Абориген

55

Утро выдалось пасмурным и моросным – это редко бывает в Трёх Столбах, но редко – не значит никогда. Думаю, мне всё-таки удалось вздремнуть часа ещё полтора-два, то есть я был невыспавшийся, но более или менее вменяемый, и утренняя прохлада (если не сказать, промозглость) пошла мне только на пользу.

Я осел в «Зелёном драконе» за дальним столиком – так, чтобы от входа меня не было видно, – и набросал тезисы защитительной речи – вернее, двух: если появится Гагарин – и если он почему-то не появится. Для второго случая я произвёл лексический анализ статей самого Гагарина и того мерзавца, который использовал его имя. Под действием арифметики мои подозрения обрели вескость: как ни пытался мерзавец подделать стиль, основных фишек Гагарина он не просёк: тот никогда не начинал абзаца с буквы «П» и не допускал, чтобы в предложении два слова, начинающихся с одной буквы, стояли рядом. Это были его личные отвороты дурного – а он, как любой эстебанец, к подобным вещам относился трепетно. Присяжные довод поймут и оценят…

В семь утра я пошёл в порт. Мои опасения (вернее, предчувствия) подтвердились: пикап из Снегирей как раз готовился причалить. Я дождался, когда команда и четверо пассажиров сошли на пирс – но Суня среди них не оказалось. Пилот подтвердил, что вечером Сунь на борт поднялся, имея при себе объёмистый и довольно тяжёлый свёрток; утром не оказалось ни того, ни другого. Мог ли это быть небольшой пузырь и баллон с газом? Пилот почесал репу, потом репой же покачал: нет, для наполнения самого маленького пузыря баллон должен быть гораздо больше того, что уместился бы в свёртке Суня. Да и по конфигурации не похоже это было на баллон и свёрнутую оболочку, там было что-то жёсткое, длиной так метра два… сложенные лопасти, может быть?..

Короче говоря, на пузыре ли, на ранцевом вертолётике ли – но Сунь от меня ускользнул, дав тем самым ещё один аргумент для оправдания Игната.

Пилота я тоже записал в свидетели, он согласился с радостью.

Другое дело, что всё это так и не пригодилось…

56

Думаю, не имеет смысла подробно рассказывать о начале суда – стандартная процедура, все её знают. Морось кончилась, тент над площадью суда натягивать не стали. Суть обвинений, которые озвучил шериф, я уже довольно подробно изложил. Другое дело, что говорил шериф с неподдельной страстью, временами начиная брызгать слюной, и говорил сорок минут по хронометру. Присяжные были его. Я смотрел на них, избранных жребием: все мужчины (по закону женщина имеет право отказаться от участия в процессе, по которому может быть вынесен смертный приговор; мужчина такого права не имеет), нет особо молодых, зато есть почти старик, это заметно даже под капюшоном…

Когда шериф закончил дозволенные речи, ему готовы были аплодировать. Была половина одиннадцатого.

Потом судья спросил Игната, признаёт ли тот себя виновным. Игнат (в белом отглаженном костюме и с галстуком-шнурочком у горла) встал и твёрдо сказал, что не признаёт. Судья спросил меня, нет ли у поверенного уточнений по поводу позиции его подзащитного. Мне хотелось заявить, что «невиновен при смягчающих обстоятельствах», но я не стал выдрючиваться. Уточнений к позиции Игната у меня не было.

А потом я увидел Кумико. Она тихонько пробиралась по забитому людьми проходу, и кто-то уступил ей место в первом ряду – справа и чуть сзади от моего столика. На меня она не смотрела – только на отца. А я – только на неё. Это длилось несколько секунд…

Потом она нахмурилась и полезла в карман. Достала какой-то конверт. Посмотрела на него, высоко подняв брови. Конверт был направлен ко мне ребром, и я не мог прочесть, что на нём написано. А Кумико закусила губу, снова спрятала конверт – теперь уже во внутренний карман – и огляделась по сторонам.

И легонько, почти незаметно для других, кивнула мне.

