7000 километров по Африке

Встреча с ночными убийцами. Гиены воруют детей. Каноэ атакованы крокодилами. Полковники тонут в Замбези. Смерть плывет рядом. Шистоматоз будет! О законах экстрима

Почти всю прошедшую ночь мне пришлось провести без сна. Сначала донимали мысли о религии, а после полуночи все громче и чаще стали раздаваться голоса зверей. Они звучали со стороны того низкого участка берега, который наш рейнджер благоразумно забраковал в качестве места для лагеря. Довольно долго трубили о чем-то фаготы слонов, как бы неторопливо перекликаясь друг с другом. Затем тишину ночи несколько раз прорезали грозные львиные рыки, сменившиеся мелкой болтовней, завыванием и тявканьем шакалов. Потом все вроде бы ненадолго стихло, но вдруг послышались отдаленные человеческие голоса. Хохоча и переговариваясь, они приближались все ближе, заставляя тревожно сжиматься сердце. Взрывы язвительного старческого хохота становились все ближе, и уже стало ясно, что к берегу приближается стая гиен. Они то радостно визжали и хрюкали, то сердито рычали и выли, то издавали заунывные стоны и вопли, а порой по-разбойничьи свистели. Этот дикий концерт заглушал собой почти все другие звуки и внушал невольный ужас. В бытность свою студентом мединститута мне пришлось некоторое время подрабатывать санитаром в буйном отделении психбольницы. Могу авторитетно заявить: взрывы хохота гиен жутко похожи на смех озлобленного сумасшедшего, который, громко смеясь, в любой момент может откусить вам нос или ухо. Многоголосый хор, словно шабаш кладбищенских упырей, почти всю ночь гремел неподалеку от лагеря, напрочь выбивая из головы несостоявшиеся сны…

Тяжелое утреннее забытье, толчком в бок, остановил Паша. Пошел второй день «русского дежурства», и надо было разжигать костер. К рассвету завтрак уже был готов, и, пока наши спутники его уминали, я решил сходить на место звериной тусовки. Рассказ об ужасах прошедшей ночи заинтересовал и Пашу. Вооружившись обгорелыми кольями, мы незаметно для всех нырнули в прибрежные кусты и направились в сторону водопоя. То, что низкий участок берега был звериным водопоем, уже не вызывало у нас никакого сомнения. Ночь прошла, и никаких звериных голосов уже не было слышно. Мы считали, что водопой у животных закончился, и мы ничем не рискуем, если просто посмотрим на следы.

Прикрываясь кустами акации и стараясь по возможности не шуметь, мы осторожно стали приближаться к песчаной низинке. Скорее, каким-то шестым чувством каждый из нас почувствовал, что здесь есть еще кто-то. Мы замерли, напряженно прислушиваясь. Негромкое чмокание, сопение и хруст довольно отчетливо доносились со стороны берега. Еще несколько метров ползком по сухой колючей траве, и мы у цели.

В десяти метрах от небольшого косогора, кусты которого служили нам укрытием, летние ручьи промыли неширокий участок береговой линии, образовав довольно уютный песчаный пляжик. На нем, раскинув ноги в разные стороны, лежали три антилопы. Вернее, то, что от них осталось, так как даже вид животных уже невозможно было определить. Судя по форме рогов и общим размерам это были так называемые водяные козлы. Три большие пятнистые гиены неторопливо и даже как-то вяло пожирали каждая свою жертву, не мешая друг другу. Может быть, конечно, антилоп задрал и более могучий хищник, но сейчас уже никто не мешал пиршеству африканских волков, и чувствовалось, что они даже объелись. Правда, на настоящих волков они мало были похожи: неравномерное развитие конечностей (задние ноги короче и как бы слабее передних) придает их походке вид «вприсядку». Хребет идет не горизонтально, а наклонно к хвосту, в результате чего злобный хищник имеет вид побитой и поджавшей хвост собаки. Кровь жертв перепачкала длинную жесткую и косматую шерсть, растущую в виде гривы на спине, лопатках и шее, добавив красных пятен и в без того пеструю окраску зверей. Шея у них по виду совсем отсутствовала, что образовывало своего рода «головогрудь».

