2134: Элемент

Глава 4 Январь

Когда вышли из дома и двинулись к берегу по расчищенным дорожкам, Никлас снова весьма ярко почувствовал на себе чужой взгляд. Но это не было недавним отзвуком глухой злобы. Нечто другое: вот сейчас и вовсе возникло ощущение, как будто по лицу чем-то мягким и пушистым махнули.

Как будто кошачьим хвостом, — вдруг понял Никлас. Оглянувшись, он увидел на коньке крыши бани небольшое темное пятно с поблескивающим желтым глазом. Кот-искатель, а это — без сомнений, был одноглазый Василий, вдруг махнул лапой, показывая Никласу в сторону берега, а сам развернулся в противоположном направлении и исчез как не было.

Неожиданно. Похоже, разумный кот решил остаться на территории баронской усадьбы и осмотреться. Пройдя мимо вольеров с вновь приветливо залаявшими собаками, троица молча подошла к буханке-Боливару. Никлас передал поскуливающего щенка Катрин, после чего сел за руль и дождавшись пока остальные хлопнут дверьми, не разворачиваясь — задом, по колее, поехал прочь от берега.

— У него лапа сломана, — произнесла Катрин, включив салонный свет и осматривая так неожиданно подобранную собаку.

— Приедем, разберемся, — ровным голосом произнес Никлас. — Брату Павлу покажем, не думаю, что латать собак сложнее чем людей.

— И куда мы приедем? — сдержанно поинтересовался Горчаков.

В голосе инспектора отчетливо звенела сдерживаемая злость. Он определенно не одобрял поступок Никласа, но, похоже, решил оставить разбирательство на потом. Сейчас же просто негодовал без предъявления претензий.

Правильно негодовал, конечно — он был главным, но Никлас в недавней ситуации просто не мог повести себя иначе. И о случившимся не сожалел ни капельки.

— Куда-нибудь да приедем. Вы здесь главный, командуйте, — пожал он плечами.

— Катрин, вы почувствовали какой-либо отклик от барона? — Горчаков острую тему пока оставил.

— Я почувствовала абсолютное ничего. Пустота, никаких эмоций.

— Ясно. Значит, он наверняка замешан в этом деле, просто так эмоции не скрывают. Тогда Никлас, давайте на базу отдыха, где жила Шнайдер, — принял решение Горчаков, провожая взглядом подъезжающую и встающую сзади следом буханку с братом Павлом за рулем.

— Доедем, а там решим, вызывать подкрепление или самим закрыть вопрос, — подытожил рассуждения Горчаков. — Я уже вызвал станового пристава Разумовского, его патрульные экипажи должны перекрыть дороги к усадьбе чтобы его благородие вдруг не сбежал. А нам нужно обсудить план того, как и когда будем брать барона.

— Так может сразу вызвать подкрепление? — поинтересовался Никлас, который так и не отставил мыслей о возможности вернуться в Петербург хотя бы к завтрашнему утру.

— Нас здесь восемь человек, из которых трое элитные ратники. Еще, кроме прочего, у нас есть пулемет. При таком убедительном раскладе вы так легко готовы отказаться от призовых? — в голосе Горчакова явственно чувствовался яд раздражения, в которое определенно перешла злость после выступления Никласа со щенком.

— Каких-таких призовых? — удивился он.

Горчаков в ответ на это только вздохнул. Поймал взгляд Никласа в зеркале заднего вида, покачал головой. Еще раз вздохнул.

— Вы, получив офицерский патент, нанимаете, вооружаете и экипируете ратников за свои, а также ежемесячно платите им оговоренную контрактом сумму. Так? Так. А размер своего личного оклада знаете? — разозленный недавно своеволием Никласа инспектор даже не скрывал язвительного раздражения в голосе.

— Эм… — Никлас задумался и вдруг понял, что у него не просто нет никакого оклада, а даже разговора о нем пока не было. По крайней мере во время тренировочных сборов. Причем Никлас ведь об этом совершенно не думал: полученный компенсацией за нападение ксеносов и наградой за визит в Карточный домик миллион марок — а это больше, чем триста тысяч рублей, сделали его, пусть и не слишком надолго, обеспеченным человеком. Потому о денежной стороне вопроса опричной службы он пока даже не задумывался — других проблем и требующих решения вопросов хватало с избытком. Особенно учитывая, что он — как не местный, постигал большинство реалий Империи с нуля.

— Не удивлен, что размер своего оклада вы не знаете. А знаете почему? Потому что его нет! — Горчаков так и язвил, даже не стараясь скрывать раздражение.

— Хм, и действительно. Сестра, а у тебя есть оклад? — посмотрел Никлас на Катрин.

— Три тысячи рублей в месяц, от петербургского отделения Ковена. Это базовый, без премий и надбавок за сроки службы, — кивнула ведьма. — Плюс тридцать тысяч императорских подъемных, неделю назад на счет пришло.

— Три тысячи в месяц, плюс тридцатка подъемных⁈ Вот это ничего себе кучеряво ведьмы живут! — не скрыл удивления Никлас, с трудом сдержавшись от более ярких выражений. Горчаков, кстати, сзади тоже смотрел удивленно — он, похоже, не знал порядок сумм вознаграждения ведьм, и сам сейчас был немало удивлен.

— А мой тогда где? У ведьмаков дискриминация по финансовому признаку? СКС дали и крутись как хочешь? — озадаченно обратился к инспектору Никлас.