Судья вызвал Шамиля Ивановича – дать оценку доказательствам обвинения. Он вышел, неторопливо разложил бумаги, обвёл взглядом зрителей, сидящих и стоящих, нацепил очки, приготовился начать читать – и вдруг нахмурился, к чему-то прислушиваясь…

Я уже говорил, что у меня слух не очень? Поэтому шум винтов я услышал позже, чем он, и даже не успел повернуть голову. Поэтому видел всё, что произошло на помосте, и ничего, что происходило на площади и позади неё.

Так вот: я увидел, как ровно посередине груди Игната, как раз над верхней пуговицей пиджака, образовалась маленькая чёрная дырочка, и Игнат вздрогнул всем телом, а потом встал и опёрся о барьер – и так, опираясь и перебирая руками, обошёл барьер, легко отстранил растерявшегося пристава и стал спускаться к Кумико – по трём ступенькам помоста…

Ещё одна пуля ударила его в бок, но он этого уже не заметил.

57

Знаете, как это – умирать? Я расскажу.

На самом деле это очень просто. Вспомните, вы наверняка перебирали на вечеринке и под конец, хватив по неосторожности какого-то другого напитка или коктейля, вдруг чувствовали, что начинаете стремительно пьянеть, выходили на свежий воздух, под дождь, в надежде освежиться – и этот свежий, так его и перетак, воздух оказывался последней каплей, на несколько секунд вы трезвели, как от нашатыря, – или вам казалось, что вы трезвеете, что несущественно, – и вы начинали спускаться на лужайку, и вот тут тело вдруг отказывалось служить, нога подгибалась в колене, вы падали, не ощущая ни удара о ступеньку, ни сырости травы, пытались подняться, вас валило набок, земля накренялась, накренялась, это было даже забавно, хотя и жутковато, приходилось хвататься за траву, чтобы не соскользнуть куда-то, потом вы видели склонившиеся лица, обычно перевёрнутые, а потому очень смешные, и улыбались им, и пытались объяснить, как это смешно, но очень хотелось спать, и скоро всё кончалось.

Так вот, смерть – это то же самое, только на трезвую голову. Ничего романтического, ничего страшного.

«Того света» тоже нет. И света в конце туннеля, и пения ангелов. Бывает мерцание в глазах и шум в ушах. Всё.

58

Игнат улыбнулся нам – наверное, мы казались ему очень забавными, такие встревоженные, – и сказал мне отчётливо: «Позаботься о Кумико». Потом изо рта его хлынула волной кровь. Но почти сразу же остановилась.

59

И только потом я повернулся и посмотрел на вертолёт. Это был обычный «Крауф», небольшой грузовичок. Номера закрывал большой яркий стикер с изображением друкка, обнявшего апельсин. В вертолёте сидели двое: один на месте пилота, лица его я не видел, только затылок, ухо и часть щеки. Другой, с повязанным вокруг головы шарфом, стоял на колене в проёме бокового люка и держал за цевьё винтовку, опустив ствол вниз. Винтовку я не опознал – вероятно, она была того же «кустарного производства», что и найденная у Игната в сейфе. Тем более что звука выстрела не было…

У стрелка из-под шарфа виднелась часть височного тату: задняя нога и хвост ящерицы Стерлинга – живущей на южных островах рептилии, которая ядовитым плевком сбивает мелких крылатых тварей с десятиметровой дистанции. Для человека её плевок не опасен, просто неприятен. Я ещё никогда не встречал такого тату.

Через несколько секунд вертолёт исчез за островерхими красными крышами окружающих домов. И только тогда собравшиеся зашумели.

60

Я тихо сказал Кумико:

– Спрячься. Спрячься так, чтобы не нашли.

Она кивнула. Наверное, сразу всё поняла. Это я ещё не всё понял, просто печёнкой почувствовал. А она – наверняка поняла. Она очень умная. И просто железная иногда. Она снова кивнула – но кажется, уже не мне, а себе самой, – закрыла отцу глаза, подержала ладонь на его лбу – только один раз её пальцы вздрогнули, наверное, в тот момент, когда Игнат окончательно перестал быть, – и мгновенно исчезла.

Я остался около мёртвого. Начиналась дурная суета. Судебные приставы на нас натыкались, как будто ничего не видя перед собой. Неслись дальше.

