7000 километров по Африке

24 июня 2001 года В гости к масаям. Чука и пелеле. Воровские походы за скотом и смертью. Мачо Моджа поит нас кровью. На льва с копьем. Покусаны мухами це-це. Бабуины громят лагерь. Леопард-людоед в деревне. Про водку помбе. Алкоголиков — в Америку! Про пьяного в морге

Прошедшая ночь была самой холодной за всю поездку. Надели на себя все, что было можно, но все равно промерзли основательно, а потому плохо спали. Прозвучал сигнал побудки, но вылезать из нагревшегося, наконец, спальника — не хотелось. Лежал и вспоминал о вчерашних ночных визитах животных в наш лагерь. Хорошо, что у нас были с собой фото- и видеокамеры. Иначе читатель никогда бы не поверил в правдивость моих слов.

До самого завтрака все мы убирали территорию лагеря от разбросанного мусора и подсчитывали свои убытки. Все, что мы оставили на улице, было либо разорвано и разодрано, либо похищено. Прокусаны пластмассовые тарелки и канистры, растрепаны кроссовки и полотенца, украдены сушившиеся на растяжках вещи. Некоторые из них, правда, удалось найти в ближайших кустах. Этого нельзя сказать о недопитой бутылке виски, неосмотрительно оставленной на столе с посудой пьяненькими австралийцами.

Со стены кратера Нгоро-Нгоро дорога идет в направлении долин Серенгети. По ней мы и отправились в дальнейший путь. Как я уже говорил, вокруг немало более мелких кратеров. Все это земли очень необычных племен, называемых масаями. Поэтому когда в двух километрах от Нгоро-Нгоро мы заметили их деревушку, то никак не могли проехать мимо. Здесь начиналась впадина Маланта — идеальное пастбище для скота, и масаи активно использовали ее, невзирая на охранный статус данных территорий.

Вождь племени, он же староста деревни, по имени Мачо-Моджа, любезно согласился принять нас, потребовав при этом по десять долларов с каждого гостя. Мы согласились, после чего ворота крааля, как называется забор из стволов деревьев, защищающий деревню от набегов диких животных, были для нас отворены. Со словами приветствия «Джамбо» мы вошли на ее территорию…

Но прежде хочу довести до вашего сведения некоторые факты об этих интересных людях.

Масаи — это воинственные пастушеские племена, которые, являясь потомками хамитов, еще в начале нашей эры пришли из районов Верхнего Нила и захватили обширные территории восточной Африки. В итоге, их земли простирались от озера Туркана, на севере Кении, до центральных районов Танзании. Одним из первых их территории, быт и обычаи подробно описал шотландский исследователь континента Джозеф Томпсон в своей замечательной книге — «По землям масаев». Она явилась результатом его экспедиции 1882–1883 годов, прошедшей от Момбасы на восточном побережье Африки до северного берега озера Виктория.

Свыше ста пятидесяти лет продолжается с тех пор борьба масаев за свои земли. Сначала они противостояли белым колонизаторам-переселенцам, а затем и официальным властям Кении и Танзании, разборки с которыми не окончились и поныне. Ведь племена масаев по-прежнему живут в этих двух странах, не признавая границ и считая себя единым независимым народом, обитающим на своей территории. Держатся они обособленно и замкнуто, не допуская вторжения посторонних в их мир, культуру, обычаи и не подчиняясь большинству распоряжений местных властей. Все это до сих пор является причиной частых стычек, переговоров и соглашений. По некоторым из них масаи согласились показывать туристам отдельные из своих деревень, за право жить на территориях национальных парков.

Точную численность этих племен установить практически невозможно, так как они ведут полукочевой образ жизни, постоянно перемещаясь со своими стадами от пастбища к пастбищу, от водоема к водоему, из страны в страну. Предположительно, их численность составляет в наши дни около 300 000 человек. За кочевой образ жизни и любовь к животным масаев нередко называют еще бедуинами, или цыганами Африки. Гордой и свободолюбивый, этот народ сумел до наших дней сохранить свои многовековые традиции. Главная из них заключается в стремлении жить, соблюдая полное единение с природой и отказываясь от «благ цивилизации».

Осмотр деревни, называемой «бома», мы начали под дружелюбные взгляды ее жителей, высыпавших, все как один, нам навстречу. Селенье состоит из десятка хижин, обнесенных двухметровым частоколом. Хижины эти («енканга») представляют из себя круглый короб, сплетенный из ветки тонких стволов деревьев. Он обмазан с двух сторон смесью из глины и навоза и не имеет окон и пола. Коническая крыша сплетена из тростника и легко пропускает дым от костра, горящего внутри жилища. Вокруг очага масаи и спят, расположившись на шкурах животных. При необходимости переместить деревню к другому пастбищу хозяева просто обстукивают свои дома палками, обмазка отлетает, и короб разбирается, легко переносится на новое место, где хижину собирают вновь.

Женщины деревни старались держаться подле своих хижин, окруженные малыми детьми, тогда как мужчины смело направились в нашу сторону, разглядывая гостей с естественным любопытством. Все они, независимо от возраста, необычайно сухощавы, что делает их немалый рост еще выше. Жители деревни были одеты в традиционную масайскую одежду, называемую «чука». Она очень ярка и необычна даже для многоцветной Африки. Это одеяние состоит из двух полотнищ красного цвета, расчерченных в клетку двойными синими полосами, напоминающих шотландку. Одно из полотнищ окутывает бедра до коленей, а другое в виде тоги-покрывала закреплено на плече и свободно спускается вниз по груди, оставляя открытыми руки. На ногах их надеты простые, держащиеся за один палец сандалии. Головы у всех жителей не покрыты. Одни из мужчин стрижены коротко, у других длинные волосы, украшенные массивными металлическими обручами и подвесками. В руках они постоянно держат короткое копье. Масайское копье имеет металлический наконечник метровой длины и заостренный с другой стороны. Когда воин останавливается, он втыкает копье в землю заостренным концом, чтобы оно стояло вертикально, но никогда не кладет его на землю. Мужчины, не относящиеся к воинам, постоянно носят в руках палку аналогичной длины.

