс победил в Южной Каролине (что возможно) и Флориде (это неправда); он соглашается, что Хейс вполне очевидно проиграл Тилдену Луизиану.

Затем президент принялся рассуждать о том, что раз, дескать, коррупция в Луизиане приняла такие размеры и раз обе стороны жалуются на нарушения в ходе голосования, то результаты этого голосования должны быть аннулированы, а исход выборов следует передать на усмотрение палаты представителей, как предписывает конституция. И поскольку в палате у демократов явное большинство, Грант фактически признает Тилдена своим преемником. Это нас весьма подбодрило.

И все же во всех уголках страны множатся признаки надвигающейся бури. «Тилден или кровь!» — этот призыв все чаще слышится теперь не только на Юге, но и здесь, в Нью-Йорке.

Хотя в моей последней статье в «Геральд» я утверждаю, что именно следование закону не дает нам превратиться в еще одну Мексику, я вовсе не убежден, что все это ужасное действо закончится благополучно.

А вот еще одна новость: сегодня утром рота «Д» 35-го батальона нью-йоркской национальной гвардии объявила о своей готовности идти маршем на Вашингтон. Юг вооружается. «Тилден или кровь». Я думаю о Париже, о коммунарах, о жертвах.

3

Сегодня вечером в Чикеринг-холле я выступал перед огромной аудиторией, состоящей из европейцев, приехавших посмотреть на наши выборы. Очевидно, в качестве оратора я устраиваю как демократов, так и республиканцев; я должен говорить перед иностранцами (все они до единого человека свободолюбцы), прибывшими в Нью-Йорк, чтобы воочию убедиться, как выглядит демократия в американской республике в год ее столетнего юбилея.

Со дня открытия выставки Столетия иностранная пресса пела дифирамбы Соединенным Штатам. Однако вот уже больше месяца весь мир с удивлением лицезреет полный крах нашей избирательной системы. Боюсь, что в моем мрачном выступлении были элементы чистой комедии.

Меня представил Огюст Бельмонт, чей дворец на углу Восемнадцатой улицы и Пятой авеню расположен точно напротив Чикеринг-холла. Хотя Бельмонт тоже сторонник Тилдена, было решено, что сегодня никто из нас не будет придерживаться своих партийных пристрастий, объясняя благожелателям этой страны суть ее конституционного кризиса.

Бельмонт выступил кратко и изысканно, он говорил по-французски и по-немецки. Я говорил только по-французски.

Когда я в огнях рампы шел по сцене, сердце мое гулко стучало в груди, заглушая вежливые аплодисменты публики.

Я написал текст речи по-французски. К несчастью, свет здесь устроен таким причудливым образом, что я был практически ослеплен и не мог читать. Поэтому мне пришлось импровизировать (получилось совсем неплохо), прибегнув к моей излюбленной звучной и нравоучительной манере, напоминающей флоберовского l’idiot, а потому вполне уместной для этого особого случая.

Я сдержанно затронул тему коррупции. Публика, однако, отлично все поняла.

— Удивительно, — говорил я, — какое множество злоупотреблений может быть обнаружено в процессе голосования. Казалось бы, чего проще: избиратель подчеркивает в своем бюллетене демократический или республиканский список. Но со времени выборов в ноябре прошлого года добрые флоридцы или по крайней мере их республиканские попечители обнаружили, что Тилден отнюдь не победил в этом томном тропическом штате 92 голосами, а проиграл Хейсу 992 голосами. Поскольку такой перевес незначителен, вполне возможно, что первый подсчет был неточен. Но теперь нам говорят, что Луизиана — ничуть не менее томная и тропическая, — дав Тилдену в ноябре большинство в 6549 голосов, сейчас, словно одумавшись, предпочла Хейса большинством в 4807 голосов.

К этому моменту публика начала посмеиваться и перешептываться. Скосив, насколько было возможно, глаза, я увидел Эмму вместе с Цельмонтами в центральной ложе.

— Эти забавные и запоздалые пересчеты голосов в двух штатах привели к тому, что коллегия выборщиков большинством в один голос шестого декабря избрала Хейса президентом. Однако, поскольку Хейс проиграл выборы Тилдену, получив на четверть миллиона голосов меньше, конгрессу предстоит теперь решить, какой из двух спорных списков от спорных штатов считать действительным. Первый, которым в ноябре президентом избран Тилден, или второй, которым в декабре избран Хейс.

Прямо подо мной в первом ряду какой-то сердитый француз вскочил со своего места. Это был член делегации тружеников, посланной для наблюдения за Демократией в действии; проезд делегации оплачен собранными по подписке деньгами. Когда делегация уезжала из Парижа, ее благословил не кто иной, как сам Виктор Гюго, чья проза еще более прозрачна и блистательна, чем моя, когда я перехожу на французский.

«Будущее, — воскликнул Гюго, — уже занимается зарей, и оно, конечно, принадлежит Демократии, сутью которой является пацифизм». Очевидно, великому человеку так никто и не рассказал о нападении Америки на Мексику в сороковых годах и на Канаду в 1812-м. Гюго уверенно говорил о грядущих Соединенных Штатах Европы и заклинал добрых тружеников идти вперед с высоко поднятым факелом (как все риторики обожают этот факел!), «факелом цивилизации, с земли, где родился Христос, на землю, где родился Джон Браун». Складывается впечатление, что, помимо всего прочего, гений не в ладах с элементарной географией.

— Объясните мне, сэр, — спросил рабочий, — чем эти выборы отличаются от той бесславной комедии, во время которой Луи Наполеон уничтожил Французскую Республику и провозгласил себя императором.

