Хорошо известно, что прадед Пушкина по материнской линии Абрам Петрович Ганнибал, крестник Петра Великого, знаменитый генерал-аншеф, выдающийся математик, гидротехник и фортификатор России XVIII в. был уроженцем Африки: об этом неоспоримо свидетельствуют архивные документы. А известен ли нам конкретный регион Африки, где родился три века тому назад Абрам Петрович Ганнибал? Соответствует ли исторической правде «абиссинская» версия происхождения Ганнибала, принятая с конца XIX в. в русской и мировой литературе? Есть ли достоверные документы, указывающие на то, что именно на побережье Красного моря, в Эритрее, жил и царствовал африканский князь, один из сыновей которого стал в России славным инженером по фамилии Ганнибал?
Г. А. Леец, известный эстонский историк, пишет в биографии Ганнибала, вышедшей в 1980 г.: «Никаких документальных данных о родине и происхождении Ибрагима — так звали Абрама Петровича в младенческом возрасте — не имеется»{235}. В 1983 г. в книге «Абрам Петрович Ганнибал — прадед Пушкина» известный русский литературовед И. Л. Фейнберг справедливо заметил: «…многое в биографии А. П. Ганнибала остается до сих пор неясным и даже загадочным… Все еще вызывает споры происхождение А. П. Ганнибала: спор идет о том, был ли он, как сообщал сам, эфиопом[72], притом княжеского происхождения, или негром (как думал Пушкин)»{236}. При этом и Леец, и Фейнберг принимают «абиссинскую» версию происхождения Ганнибала, автор которой — известный русский антрополог академик Д. Н. Анучин. Надо полагать, Анучин привел убедительные доказательства, ведь после опубликования его статьи в 1899 г. исследователи Пушкина и Ганнибала согласились с ним.
В архивных документах имеется очень важное свидетельство Ганнибала о его происхождении. В прошении 1742 г. в Сенат о выдаче дворянского герба Ганнибал писал: «Родом… я из Африки, тамошнего знатного дворянства. Родился во владении отца моего, в городе Лагоне, который и кроме того имел под собой еще два города»{237}. Вот единственный документ, в котором сам Ганнибал упоминает свою родину — Африку и родной город Лагон. Других документальных указаний на его происхождение нигде нет. Правда, сохранились любовное письмо Ганнибала 20-х гг. XVIII в., в котором он называет себя «черным Абрамом», и другое письмо 40-х гг., где он пишет о своей «черноте». Таким образом, из первоисточников известно, что Ганнибал по цвету кожи был черным, что он был африканцем и что его родной город — Лагон. Нигде Ганнибал не назвал ту страну или ту часть Африки, где находился Лагон.
Через несколько лет после смерти Ганнибала — умер он в 1781 г. — немецкий зять его Роткирх (1746 — 1797), муж дочери Ганнибала Софьи (1759—1802), написал известную в пушкиноведении Немецкую биографию Ганнибала, в которой прямо сказано, что тот «был родом африканский арап из Абиссинии».
Вот как характеризует данную биографию известный специалист по родственным связям Пушкина Н. К. Телетова: «Эта первая по времени издания биография А. П. Ганнибала была написана в конце 80-х годов 18-го века. Многое в ней основано на рассказах старого Арапа, но кое-что оказалось нелепым вымыслом»{238}. Далее Телетова пишет: «Через четыре года после смерти Ганнибала-отца, 21 апреля 1785 г., принят был закон об упорядочении дела русского дворянства, которое должно было быть переписано с внесением фамилий в шесть книг. С этим законом пришлось столкнуться уже сыновьям Ганнибала, которые мечтали войти в «лучшую» шестую книгу. Для того, вероятно, и трудился Роткирх через год или два после принятия этого закона над возвеличиванием рода своей жены в Немецкой биографии ее отца, чтобы доказать право Ганнибалов быть внесенными в шестую книгу «древних благородных дворянских родов»{239}.
Важно отметить, что все исследователи Ганнибала, в том числе и я, соглашаются с Телетовой, и никто не считает указание Роткирха о родстве отца А.П. Ганнибала с великим карфагенским полководцем Ганнибалом правдоподобным. На мой взгляд, так же критически надо отнестись и к другим указаниям об африканском периоде жизни Ганнибала. Во всяком случае, самым авторитетным свидетельством, которым мы располагаем, является сообщение самого Ганнибала об Африке (широкое географическое понятие) и о родном его городе Лагоне, или Логоне (точное географическое указание). Любое серьезное исследование должно начинаться, с моей точки зрения, именно с показаний самого Ганнибала. Однако Анучин выдвигает на первый план сведения Немецкой биографии об Абиссинии. Почему?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, придется отвлечься от Пушкина и Ганнибала и обратиться к антропологическим и этнографическим взглядам академика Анучина. Нельзя давать какую-либо оценку его статьи без понимания двух терминов, о которых я уже упоминал: понятий арап (или неф) и абиссинец (или эфиоп), в разные времена служивших в русском языке для обозначения жителей Африки. Все русские пушкинисты, в том числе и Анучин, придают огромное значение разнице между этими терминами. Каково же отличие арапа, то есть негра, от абиссинца, или эфиопа?