Женщины масаев также предпочитают красный цвет, но некоторые одеты и в синие клетчатые чука. У всех головы выбриты, а у некоторых, к тому же, выщипаны брови и ресницы. Удаляют они и два передних зуба из нижней челюсти. Дырка нужна для кормления жвачкой детей и для смачного сплевывания слюны, что является знаком наивысшего одобрения. Так они, кстати, встретили нашего полковника, одетого в неизменный френч и армейскую пилотку.

Особо стоит сказать о любви масаев к разнообразным украшениям, что характерно как для женщин, так и для мужчин. Материалом для них служат бисер, кости, металлические поделки, стекло и всякая необычная всячина. Из этого изготавливаются довольно сложные конструкции для головы, шеи и в уши. Украшения имеют многоцветный орнамент и выглядят очень живописно. Особенно хороши бисерные диски-воротники, надеваемые женщинами на шею. Сделанные на жестком проволочном каркасе, они широкими кольцами лежат на плечах, зрительно отделяя голову от туловища. Воротники эти белого цвета, и черная голова, с огромными ушами, кажется лежащей на большой десертной тарелке…

Теперь надо сказать об ушах. Верхняя часть ушной раковины у всех масаев, независимо от возраста и пола, проколота в нескольких местах разнообразными яркими серьгами и сама по себе живописна, но не идет в сравнение с мочками. Дело в том, что еще в раннем возрасте мочки мальчиков и девочек шаман протыкает костяной иглой и затем все последующие годы эту дырку расширяют, вставляя в нее деревянные распорки и подвешивая на них различные серьги-грузики. К моменту половозрелости такие уши могут быть оттянуты до самого плеча. Это, собственно, уже не мочка, а огромная, до 10 см в диаметре дыра, окантованная узкой полоской кожи! На этой полоске у женщин висит большое количество всяческих бус и подвесок. Мужчины же предпочитают украшать саму дырку. У одного из жителей деревни в дырку был вставлен бочонок от фотопленки, у другого там были закреплены большие часы, ну а третий вообще ухитрялся носить в ней бритвенный помазок!..

Есть у женщин также украшения на запястьях и щиколотках. Все эти бусы, подвески и серьги являются для них не только украшениями. Они отражают и их отношения с мужчинами: замужем ли она, сколько было у нее мужчин, сколько родила детей и т. д. В племени практикуется многоженство, но женщины не отказываются иногда пошалить…

К нашему сожалению, в Африке уже прошла мода на пелеле. Так называется кольцо, которое женщины носят на верхней губе. Дырку в ней протыкают еще у девочек, а затем постепенно расширяют тем же способом, как и в ухе, пока не станет возможным носить в нем кольцо диаметром до 5 см! Само кольцо-пелеле делается из дерева, кости, жести, проволоки, кварца или глины. Когда женщина улыбается, мимические мышцы подбрасывают пелеле вверх, выше бровей. Нос при этом виден в середине кольца, а зубы обнажены, чтобы всем было видно, как старательно они обточены на кошачий либо крокодилий манер. Некоторые красавицы не довольствуются одним кольцом, и делают пелеле еще и на нижней губе…

В Африке такой моды уже почти не встретить, но пелеле стали активно использоваться в украшениях западной молодежи, да и наши «продвинутые» гёрлы от них не отстают. Правда, дырки и кольца пока используются маленькие, но лиха беда начало: со временем — растянут, вставят и поедут подрабатывать в африканских шоу…

Масаи очень любят веселиться и готовы использовать для этого любой повод. Вот и по случаю нашего приезда они решили петь и танцевать. На центральной поляне женщины, во всей своей красе, выстроились в одну линию, а напротив них мужчины стали в кольцо. Гортанными звуками импровизированный женский хор запел какую-то свою протяжную песню. Мужчины стали молча приподниматься на носки стоп, а затем резко, в такт мелодии, опускаться на пятки, как бы пытаясь вколотить ими что-то в землю. Так они делали на каждый акцент песни, которая все убыстрялась и становилась все громче. Танцоры стали прихлопывать в ладоши, а затем развернулись в линию напротив поющих женщин. Теперь и они запели гортанным речитативом, сопровождающимся периодическими громкими выкриками. Проводник перевел нам смысл песни. В ней говорилось о любви к родной земле и ненависти к своим врагам, которых смелые масайские воины готовы втоптать в пыль…

В такт песне мужчины поочередно стали выходить перед общим строем и прыгать на месте, отталкиваясь от земли двумя ногами. Высота каждого последующего прыжка постепенно нарастала, достигая в конце концов одного метра. При очередном приземлении танцор громко ухал на полном выдохе, и вся картина чем-то напоминала работу строительной бабы, забивающей в грунт железобетонные сваи…

Последний самый высокий прыжок заканчивался мощным ударом всей плоскости стоп о землю, символизирующий, вероятно, окончательную победу над врагом.

С громким выкриком и сверкающими глазами танцор уступал свое место следующему воину, и все повторялось снова…

Брендон сказал нам, что тот из масаев, кто обладает самым высоким прыжком, пользуется в племени особым авторитетом. Хотя авторитет мужчин масаев, в основном, зависит от возраста. У них существует несколько возрастных кланов, через которые проходит каждый: детство, подготовка к обрезанию, обрезание, воины, зрелые, старшие. Когда заканчивается детство, группы подростков, называемых сопилио, отправляются на несколько месяцев в саванну со своим наставником. Там они обучаются всему тому, что должен знать и уметь настоящий воин-масай. Проходят они и психологическую подготовку к обряду обрезания. Этих юношей легко узнать по своеобразной узорчатой раскраске лица, производимой с помощью белой глины.

По возвращении в деревню они должны доказать всем, что умеют теперь многое и должны пройти необычный экзамен. С этой целью подростки идут в воровской поход.

Воровство скота у масаев в законе. Они считают, что весь скот на земле принадлежит им и поэтому воруют его при каждом удобном случае. Из-за этого у них бывали стычки с первыми колонистами Африки, из-за этого продолжаются конфликты с властями и сейчас. Процветает воровство скота и между отдельными племенами, оно часто заканчивается кровавыми разборками. Впрочем, полиция не вмешивается в эти дела, предпочитая вообще не появляться там.

