Родился и живет на Украине. Пишет прозу с 2008 года, первые стихи написаны намного раньше. Автор сборника песен и стихов «Суд над клоунами». Номинант Национальной литературной премии «Писатель года 2012».
Все биографии обычно начинаются с рождения. Моя началась со смерти – вернее, вся моя бурная сознательная жизнь началась после довольно странного случая, о котором я никогда и никому раньше не рассказывал. То, что произошло со мной обычным пасмурным днем, полностью перевернуло ход событий, и биография моей настоящей жизни берет отсчет с того странного случая.
Это было приблизительно в пятнадцать часов дня, когда я, уставший от брожения мимо школы, пришел домой просто поспать, так как целую ночь перед этим, как обычно, что-то мастерил из подручных средств. Конечно, у меня плохо получалось, но все-таки это сильно увлекало – особенно делать кораблики из папиросной бумаги. Этих корабликов, наверное, была у меня не одна сотня, поэтому мать всегда грозилась выкинуть весь этот хлам на помойку. И тогда всю долгую ночь я только тем и занимался, что делал кораблики, а на следующий день решил просто не идти в школу. Будь неладна эта школа! Я долго бродил окрестностями, пока, наконец, у одноклассников не кончились уроки и я не побрел домой, стараясь никому из знакомых не попадаться на глаза. Когда же приволок свои тяжелые от усталости ноги домой, просто прошмыгнул мимо гостиной в свою комнату, тем более что там сидел очередной «очкастый» психолог по поводу моей успеваемости в школе.
Не знаю, насколько хорошо я успевал в школе, но смываться из нее я успевал всегда. Зайдя в свою комнату, я просто завалился в одежде на кровать и закрыл глаза. Под тиканье старых настенных часов я будто бы куда-то провалился – меня обволокла глубокая дремота. Когда я открыл глаза, сразу же перевел взгляд на часы на стене, чтобы посмотреть, сколько времени я так пролежал. Они, будто назло, остановились, хотя до этого всегда шли без остановки и показывали точное время.
На этом странности не закончились, так как меня сильно потянуло выглянуть в окно, которое выходило во двор. Часто на лавочке у забора сидели две старушки незапамятного возраста, сплетничая и узнавая друг у друга, что передавали по сарафанному радио. На этот раз там их не было и только одинокий человек стоял и смотрел в окно, из которого я выглядывал. Это был отец, и я сразу его узнал. Его желтая кожаная жилетка, усы и бейсболка сразу выдали его. Таким он мне и запомнился, когда ушел от нас с матерью, и я даже не думал, что придет снова. В руках он держал желтый сверток большого размера и, кажется, тяжелый с виду. Я выбежал из своей комнаты и заметил странную вещь – что ни в гостиной, ни в других комнатах уже не было никого. Значит, я так долго спал, раз ни гостя, ни матери уже не было дома. Я дошел скрипучими шагами до коридора и, обувшись, кое-как зашнуровав свои старые ботинки не президентского фасона, собравшись с духом, открыл входные двери.
Только я оказался на улице – уже никого не было. Улица была абсолютно пуста. Даже шумных детей, которые всегда играли с мячом на площадке, сегодня как ветром сдуло. С досады я хотел вернуться назад, но вдруг заметил, что на лавочке в нескольких метрах от меня лежит что-то желтое. Это был тот самый сверток, который держал в руках мой отец. Я просто подошел и взял его в руки. В нем было что-то тяжелое, завернутое в папиросную бумагу. Недолго думая, я просто разорвал бумагу и увидел старую книгу невзрачного зеленого цвета. «Высшая математика», – прочитал я надпись на обложке. И что бы это значило? Тогда я просто взял и начал листать. Пожелтевшие страницы громко шелестели и чуть ли не рассыпались в руках. Можно было только догадываться, зачем отец оставил мне эту книгу, но даже капли сомнения почему-то не было в том, что она была предназначена именно мне. Я еще раз оглянулся – на улице по-прежнему не было абсолютно никаких признаков жизни. Все будто замерло, и только брошенный мусор носило по ветру, как будто не было ему пристанища среди пустых закоулков городской улицы. В придачу пошел мелкий дождь, назойливо осыпая все вокруг. Взяв учебник под мышку, я пошел назад в дом.
Когда я вошел в него, то в комнатах по-прежнему никого не было. Такое ощущение, что я попал в какое-то странное, никем не заселенное измерение. Все было в какой-то цветной дымке, она заволакивала мне глаза, даже на вкус она была горьковато-сладкой, и я решил как можно быстрее дойти до своей комнаты. По дороге, проходя мимо большого зеркала, на которое прежде имел привычку никогда не обращать внимания, я боковым зрением заметил, что не отражаюсь в нем. Это было начищенное до блеска антикварное викторианское зеркало, переданное нашей семье по наследству. Оно было сделано еще в то время, когда во все зеркала добавляли серебро, и, собственно, это была самая ценная вещь в доме. Но так как все, что со мной происходило, я видел будто сквозь дым, я не придал тогда значения, что все, находящееся в доме, отражается в нем, кроме меня.