Ближайшая к нам гиена одним движением челюстей легко перекусила обглоданную от мяса толстую бедренную кость антилопы и принялась с хрустом откусывать и разжевывать ее, кусок за куском, словно белую капустную кочерыжку. Ее треугольные, как у акулы, зубы без остатка могут перемалывать кости любого африканского животного, очищая буш от падали, и гиена будто специально демонстрировала нам эту свою способность.

Видимо, совсем объевшись, она взяла в пасть остатки недоеденной ноги и медленно пошла в нашу сторону. В растерянности мы не знали, что предпринять: ведь бежать от зверя зачастую также опасно, как и нападать на него. И тут она нас почуяла: бросив кость, гиена глухо зарычала, вздыбив шерсть на загривке, и уставилась в наши глаза немигающим взглядом…

Африканские туземцы верят, что взгляд гиены обладает магнетической силой, что он может завораживать и притягивать к себе намеченную жертву. В деревнях говорят, что гиена каждый год меняет свой пол, оборачиваясь то красивым юношей, то прекрасной девушкой, чтобы заманить молодежь в лес и там съесть. Старики говорят, что гиена любит сидеть около жилища и подслушивать разговоры людей. Если вслух будет произнесено какое-то имя, она запомнит его, а потом, при случае, будет повторять его из кустов, как бы прося о помощи. Человек спешит на зов и попадает прямо в лапы коварного хищника.

Мы тоже замерли, не отрывая глаз от зверя. Тут две другие гиены, будучи уже сытыми до отвала и не желая рисковать, быстро развернулись и в два прыжка скрылись в кустах, бросив скудные объедки. Это заметно улучшало наши шансы, и я швырнул обгоревший кол в сторону агрессивного животного. Гиена стремглав бросилась в одну сторону, а мы с Пашей — в другую, молча и напролом прорываясь через колючки «держидерева»…

Языки чесались, чтобы рассказать в лагере о нашем приключении, но это могло дорого нам стоить: инструкция, под страхом снятия с маршрута, категорически запрещала самовольные отлучки в буш. Мы знали, что гиены вообще-то не должны нападать на человека, если только они не в стае. В большинстве своем они живут одиночно, предпочитая расщелины скал, небольшие пещеры и чужие норы, но могут и объединяться, особенно для охоты. Но на всякое правило есть исключения, и мы также знали и о случаях нападения гиен на африканские деревни. В таких набегах они резали скот и даже воровали маленьких детей. Описаны также случаи, когда гиены разрывали человеческие могилы и поедали покойников. Именно поэтому некоторые африканские племена просто сразу выносят своих умерших родственников в буш, на съедение хищникам, и нет проблемы.

Но солнце уже вставало над Замбези, и не хотелось больше думать о грустном, ведь нас ждал новый день, наполненный поисками приключений. Мы не догадывались, что двоим из нас сегодня предстоит свидание со смертью.

Свернув лагерь, мы уже привычно расселись по своим каноэ, и голубая кавалькада вновь потянулась вниз по течению. Два или три раза у низких участков берега нам снова попадались небольшие по численности стада гиппопотамов. Но мы уже знали, что явным признаком угрозы с их стороны является разевание пасти, и потому благоразумно обходили стороной тех из них, кто демонстрировал нам свою силу.

Часа через четыре энергичного хода мы причалили у деревни тонга. Это поселение состояло всего из десятка круглых тростниковых хижин, обмазаных глиной. Конические крыши, сделанные из того же тростника, специально не прилегают к стенам на несколько десятков сантиметров — для свободного выхода дама, Единственный проем в стене служит и дверью и окном. По стенам и крышам снует множество зеленых ящериц, совершенно не боящихся людей.