Анучин утверждает: «Раса негров в умственном и культурном отношении стоит на низшей ступени сравнительно с белой расой… Физическое развитие негров в общем слабее, чем у белых… Негры, по-видимому, не в состоянии возвыситься над уровнем самой обыденной посредственности»{240}. А абиссинцы, которые являются смесью белой семитской и негритянской рас, «способны к более высокой культуре»{241}. Поэтому он, как и его европейские коллеги антропологи того времени, относит их к так называемой хамитской расе[73].
Анучин отнюдь не скрывает от читателя своей цели: показать русскому народу, что негры не внесли никакого вклада в развитие мировой культуры, что их мозг менее развит, чем у белых, что «негры всегда были и продолжают быть — там, где не приняли европейского языка и культуры[74], — полудикарями и полуварварами, и во все времена народы высших рас (выделено мною. — Д.Г.) считали их… предназначенными самой природой для служения другим народам в качестве рабов»{242}. Вот почему законно и «позволительно сомневаться в том, что чистокровный негр, переселенный из Африки в Европу и предоставленный здесь влиянию воспитания, мог проявить в такой степени свои способности, в какой их проявил Ибрагим Ганнибал, чтобы из сыновей этого негра, мулатов, оказался один (Иван Абрамович), составивший себе почетную известность не только своею храбростью, но и своим талантом как администратор, чтобы, наконец, правнук этого негра, А. С. Пушкин, отметил собою новую эпоху в литературно-художественном развитии европейской нации и приобрел себе славу великого поэта»{243}.
«Антропологический эскиз» Пушкина написан Анучиным с одной целью: отвергнуть негритянское происхождение великого русского поэта! И время опубликования работы не могло быть выбрано лучше: 100-летие со дня рождения Пушкина. Раз нельзя изменить историю, надо было считаться с африканским происхождением, но ни в коем случае не соглашаться с «оскорбляющей» идеей о том, что «гениальный прадед гениального поэта» был негром. И этого можно было добиться, ведь в Африке «много рас», и, к великому счастью ученого-расиста, в архиве не нашлось точного указания на страну, откуда происходил африканский арап.
Ясно, что у выдающегося антрополога вопрос был решен прежде, чем он приступил к своей исследовательской работе. Сыграло на руку и существование Немецкой биографии, в которой черным по белому написано об абиссинском происхождений Ганнибала. Оставалось только «научно» доказать, что африканская ветвь предков Пушкина принадлежит к «расе, способной к более высокой культуре» — к хамитам, а не к неграм. Необходимо было показать, что все, кто писал о Ганнибале раньше — включая и детей Ганнибала, и самого Пушкина, — ошибались. И вопреки тому, что сам Ганнибал считал себя арапом, то есть негром, что таким считали его в России все современники и потомки, да и вся русская литература, — мнение Анучина было самым авторитетным на протяжении целого XX в. Какая ирония судьбы: в области пушкиноведения почти единодушно приняты идеи антрополога-расиста! Между тем замечательная русская поэтесса Марина Цветаева писала, что Пушкин «своим рождением разрушил все расистские теории»{244}. А Вегнер, один из немногих биографов Пушкина и Ганнибала XX в., открыто критиковал уважаемого академика: «… вся его статья в целом для нас совершенно неприемлема. Анучин исходил из таких взглядов, из которых впоследствии махровым цветом распустились современные фашистские теории, теории в корне антинаучные и глубоко вредные»{245}. По словам Фейнберга, Набоков также «ругал» Анучина, называя его статью «сочинением, которое с исторической, этнографической и географической (номенклатурной) стороны стоит ниже всякой критики»{246}.
И все же почему никто из исследователей не прислушался к мнению Набокова и Вегнера, не подверг должной критике статью академика Анучина? Мне кажется, это объясняется тем, что среди пушкинистов просто нет специалистов по Африке. В ноябре 1993 г., встретившись с профессором Л.М. Аринштейном из Российского фонда культуры, я убедился, что не все пушкинисты верят в «аберрации» Анучина.