Вот на такой экзамен и направляются будущие воины. Они надевают черные одежды, разрисовывают лица боевой белой раскраской и идут воровать скот, как правило коз, овец или коров из какой-нибудь одной соседней деревни. Украсть охраняемых животных не легко. Но еще труднее уйти с ними от погони. Ведь те воины-масаи, у которых угнали скот, должны найти, догнать и убить похитителей. Обе стороны вооружены копьями и длинными ножами, поэтому все происходит по-настоящему. Но таков закон жизни. Если подросткам удалось благополучно добраться до своей деревни, их ждет почетная встреча и заслуженная награда, которой является обрезание…

Обрезание, проводимое в таком возрасте, является очень болезненной процедурой, и раны после него заживают весьма трудно и долго. Но после этого подросток становится воином, и жизнь его круто изменяется к лучшему. Масайские воины живут в особых деревнях-лагерях, называемых «маниатта» и расположенных в глухих местах буша. Там они проводят время в долгих коллективных разговорах, песнях, танцах либо странствиях по саванне. Иногда их приглашают на разборки с соседними племенами, и тогда им приходится показать свою удаль и отвагу, но затем — снова разговоры, танцы и песни… Хотя надо сказать, что в традициях молодого воина-масая до сих пор сохранился обычай убить льва копьем в схватке один на один, чтобы окончательно доказать свое возмужание. Такие поединки в буше нередки, и заранее предсказать победителя в нем никто не берется…

Тем не менее, масаи не занимаются охотой на диких животных. Более того, они часто помогают рейнджерам национальных парков в их нелегкой борьбе с браконьерами. Звери тоже чуют масаев и знают, что те лишь защищают свой скот, а поэтому и не нападают без нужды. В качестве ответного жеста масаи оставляют в буше тела своих умерших соплеменников на съедение хищникам: что добру пропадать…

Вообще масаи очень уважительно относятся к животным. Даже своих коров-зебу и коз они стараются не убивать и мясо едят лишь в исключительных случаях. Предпочтение в питании отдается молоку и крови животных. Масаи протыкают сонную артерию коровы тонкой стрелой, собирают кровь и пьют ее теплой в чистом виде либо смешивая с молоком. Ранка замазывается навозом и быстро зарубцовывается, без последствий для животного.

Вождь Мачо-Моджа продемонстрировал нам эту процедуру на одной из коров и предложил попробовать крутой напиток. Чистую кровь попробовали только австралийские полисмены. Тогда вождь угостил нас местным чаем. Обычную на вид заварку он засыпал не в воду, а в кипящее молоко. От чая никто из группы не отказался. Он был очень жирный и по вкусу напомнил мне чай с коровьим маслом, который доводилось пить в Тибете и Бурятии, хотя и не был соленым. Забегая вперед скажу, что последствия дегустации были весьма огорчительны: у всех, кроме меня и австралийцев, через час последовало сильнейшее расстройство кишечника, надолго удлинившее наш путь…

Рыбу, как и мясо, масаи не едят. Не выращивают они и сельскохозяйственных растений. Однако «зеленой аптекой» они широко пользуются в быту. Из трав и корешков женщины готовят себе косметические средства, простые лекарства и даже брагу.

Но вернусь к рассказу о возрастных кланах у мужчин. Воин-масай живет на воле в маниатге до 25 лет. В этом возрасте он должен вернуться в родную деревню и жениться. Тогда он становиться зрелым и продолжает ничего не делать, кроме детей. Ведь в авторитете данной возрастной группы тот мужчина, кто их заимеет в наибольшем количестве от нескольких жен… Вот так, уважаемые дамы!

Вообще-то масайским женщинам живется не сладко. Мало того, что им до замужества делают искусственную дефлорацию и иссечение клитора, но и в семье она — единственная труженица, выполняющая абсолютно всю работу. Женщины строят и ремонтируют хижины, переносят на своих спинах весь домашний скарб, когда деревня перекочевывает на другое место, ухаживают за скотом. Все на них: вода, еда и огонь. Они презирают золото и серебро, которых немало в Африке, и никогда не используют их в качестве украшений.

Родив и залепив пуповину ребенка сырой глиной, они носят отпрыска за спиной, чтобы не мешал работать, а тех, кто постарше, запирают в специальной хижине, служащей яслями.

Уже с трехлетнего возраста дети начинают помогать матери по хозяйству. Они ухаживают за мелким скотом, живущим в плетеных сараях на территории деревни, а затем и пасут коров в буше.

Мы заметили, что на коже вокруг глаз у детей имеются множественные рубцы. Это следы прижиганий, которыми шаман лечит конъюнктивит, очень распространенный здесь. Не мало и других болезней, от которых умирают четверо из пяти детей масаев. Но выжившие обладают очень хорошим здоровьем и благодарят за это своего бога.

У масаев существует один бог. Его зовут Энгай, и ему, под священным деревом, молится вся деревня, под руководством своего колдуна-лебона. Он же по совместительству является и местным знахарем-шаманом. Масаи считают, что на нашей Земле был и есть рай, но уже давно бог изгнал оттуда людей, и возврата не будет…

Несмотря на такую унылую религию, масаи очень жизнерадостны, общительны и гостеприимны; особенно мужчины. Никакими ремеслами они не владеют, занимаясь обменом, воровством, продажей украшений своих дам и совершенствованием мужских доблестей… Даже скот пасут только дети и не- обрезанные подростки. Не мудрено, что при таком раскладе они веками стараются сохранить свои обычаи и традиции. Окружающий пример ясно показывает: стоит отпустить вожжи, — и конец вольной жизни… Да шучу, шучу!!!

Тем временем мы занялись раздачей подарков жителям деревни. Экспедиция приближалась к своему окончанию, и мы отдали им все, что уже «отработало»: фонарики, ложки, кружки, обувь и авторучки. Вождь, однако, тут же забрал все приметы цивилизации, оставив детям лишь значки и конфеты. Думаю, что все это будет им уничтожено. Впрочем, вряд ли он выбросит большую расписную хохломскую ложку, подаренную ему мной. Очень уж она ему понравилась! Когда я показал, как ее можно использовать в воспитательных целях, вождь пришел в такой неописуемый восторг, что разрешил всем жителям сфотографироваться на память с гостями.