Потом я заметил Гагарина. Он потерянно стоял в проходе, не делая попыток подойти. Но и не исчезал, что по уму следовало бы сделать…

Сначала площадь окружили люди шерифа, поцы и дружинники. А минут через десять три десантных катера опустились на ближайших к судебной площади перекрёстках. Я тупо смотрел, как из них выскакивают и разбегаются по сторонам солдаты в серебристо-серых «ящерах», пока что дезактивированных…

Ну, что ж. Молодцы. И шериф молодец, подумал то же, что и я: стреляли, скорее всего, из окна или с крыши, а вертолёт – нарочитый ложный след. Ну и заодно – демонстрация серыми предельной наглости и полной безнаказанности.

И ещё я думал: удалось ли Кумико выскользнуть за пределы оцепления? Потому что с момента смерти Игната она становится единственным и полноправным наследником всего имущества отца – и всех его обязательств. А значит – главной целью серых.

61

Меня начал допрашивать офицер-землюк, лейтенант-коммандер юстиции Мелинкевич, и я сразу понял, что угодил на вакантное место главного подозреваемого. Но потом пришёл Шамиль Иванович и порушил ему всю забаву. В конце концов дело свелось к нескольким конкретным вопросам и не менее конкретным ответам строго по существу дела, и я был отпущен с пожеланиями соблюдать предельную осторожность. «Боюсь, Север, что ваш принципал затронул какие-то болезненные нервные узлы теневого сообщества, – Шамиль, как и многие другие законники, почти всегда использовал нейтральную терминологию и обтекаемые выражения. – И не исключено, что вы знаете, какие – может быть, сами о том не подозревая».

Я обещал: во-первых, быть осторожным и осмотрительным; во-вторых, подумать над его словами. У меня действительно ещё не возникло цельной картины произошедшего и происходящего – хотя потом, когда всё встало на свои места, я мог только поражаться собственной слепоте. Вернее, не совсем слепоте, а неумению выбрать из нескольких версий самую тривиальную.

Как говорил Шаман, «ничего лишнего».

62

Гагарина выпустили только к вечеру второго дня, когда подтвердилась его непричастность к событиям. Кумико так и не нашли.

Сказать, что город шумел, – это не сказать ничего. Город галдел и вопил. Землюков обвиняли не просто в потворстве бандитам, а чуть ли не в непосредственном участии в ликвидации моральных лидеров Эстебана (и все сразу забыли, что несколько дней назад Снегиря считали главой местных серых). Поползли слухи, что по всей планете уничтожают ветеранов прошлой войны – а это значит, что Земле мало блокады, Земля готовится к прямой оккупации. Как обычно, логики в слухах было мало, зато эмоции хлестали через край.

Среди слухов был и такой, особо мерзкий: что это Кумико подстроила убийство и – как единственная наследница – через подставных лиц распродаёт сейчас имущество…

Я присутствовал при вскрытии (первая пуля пробила дугу аорты, у Игната не было ни малейшего шанса выжить; вторая застряла в подвздошной кости) и на экспертизе самих пуль, которая, по сути, ничего не дала: пули были стандартные, для низкоэнергетического охотничьего патрона 9*!*ґ*!*39; до момента полного запрета огнестрела на Эстебане это был самый распространённый здесь калибр; не удалось даже установить, из одного ли ствола были выпущены эти пули, поскольку с той, которая попала в кость, сорвало мягкий поясок (его так и не нашли), а на силикофрамовых сердечниках, понятное дело, никаких следов от нарезов не остаётся.

Потом я отвёз тело Игната в Снегири и похоронил рядом с госпожой Мидори. Все домашние были в отчаянии, но успокаивать их у меня не было ни сил, ни бессовестности: я не представлял себе, как обернётся дело, а оно могло обернуться самым скверным образом.

63

А потом настал срок выполнять данное Изе обещание. Утром меня привезли на пикапе из Снегирей, и я даже никуда не пошёл, потому что омни, попавший в попутное течение, прибыл на два часа раньше расписания. Я стоял и смотрел, как он швартуется, и испытывал ни с чем не сравнимое дежавю: вот точно на этом же месте и даже в этой позе я стоял и ждал, когда же на пирс ступит господин Сунь…

Я уже говорил, что землюков ощущаешь ещё до того, как увидишь? Ну так вот: подтверждаю.