Во всем видны признаки царящей здесь полной нищеты. Люда — полуголые и довольно дикие нравом. В контакт они вступают неохотно, фотографироваться боятся, считают, что фотография ворует их души. Нехитрую пищу жители деревни готовят на кострах подле дома, занося к вечеру угли вовнутрь его. Выкапывают для еды земляной или свиной орех; едят кафрский хлеб — мякоть, добываемая из стеблей некоторых видов замии; собирают кафрский каштан и плоды бушменской фиги; добывают корни «слоновой ноги», клубни водяного растения апоногетона, напоминающие спаржу; рвут дикий лук и чеснок. Они ловят в реке небольшую рыбу с помощью прибрежных верш, сплетенных из мелких веток, и жарят ее на раскаленных камнях. В деревне довольно много небольших коз, используемых только для дойки молока.

Все жители, включая старосту, — босы. Лица детей облеплены мухами, и для борьбы с неминуемым в таких условиях конъюнктивитом местный шаман применяет кольцевые прижигания век, вокруг глаз, раскаленным железом.

Мы обратили внимание на то, что на глинобитных полах в хижинах ничего нет. Оказывается, местные жители без проблем спят на соломе, скармливая ее затем козам. В холодное время года они обычно используют кароссы — типичные плащи из шкур, которые днем служат одеждой, а ночью — постелью и одеялом.

Вокруг деревни освоены лишь небольшие клочки земли, засаженные кукурузой. Очередной урожай был только что снят, и женщины, сидя кругом на земле, лущили длинные початки. Зерна кукурузы засыпались в большие круглые плетеные короба, установленные на высоких столбах над землей, где и хранились до следующего урожая.

Раздав жителям деревни нехитрые сувениры, мы тронулись в дальнейшее плавание. И вот тут произошло то, что некоторые из нас хорошо запомнят на всю оставшуюся жизнь.

Экипаж номер тринадцать, наши Паша и Володя, отчалили раньше рейнджера, и течение понесло их каноэ вдоль заросшего тростником берега. Следом потянулись и другие лодки. Мы с Юриком и Брендон с Ванессой отошли от берега последними. Расстояние от нас до первого каноэ составляло около ста метров, и мы налегли на весла. Я не видел момента их опрокидывания. Над рекой раздались крики, и мы поняли, что впереди что-то случилось. Телеобъектив видеокамеры позволил приблизить картинку, и по моей спине прошел холодок. Лодка наших полковников плыла кверху килем, а оба они судорожно цеплялись за ее борта. Все ближайшие к ним каноэ ринулись на помощь. Но катастрофу заметили не только люди; с противоположного берега грузно поднялись четыре крупных гиппопотама и, плюхнувшись в воду, быстро поплыли наперерез нашей флотилии… Подскочившие первыми французский и австралийский экипажи, зажали перевернутую лодку корпусами своих каноэ и стали отчаянно выгребать на середину реки, подальше от опасного берега. В пылу горячки они не видели, что направляются прямо навстречу плывущим на них гиппопотамам. Первым среагировал на новую опасность наш рейнджер. Он уже догонял потерпевших крушение, но вдруг резко повернул свое каноэ и направил его прямо на атакующих животных. Те в свою очередь тоже заметили быстро приближающуюся цель и повернули все на нее. Расстояние между ними стремительно сокращалось, и все свидетели происходящего оцепенели в ожидании развязки. В десяти — пятнадцати метрах от гиппо рейнджер вскочил в лодке во весь рост и вскинул карабин. Два выстрела в небо гулко громыхнули над Замбези, отдавшись гулким эхом в крутые берега. Головы зверей мгновенно скрылись под водой, а через пару минут вынырнули далеко в стороне от нас. Тем временем большинство каноэ подошли к потерпевшим. Головы Паши и Володи по-прежнему торчали из воды у кормы перевернутой лодки, зажатой бортами двух других. Подошедшая часть нашей флотилии образовала вокруг них плотное кольцо, и вся группа устремилась за Брендоном и Ванессой, возглавившими экспедицию. Мне приходилось с трудом сдерживать Юрика, отчаянно порывавшегося ринуться на помощь в общую кучу. Наши друзья оставались в воде, но мы ничем не могли им помочь в данный момент: все необходимое уже было сделано до нашего подхода, а выбраться снова в каноэ из воды способны только суперпрофессионалы. Поэтому я решил, что правильнее всего будет продолжать снимать на фото и видео все происходящее, держась чуть сзади. Рейнджер пропустил вперед нашу лодку и стал замыкать колонну, поминутно вставая с карабином в руках и напряженно вглядываясь в мутные воды Замбези.