Несколько фактов заставляют основательно пересмотреть принятую версию об эритрейской родине предков Пушкина. Прежде всего, города Лагон в Абиссинии нет и не было, там есть и было селение Лого (это далеко не одно и то же!). Анучин «нашел» в абиссинском Хамасене округ Loggon, где располагалась резиденция князя Приморской провинции. Возникает вопрос: почему Анучин (ученый-географ) не опубликовал в подтверждение карту местности? Далее он сделал вывод:
«… Отец Ибрагима Ганнибала был владетельным князем в северной Абиссинии… Есть основание даже думать, что это был именно князь Приморской области, базар-нагаш, имевший, как мы знаем, своею столицею в конце 17-го века Добарву (или Дебароа), которая могла называться (выделено мною. — Д.Г.) так же, по имени всего округа, Логон…»{247}.
Этот вывод опровергается данными полевых и исторических изысканий Н.П. Хохлова. Вот что пишет Леец: «Н. П. Хохлов разыскал в 1971 году в Эфиопии места, о которых Д. Н. Анучин писал как о родине Ибрагима-Абрама. Н. П. Хохлов побывал в Эритрее и в бывшей столице Приморской провинции Добарве на берегу реки Мареб, и в Лого (Логон у Анучина, ныне деревушка в 4-х километрах от Добарвы). Это Лого в далеком прошлом было местом жительства правителей провинции бахар-нагашей…»{248}. Очевидно, речь идет совсем о другом месте, отличном от родного города Ганнибала — Лагона. На самом деле Логон Анучина не существует. Добарва никогда не назывался Логоном, или Лагоном. И приморский порт Массава никогда не назывался Лагоном, что и подтверждали эритрейские специалисты-картографы, работавшие с Хохловым. В Эритрее «есть два Лого: Лого Чова в области Хамасена и Лого Кузай около Хазому»{249}. В статье Анучина Лого Чова стало Логон-Чуан. Таким образом, ученый-географ пошел на подлог и фальсификацию: его город Лагон на самом деле деревня Лого. Хохлов нашел ее «на одной из старинных карт», а значит, и прежде это селение называлось Лого, а не Логон. В местном языке не существует топонима Логон, это слово ничего не означает на языке жителей Лого. Неизвестно там и имя Лагань. Хохлов, разочарованный этим, обвинил… «воображение Пушкина»{250}. Не лучше ли предположить, что если в Абиссинии нет названия Логон и имени Лагань, их не надо было там искать?
Почему Леец, все-таки заметивший разницу между Логоном у Анучина и Лого у Хохлова, считает, что оба исследователя пишут о том же самом Лагоне, о котором сообщал Ганнибал в 1742 г.? И почему Хохлов не усомнился в выводах Анучина, хотя эфиопские историки, библиотекари и картографы прямо говорили ему, что в их стране нет и не было Лагона?
Полагаю, что Леец, Фейнберг, Хохлов и другие биографы Пушкина XX в. подходили к решению вопроса о происхождении Ганнибала анучинским путем: так как Ганнибал уроженец Абиссинии, там и следует искать его родной город Лагон. Они не придали значения расистским позициям Анучина и положились на его доказательства и знание им истории Абиссинии.
Однако сам Ганнибал никогда не писал о том, что он из Абиссинии. И сын Ганнибала, Петр Абрамович, в своих воспоминаниях об отце не называл Абиссинии: «Отец мой… был негер, отец его был знатного происхождения…»{251}. Нам известно, что П. А. Ганнибал читал Немецкую биографию и даже был одним из ее хранителей. Он же и передал ее Пушкину. Поэт, который также читал Немецкую биографию и даже перевел ее на русский язык, не воспользовался информацией об Абиссинии и везде писал, что прадед его по материнской линии негр. Можно даже предположить, что Пушкин знал от самого Петра Абрамовича Ганнибала, что указание на Абиссинию не соответствует исторической правде. Князь Петр Долгоруков в своих мемуарах пишет о Ганнибале, но также не упоминает Абиссинию. Единственным, кто указал на Абиссинию, был Рот-кирх. Но нам известно, с какой целью он написал Немецкую биографию.
Кроме того, и самое главное: территория Африки, называвшаяся в конце XIX в. Абиссинией, где Анучин искал город Лагон, значительно отличалась от Абиссинии XVII — XVIII вв. Во «Всеобщей истории Африки», написанной под эгидой ЮНЕСКО, читаем: «Термин Habesistan или Abyssinia, употребляемый в оттоманских источниках, включает все территории южнее Египта до острова Занзибара или Мозамбика в восточной Африке»{252}. Роткирх, как и многие европейцы XVII — XVIII вв., почти ничего не знавшие об Африке, мог считать, что Абиссиния — это африканская империя, которая на севере граничит с Египтом, на востоке простирается до Красного моря и части Берберского залива, на юге — до Лунных гор, а на западе граничит с царством Конго и Нубийским царством. Посмотрите на карту Африки 1730 г., изданную в Амстердаме, и увидите, что название Эфиопия служило в XVIII в. для обозначения почти всей Африки. А. Давидсон в книге «Облик далекой страны» пишет, что на одной космографии 1707 г. Эфиопия обозначает почти всю Африку.