Группа была небольшая – шесть человек. Две семьи, если можно всерьёз говорить о семьях землюков. Я человек старомодный… Впрочем, на этот раз было более или менее традиционно: папа плюс мама плюс дочка – и муж плюс жена плюс подруга жены. Это так мне показалось на первый взгляд.

Как обычно, багажа у землюков почти никакого не оказалось, привычка путешествовать налегке, зная, что в любой точке обитаемой Вселенной тебя ждёт не дождётся абсолютно всё, что тебе нужно или просто хочется, – эта привычка неистребима.

Я подошёл к ним, широко улыбаясь.

– Добрый день, господа! Как добрались, нормально? На несколько дней я стану вашим гидом. Меня зовут Север, и ко мне вы можете обращаться абсолютно по любому вопросу. Изабелла должна была передать вашу подорожную…

– Да, – сказала «подруга жены». – Вот, пожалуйста…

Я посмотрел. Ой-ё. Фиг вам, сограждане, – две семьи. Одна. Спрячьте вашу интуицию, когда имеете дело с землюками. Просто сверните её в трубочку…

– Ну, что ж, – сказал я. – Вам известно, что Эстебан – отсталая планета. Здесь приходится много ходить пешком. Прошу, – и я взмахнул рукой в сторону города.

– А нанять носильщика можно? – спросила всё та же «подруга».

– Нет нужды, – сказал я. – Багаж и так доставят в гостиницу. Или вы хотите, чтобы несли кого-то из вас?

Шутка удалась. Они заулыбались. Нормальные ребята, подружимся.

– А далеко до гостиницы?

– Двадцать пять минут прогулочным шагом.

– А почему нельзя было причалить прямо к гостинице?

– Раньше так и было. Но с некоторых пор нам предписано в числе прочего контролировать поток грузов и пассажиров. Разве вам не говорили, что на Эстебан наложены некоторые ограничительные санкции?

– Да, говорили, конечно…

Так, за разговорами, мы дотопали до «Кристалла». Меня посасывал червячок беспокойства, что я ничего не успел проконтролировать, а вдруг?.. Но фирма, в которой служила Изя, сработала чётко, номера были зарезервированы, багаж (три среднего размера сумки), обогнав нас, пеших, уже подвезли и сгружали, горничные-китаянки кланялись, в холле вкусно пахло свежеиспечёнными пирогами…

Я отвёл в сторонку управляющего (звали его Ицхак Нетудыхата) и, помимо обычных в таких случаях вопросов (расписание ресторана, сухой паёк, повар для пикника, меню и прочее), спросил, не произошло ли что-то важное в городе за последние сутки. От него-то я и узнал, что Гагарин всё ещё под арестом, что вчера днём состоялся экстренный имущественный суд – и, поскольку защищать Снегирей было некому, на значительную долю их имущества был наложен секвестр в погашение якобы ущерба, нанесённого обществу и отдельным гражданам. Подробностей Ицхак не знал, но, как я догадывался (исходя из имевших место прецедентов), Кумико оставалась практически ни с чем, за ней признавали только неотторжимое имущество: один дом, одни штаны, одна делянка…

Я тут же, на подоконнике, написал кассационное письмо и в конверте «Кристалла» и посредством тринадцатилетнего внука Ицхака отправил его в суд. По закону ровно через пять дней его должны рассмотреть. Через пять дней я должен быть в суде – хоть камни начнут падать с неба.

А потом я повёл туристов на завтрак.

64

Структура семьи была такая: одна жена (Ольга), два её мужа (Петти и Кароль), у одного из мужей (старшего, по имени Петти) есть контрактница (та самая «подруга жены», Настя) и воспитанница («дочка», Иша); у Насти же, в свою очередь, заключён неполный брак с Мирабеллой…

Не моё дело давать оценки чужим нравам. Тем более что землюки оказались при ближайшем рассмотрении людьми, и людьми вполне себе приятными. Хотя немного шумными. Но это проявилось, когда они отдохнули с дороги.