Наконец, добравшись до своей комнаты, я переступил через порог и как обычно перевел взгляд сразу на часы, но стрелка как будто издевалась и никуда не двигалась. Потом повернул голову на диван и вдруг… Хрень какая-то! На моем синем диванчике с пружинами лежал мальчик лет десяти. Сладкий дурман сменился трезвостью. Сразу в голову пришла мысль, что мой гость вор, но я четко помнил, что когда выходил, то запирал входную дверь на ключ, и через окно не мог никто пробраться, так как оно вообще не открывается. Присмотревшись к его лицу, мне стало не по себе. На диване лежал я! Те же самые тонкие брови, те же самые грустные губы – и вообще все то же самое, только ужасная бледность и руки, крючковато сложенные на животе, выдавали его будто полумертвое состояние. И тело его по всем размерам точь в точь совпадало с моим, но пребывало в каком-то непонятном анабиозе. Могли бы вы себе представить, чтобы на диване лежало ваше тело, которые бы вы наблюдали со стороны? Что оно в любой момент начнет двигаться без вашей воли? Я думал, что такое показывают только в фильмах после одиннадцати вечера, но когда понял, что все, что со мной происходит, очень похоже на реальность, меня бросило в ледяную дрожь. Я начал звать кого-то на помощь, хоть и понимал, что никого нет. Да если что-то и вырывалось из моих связок, то точно не звук. Я почувствовал, что просто беззвучно вожу губами, будто в моих легких вообще нет воздуха, словно кто-то надавил мне на грудь. И вдруг, в холодном ужасе от того, что ничего не могу поделать с ситуацией, в голову пришло осознание, что если на диване я, то этот второй я должен проснуться и все это окажется просто страшным сном. Но как это сделать? Все в действительности было еще труднее, чем на первый взгляд, так как я не мог до него дотронуться, потому что не мог ближе подойти к нему ни на шаг. Какая-то дистанция разделяла нас, будто стена из толстого корабельного стекла. И тогда я просто сконцентрировался на его свисающей с дивана костлявой пятке. Мысленно я представил, как она дернется, и, когда она конвульсивно шевельнулась, в одну секунду я действительно проснулся, уже в своем родном теле. И часы, висевшие без движения на стене, пошли своим ходом, привычно оглашая свою работу на всю комнату. Внизу снова послышались голоса матери и психолога. Так, надо прийти в себя! Раз-два-три… Это был всего лишь сон, жуткий сон! Если бы только на полу я не заметил книгу, точь-в-точь такую же, как и в сновидении. Значит отец все-таки приходил! В голове роились противоположные мысли и сомнения. Сразу же захотелось выбежать из комнаты и все рассказать, но пришлось остановить себя. Я помнил, как не очень давно мне уже ставили диагноз «аутизм». Не хотелось, чтобы меня считали ненормальным, как детей из интернатов для умственно отсталых. Только потом я узнал, что мои переживания и недосыпания вызвали то, что ученые называют последним сном мозга. В таком состоянии кажется, что ты проспал очень долго, хотя, может, отключился лишь на несколько секунд. Время субъективно, и вот, наверное, поэтому мне казалось, что часы на стене в моем сновидении остановились. Когда мой мозг начал отключаться, за четверть секунды до конца он создал то, что называют виртуальной вечностью. В это мгновение мозг включил все свои резервы, вызвав неимоверный всплеск мозговой активности. В нормальном состоянии мы используем мизерные возможности своего серого вещества, но во время этого сна он активизирует себя полностью. Что человек ждет в миг перед смертью, то он и получает. В детстве моими любимыми фильмами были картины на историческую тему, и теперь я понимал, почему солдаты, всегда вырываясь из своих окопов, так сильно кричали. В этот момент они настраивались на то, что попадут в рай воинов и будут снова погибать за свою землю. Я понял, что настоящие воины уходят в ликовании. И даже моджахеды-смертники не просто уходят – они действительно выполняют задачу их жизни. Не важно, когда ты умрешь, но важно как – эту фразу я запомнил навсегда. Но это все я узнал намного позже, в тот день я ничего не ждал, кроме как увидеть своего отца, – но эта мысль, наверное, всегда у меня была где-то в подсознании. Как я узнал позже, он умер три года назад до этого странного события, и, наверное, в его реальности он тоже приходил к нашему дому, не осмеливаясь зайти в него. Мой двойник был просто связующим звеном между сном и реальностью – мы просто поменялись с ним местами. У каждого из нас есть двойники – это наши отражения с той стороны зеркала. Мы не догадываемся, что они существуют параллельно вместе с нами, и об этом позже я нашел множество свидетельств людей, которые видели своих двойников.
Только старая книга на полу никак не давала мне покоя многие годы, пока я, наконец, не достиг своего совершеннолетия. Мать часто говорила, что отец очень хотел, чтобы я получил высшее образование, так как сам он не закончил даже школу и рано начал работать. Только как эта книга появилась у нас в доме, так и осталось для меня загадкой. В ней было мое будущее, что-то такое, что я должен был сделать до настоящей смерти. И листая ее тогда, я знал точно – это только начало…