Не менее часа каноэ прошли в таком строю по стремительному течению середины реки. Наконец нам удалось нагнать небольшой плавучий островок из поваленных деревьев и полузатопленного тростника. На него и удалось пострадавшим вылезти из воды, там же перевернули и опрокинутое каноэ. Конечно, никаких вещей в нем уже не было. Все утонуло, в том числе и страшно дорогая новая Пашина фотокамера. Но главным было не это; главное — все остались живы. Рейнджер позже рассказал нам, что он так и не понял, почему на плывущих так долго людей не напали крокодилы. По его словам, несколько крупных экземпляров этих тварей постоянно шли за нами от самого утреннего лагеря, в надежде, что им что-нибудь невзначай перепадет. Сами пострадавшие тоже не могли связно объяснить, что с ними произошло. Паша рассказал, что в тот момент он положил весло и стал доставать из пластикового бокса злополучный фотоаппарат. Володя, сидевший на носу каноэ, так же не греб, поджидая остальные лодки. Внезапно нос лодки приподнялся, словно напоровшись на что-то, и она резко наклонилась на бок, вывалив за борт экипаж и порядком черпанув воды. Оказавшись в реке, Паша почувствовал под ногами что-то твердое и, упершись в это, попытался забросить в каноэ вывалившийся бокс с вещами. Внезапно опора ушла в сторону, сорвав с ноги одну кроссовку, и открытый бокс утонул. Володя же, ухватившись за борт, попытался залезть в каноэ и тем самым окончательно перевернул его вверх дном. Ну, а дальнейшее я уже описал…

Часа через три после происшествия мы добрались до конечного пункта на нашем сплаве и обратный путь, до базового лагеря, проделали на катерах. Пустые каноэ шли за нами по Замбези на привязи. Паша попросил рейнджера показать то место, где они перевернулись. Катер замедлил ход, и мы стали подходить к злополучному берегу. Внезапно, на наших глазах, два толстенных пятиметровых крокодила стремительным прыжком бросились из-под кустов невысокого песчаного обрыва в реку и исчезли.

Рейнджер и матрос катера стали что-то возбужденно обсуждать между собой и затем сообщили нам следующее. В этом месте местные жители уже давно замечали лежбище крокодилов. По всей вероятности, каноэ номер тринадцать спугнуло это семейство, а затем то ли просто напоролось на спину одного из них, то ли подверглось ответному нападению.

В свою очередь Брендон сообщил, что за три года, которые он водит экспедиции по данному маршруту, было три трагедии по вине крокодилов. Об утащенном в воду итальянце я уже вам рассказывал, а в позапрошлом году, во время сплава, сравнительно небольшой крокодил схватил за руку с веслом немецкую туристку. Но ей повезло: рейнджер оказался рядом и тут же застрелил чудовище. Впрочем, третьей трагедии, сегодня, к редкой удаче Паши с Володей — не состоялось. Слова о редкой удаче — не случайны; по официальной статистике крокодилы ежегодно пожирают в Африке около трех тысяч человек! С тех пор, как люди перестали охотиться на кроко и убивать их, те стали меньше бояться человека и все чаще нападать на него.

