Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина

Под началом графа Миниха

25 сентября 1730 года главный прокурор Ягужинский зачитывает в Сенате указ императрицы Анны Иоанновны, который определил судьбу тобольского майора Абрама Петрова:

«…лейб-гвардии от бомбардир-поручика Абрама Петрова, которому велено быть в Тобольском гарнизоне майором, послать в команду фонминихена, а ему определить его в Пернове (потом в Лифляндской губернии) к инженерным и фортификационным делам по его рангу».

На самом деле назначение это было вызвано не высочайшим желанием вернуть чернокожего офицера из ссылки, положив тем самым конец его «сибирским злоключениям», не заботой о его благополучии, хотя именно это было для него важнее всего. Своим «освобождением» инженер Абрам Петров обязан «другому инженеру, более влиятельному при дворе — Б, X. фон Миниху. Впрочем, последнему это удалось прежде всего потому, что появилась жестокая нужда в инженерах, даже принят был особый указ приглашать иноземцев в помощь Миниху. Анна Иоанновна планировала поначалу продолжить грандиозные замыслы своего дяди, Петра I»^{97}.

Кто же такой граф Миних? В это время он один из самых влиятельных людей при дворе: губернатор Санкт-Петербурга, член Военной коллегии, директор работ в Кронштадте. Он имеет чин генерал-аншефа, является директором общего управления артиллерией и начальником инженерной части[35]. Этот знаменитый инженер знаком со своим менее известным, но не менее образованным коллегой Абрамом Петровым. В 1723— 1724 годах они трудились бок о бок на различных строительствах, в том числе на строительстве Ладожского канала. Там Миних не раз имел возможность оценить таланты и эрудицию русского африканца.

Ганнибал был одним из самых образованных и способных российских военных инженеров того времени. Генерал Манштейн, который много лет проработал в России, в своих «Исторических, политических и военных записках» делает следующее замечание: «Нет среди русских такого влечения к инженерному делу, как к артиллерийскому, из-за чего немногие преуспели в этой науке; большинство же офицеров инженерного корпуса выписаны из-за границы». Принимая во внимание образованность и компетентность Абрама в инженерном деле, Миних должен был тем более ценить его.

В 1730 году, только взойдя на престол, Анна Иоанновна учредила Особую военную комиссию. Миних был назначен ее председателем. Комиссии было поручено «все происшедшие в армии непорядки и помешательства исправить и такие основательные учреждения учинить, чтобы армия всегда содержалась в добром состоянии и сколько возможно без лишней народной тягости и напрасных убытков». Одним из результатов работы этой комиссии стало выделение из общего управления артиллерией самостоятельной инженерной части. Был утвержден ее штат и бюджет. Во главе инженерной части встал Миних. Тогда-то он и вспомнил своего сибирского коллегу.

В том же 1730 году императрица пожаловала Абрама новым чином — инженер-капитан. Этот чин — действительно повышение. Вероятно, это также было сделано по рекомендации Миниха. Так после долгой (несколько недель) и холодной дороги встретила Абрама столица.

В первые же дни по приезде Абрам знакомится с капитаном галерного флота Андреем Диопером. Грек по происхождению, капитан Диопер прожил к тому времени в России более трех десятков лет. Петр привлек его на российскую службу в 1698 году в Амстердаме, где грек тогда обретался. В России он женился и стал отцом двух дочерей. И вот этот морской офицер с большой симпатией отнесся к Абраму.

Старшую дочь Диопер к тому времени уже выдал замуж, а младшая, Евдокия, жила с отцом. По свидетельствам современников, она была удивительно красива. Новоиспеченный инженер-капитан не замедлил в нее влюбиться и решился сделать ей предложение. Однако место в сердце прекрасной Евдокии уже занято. Как раз в это время она сблизилась с флотским поручиком Кайсаровым. Свои отношения они держали в тайне ото всех, но собирались пожениться. Когда Абрам сообщил отцу девушки о своих намерениях, Диопер не увидел никаких препятствий для их брака. Почему Евдокия не сообщила отцу о связи с Кайсаровым, неизвестно, но когда капитан передал дочери, что Абрам просит ее руки, Евдокия решительно запротестовала, однако мотивировала свой отказ только тем, что жених — «арап и не нашей породы». О Кайсарове — ни слова.

Отец и будущий зять не обращали на эти «капризы» никакого внимания. Диопер считал, что инженер-капитан — прекрасная партия для его дочери, и дал согласие на брак. Абрам же был так счастлив, что не принимал во внимание душевных треволнений невесты.

Назначена дата венчания — 17 января 1731 года.

Евдокия вынуждена покориться воле отца. Но не во всем. Накануне свадьбы она отдалась Кайсарову.