В познаниях об Африке самого Ибрагима Ганнибала большое значение имел константинопольский период его жизни. Известно, что турки употребляли термин Хабесистан для обозначения всех территорий черной Африки, находящихся к югу от Египта до Мозамбика. Следовательно, во время пребывания в серале Абрама, как и всех уроженцев черной Африки, называли «хабеш». Слово ХАБЕШ употреблялось турками в том же смысле, что и слово АРАП в России. Оно всегда указывалось перед фамилией африканцев. Например, черного евнуха, ставшего в 1587 г. главой султанского гарема с чином паши, звали Хабеши Мехмед Ага. Это означает, что Абрам отлично знал, что Хабесистан (или Абиссиния) был в XVIII в. слишком широким географическим понятием.
Из сказанного следует, что надо снова искать город по имени Лагон, причем на всей территории черной Африки.
Ганнибал упомянул родной город только один раз в официальном документе 1742 г. — в прошении Сенату о выдаче ему дворянского герба: «…родился во владении отца моего в городе Лагоне…» Почему он не назвал страну?
Может быть, потому, что просто не помнил ее названия, так как покинул родину навсегда семилетним ребенком. Он указал в прошении все, что знал и помнил о своем знатном происхождении: у отца было владение; в княжестве было три города, в том числе и родной Лагон. Обмануть он не мог хотя бы потому, что русская императрица Елизавета, дочь Петра Великого, отлично знала Ганнибала с детства. Значит, его свидетельство надо считать единственно верным.
Указав название родного города, Ганнибал выразил свою волю не быть анонимным хабешем, сыном какого-то абиссинского или африканского князя. Не назови он имени родного города, мы бы никогда не смогли провести поиски. В Абиссинии XVII в., простиравшейся от берегов Красного моря до острова Занзибар, существовало много африканских княжеств. А город Лагон во всей Африке был только один, и находился он не в Эритрее.
В Немецкой биографии сообщается, что отец Ганнибала был «вассалом турецкого императора или Оттоманской империи; вследствие гнета и тягот он восстал в конце прошлого века с другими абиссинскими князьями, своими соотечественниками и союзниками, против султана, своего государя; этому последовали небольшие, но кровопролитные войны; однако же, в конце концов, победила сила, и этот Ганнибал, восьмилетний мальчик, младший сын владетельного князя, был с другими знатными юношами отправлен в Константинополь в качестве заложника. Собственно, по молодости лет, этот жребий должен был миновать его. Однако, так как у его отца, по мусульманскому обычаю, было много, и даже чуть ли не тридцать жен и соответственно этому множество детей, эти многочисленные старые княгини с детьми, объединенные стремлением спасти себя и своих, нашли способ хитростью и интригами почти насильно посадить его, как младшего сына одной из младших княгинь, не имеющей при дворе достаточно приверженцев, на турецкий корабль и поручить его предназначенной ему судьбе. У его единственной сестры Лагани, бывшей на несколько лет его старше, нашлось достаточно мужества, чтобы воспротивиться этому насилию. Испытав все средства, но принужденная наконец уступить большинству, она еще в тлеющей надежде вымолить или выкупить за свои драгоценности свободу возлюбленного брата проводила его до борта этого кораблика; однако видя, что все последние усилия ее нежности бесплодны, она бросилась в море и утонула».
Изучение истории северной Эфиопии начала XVIII в. не подтверждает версию Немецкой биографии. Фейнберг в своей монографии о Ганнибале рассказал о неудачных поисках Набокова в архивах; Хохлов, побывавший в Эфиопии и прочитавший все исторические хроники того времени, также ничего не нашел. В начале XVIII в. в северной Эфиопии никакого восстания против османской власти не было.
Рассказ Роткирха об обстоятельствах увоза мальчика в Константинополь не может быть основан на воспоминаниях Ганнибала: в то время сыну лагонского князя было семь лет, и вряд ли он разбирался в тонкостях событий, которые привели к его увозу в Турцию. Вероятно, все это придумал сам Роткирх и, возможно, он кое-что добавил к трагическому эпизоду с сестрой Ганнибала. Последний мог рассказывать своим детям о том, что его взяли в плен после какого-то военного конфликта, в результате которого князь Логона (его отец) потерпел поражение. Нельзя также сомневаться в трагической кончине его сестры. Правдоподобно и то, что у этого князя было много жен и детей. Но факт полигамии отнюдь не означает, как это писал Роткирх и подтвердила Телетова{253}, что он был обязательно мусульманином. В Африке многоженство князей — очень древняя традиция: князья, короли или императоры должны были брать в жены девушек из всех этнических групп, которые составляли их государства. Благодаря этому обеспечивалось национальное единство страны.