Напомню вам, что крокодилы относятся к самым древним животным, их родословная насчитывает 180 млн. лет. Они же являются и самыми крупными среди пресмыкающихся, достигая в длину более семи метров и имея окружность брюха до четырех метров. Да и в долгожители их не грех будет записать, не живут эти монстры более ста лет. Монстры — слово подходящее во всем. Тело их покрыто костной чешуей, образующей длинные ряды щитков-пирамидок. На хвосте эти щитки довольно высоко выдаются вверх, образуя некое подобие пилы. Сам хвост сплющен вертикально, а движется в горизонтальной плоскости и при этом обладает страшной силой. Короткие мускулистые лапы заканчиваются пальцами, соединенными между собой перепонками. Ноздри и уши при погружении в воду закрываются специальными клапанами. Зрачки глаз — овальные, черные, а вот радужки — ярко-лимонного цвета. Длинные остроконечные узкие морды крокодилов заканчиваются мощными челюстями. На нижней из них с каждой стороны имеется по большому зубу. Когда пасть закрывается, эти зубы входят в специальные ямки на верхней челюсти, удерживая жертву мертвым захватом. Хотя обжорами их назвать нельзя. Едят они редко, ведут малоподвижный образ жизни, предпочитая часами неподвижно лежать на берегах водоемов.

Каждый самец владеет собственным участком берега водоема протяженностью до ста метров, откуда любой другой — изгоняется. Свой участок они охраняют путем патрулирования вдоль берега, от границы до границы, и с нарушителями могут происходить кровопролитные бои. Ведь, у кого участок лучше, того самка и выбирает в партнеры, то есть полная аналогия с людьми.

Лежащий на берегу крокодил, завидев человека или крупное животное, убегает в воду, демонстрируя при этом несколько способов перемещения по суше. Они могут скользить с откосов на животе, растопырив лапы; а могут на них переступать, приподняв тело над землей; могут и переходить в галоп, причем бегут при этом не по прямой, а зигзагами. Но вообще-то крокодилы передвигаются по суше не быстро, а поворачиваются — вообще медленно. Поэтому на земле они не очень опасны: если к ним близко не подходить, то и не тронут. Почти весь день крокодилы проводят на берегу, греясь на солнышке. Когда же, в полдень, бывает уж совсем жарко, они широко разевают пасть и так надолго застывают. Дело в том, что у кроко нет потовых желез и свою температуру тела (25,6 °C) они регулируют путем испарения влаги через слизистую пасти. Но лежащий неподвижно на берегу в течение нескольких часов крокодил на самом деле не спит и всегда готов к охоте. В данный момент его главное оружие — это хвост. Он чрезвычайно подвижен и силен, да так, что ударом может убить крупное животное или человека. Изогнувшись тетивой, хвост бьет настолько точно, что жертва летит прямо в пасть чудовища. И все же на суше крокодил предпочитает избегать поединков с другими хищниками. А вот если он не уходит при виде серьезного противника, значит это не он, а она, то есть самка — охраняющая закопанные в землю яйца.

Крокодилихи роют гнезда передними лапами в песке, на расстоянии пяти — десяти метров от берега. На глубину от двадцати до пятидесяти сантиметров они откладывают до трех десятков яиц, величиной с гусиное, засыпают их песком и закрывают сверху слоем травы. Инкубация продолжается от одиннадцати до тринадцати недель, и все это время самка бдительно охраняет гнездо от многочисленных любителей полакомится яичницей. Незадолго до срока проклевывания из яиц начинает раздаваться громкое «квакание». Услышав его, самка разрывает песок и помогает крокодильчикам выбраться на свет Божий. Малыши, длиной до двадцати — тридцати сантиметров каждый, имеют при себе пятисантиметровые желточные мешки. В них содержится запас еды на несколько первых месяцев жизни. Мамаша, почти как утка, пасет крокодильчиков до двух-трех- недельного возраста, а затем объединяет их с молодняком других самок, в отдельных от взрослых бухточках водоема. Малыши сами подкармливаются там улитками, жуками и кузнечиками, а позднее учатся охотится на лягушек, жаб, мелких грызунов и птиц. Первые семь лет они растут очень быстро, но долго прячутся от взрослых родственников, склонных к канибаллизму, пока полностью не освоятся в воде. Там они, как и взрослые особи, могут плавать очень быстро, как рыбы, производя волнообразные движения телом и хвостом и прижимая лапы к бокам. Молодые крокодилы могут находится под водой до сорока минут, а взрослые спокойно лежат на дне более одного часа. В их желудках, кстати, находят много камней, которые, по-видимому, служат необходимым балластом.