Сам Мачо-Моджа выглядит очень живописно. В отличие от всех других масаев деревни, он очень грузен и при своем росте выглядит просто настоящим богатырем. Его голову украшает лихая кожаная ковбойская шляпа, видимо подаренная одним из туристов. Интересно, на что вождь тратит те немалые суммы в валюте, которые он зарабатывает на визитерах? Этот вопрос заставил Брендона улыбнуться и сообщить нам дополнительно о том, что вожди масайских племен получают от правительства страны 20 % от всех парковых сборов и пошлин, взимаемых с туристов! Да, вождь, он и в Африке вождь!..

Кстати, мы видели единичных масаев и в крупных городах страны, включая остров Занзибар. Видимо, это дети деревенских вождей, получающих образование на деньги, заработанные их папашами на «масайской легенде».

Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы отправились в дальнейший путь. Вдоль дороги нам несколько раз попались на глаза странные люди, стоящие группами по два-три человека. Они были закутаны в черные полотнища с ног до головы. Их черные лица были разрисованы широкими белыми полосами в разных направлениях. Впечатление было жутким, так как эти люди напоминали своим видом традиционный наряд смерти, с голым черепом и косой в руках. Они не походили на подростков-сопилио. Зловещие мужчины были значительно старше возрастом, да и лица их имели совсем другую раскраску.

Брендон объяснил, что это масаи, выгнанные из своих деревень за какие-либо проступки. В течение двух-трех месяцев они вынуждены скитаться вдоль дорог, зарабатывая себе на пропитание тем, что они разрешают фотографировать себя туристам. Вырученные деньги черные масаи сдают старосте своей деревни, а тот выдает им скудную еду. Дело не столь трудное, сколь позорное для мужчины, и считается у масаев очень суровым наказанием.

Хотя эти племена и отдают своих умерших сородичей на съедение хищным животным, но к старикам и калекам относятся с уважением и вниманием. В этом плане они резко отличаются от бушменских племен, встречавшихся нам в районе пустыни Калахари. Те и поныне практикуют жестокий обычай: бросать своих стариков, больных и даже раненых на охоте на одинокую смерть в пустыне, оставляя им пищи и воды на один день…

Через час-другой горы и кратеры зоны Нгоро-Нгоро остались за спиной. Незаметно для себя мы въехали на территорию национального парка Серенгети. Это самый старый заповедник Африки, созданный еще в 1951 году. Серенгети, по-масайски, означает — бескрайняя равнина. И действительно, на сколько хватает глаз до самого горизонта с двух сторон от дороги раскинулась бескрайняя степь. Эти равнины, занимающие площадь 14 763 кв. км, лежат на высоте 1 500 м над уровнем моря. Днем их неумолимо печет солнце, а ночью — ничто не может укрыть от безжалостного холода. Кругом выжженная светилом трава да редкие деревья с горизонтальными кронами, напоминающими панели солнечных батарей. Буш здесь постепенно переходит в саванну. Скотоводы масаи, заботясь о сочных пастбищах, поджигают сухую траву перед сезоном дождей. Теперь так стали поступать и рейнджеры парка, объясняя это необходимой санитарией территорий. Немыслимое количество живого гибнет в этом огне, и Африке еще предстоит горько пожалеть о вмешательстве вдела природы.

Но пока в Серенгети еще насчитывается более 35 разновидностей только млекопитающих, включая всю большую африканскую пятерку: слон, носорог, буйвол, лев и леопард. В воздухе над равнинами порхает около 500 разновидностей птиц и несметное количество насекомых.

Мы видим многочисленные пасущиеся стада разнообразных антилоп. С начала июня началась сезонная миграция копытных. Антилопы-гну, газели, зебры движутся вслед за высыхающей травой, направляясь из центральных частей равнины к водным источникам на севере и западе парка.

Там и тут снуют озабоченные шакалы; заторможенные жирафы вяло ощипывают последнюю листву с одиноких деревьев; в пересыхающих водоемах недовольно фыркают бегемоты. В мареве полуденного воздуха стремительно проносятся разноцветные мелкие птички, ловя зазевавшихся насекомых в своих резких пируэтах. Тихий звон, подобный тысячам невидимых колокольчиков, неумолчно висит над бескрайними равнинами Серенгети…

На фоне желтой травы мы вдруг замечаем округлые контуры гигантских каменных черепах. Их коричневые панцири одиноко торчат то там, то тут на плоскости равнин. Это скалы-копьес. Они достигают двухсот метров в высоту и столько же в диаметре. Кажется, что они разбросаны рукой неведомого космического сеятеля.

Мы подъехали к одной из них поближе. Вблизи она уже не казалась такой гладкой: коричневые стены ее были покрыты множеством извилистых трещин, щелей и расселин с торчащими оттуда клоками высохшей травы. Салом подошел к скале и ударил по камню автомобильной кувалдой. Скала тотчас ответила долгим низким гулом такой силы, что у нас заложило уши… Да ведь это же гигантские колокола! Кто, когда и зачем создал это чудо природы? О какой вести они должны будут поведать когда-нибудь окружающему миру?…

Нам тут же захотелось самим ударить в набат, но рейнджер не разрешил выходить из машины: в скале немало пещер, где любят скрываться леопарды. У гигантских колоколов есть надежные охранники, и только люди племени масаи могут без опаски подходить к ним. Скалы Нгонг, так зовут их масаи, не предназначены для развлечений всуе. Их звук, слышимый на много километров, когда-нибудь разнесет радостную весть о том, что Бог разрешил людям вернуться в рай!

Машины покатили нас дальше по равнинам Серенгети, знакомя с собственной планетой…

Я почему-то уверен, что человек не сможет вырваться в настоящий Космос до тех пор, пока не познает собственную Землю. Во-первых, потому что недостоин, а во-вторых, не пустят те; те, которые выше и мудрее нас.

А наш водитель притормозил и предложил посмотреть в бинокли. В сотне метров от дороги дрались два самца-буйвола. Они сильно ударяли друг друга своими мощными роговыми наростами на лбу. Треск нам не был слышен, но по тому, как содрогались от ударов все их тела, можно было представить могучую силу столкновений. Однако было странно, почему поединщики не пускали в дело свои закрученные книзу острые рога? Салом объяснил, что это «спортивный» поединок, и он никогда не заканчивается кровью. И точно, после очередного удара буйволы мирно разошлись и медленно направились в сторону дороги, где стояла наша машина. Четыре самки, жевавшие неподалеку, потянулись вслед за ними. Все наши примолкли…

Кафрский буйвол — самое опасное растительноядное животное. Вы не поверите, но ни один другой зверь не убил столько людей и львов, сколько убил он. Вот вам и жвачное животное…

Почему убивает именно людей и львов? Да потому, что это единственные его враги. Но убивает буйвол только в качестве ответных мер. У нас были мирные намерения и надежда на то, что это оценят.