Заметим, что Пушкин не придает большого значения этому рассказу Роткирха и не пользуется им в своих записках. В примечании к строфе L в первом издании первой главы «Евгения Онегина» (1825) он пишет: «… прадед Абрам Петрович Аннибал на 8-ом году своего возраста был похищен с берегов Африки и привезен в Константинополь». Следующий текст, взятый из книги Фейнберга, дает яркую характеристику отношения Пушкина к рассказу Роткирха о детстве Ганнибала: «И Благой, и Набоков (Благой раньше) пишут, что это все фантазия, выдумка, сочинения с практической целью создать легенду о знатном происхождении Арапа. И верно указывает тут же Благой, что Пушкин критически отнесся к преданию об африканском периоде биографии Арапа. Пушкин упоминал Арапа, уже в первых своих автобиографических записках (я убежден, что так называемое примечание Пушкина к первому изданию первой главы «Евгения Онегина» является отрывком из этих записок Пушкина, вскоре после 14-го декабря сожженных им)… Сначала в черновике было сказано, как и в «Немецкой биографии», что старый Арап (в глубокой старости, говорится в «Немецкой биографии») вспоминал, как его сестра Лагань, плывя за кораблем, на котором увозили похищенного Ибрагима, утонула. В старости, замечает Пушкин, тут Ганнибал плакал, но поэт даже в первых Записках, в примечании к «Онегину», это оставил в черновике, заметив только, что она плыла за удаляющимся кораблем. Уже во вторых Записках Пушкина было сказано: отец Абрама был негр, сын негритянского князька, в то время как в «Немецкой биографии» подчеркивается роскошь и знатность положения отца Ганнибала. Так что Пушкин был критичен»{254}.
Во всех рассказах о детстве, пленении Ганнибала и его отправке в Константинополь можно доверять лишь следующим фактам:
- отец Ганнибала был князем;
- под властью отца Ганнибала было несколько городов (три, по воспоминаниям самого Ганнибала);
- резиденция князя располагалась в городе Лагоне;
- город Лагон находился на берегу реки или моря;
- князь имел много жен и детей;
- у Ганнибала была сестра по имени Лагань;
- как сын князя он мог быть взят в плен только после военного конфликта;
- те, кто взял его в заложники, имели связи с турками.
Так где же находится город Лагон?
После тщательного изучения истории Африки XVII—XVIII вв., исторической географии Африки, всех топонимов, более или менее близких к имени Логон или Лагон, отношений между Османской империей и Африкой XVII—XVTII вв. я пришел к выводу о том, что энигматический африканский город Лагон (в некоторых источниках — Логон) находился к югу от озера Чад[75], в бывшем Центральном Судане (не следует путать древний Судан — по-арабски «страна черных людей» — с современным африканским государством Судан). Там, на берегу реки Логоне, располагалось княжество Лагон, или Логон, которое в 1790 г. после принятия местным князем ислама стало Султанатом Лагон (см. карту). Столицей этого княжества был сильно укрепленный город, носивший то же имя Лагон, или Логон-бирни (бирни — стена, крепость, столица, главный город на местном языке). Лагоном правил миарре (или князь) по имени Бруха. Ныне этот город находится на севере Камеруна.
Я считаю родиной Ганнибала суданский Лагон, или Логон. Главнейший аргумент в пользу такого заключения: в черной Африке XVII—VIII вв. был только один город по имени Лагон.
Ряд фактов и обстоятельств подкрепляют это мнение:
- история Лагона убедительно показывает, что в XVII— XVIII вв. многих мальчиков и девочек этого города и других немусульманских территорий вокруг озера Чад продавали на рынках северной Африки и Турции;
- в период увоза Ганнибала в Турцию состоялись военные столкновения в городах, находившихся на берегах реки Логоне;
- князя, правившего Лагоном в то время, звали Бруха;
- у миарре Бруха было много жен и детей;
- город Лагон находился на берегах крупной (965 км) реки Логоне, по которой плавали многочисленные суда;
- река, на языке жителей Лагона, обозначается словами лагане, или лагуане;
- существование топонимов (княжество Логон, город Лагон, слово лагане, или лагуане, служащее для обозначения реки) и личных имен (народ лагуане, Ана Логон — имя одного из логонских князей), соответствующих именам Лагон и Лагань (единственные африканские слова из родного языка Ганнибала, которые мы знаем), является неоспоримым дополнительным подтверждением, что именно там родился прадед русского поэта;
- в XVIII в. у народов котоко, проживавших на реке Логоне, было три главных города — Гульфеиль, Куссери и Лагон (Decalo, р.185—186), которые и могли входить во владение отца Ганнибала. Позже, в XIX в., под властью логонских султанов было пять городов.