— Вы, как командир опричной группы, нанимаете, вооружаете, экипируете и содержите ратников за свой счет. Сами же оплату получаете либо после выполнения контрактов от местных военных или гражданских администраций, либо же после оценки Особой финансовой комиссии по факту выполнения поставленных задач, либо же можете рассчитывать на получение самых разных материальных благ, которые вдруг остаются без владельца.

— Это как так?

— Это если вы кого-нибудь повесите, например, и после этого останется имущество без хозяина.

— Вот так, просто возьму и повещу?

— Не просто, а за шею, — недавно взбешенный Никласом Горчаков все еще язвил. — Если бы вы интересовались этой стороной вопроса, то непременно бы узнали, что все имущество барона фон Губер, казненного в июле прошлого года, ушло командиру опричной группы, который разбирался с этим делом и судил барона по обвинению в государственной измене. Именно поэтому наша леди Александра и заинтересована в том, чтобы узнать мотивы казни своего отца, явно подозревая личный интерес вынесшего приговор опричника. Впрочем, по секрету могу сказать, что большая часть населения Империи о чем-то таком постоянно и подспудно подозревает.

— Так-так-так, постойте, — Никлас не смог сдержать удивления. — Я бы тоже о чем-то таком подозревал! Это ведь получается, что если мы сейчас поймаем этого Волченогова…

— Волчанинова.

— Не суть. Если мы поймаем его на преступлении, казним его если проступок окажется значимым, то после этого всё его имущество перейдет к нам?

— Не всё, но в общем если ваша мысль двигается в правильном направлении. И не к нам, а к вам. Вы командир опричной группы, и сами решаете, как распоряжаться полученными средствами.

— Так это значит, что можно колесить по стране, щелкать разных баронов, надо только найти таких, чтоб без покровителей в Москве были, и получать…

— Нет.

— Почему? У всех уже покровители есть?

— Не в ту сторону смотрите. Дело не в покровителях: после каждого случая вынесения подобных приговоров перед начислением призовых происходит внутреннее разбирательство, в котором участвуют представители от Матери-Церкви и Жандармского Корпуса. Но прежде каждый опричник проводит беседу с главной ворожеей округа, которая проверяет его помыслы. Если они не чисты, дело может закончится даже без участия контролирующих органов. Как закончится, сами понимаете.

Никлас кашлянул. Он помнил, как «Изольда» — оказавшаяся на самом деле Татьяной Розановой, ведьмой-валькирией Отдельной Константиновской команды, легко улавливала его мысленные импульсы. И Татьяна ведь ведьма-валькирия, не ментально сильная ворожея — а это значит, что главная ворожея округа если уж не прямые мысли, то мотивы поступков уж точно считывать может.

«Вот это поворот», — удивился Никлас полученному откровению.

— Никлас, надеюсь вы понимаете, что затронутая тема — совершеннейшее табу для обсуждения, и слово «призовые» можно употреблять только в самом узком кругу самых доверенных людей. И даже так делать это необходимо с осторожностью.

— Конечно понимаю, — кивнул Никлас, который об этом аспекте даже и не подумал.

Машины между тем уже пересекли озеро. Сначала ехали по старым следам, а сейчас свернули в сторону, направляясь к административному зданию базы отдыха, многочисленные коттеджи которой виднелись дальше в лесу.

Заехали на пологий берег, объезжая далеко выдающиеся вперед и вмерзшие в лед пустые причалы, преодолели наметенные сугробы и подъехали к одноэтажному зданию, в окнах которого горел теплый желтый свет. Оставили машины на стоянке, вышли — уже всей группой, направились к крыльцу.

Внутри никого не было. Вообще никого, пусто. Само административное здание изнутри оказалось совсем небольшим — стойка регистрации неподалеку от входа, а остальное пространство занимал кафетерий с прилавком и небольшим служебным помещением кухни.

Никлас сбил с подошв снег, прошел вперед и хлопнул по настольному звонку на стойке регистрации. Раздался мелодичный перезвон, но никто ниоткуда не появился. Никлас осмотрелся, перегнулся через стойку, потрогал чашку с чаем. Полная, еще остыть не успела. Еще два чашки, тоже теплые — как сообщил Крестовоздвиженский, стояли на одном из столиков кафе.

— У меня очень плохое предчувствие, — вдруг шепотом произнесла Катрин.

Голос ее подрагивал, ведьма почти мгновенно побледнела, шрамы ее налились багрянцем. Не удержавшись на ногах, она оперлась на стол, глядя перед собой невидящим взглядом — широко открытые глаза ее при этом заметно отливали алым.

— Темное… что-то темное, опасное, словно за спиной стоит… Стоит… нет, ползет к нам! Не вижу, не могу понять, что это…

Даже если в классификаторе ведьминских предчувствий отсутствовала расшифровка озвучиваемых Катрин видений, было ясно, что группе грозит опасность. Никлас бросил взгляд на Горчакова — который сейчас казался несколько потерянным. В недавней словесной дуэли с начальником баронской охраны инспектор выглядел превосходно, чувствуя себя как рыба в воде, а сейчас заметно растерялся, не зная, что предпринять. Явно замерев между двумя вариантами — или готовиться встретить опасность здесь, кто бы или что бы это ни было, либо же бежать прочь пока есть время.

— Ползет! Нет, уже бежит! — вдруг выкрикнула Катрин заламывая руки и закатывая глаза. — Оно приближается!