Тем временем животные приблизились и, не обращая на нас никакого внимания, стали переходить дорогу в каких-нибудь пяти метрах от машины. Это были огромные, уже немолодые животные, весом не менее тонны каждый. Черная шерсть самцов уже была покрыта проплешинами, но их великолепные рога по-прежнему оставались грозным оружием. Они были белого цвета, лежали поверх головы, смыкаясь друг с другом, и имели настолько широкие основания, что напоминали собой костяную треуголку офицеров ее величества. Жаль только, что эта «армия» редеет: когда-то стада буйволов насчитывали до 5 000 голов каждое, а теперь далеко не каждое сафари сулит встречу с ними. На буйволах мы заметили черненьких птичек, размерами со скворца. Они на ходу копались клювами в шерсти гигантов, совмещая приятное буйволу с полезным для себя. Насекомые-паразиты постоянно «достают» копытных, а птички выручают последних. По той же причине буйволы очень любят купаться в болотах: грязь засыхает на коже вместе с паразитами, и остается только обстучать ее потом о дерево. Равнодушно пройдя мимо нас, буйволы удалились в буш…

Мы же поехали дальше по Серенгети, уже почти чувствуя себя, как дома. Грациозно прогибая спину, мимо пробежал куда-то одинокий гепард. А вот и опять пара львов спит в нескольких метрах от дороги. Нет, теперь уж не будем беспокоить их сон. Научены…

Неожиданно мы заметили огромный смерч. Довольно быстро он двигался почти параллельно дороге навстречу нам, вытянувшись в небо гигантским столбом. Задержавшись с фотосъемками, мы едва успели захлопнуть крышу «лендровера».

Вроде бы только что смерч был еще далеко, как вдруг его воронка стала стремительно расти на наших глазах, а затем со свистом пронеслась в нескольких десятках метров от нас. Небо потемнело от черной пыли и клоков сухой травы. Будто струи сильного дождя ударили по корпусу машины, заставив ее покачнуться. Салон наполнился пылью и запахом земли…

Прочихавшись и протерев ветровое стекло, мы увидели, что местность вокруг стала будто причесанной гигантской гребенкой в одном направлении. Все вокруг, кроме наших лиц, было чистым и прибранным. Черное лицо Салома стало серым, но он смеялся, говоря, что нам еще повезло: смерч прошел мимо и был совсем маленьким.

А с другой стороны дороги, совсем неподалеку, как ни в чем не бывало важно вышагивала птица-секретарь. Уж она-то смогла бы убежать, если бы почувствовала для себя угрозу. Ведь в беге эта длинноногая птица легко поспорит со страусом, а всяким там гиенам, львам или леопардам ни в жизнь не догнать ее. Для нее, видимо, смерч — привычное дело, а после него на земле можно найти и лягушек и любимых змей.

Кстати, хочу рассказать еще об одном прекрасном бегуне. Эту птицу мы тоже видели в Серенгети, хотя она считается весьма пугливой. Но уж такая это волшебная страна — природные парки Африки, где тебя признают за равного все иные живые существа.

Птицу эту зовут дрофой. Размерами она походит на молодого страуса. Такие же и ноги: прямые, длинные и мускулистые. А вот по расцветке дрофа — ну, чистый павлин! У нее длинный и тяжелый хвост — веером, похожий на глаз рисунок на крыльях и мраморное оперение на спине. С таким богатством — не налетаешь! Вот и бегает дрофа по африканским просторам со скоростью курьерского поезда.

Нам посчастливилось увидеть, как дерутся между собой многоженцы самцы. Сначала они принялись угрожать друг другу, распустив огромные веера хвостов и опустив к земле распушенные крылья. Затем стали ходить кругами за соперником, угрожающе изгибая шеи. Когда разогрев закончился, птицы буквально набросились друг на друга. Они бились крыльями, долбали противника клювами и даже пинались длинными ногами. А все из-за очередной самки…

Наш гейм-драйв благополучно продолжался, как вдруг я почувствовал острую боль у левой лодыжки и ударил рукой по небольшой серой мухе, которая меня укусила. На коже осталось большое пятно крови. Я показал муху нашему водителю. Это муха си-си (или це-це, как говорят у нас), поведал он и хмуро покачал головой…

В Африке, по статистике, каждая двадцатая муха це-це является переносчиком сонной болезни, при которой наступает поражение центральной нервной системы, практически не поддающееся лечению. Мои спутники стали тревожно оглядываться по сторонам и обнаружили еще несколько этих опасных насекомых, сидящих на стеклах «лендровера». С опаской и немалыми трудностями мухи были раздавлены тряпками. Но через несколько минут налетели новые твари. Мы начали отчаянно отмахиваться подручными средствами…

Еще Д. Ливингстон, пересекая Африку в 1857 году, обратил внимание на то, что с его домашними животными вдруг стало происходить что-то неладное. Коровы и лошади слабели и тощали на глазах. Они часами стояли неподвижно, опустив головы и закрыв глаза. У них переставали сгибаться суставы, и животные в конце концов падали и умирали. Скоро подохли все: коровы, лошади, собаки, овцы и козы…

В 1879 году английский врач Дэвид Брюс отправился исследовать те районы африканского континента, где свирепствовала загадочная болезнь. Люди племени зулусов называли ее «нагана» и утверждали, что во всем виновата муха це-це, которая переносит сонную болезнь и на людей.

На вид она очень похожа на обычную комнатную муху, но чуть меньше ее по размерам. А вот в полете эти серо-коричневые насекомые очень быстры и напоминают крупную муху- жигалку. Летают они большими группами и даже могут роиться, как пчелы. Зулусы считали, что эта муха весьма хитрая. Она осторожно и незаметно садится на человека, а затем резко кусает его. Боль при этом бывает очень острая, но быстро проходит, оставляя после себя длительный неприятный зуд.