– Надеюсь, в Ньёрдбурге вам не понравилось, – начал я, когда мы без суеты погрузились в туристический пикапчик, я проверил, все ли пристегнулись, и пилот повёл машину вверх, чтобы потом неторопливо прокатить нас вокруг острова. – Ньёрдбург по нашим меркам большой город, в нём почти четверть миллиона жителей, и это город промышленный и торговый – а следовательно, не слишком приспособленный для жизни. Я прав?

Со мной согласились кивками и беззвучными хлопками в ладоши.

– Я думаю также, что вы все прочитали путеводитель – хотя бы для того, чтобы не слишком скучать на корабле…

Тут уже захихикали.

Захихикали они потому, что пассажирские корабли межколониальной компании «Транс» – это такие летающие по Вселенной исполинские развлекательные центры, где можно найти любое удовольствие на любой вкус, и землюки, жители планеты достаточно пуританской (в сравнении с некоторыми колониями, разумеется), отрываются в полёте по полной программе. Три месяца весёлого загула в одну сторону, три в другую… причём ведь «всё включено»…

Хотя, как я знаю, полноценным землюкам все эти завлекалочки по фигу, ибо они, чтобы не терять времени, могут присутствовать в разных местах одновременно – перетекая сознанием, так сказать. «Транс» – это для тех, кто недостаточно полноценен. Такие к нам, кстати, в основном и прилетают.

– Ага, – сказал я. – Тогда я почитаю немного… – и раскрыл раритетную бумажную копию «Планет-колоний» издания 2534 года.

«Эстебан, вторая (из шести) планета в системе звезды Каффальджидхма, 667449212 по каталогу Сафара (по старой классификации – Гамма-2 Кита, расстояние от Солнца 20,83 парсека). Планета движется практически по круговой орбите, расстояние до центрального светила – 2,4 а.е., продолжительность года – 2,76 земных. Наклон планетной оси 4,1 градуса, продолжительность суток – 29 часов 41 минута. Традиционно сутки делятся на 24 части, поэтому продолжительность местного часа составляет примерно 1 час 14 минут. Планета исследована в 2298 году комплексной экспедицией Комитета по колонизации ООН и отнесена к категории VPS/10, то есть для освоения пригодны не более пятнадцати процентов поверхности суши. Колонизирована в 2344 году концерном „Майер-Цзинтяо“, действующим по лицензии ООН. Первоначально предполагалось создание колонии общего профиля, однако через некоторое время выяснился важный факт: биосфера планеты имела чрезвычайно низкий аллергенный потенциал для человека. Выяснилось, что причиной тому – пыльца эндемичного растения „орхидея Ван Слипа“. Вскоре сбор пыльцы орхидеи стал основным занятием населения планеты, колонизация же приняла уклон в монокультурное сельхозпроизводство. Цена пыльцы на мировом рынке была чрезвычайно высока, что объяснялось как растущим спросом – в связи с колонизацией планет, биосферы которых имели повышенную аллергическую активность, – так и ограниченным количеством поставляемого на рынок материала. Стремление менеджеров концерна расширить производство, с одной стороны, и попытки асоциальных элементов на планете монополизировать рынок и диктовать работодателям свои условия, с другой, – привели к ряду локаутов, гражданских волнений и даже вооруженных выступлений местного населения, что закончилось в 2456 году отзывом у концерна лицензии и взятием планеты под непосредственное управление ООН. Поскольку вооруженные выступления не прекращались, с 2479 года и по сей день действует режим санкций против планеты, предусматривающий строгое эмбарго на поставки высоких технологий, технологий двойного назначения, энергетических машин и прочего. В настоящее время пыльца ОВС поставляется планетой в обмен на энергоносители, лекарства, фильтры для воды и некоторые другие жизненно необходимые товары.

Последнее вооруженное выступление имело место в 2531 году (так называемая «Война Тысячи Бессмертных») и закончилось полным поражением мятежников. После этой войны всё околопланетное пространство осталось заполнено большим количеством противоракетных мин, препятствующих контрабандному сообщению с планетой. Это, а также наличие у планеты мощного пылеледяного кольца привело к тому, что единственным путём, по которому осуществляется товарообмен, является стационарный космический лифт (построен в 2410 году).

Из-за малого угла наклона планетной оси климат ровный, смены времён года практически нет, как нет и погодных аномалий.