В заключение можно со всей определенностью утверждать, что принятая с 1899 г. в литературе версия об «абиссинской родине» Ганнибала не соответствует действительности. Она была основана исключительно на предположениях Анучина, считавшего невозможным негритянское происхождение великого поэта; сам же Пушкин не сомневался в своем негритянском происхождении. Центральноафриканский город Лагон, где родился три века назад его прадед, находится в наши дни на севере Камеруна, на берегах реки Логоне.
Работа г-на Дьёдонне Гнамманку посвящена чрезвычайно актуальному исследованию африканской родины предков Александра Пушкина.
Г-н Гнамманку впервые убедительно идентифицировал город Лагон (который А.П. Ганнибал упоминал как свою родину), собрал богатый материал об истории Лагона и осмыслил его в свете тех фактов, которые были известны, но до сих пор не были научно подтверждены.
Исследователь критически изучил все предшествующие работы на данную тему и продолжил научные поиски в направлении, определенном В. Набоковым. В то же время г-н Гнамманку отверг широко признанную теорию академика Д. Анучина (1899 г.) об эфиопском происхождении предков Пушкина и доказал ее антинаучный характер, связанный как с идеологическими взглядами Д. Анучина, так и с ошибочными посылками историко-географического плана: Д. Анучин искал родину Ганнибала на территории Абиссинии конца XIX в., а она очень сильно отличалась от той территории, которая называлась Абиссинией в XVII—XVIII вв., то есть во времена Ганнибала и в период написания его «Немецкой биографии», где и упоминалась Абиссиния (единственный раз из всех источников о родине Ганнибала).
На рубеже XIX—XX вв. топонимика еще не существовала как наука, и этим можно объяснить сделанное Анучиным произвольное отождествление города Лагона с абиссинской деревней Лого Чава. К сожалению, дальнейшие исследователи, кроме В. Набокова, не подвергли должной критике выводы Д. Анучина, и впервые доказал их топонимическую несостоятельность г-н Гнамманку. Он же впервые оценил результаты проведенных в современной Абиссинии полевых исследований и исторических разысканий, которые показали, что на территории, указанной академиком Анучиным, никогда ни один город не носил названия Лагон или Логон, что там не существует личного имени Лагань и что история этих мест конца XVII — начала XVIII в. не соответствует имеющимся данным о детстве Ганнибала и обстоятельствах увоза его в Истамбул.
Исследование Д. Гнамманку опирается на новейшие труды ЮНЕСКО по истории Африки и на современные научные представления о топонимах и других собственных именах как важнейших, географически определенных фактах истории языка. Именно такие факты, зафиксированные самим Ганнибалом и его потомками, включая Пушкина, находятся в центре внимания исследователя, и все они блестяще подтверждаются материалом, собранным гном Гнамманку.
В результате его исследования оказалось, что в Африке имеется единственный город с названием Лагон (вариант: Логон Бирни) в районе озера Чад, на территории современного Камеруна, в XVI—XVIII вв. — столица княжества Лагон/Логон. Изучение истории Лагона позволило г-ну Д. Гнамманку устранить многие неясности и противоречия в вопросе о происхождении предков Пушкина.
1. Оказалось возможным правильно истолковать показания самого Ганнибала о том, что он родился «во владении отца», «в городе Лагоне». Вероятно, здесь назван только город и не названа страна именно потому, что княжеское владение его отца и столица княжества — его родной город — носили одно и то же название: Лагон/Логон.
2. Находит подтверждение зафиксированное Пушкиным семейное предание о сестре Ганнибала по имени Лагань, плывшей за кораблем, увозившим ее брата в рабство, и погибшей при этих обстоятельствах. Город Лагон стоит на крупной судоходной реке Лагоне, причем понятие «река» в местном языке обозначается словом лагане. Таково же самоназвание народности Лагона (этноним лагане или лагуане).
3. Имя Ганнибала Абрахам /Ибрагим/ Абрам соответствует имени князя, правившего Лагоном в конце XVII в., — Бруха.
Перечисленные нами языковые факты: топонимы Лагон / Логон, этноним лагане / лагуане, географический термин лагане «река», антропоним Бруха служат неопровержимым доказательством верности гипотезы, выдвинутой гном Гнамманку, — о том, что город Лагон был родиной А.П. Ганнибала.