Брюс обнаружил в крови мухи це-це очень подвижных сигарообразных простейших с тонкими жгутиками. Возбудители сонной болезни получили название — трипаносомы Брюса, а сам ученый был пожалован английской королевой в лорды.

Как только после этого ни боролись с мухами це-це! Мальчишки отлавливали их сачками, взрослые выжигали буш на многие десятки километров и бросали в костры трупы погибших животных. Но толку было мало. Кругом зеленели огромные сочные пастбища, а заниматься животноводством казалось делом бессмысленным. К тому же выяснилось, что существует несколько разновидностей этих мух: одни живут в листве деревьев буша, другие предпочитают прибрежный кустарник водоемов, одни летают и кусают днем, а другие предпочитают для этого ночь.

Наконец, ученым удалось выяснить, что муха це-це является лишь переносчиком возбудителей сонной болезни. Живут же трипаносомы в крови диких животных: слонов, буйволов, антилоп, обезьян и т. д. В «черный список» попали даже все африканские хищники. Но, в основном, главными хозяевами этой мухи являются бородавочники. Они питаются травой и всякими корешками. Выжигания буша приводили к еще большим разрастаниям травы и, соответственно, к увеличению поголовья бородавочников и мухи.

Это открытие повлекло за собой настоящую бойню животных. Только в Танганьике и Северной Родезии (теперь это Танзания и Зимбабве) с 1924 по 1944 годы было убито 8 003 бородавочника, 16 918 павианов, 1 646 буйволов, 23 531 карликовая антилопа, 6 532 антилопы-канны, 36 596 куду, 8 691 водяной козел, 23 196 антилоп-гну, 219 носорогов и тысячи других несчастных — диких животных. Когда число жертв уже дошло до полумиллиона, люди выяснили, что трипаносома живет и в крови мелких грызунов. А этих истребить было просто невозможно… Люди стали искать лекарство…

Сначала было найдено средство борьбы с трипаносомой, вызывающей сонную болезнь у людей, а затем и препарат, угнетающий трипаносому Брюса. Стало возможным бороться снаганой…

Диких животных в Африке перестали убивать, а места их интенсивного обитания были объявлены национальными парками. На их территориях нельзя жить и заниматься скотоводством. Численность диких животных начала постепенно восстанавливаться, но многие виды их исчезли безвозвратно…

Однако лично моя судьба теперь зависела только от воли случая. Препаратов от сонной болезни у нас с собой не было и поэтому оставалось только надеятся, что укусившая меня муха це-це не была двадцатой, то есть инфицированной смертельной трипаносомой…

В то, что судьба каждого человека заранее предопределена и от него самого нисколько не зависит, я верил всегда. Как- то раз мы с женой предприняли в Альпах спуск на лыжах с горы Монблан, а точнее, с одного из ее пиков, называющегося Айполь дю Миди (3 842 м). Облачность и туман с трудом позволяли нам выбирать направления спуска, но все же через четыре часа мы его благополучно завершили. Через несколько дней мы уговорили двоих приятелей повторить пройденное, тем более что в горах установилась прекрасная солнечная погода. Трудно передать, какой шок мы с Наташей испытали, когда увидели «трассу», по которой мы спустили» тогда вслепую с ледника. Не менее десятка глубоких трещин метровой ширины нам удалось проскочить каким-то чудом, хотя шанс не влететь туда был просто минимальнейшим! Таких случаев в моей жизни было немало. Достаточно вспомнить аварию на подводной лодке, где мне довелось служить и падение с вертолетом в Охотскую тундру. Но, не судьба… Будем надеяться, что и укус мухи це-це окончится только жутким рассказом в книге.

Опять я отвлекся от разговора про Серенгети, но надеюсь, что мои отвлечения вам не кажутся скучными. Конечно, мы едем дальше по прекрасным равнинам и смотрим во все глаза на их обитателей…

Неожиданно водитель остановил машину и стал показывать нам на одиночное высокое дерево, стоящее метрах в двадцати от дороги. Один из представителей большой африканской пятерки крупный красавец леопард задрал антилопу-импала и затащил ее на десятиметровую высоту, уложив на толстую горизонтальную ветку дерева. С ветки свисали вниз четыре ноги антилопы и четыре лапы да длинный хвост хищника. Пиршество его было в самом разгаре: клочья окровавленной шерсти жертвы то и дело летели вниз, сносимые ветром далеко в сторону. По всей вероятности, он доедал свою ночную добычу. Ведь именно в такое время суток эти звери и любят охотиться, предпочитая маленьких лесных антилоп-дукеров и древесных даманов, напоминающих кролика. Леопард великолепно лазает по деревьям, оттуда внезапно нападает на свою добычу и туда же затем затаскивает труп жертвы, вес которой может превышать его собственный. А весить взрослый леопард может до 70 килограммов.

Но это не только самое ловкое, но и самое свирепое животное из всех крупных кошек, часто нападающее даже на человека. Леопард удушает свою жертву смертельной хваткой за шею, стремительно прыгая на нее сверху.

Логово же леопардиха предпочитает создавать в скалистых гротах и пещерах, где и рожает детенышей. До возраста двадцати месяцев те живут вместе с матерью, а затем уходят в самостоятельную жизнь.

Леопарды не только свирепы, но и бесстрашны. В1968 году здесь, в Серенгети, один леопард вцепился в канат, волочащийся за стартующим планером. Видимо, он принял его за змею и отпустил только тогда, когда сам поднялся на метр в воздух. А может, он захотел полетать над родными равнинами…

Мы разбили свой лагерь прямо среди буша, недалеко от одной из границ национального парка Серенгети и сели на ланч.

Слишком поздно мы заметили, что в лагерь проникли два крупных самца-бабуина и самка с детенышем, вцепившимся ей в живот.

Переполох подняла датчанка. Она пошла от костра к своей палатке за специями и вдруг закричала оттуда истошным голосом. Палатка была закрыта, но самец-бабуин учуял запах коробочки с сыром, купленной еще в Аруше и, разорвав брезент, принялся шуровать в поисках источника заманчивого запаха.