Вечером 17 января, как и было назначено, в церкви Святого Симеона Богоприимца состоялась церемония венчания Абрама Петровича Ганнибала и Евдокии Диопер. Недолгое время спустя, в марте, молодожены отправились в Эстляндию, в Пернов (нынешний Пярну), на балтийские берега.

Что же касается поручика Александра Кайсарова, то он, сломленный расставанием с любимой, покинул столицу и 5 марта того же года был переведен в Астрахань.

Внебрачный ребенок и дело об отравлении

Пернов был небольшим провинциальным городком, в значительной степени немецким. Там, однако, располагались гарнизон и школа младших военных инженеров. Абраму как раз и поручено заняться образованием учеников, или, как тогда говорили, кондукторов этой школы. Преподает он свои любимые предметы: геометрию и фортификацию.

После трех лет, проведенных в сибирской ссылке, вдалеке от двора и светской жизни, логично было бы ожидать, что Абрам захочет остаться в столице. Однако этого не произошло, на что имелись свои причины. Да, Меншиков уже сам испытал прелести сибирской ссылки, Долгорукие отстранены от дел, однако место придворного фаворита занято неким Бироном[36]. Этот человек оставит кровавый след в истории России. Вот что пишет о нем историк Хмыров: «Гордый, невежественный и злобный, Бирон, к несчастию, был довереннейшим лицом государыни, волею которой коварно и дерзко играл он, окружая престол плотною стеною своих сторонников, таких же, как он, пришлецов. Левенвольд, Менгдены, Кейзерлинги и другие бесчисленные курляндцы, перемешанные с остзейцами, водворились тогда в России, владели лучшими местами и должностями, наводнили все управления… Конфискации производились тщательно; розыски чинились неутомимо. Отдаленнейшие края России с ужасом узнавали имя Бирона, слишком известное пока одним Долгоруким»^{98}. Другой историк замечает: «Страшное «слово и дело» раздавалось повсюду, увлекая в застенки сотни жертв мрачной подозрительности Бирона или личной вражды его шпионов, рассеянных по городам и селам, таившихся чуть ли не в каждом семействе. Казни были так обыкновенны, что уже не возбуждали ничьего внимания, и часто заплечные мастера клали кого-нибудь на колесо или отрубали чью-нибудь голову в присутствии двух-трех нищих старушонок да нескольких зевак-мальчишек»^{99}.

Стоит также заметить, что именно тогда, в 1731 году, умерла глава и вдохновительница «компании» — княгиня Волконская. Смерть она приняла в монастыре, где жила затворницей. Это стало тяжелой потерей для членов бывшего кружка княгини: ведь многие из них так и остались в ссылке. При такой жестокой власти лучше, видимо, затаиться и не напоминать о себе. Историк И. Л. Фейнберг считает вполне вероятным, что командующий артиллерией Миних, отдавая себе отчет в том, что политическая обстановка не благоприятствовала Петрову крестнику, рассудил, что наиболее подходящим будет ему занять второстепенную должность в Пернове, маленьком городке вдали от столицы[37].

И все же в тихом Пернове в мирную провинциальную жизнь капитана-профессора вмешиваются неожиданные события. Беспокойство на этот раз исходит от наиболее, казалось бы, близкого человека — супруги Евдокии. Она привыкла к бурной столичной жизни, ей хочется вырваться из провинциального однообразия. Да и не «слюбилось» у супругов Петровых. В доме некой мещанки Моор (Морши, как значится в документах) завязался у нее «роман», как сказали бы сегодня.

В 1877 году С.И. Опатович опубликовал обнаруженное в архиве духовной консистории дело о бракоразводном процессе Ганнибала. Вот что он пишет, основываясь на материалах дела: «Жизнь в маленьком городке с нелюбимым мужем молодой женщине очень не понравилась. Она стала искать развлечений и нашла их. Между подчиненными мужу кондукторами она обратила внимание на Шишкова. Этот молодой человек в Пернове разыгрывал роль Дон Жуана. Еще до прибытия туда Ганнибалов он познакомился с мещанкой Моршею, у которой была взрослая дочь. Шишков пообещал жениться на этой девушке, вступил с нею в связь и обманул. Морша пожаловалась на Шишкова начальству, которое распорядилось: Шишкову учинить наказание на теле, да тем дело и покончить…»

Шишкова высекли. Однако порка должного действия на него не возымела. Морша же, видимо, была сводней, так что «Шишков по-прежнему стал бывать у ней. С Моршей познакомилась и Евдокия Андреевна Ганнибал. В воскресенье, в Великом посту 1731 г. (Пасха была тогда 9 апреля), пришла она к Морше и младшую дочь ее Марию Елизабет послала за Шишковым. Тот явился. Сели играть в карты, в короли, «и когда он, Шишков, король был, то ей, капитанше, наложил, чтоб она его поцеловала, что она и учинила». После этого Евдокия Андреевна, в отсутствие мужа, нередко призывала к себе Шишкова, через писаря Тимофеева, и при таких свиданиях завелись у них любовные разговоры… От того у них «любление пошло»…»