Кроме того, история Лагона конца XVII в. не противоречит всем известным сведениям о детстве Ганнибала, а прямо соответствует им: это и войны с соседними исламскими государствами, имеющими связи с Оттоманской империей, куда в результате этих войн попадали заложники и рабы; и сведения европейских путешественников XVII—XIX вв., совпадающие с воспоминаниями о детстве Ганнибала; и факт постройки в XVII в. мощной крепости в столице, городе Лагоне, князем Бруха (таким образом фортификационные способности Ганнибала являются прямой наследственностью от отца), и т. д.
Наконец, признание Лагона в центрально-западной Африке родиной Ганнибала возвращает нас к Пушкину, который считал себя «потомком негров», своего прадеда — негром, арапом, причем четко определял понятие арап как «черный африканец» и придавал соответствующие черты автопортретам и портретам Ганнибала, сохранившимся в его рукописях. Предшествующие исследователи, опираясь на теорию Анучина, вынуждены были признать, что все, о чем писал Пушкин в отношении африканских предков, не соответствует действительности. Выводы Дьёдонне Гнамманку, напротив, подтверждают все сведения, зафиксированные Пушкиным, и тем самым дают богатейший материал исследователям творчества великого поэта, не раз обращавшегося в своих произведениях к Ганнибалу и африканскому происхождению своих предков.
Доклад, прочитанный гном Гнамманку на международной научной конференции в Москве 28 августа 1995 г., вызвал огромный и вполне заслуженный интерес специалистов — участников дискуссии и средств массовой информации, включая телекомпании «Останкино», РТР и НТВ, которые осветили исследование Д. Гнамманку среди главных событий дня в информационных программах.
Ирина Юрьева,
кандидат филологических наук,
Ответственный секретарь Ассамблеи Российского Пушкинского общества
Москва, 7 сентября 1995 г.
Отец мой служил в российской службе, происходил в оной чинами и удостоился генералом аншефом чина орденов святыи Анны и Александра Невского, был негер, отец его был знатного присхождения, то есть владетельным князем, и взят в омо-наты. Отец мой Константинопольского двора из оного выкраден и отослан к государю Петру I.
Воспитан при дворе персонально блаженным и вечной славы достойныя памяти государем Петром Великом, был при всех тех походах и баталиях, при которых его величество своею особою присутствовать соизволил, был у государя в великой милости, крещен в бытность государя в Польше в городе Гродне[76]. Воспреемником были государь Петр Первый и королева польская[77], имя дано Петр, но как он по молодости плакал, когда его оным именем называли, то государь велел его называть прежним именем, до крещения его, Аврамом. В 1716 году от его величества послан во Францию и служил в тамошней военой службе и дослужился до артиллерии капитанского ранга. В 1723 году прибыл оттуда в Россию, по имянному его величества указу — пожалован лейб-гвардии Преображенского полку в бомбандирскую роту порутчиком и поручено ему было обучать артиллерийскую и инженерную науку, как знал, рота состояла из молодых людей; до кончины государя Петра Первого был отец мой командирован им в город Ригу для осмотру крепости и исправления, приехал по исправлении ему порученного, уже государя не застал в живых, явился к государыне Екатерине I, принят ею был милостиво и пребывание, как и прежде, его при дворе не отменено. В 1730 году по указу бывшего верховного совету тайного определен в Тобольской гарнизон майором и того же году сентября 25-го дня по именному ея и. в. указу переведен в инженерный корпус капитаном, в 1723 г.[78] по имянному ея величества указу, по челобитью его за болезьми из службы уволен. В городе Пернове[79] женился на девице лутеранского закону Крестине Матвеевне дочери Шеберьховой, купив мызу в 5-ти хаках, состоящую по деревням, городе[80], где и жил, а с первою женой разошелся, коя была гречанка, оставя дочь, рожденную им[81], по имени Поликсена[82], при себе. В 1740-м году по высочайшей милости е. и. в. государыни Елисаветы I вступил опять в службу[83] и произведен артиллерии в подполковники. 1742-м году января 12 дня по высочайшему имянному ея и. в. указу пожалован в армейские генерал-майоры и в Ревель обер-комендантом. В 1752 году апреля 25 дня по имянному ея и. в. указу тем же чином в инженерный корпус, потом произведен в генерал-инженеры, из инженерного генерал-аншефом, и препоручены ему были Ладожский, Кронштадтский и Рогервицкий каналы.
1760-м году уволен императором Петром III в отставку[84], а 1781 году скончался в апреле 20 числа, а мать моя скончалась того же году феврале месяце; по отставке жили в купленной отцом моим деревне, отстоящей от С. Петербурга 55-ти верстах, Ингерманланде в мызе Сюйде, где и погребены в оной церкви, при селе[85] находящейся.