Он нисколько не испугался даже тогда, когда мы все с криками подбежали к злосчастной палатке. У бравых австралийских полисменов сработал инстинкт, и они, расстегнув молнии палатки, полезли в нее, чтобы разобраться с правонарушителем. С минуту оттуда доносилась возня, пыхтение и вопли обеих сторон, затем бабуин выпрыгнул через дырку с желанным сыром и убежал в буш…

У вылезших затем полицейских был жалкий вид: одежда порвана в клочья, а руки и ноги исцарапаны до крови. Один из парней пострадал особенно серьезно: на его предплечье имелась глубокая рваная рана, оставленная зубами животного… Пока прибежавшие рейнджеры, выпучив ошарашенные глаза, объясняли австралийцам, что бабуин мог просто убить их обоих, две другие обезьяны не теряли времени даром.

Дело в том, что пологи большинства палаток были распахнуты: они требовали просушки после недавнего дождя, да и люди все были в лагере. Бабуины успешно воспользовались нашей беспечностью. Незаметно они стащили несколько полотенец, два спальника и пару ботинок. Мои потери составили две бутылки пива.

Нам пришлось отгонять бабуинов от лагеря с помощью камней. Злобно огрызаясь, они нехотя отступили в кусты. Мне же пришлось заняться первичной хирургической обработкой раны у полисмена.

Некоторое время спустя в лагерь пришли трое жителей деревни, расположенной неподалеку, по ту сторону границы национального парка. Они прознали про наш приезд и пришли к старшему рейнджеру со своей бедой. «Чуй», как они называли леопарда, убил в деревне семилетнего ребенка и утащил его в буш. Люди просили рейнджеров убить людоеда, так как знали: г попробовав человеческой крови, зверь уже не остановится на одном убийстве.

Старший рейнджер решил съездить в эту деревню, чтобы разобраться на месте. В машину он взял раненого полисмена, чтобы показать его местному колдуну. Сели туда и мы с Пашей. Я — в качестве лечащего врача, а он — как «мальчик-ассистент». Пока мы ехали, рейнджер связался по рации с управлением национального парка в Аруше и получил разрешение на отстрел леопарда-людоеда.

Деревня не представляла из себя ничего особенного и состояла из десятка обычных тростниковых хижин. Рейнджер ушел со старостой осматривать место убийства ребенка, а мы с Пашей повели австралийца на консилиум к колдуну, называемому здесь «мганга». Довольно крепкий дедок, облаченный лишь в какое-то подобие короткой пестрой юбки, принял нас в своей хижине. Узнав обстоятельства дела, он долго удивлялся, говоря, что у «музунгу» (белый человек), видимо, очень плохая голова, если даже бабуин не захотел оторвать ее от туловища. Только мой решительный протест не позволил ему снять швы с раны. Недолго побормотав над рукой, колдун сказал, что даст нам необходимое «дава» (лекарство). Он достал баночку с каким-то средством, напоминающим сгущеное молоко и намазал им рану. По его словам, это был сок дерева хейти, растущего в районе горы Килиманджаро. Он хорошо способствует быстрому заживлению ран, не оставляя рубцов на коже. Дал он и склянку с салом зебры, объяснив, как его принимать внутрь. Паша высказал полное удовлетворение состоявшимся консилиумом и пригласил колдуна посетить Российскую академию медицинских наук.

На дворе нас окружили жители деревни и начались знакомства. Я сказал им, что у полисмена очень сильно болит рука и требуется выпить какого-нибудь обезболивающего напитка. Пострадавшему тут же принесли местной водки, называемой «помбе». Водка была, видимо, достаточно крепкой, потому что лицо австралийца быстро раскраснелось и расплылось в довольной улыбке. Тогда мы с Пашей попросили для себя чего-нибудь послабее. Нам принесли канистру с местным пивом («биа») и сказали, что это подарок («завади»). Пиво это имело розоватый цвет и густоту жидкой каши. На вкус оно было сладковатым, оставляя легкую кислинку во рту. Жажда утолялась мгновенно, но опьянения совсем не чувствовалось. Мы с Пашей налегли на канистру, попутно расспрашивая о способе приготовления такого замечательного напитка.

Жители деревни, как мужчины так и женщины, довольно быстро присоединились к нашему импровизированному застолью, подходя со своими кувшинами с «биа» и рогами животных, из которых они и пили напиток. Мы узнали, что приготовляется он из пророщенного зерна, которое потом высушивают и толкут в муку. Затем необходимые пропорции муки и воды варят на малом огне. В районе не растет хмель либо другие растения, задерживающие процесс брожения, поэтому пиво это нельзя хранить. А стало быть, надо быстро выпить. Часто пиво варится сразу на всю деревню, и тогда в ней идет пару дней поголовная пьянка с песнями и плясками…

Когда дно нашей канистры окончательно оголилось, пиво, не показавшееся вначале хмельным, прилично ударило в голову. Душевные разговоры продолжались, и мужчины деревни предложили нам купить у них драгоценные камни («мадини»), которые они добывают в окрестностях деревни, выкапывая в песчаном грунте ямы метровой глубины. Камней было много: зеленые и красные фанаты, диаметром до одного сантиметра, заманчиво искрились, высылаемые из холщовых кисетов деревенских старателей. Цены были очень низкими, но на контрабанду мы не решились. А вот еще пару канистр пива мы попросили продать. «Акуна матата» (нет проблем), — ответили нам собутыльники, и сделка века состоялась.

Тем временем вернулся из буша наш рейнджер. Он не нашел останков погибшего ребенка, но хорошо изучил следы леопарда-людоеда и знал теперь, где его искать. Рейнджер показал старосте деревни дерево в буше, к которому нужно будет сегодня, после захода солнца, привязать козу. Отчаянное блеяние несчастной жертвы неминуемо привлечет к ней хищника. Рейнджеру, который заранее сядет в засаду поблизости, останется только спустить курок…

Мы засобирались обратно в лагерь. Австралийца нашли спящим на шкуре в одной из хижин. Водка помбе прошла испытание.