Одобрительные крики и алодисменты. Краешком глаза я увидел, как Бельмонт в манере, свойственной всем демагогам, кивает головой публике.

— Разница в том, — сказал я, когда аудитория несколько поутихла, — что в марте генерал Грант освободит Белый дом…

— Но партия Гранта…

— Но грантовский наследник…

— Но Хейс…

Со всех концов зала огорченные, нет — озлобленные поклонники демократии начали выкрикивать лозунги и проклятия.

Последним отчаянным усилием пытаясь совладать с аудиторией, я крикнул:

— В феврале конгресс провозгласит Сэмюеля Тилдена — избранного большинством в четверть миллиона голосов — нашим следующим президентом. И американская республика будет жить и процветать! — Мне удалось вызвать этим внушительную овацию, позволившую мне улизнуть. Я взмок от пота, меня бил озноб.

Мы с Эммой отправились в дом, то есть во дворец Бельмонтов, где нас ждал ужин на пятьдесят персон, из которых многие были в Чикеринг-холле. Меня поздравляли с выступлением. Но мне не суждено было долго купаться в лучах обожаемой мною славы. Не успел еще я выпить бокал шампанского, как Бельмонт пригласил меня в библиотеку; там на фоне нескончаемых сафьяновых переплетов, он произнес бесстрастную речь, и его гортанный голос был удивительно похож на бисмарковский, как и тема речи.

— Рабочий был прав. То, что происходит сейчас, ничем не отличается от того, что сделал Луи Наполеон, когда превратился в Наполеона III. Но я хочу, чтобы роль Луи Наполеона сыграл Тилден. Взял корону в свои руки. Она принадлежит ему по праву. Так пусть же берет ее. Если потребуется, силой!

— Но у него нет силы. Войска у них. — Я откинулся на спинку новомодного, очень глубокого кожаного кресла. Одежда моя неприятно прилипала к телу. Не хватает только подхватить воспаление легких.

— Они хуже якобинцев! — Бельмонт обрушился на руководителей республиканской партии, переместив историческую аналогию на еще более раннюю эпоху.

— Все будет решено, — сказал я успокоительно, — в какой-нибудь комиссии по итогам выборов.

— Но мы не знаем, какая это будет комиссия. Кто в нее войдет. Очевидно одно: с каждым днем наши позиции становятся слабее. В течение месяца страна считала Тилдена следующим президентом. Теперь люди начинают сомневаться. Они читают «Таймс»…

— И «Геральд» тоже, — мягко добавил я; все-таки у нас самый крупный тираж.

— Я хочу видеть Тилдена в Вашингтоне. Теперь же!

— Для принятия присяги?

— Нет. Это он сделает в марте, как того требует конституция. Но он должен возглавить свою партию в конгрессе. Он не должен все важные дела перепоручать Хьюиту, человеку честному, но… одним словом, Тилден — это мастер политической игры. На его стороне закон. А то и другое вместе… — И так далее.

Наконец я был освобожден и смог поужинать. Когда я выходил из бельмонтовского дворца, ко мне подошла просто одетая женщина средних лет; она поджидала меня на улице.

— Я двоюродная сестра вашей покойной жены, мистер Скайлер. — То была чистая правда (ее бабушка из Тракслеров, ее тоже зовут Эмма). Она живет в штате Висконсин, зарабатывает на жизнь себе и пяти ребятишкам тем, что пишет об Америке для иностранных газет. Ее муж, австриец, сбежал из дома; я обещал, дать ей интервью.

— Моя старшая дочь очень похожа на вашу Эмму, — сказала она грустно. Эмма была очень добра к своей несчастной родственнице и тезке.

Дочь довезла меня до отеля «Пятая авеню» по дороге в дом Сэнфордов, где она живет сейчас одна. Дениз в Южной Каролине. Сэнфорд в Вашингтоне, он всецело поглощен выборами. Он радушно пригласил меня переселиться в их опустевший дом, но я сказал, что предпочитаю отель: там частный телеграф и вечное столпотворение республиканских политиканов. За полчаса в Углу таинств я узнаю больше, чем из всех газет города.

— Ты был великолепен, папа! — утешала меня Эмма.

— Я сказал лишь то, что можно и нужно было сказать этой аудитории; кое о чем я был вынужден умолчать.

— Ты должен провести с нами рождество. На Юге. На этом настаивает Дениз. И я тоже.

— Да, я знаю. — Дениз пишет мне едва ли не каждодневно, сообщая о своем здоровье и настроении. И то и другое отменно. — Я должен быть здесь. С губернатором.

— Однако все это может затянуться.

— Надеюсь, нет. Четвертого марта новый президент должен вступить в должность. Так гласит закон.

— Значит, остается еще два месяца… беспорядков?

— Боюсь, что так.

— Будет революция? — В устах Эммы это отнюдь не отвлеченный вопрос. Мы в Париже пережили не один кровавый переворот.

— Никто не ведает, — ответил я. — Это зависит от губернатора. Говорят, что на Юге сейчас есть не менее ста тысяч вооруженных людей, готовых ринуться в бой.

— Теперь я понимаю, почему в Африку ездят, но не живут в ней.

Завтра Эмма уезжает на Юг. На плантации Сэнфорда она будет вне опасности. Дениз хочет пробыть там до февраля, когда она должна родить.

В письме, которое ожидало меня в номере, Дениз пишет: «Эмма находит, что здесь будет безопаснее. Конечно, это удобно. Она прислала ко мне «помощницу» мадам Рестел — так это называется? — столь же опытную, сколь и дорогую… Она должна будет принять accouchement!. Но вы ведь приедете к нам задолго до этого? Самое позднее — к Новому году, иначе я рассержусь и лишу вас титула крестного отца!»

Загрузка...