В небольшом Пернове с населением менее четырех тысяч человек каждый шаг «Петровши» становился известен всем, тем более что пара была весьма заметной: красавица гречанка и чернокожий офицер. Естественно, что весь городок только и судачил о «бедной» капитанше, которая к тому же «пала жертвой чар» местного ловеласа. До обманутого мужа конечно же доходили слухи… Прямое же подтверждение неверности супруги он получил лишь в феврале 1732 года.

Но еще до того, как выплыла эта связь, разразился другой скандал, ставший, думается, событием в тихой жизни городка. Случилось это в конце сентября — начале октября 1731 года. Евдокия, понесшая с первых же дней замужества, разрешилась белокурой девочкой. Естественно, что событие это тут же стало достоянием общественности. Мужу оно должно было открыть глаза на некоторые факты биографии супруги. И хотя сроки не исключали отцовства Абрама, в реальности всем все было очевидно. Рождение у гречанки и арапа белокурого и белокожего ребенка — вещь, по меньшей мере, странная. В перновском обществе и среди офицеров гарнизона это вызвало, должно быть, весьма неприятные для Абрама разговоры.

Черный офицер сразу понял, что ребенок не от него и любезная супруга изменила ему еще в Петербурге. По неизвестным нам причинам — то ли из любви к прекрасной гречанке, то ли для того, чтобы замять дело и прекратить пересуды в городке, то ли из общей терпимости — Абрам признает ребенка. Девочке дают имя матери — Авдотья[38]. Вместе с тем Абрам прекрасно отдавал себе отчет в том, что Евдокия его никогда не любила. Быть может, он просто решил закрыть глаза на поведение жены и принять все как есть.

Однако дальнейшая жизнь в Пернове становится для него невыносимой. Очевидно, что причина тому — бесконечные взгляды, ухмылки, перемигивания и едкие замечания за спиной. Он становится посмешищем всего городка. Не стоит сбрасывать со счетов и то, что Абрам Петров — не просто офицер гарнизона. Он — преподаватель в инженерной школе, а ученикам его не пять и не десять лет… И Абрам пишет рапорт своему начальнику, фельдмаршалу Миниху, в котором просит отстранить его от преподавания… по состоянию здоровья.

Граф Миних соглашается ходатайствовать за своего протеже перед императрицей. Он не забыл, как много лет назад, когда ему было столько же, сколько сейчас Абраму, он вынужден был запросить отставки, чтобы разрешить свои собственные семейные дела. 11 октября 1731 года на заседании Военной коллегии Миних представил императрице прошение инженер-капитана Абрама Петрову об отставке. Документ этот сохранился в Артиллерийском архиве. Он очень показателен, поэтому приведем его полностью;

Инженерного корпуса капитан Аврам Петров бьет челом Вашему Императорскому Величеству. А мне подал челобитную, в которой написал, что служит он Вашему Императорскому Величеству с 705-го года. И при дяде Вашего Императорского Величества высокоблаженныя и вечнодостойныя памяти государе императоре Петре Великом был при всех баталиях, при которых Его Величество своею особой присутствовать соизволил, а именно: под Добриным, под Лесным, под Полтавою, при Ангуте, под Прутом и во многих зело трудных походах всегда при Его Величестве.

А в 716 году по указу его, государя-императора, послан во Францию, где, быв для обучения военных дел и ради присмотра тамошних порядков, служил в тамошней военной службе и тамо в 1718-м году при атаке города Фонтараби ранен тяжко на голове в двух местах. А в 724 году, прибыв оттуда паки в Россию, пожалован лейб-гвардии бомбардирскую роту поручиком. А в 727 году послан был в Тобольск, а оттуда на китайскую границу в Селенгинск для строения тамошней крепости, где по силе Вашего Императорского Величества указов порученные ему дела исполнял со всяким прилежанием. А в 730-м году по указу бывшего Верховного Тайного Совета в Тобольский гарнизон определен маэором, а сентября 25 дня по именному Вашего Императорского Величества указу во инженерный корпус капитаном, где и поныне обретается.

А ныне за очною (глазною) болезнию и за слабым здоровьем и за протчими имеющимися у него болезнями при так касающемся яко инженер-капитану многотрудном до инженерного искусства деле ему, капитану, при корпусе инженеров быть неспособно, того ради всеподданнейше Вашего Императорского Величества прошу об отставке оного капитана Петрова о всемилостивейшем указе.