После ужина старший рейнджер уехал на вынужденную охоту, а мы все, выпив обе привезенные канистры с биа, разбрелись по палаткам. Но мало кто спал в эту ночь. За тонким брезентом до самого утра раздавался вой men, тявкание шакалов и хрюканье кабанов. Дважды мы слышали, совсем рядом, и львиный рык. Как потом выяснилось, два льва приходили пить воду из лужи под нашей цистерной. К тому же опять было очень холодно. Вот где бы очень пригодился «совик». Это такое пальто-хламида до пят, с длиннющими рукавами, сшитое из серого шинельного сукна. Оно не раз выручало нас в походах по отечественному Заполярью. Расслабились при подготовке к этой поездке. Думали* раз Африка, значит будет тепло. Но не учли, что хотя это действительно самый теплый материк на Земле, но перепады температуры бывают здесь очень сильными. В экваториальной зоне средние температуры составляют от +2 до +28 градусов С, а в пустынных областях or -5 до +55 градусов!

Вот и в последние ночи мы основательно подмерзали. Пара глотков спирта за ужином позволяла раздеться, залезть в спальники постараться быстро заснуть. Но я всегда обдумывал, лежа перед сном, прошедший день и его впечатления, а поэтому не успевал уснуть до окончания действия горячительного. Вот и теперь в голову полезли мысли о вреде и пользе алкоголя, навеянные посещением деревни.

Дело в том, что мне самому приходилось непосредственно заниматься проблемами лечения алкоголизма. На заре перестройки в СССР нами был организован один из первых в Москве лечебно-оздоровительный кооператив «Гармония здоровья». Это было самое крупное медицинское учреждение такого вида, в семнадцати филиалах которого, в том числе иногородних, одних только врачей работало свыше 1 000 человек.

После учредительного съезда союза оздоровительно-медицинских кооперативов СССР, состоявшегося в столице Киргизии, называвшейся тогда Фрунзе, ко мне, как к избранному сопредседателю этого союза, обратился американский священник, пастор Кенти. Его миссионерская деятельность во многих странах мира была направлена на борьбу с алкоголизмом. Не найдя поддержки в сети государственных наркодиспансеров Советского Союза, он решил обратиться к руководителям медицинских кооперативов. Пастор познакомил меня с директоратом крупного американского фонда «Кэрон Фаундэйшнл», занимающегося в США вопросами лечения алкоголизма по известной программе Эй-Эй, и мы поехали изучать их опыт.

Стажировка в шести американских штатах позволила нам досконально изучить тонкости популярной на Западе программы. Суть ее сводилась к следующему: алкоголизм — это болезнь. Только открыто признав себя алкоголиком, пьющий человек может излечиться, опираясь на поддержку таких же несчастных, как он. Нормы его поведения определялись конкретными двенадцатью заповедями.

Практически это выглядело так. Члены ячейки взаимопомощи регулярно собирались вместе и садились в круг, напротив друг друга. Поочередно вставая, они прилюдно заявляли о том, что являются алкоголиками и рассказывали, как они «дошли до такой жизни». Окружающие подбадривали, говоря, что и сами они такие же и что все вместе обязательно вылечатся. Все это, естественно, проводилось на фоне стандартной медикаментозной терапии.

Все было нам понятно, кроме одного: американцы относили к числу больных алкоголизмом каждого, кто употреблял не менее 50 граммов крепких напитков в день. Но ведь при таких критериях в нашей стране надо будет признать алкоголиками почти 90 % взрослых людей!

Мой дед по матери был путевым обходчиком. Ежедневно, чуть свет, он выпивал стакан самогона, съедал одну луковицу и шел 20 км, проверяя рельсы до конца своего участка. Там он садился, выпивал еще один стакан, перекусывал из туеска, спал два часа и затем шел в обратную сторону… И так было тридцать лет! У моего деда было шесть детей и прожил он 92 года.

Сильно сомневаясь, мы все же решили попробовать американский метод на русском человеке и развернули в Москве подобную службу. Не утомляя вас подробностями, сразу скажу, что дело не пошло. Во-первых, у граждан молодой России не было денег, чтобы играть в эти платные игры для богатых людей, а во вторых…

Пословица гласит: «Что русскому здорово, то немцу — смерть!» Не тот менталитет. Даже если проводить программу Эй-Эй бесплатно, русские люди на нее не пойдут. Американцы стыдятся того, что пьют, а наши горды и счастливы, когда удается выпить. Вот и все…

Безусловно, алкоголизм — это болезнь. При нем клетки организма переходят с аэробного на анаэробный тип тканевого обмена, и обратный процесс, по моему мнению, невозможен, так как это генетически обусловленный вариант индивидуального развития биомассы. И доза принимаемого алкоголя здесь абсолютно не причем. Внутренние часы тикают до обозначенного срока, и вы вдруг можете стать алкоголиком, даже если никогда не пили до этого.

Но можете и пить всю жизнь хоть ведрами, а остаться тем же, кем были, — бытовым пьяницей. Вот с бытовым пьянством и надо бороться, а лечить истинного алкоголика безнадежно и даже опасно.

Бороться нужно с пьянством без причины, а не с употреблением алкогольных напитков вообще. Даже креститель Руси, князь Владимир, отверг ислам в качестве религии для своего народа, потому что тот запрещал питие. Алкоголь обостряет чувства человека (и радость, и горе, и все другие-прочие), поэтому человек не откажется от него никогда. И большинству даже не важно, вредит или не вредит он здоровью, так как здоровье тела — далеко не самое главное в человеке. Алкоголь является и надежным «выключателем», позволяющим забывать о жизненных заботах и проблемах. Потому чем меньше будет проблем у человеческой души, тем реже она будет отдыхать в отключке.

Сходите в морг и посмотрите, какая блестящая интима у сосудов умершего пьяницы, — никакого холестерина. А вот печень и сердце — ни к черту. Значит, нужна золотая середина в дозе выпивки. Какая? Да в том-то и дело, что у каждого своя! Поэтому-то и существует уже давно осознанное правило: пить можно и нужно, но только надо знать когда, с кем и сколько!..

В отличие от наркотиков, алкоголь не уводит человека из реального мира. Поэтому пусть лучше культивируется хорошее застолье, чем подъездное «торчание» наркоманов. Ведь не случайно алкоголь объединяет (поодиночке практически не пьют), а уколовшиеся наркоманы «ловят кайф» потом, каждый сам по себе.

Из всего этого следует сказать, что в нашей великой и славной матушке-России тот, кто говорит, что не пьет, — или врет, или болен, или уже выпил «свою бочку» в этой жизни. Ну, а тем, кто со мной не согласен, я повторю ставшую народной фразу: «Нет, ребята, вы не русские!»