Ночь крокодилы, как правило, проводят в воде и тогда же активно охотятся. Едят они все подряд, но, как и у всех пресмыкающихся, процесс пищеварения у них медленный, поэтому им не требуется такого большого количества пищи, как теплокровным. Больше всего крокодилы любят мясо, при этом не брезгуя и трупами, плывущими по реке. У них нет клыков, чтобы разрывать добычу, неспособны они и тщательно пережевывать пищу. Поэтому эти хищники утаскивают жертву в воду, прячут ее под корягу или в прибрежные норы и едят уже полуразложившийся труп через несколько дней. Крокодил подплывает к нему, головой против течения, вцепляется в тело зубами и начинает, как штопор, вертеться вокруг своей оси, как бы откручивая кусок мяса. Сделав до двух десятков оборотов, он наконец отрывает часть трупа и, высунув голову из воды, заглатывает его. Друг у друга добычу они, как правило, не отнимают, а, найдя утонувшего «ничейного» животного, пируют сообща. В желудках у них находят, как у акул, всякую всячину: палки, бутылки и банки из-под пива, фотоаппараты и часы. Угрожая соседям, крокодилы широко раскрывают пасть и издают громкий протяжный рев, напоминающий мычание большого страшного быка, но иногда могут и квакать, как жабы.

От размышлений о крокодилах меня отвлек Паша. Он демонстрировал соседям по катеру ссадины на ноге, оставшейся без обуви, и свой небольшой перочинный ножичек, говоря, что в случае нападения всадил бы его крокодилу в глаз. После психологического шока всегда наступает эйфория, и все мы теперь возбужденно шутили. В чем-то он и прав: мозг у крокодила необычайно мал, и убить его можно только пулей в глаз.

Тем временем наши катера подошли к базовому лагерю. Путешествие на каноэ по реке Замбези — закончилось. За два дня мы прошли на веслах почти сотню километров и, несмотря на все старания некоторых наших товарищей, остались живы. Остается только надеяться, что мужики, проплавав так долго в реке, не подцепили шистоматоз или какую-нибудь другую заразу. Снова разбили палатки, разгрузили каноэ и приготовили ужин. Но первым делом, конечно, достали из резерва спирт и выпили за несостоявшихся утопленников и сытых крокодилов. Паша произнес в видеокамеру речь, в которой благодарил Бога за свое спасение, а меня за то, что сумел заснять все происшедшее на фото и видео. Ведь без объективных доказательств никто и никогда не поверил бы в рассказ о том, как два русских полковника, в сердце Африки, на великой реке Замбези, чуть было не накормили своими телами голодающих хищников…

Володя развешивал по веткам для просушки содержимое своего кошелька («жалкие замбийские квачи»), Паша требовал от иностранцев пива за согласие сфотографироваться с героем, а мы с Юриком, сидя у костра на берегу, пели «Подмосковные вечера» и «Варяга».