А для его, яко чужестранного человека пропитания не соизволит ли Ваше Императорское Величество всемилостивейше повелеть: по смерть его производить ему жалованье из ныне получаемой им суммы третью часть, а именно: по сто рублей в год по рассмотрению Правительствующего Сената из какой суммы надлежит^{100}.

На прошение последовал отказ. Члены Сената сочли, что Абрам более всего нужен государству именно на этом месте. Ему лишь предписано явиться в Петербург в «Канцелярию Главной Артиллерии и Фортификации». Там его «расспросили» о состоянии сибирских крепостей, так как он там «не малое время обретался и о тамошних местах знать ему можно»^{101}.

Абрам Петров вынужден по-прежнему оставаться в Пернове. Отношения между супругами не улучшаются. Но вот в один из февральских вечеров к нему приходит кондуктор Гавриил Кузьминский и рассказывает о том, что слышал от другого кондуктора, Фабера: якобы Шишков «хвалился его, капитана, окормить», то есть попросту отравить…

28 февраля Абрам направляет в канцелярию доношение — жалобу на кондуктора Шишкова. Он также обвиняет жену в блуде и попытке отравления. Следствие начато сразу же. Свидетели подтвердили свои показания: «Фабер под присягою показал, что 26-го числа того же месяца мещанка Морша говорила ему: …приходил-де ко мне Шишков и говорил, что капитан Абрам Петров болен, и кабы капитанша была умна и послала в аптеку и купила чего и дала бы ему, Петрову, и он бы не долго стал жить. То же показала и сама Морша»^{102}. Евдокия и сама подтвердила все обвинения. В течение месяца Евдокия по-прежнему «жила у мужа и только в конце марта того же года взята была в канцелярию. Ее посадили на Госпитальный двор, где обычно заключались осужденные»^{103}.

Вот уже во второй раз Абрам сталкивается со злобой и бесчестностью окружающих его людей. Теперь уже не от лица сильных мира сего, но от ближних своих: жены и ученика. Всего два года назад он безысходно томился в Сибири, конца этому, казалось, не будет. Вызволил его оттуда могущественный друг — генерал Миних. Он внес его в свой список лучших инженеров. Немного времени спустя в Тихвинском монастыре скончалась княгиня Волконская, другой его покровитель и друг, быть может, менее могущественный, зато более знакомый и близкий по духу. Другие же друзья были рассеяны по всей России еще Меншиковым, и новая власть не спешила возвращать их в столицу. При дворе же правил очередной зловещий и могучий фаворит — Бирон.

Кокетливые и непостоянные петербургские подружки не горели желанием дожидаться его возвращения из ссылки… Абрам был одинок. Само небо, должно быть, желало знакомства свежеиспеченного капитана с коллегой — греком Диопером и его прекрасной дочерью. Он надеялся, что сможет жить тихо-мирно в Пернове, обзавестись семьей и переждать… Но он был сыном своего времени и в матримониальных вопросах и совершенно не принимал во внимание нежелание Евдокии идти за него замуж. За него, чернокожего. Он пытался поладить с ней, старался привить ей привычки и манеры парижанок. Но все напрасно. Евдокия его ненавидела за то, что он разрушил их тайное счастье с Кайсаровым.

Разочарованию, гневу и горю нет пределов. Он прощает жене рождение белокурой девочки и признает ребенка. Но жена заводит новый роман, и с кем! С мальчишкой! С одним из его учеников. Более того, «мальчишеские» шалости доходят до того, что в сговоре с любовником собирается его отравить! Как он до сих пор ничего не замечал?

В середине 1732 года он подает новое прошение об отставке. И Миних, по-прежнему любезный, ставит этот вопрос перед Военной коллегией и императрицей 7 июня 1732 года. Ответа наш герой дождется лишь через год.

Перновская гарнизонная канцелярия обсудила дело об отравлении и признала Евдокию виновной. Правда, завершится процесс еще не скоро, и Евдокия пробудет на Госпитальном дворе четыре года, то есть до 1737 года.

Что же до кондукторов, то они признаны виновными: «…ево, Шишкова во ослушании команды и в фальшивых доношениях к генералитету, тако же в блуде его капитанской жены и об отраве его, капитана Петрова, в согласии с его женою. Тако ж во оном деле в ведомстве приличился об отраве кондуктор Кузьмицкой и в том признаваем во всем кондукторов Шишкова и Кузьмицкого винными…» В том же документе сказано следующее: «И означенные кондукторы пред судом призналися во всем винны. И пред судом кондукторы просили слезно христианского прощения у господина капитана Петрова, на что означенный капитан Петров в обиде своей, не помня их злое умышление на его капитана во всем простил.

И того ради военный суд господина капитана Петрова признает судом правым. И от военного суда дан ему, господину капитану Петрову, сей аттестат»^{104}.