Суша занимает примерно семьдесят процентов поверхности планеты. Океан и близкие к нему области суши содержат большое количество солей железа и тяжёлых металлов и для проживания людей непригодны. Рельеф континента преимущественно гористый. Для обитания людей пригодны терраформированные средневысокие (2–2,5 тыс. м) столовые горы и плоскогорья, покрытые земной растительностью альпийского и тундрового типа.

Орхидеи Ван Слипа произрастают в глубоких низинах, среди аборигенной флоры и фауны, смертельно опасной для человека…»

Я закрыл книжку.

– Если вы посмотрите сейчас вниз, то как раз и увидите таигу – те самые глубокие низины, населённые крайне опасной флорой и фауной…

Они посмотрели. Издали соответствующие звуки. Может быть, до кого-то из них дошло, что сейчас между ними и километровой пропастью нет ничего, кроме сплетённого из тонкой лианы пола. И никакой страховки, кроме привязного ремня.

– Теперь я скажу вам одну вещь, которую вы должны помнить всё время, пока находитесь на Эстебане. Если вы по какой-то причине окажетесь там, внизу, – немедленно, не теряя ни секунды, избавьтесь от всего искусственного и синтетического. То есть сбросьте всю одежду, абсолютно всю! Снимите украшения, часы, коммуникаторы – всё-всё-всё. Если рядом окажется мох – натритесь мхом. Отойдите от того места, где вы всё это проделали, но недалеко – метров на сто. И замрите. Что бы ни происходило – сидите или лежите неподвижно, расслабленно, можно закрыть глаза. Тогда у вас есть шанс уцелеть. Любое проявление активности будет стоить вам жизни. И самый опасный хищник в таиге – это пыльца тех самых орхидей Ван Слипа, которые мы называем просто Цветы. Рою хватает десяти минут, чтобы от человека остался чистый скелет…

– Э-э!.. – Петти поднял указательный палец.

– Ещё немного, – сказал я, – а потом будете задавать вопросы. Запомните ещё терминологию, которой мы пользуемся. Когда вы слышите слово «материк» или «остров», то речь идет отнюдь не о суше, омываемой океаном. Это те самые плоскогорья и столовые горы, о которых написано в справочнике. Океан же и прилежащие к нему земли в общественном сознании практически отсутствуют, поскольку внизу жить там нельзя, а приближаться по воздуху – опасно. Вот эта столовая гора, которую мы сейчас облетаем, называется островом Трёх Столбов. А вон то, что видно на горизонте справа, – это острова Старший и Младший, и, возможно, туда мы отправимся вечером. Материков в нашем полушарии два, и называются они бесхитростно: Северный и Южный. Южный достаточно густо населён китайцами, Северный имеет более гористый рельеф и обитаем только в некоторых местах. Жители островов заняты преимущественно культивированием Цветов и сбором пыльцы, на материках же развита дозволенная промышленность и обычное сельское хозяйство, и, как я знаю, в ваших дальнейших планах есть и посещение плантаций, и ранчо. Но это позже. Что вы хотели спросить?

Петти прокашлялся.

– А как быть с идентами? Это такие своего рода импланты, они у нас у всех…

– У меня тоже есть. Нет, не идент… Так вот, я ещё ни разу не подвергался нападению пыльцы. Так что, думаю, есть импланты или нет – не имеет значения.

– А вы часто бывали… там?

– Как правило, раз пять-десять в год. А были годы, когда я оттуда просто не вылезал…

– Ой, а почему? – заинтересовалась Мирабелла. Наверно, ей это очень живописно представилось: год голышом.

– Это было сразу после войны, – сказал я. – Нас преследовали, мы скрывались.

65

Нельзя сказать, что я соврал. Но сказал так, чтобы они поняли меня с точностью до наоборот.

В таиге тогда скрывалось немало синих, запятнавших себя сотрудничеством с врагом. И я, естественно, был среди них. Мы скрывались от тех, кто потерпел поражение. И многие из скрывавшихся «победителей» погибли.

А некоторые, говорят, так до сих пор и живут внизу. Приспособились.

Такие вот превратности жизни.

К обеду мы вернулись…