Юрик не уставал упрекать меня в том, что, как командир каноэ, я поступил неправильно, не присоединившись к спасательным работам на воде. Пришлось объяснять начинающему экстремальщику некоторые особые законы этого жанра. Первое и главное требование в таких ситуациях — это дисциплина и профессионализм. Я рассказал о случае, который произошел с нами на трассе гималайско-тибетского пути на горе Кайлас. Наш аналогичный нынешнему трак, натруженно ревя мотором, полз по узкой горной дороге, ведущей к перевалу, в плотной многокилометровой колонне большегрузных грузовиков и военной техники. Три дня мы проторчали в горах, ожидая, пока спадет туман, и вот теперь сотни автомашин нескончаемой колонной полезли в гору, одна за одной. Скорость движения не превышала двух-трех километров в час, и водитель предупредил нас, что по законам горной трассы ни одна из машин не имеет права ни на минуту останавливаться. Попытка тронуться с места на узкой, мокрой и глинистой полоске над пропастью приведет к катастрофе не одну машину. Поэтому, объяснил он, кто захочет помочиться, должен выйти из машины (а двери были постоянно открыты, на всякий случай), забежать вперед и, быстро сделав свое дело на краешке обочины, успеть вернуться обратно. В группе у нас был отличный парень — Володя из Днепропетровска. Парень замечательный во всех отношениях, но «не обстрелянный» экстремальными маршрутами. Он очень стеснялся и потому, выскочив из машины по нужде, побежал назад, ища камень, за который можно присесть. На его беду на трассе что-то произошло: машины неожиданно пошли быстрее, и поворот, где он выпрыгнул, быстро скрылся из глаз. На нашу просьбу притормозить, водитель лишь развел руками, и в машине повисла гнетущая тишина…

Примерно через час мы выбрались на перевал и решили задержаться, чтобы радировать вниз о случившемся. Это оказалось непростым делом, и мы проторчали на площадке у перевального поста около трех часов… И Володя туда пришел. Полуголый, обливающийся потом, с изодранными в кровь руками и ногами и почти безумными глазами. Молча выпив стакан водки, он проспал всю дорогу до плато, и лишь через сутки рассказал нам подробности.

Когда Володя осознал, что нашу машину ему не догнать, он стал пытаться проголосовать на любую попутную. Но ни один из грузовиков не остановился. То ли шоферы не знали английского языка, то ли увеличившаяся скорость общего движения помешала, только никто его не подобрал. Промучившись около получаса, он пошел напрямик по горам. Володя не был альпинистом, просто имел хорошую физическую форму и очень хотел жить…

Рассказал я и о неписаном правиле тех же альпинистов, услышанном мною из первых уст в Цейском ущелье Кавказа. Каждая связка, объяснили мне, отвечает в горах только за себя. Движение вверх к вершине, к которому кто-то готовился год, а кто-то и целую жизнь, не должно прекращаться из-за того, что кто-то оказался слаб или допустил непростительную в горах ошибку. Пусть на помощь к нему приходят спасатели, люди, подготовленные для этого профессионально; наш долг — лишь сообщить вниз о случившемся.

Суета и непрофессионализм, сказал я Юрику, приносят не помощь, а вред. Ну, чем он мог помочь Паше с Володей? Он, всего второй раз в жизни участвующий в сплаве? Первый раз, кстати, когда я несколько лет назад затащил его в байдарочный поход по подмосковной Истре, он, ухватившись рукой за прибрежную ветку, перевернул байдарку и чуть было не утопил свою семью. И вот такой «спасатель» пошел бы на помощь профессионалу — Паше? Был бы еще один оверкиль, и куча проблем для всех.

Суета и излишняя эмоциональность, в экстремальных ситуациях, всегда ведут к неразберихе, а та, в свою очередь, — к панике. Потому другими, не менее важными качествами, необходимыми для тех, кто не мыслит свою жизнь без поиска приключений, являются выдержка и хладнокровие. Сохраняя присутствие духа в самых отчаянных ситуациях, вы сохраните способность трезво и логично рассуждать, что позволит принять единственно правильное решение и, возможно, сохранить жизнь себе и окружающим.

Стремление оказать помощь другу, попавшему в беду, конечно, похвально. Но чтобы быть полезным другим, надо больше работать над собой. Ведь человек, который имеет добрые намерения, но не хочет или не может предвидеть последствий своих действий, может принести пользы не больше, чем слон в посудной лавке… Особенно в экстремальных ситуациях.