Детей после себя оставил: Ивана, генерал-поручика, Петра, артиллерии полковника, Иосифа, морской артиллерии второго ранга капитана, Исака, морской артиллерии третьего ранга капитана, дочерей — Елизавету, которая была за Пушкиным, вдовою, Анну, коя была за генералом майором Нееловым, Софья за Роткирьхом. Братья, сестры и зятья волею Божиею все в разные годы помре, остался я один, я и старший в роде Ганнибалов.
Теперь начну писать о собственно моем рождении, происходящих чинах и приключениях. Родился я в 1742-м году июня 21-го числа пополуночи 10-ть часов в городе Ревеле, где отец мой, в оном городе, был обер-комендантом. Восприемники были заочно вечнодостойная императрица Елисавета Петровна с достойным памяти наследником Петром Третьим, в то же время пожаловано отцу моему 500 душ[86] Псковской губернии в Опоченском уезде Михайловской губы. Крещен мой отец[87] в Польше в городе Гродне, воспреемником был государь Петр Великий и королева польская.
…Мы ведем свой род от прусского выходца Радши или Рани (мужа честна, говорит летописец, то есть знатного, благородного), выехавшего в Россию во время княжества св. Александра Ярославича Невского. От него произошли Мусины, Бобрищевы, Мятлевы, Поводовы, Каменские, Бутурлины, Кологривовы, Шерефединовы и Товарковы. Имя предков моих встречается поминутно в нашей истории. В малом числе знатных родов, уцелевших от кровавых опал царя Ивана Васильевича Грозного, историограф именует и Пушкиных. Григорий Гаврилович Пушкин принадлежит к числу самых замечательных лиц в эпоху самозванцев. Другой Пушкин во время междуцарствия, начальствуя отдельным войском, один с Измайловым, по словам Карамзина, сделал честно свое дело. Четверо Пушкиных подписались под грамотою о избрании на царство Романовых, а один из них, окольничий Матвей Степанович, под соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает чести его характеру). При Петре I сын его, стольник Федор Матвеевич, уличен был в заговоре противу государя и казнен вместе с Цыклером и Соковниным. Прадед мой Александр Петрович был женат на меньшой дочери графа Головина, первого андреевского кавалера. Он умер весьма молод, в припадке сумасшествия зарезав свою жену, находившуюся в родах. Единственный сын его, Лев Александрович, служил в артиллерии и в 1762 году, во время возмущения, остался верен Петру III. Он был посажен в крепость и выпущен через два года. С тех пор он уже в службу не вступал и жил в Москве и в своих деревнях.
Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первая жена его, урожденная Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму за мнимую или настоящую ее связь с французом, бывшим учителем его сыновей, и которого он весьма феодально повесил на черном дворе. Вторая жена его, урожденная Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды велел он ей одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась — чуть ли не моим отцом. Родильницу привезли домой полумертвую и положили на постелю всю разряженную и в бриллиантах. Все это знаю я довольно темно. Отец мой никогда не говорит о странностях деда, а старые слуги давно перемерли.
Родословная матери моей еще любопытнее. Дед ее был негр, сын владетельного князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его из сераля, где содержался он аманатом, и отослал его Петру Первому вместе с двумя другими арапчатами. Государь крестил маленького Ибрагима в Вильне, в 1707 году[88], с польской королевою[89], супругою Августа, и дал ему фамилию Ганибал[90]. В крещении наименован он был Петром; но как он плакал и не хотел носить нового имени, то до самой смерти назывался Абрамом. Старший брат его приезжал в Петербург, предлагая за него выкуп[91]. Но Петр оставил при себе своего крестника. До 1716 году Ганибал находился неотлучно при особе государя, спал в его токарне, сопровождал его во всех походах; потом послан был в Париж, где несколько времени обучался в военном училище, вступил во французскую службу, во время испанской войны был в голову ранен в одном подземном сражении (сказано в рукописной его биографии[92]) и возвратился в Париж, где долгое время жил в рассеянии большого света. Петр I неоднократно призывал его к себе, но Ганибал не торопился, отговариваясь под разными предлогами[93]. Наконец государь написал ему, что он неволить его не намерен, что предоставляет его доброй воле возвратиться в Россию или остаться во Франции, но что, во всяком случае, он никогда не оставит прежнего своего питомца. Тронутый Ганибал немедленно отправился в Петербург. Государь выехал к нему навстречу и благословил его образом Петра и Павла, который хранился у его сыновей, но которого я не мог уж отыскать. Государь пожаловал Ганибала в бомбардирскую роту Преображенского полка капитан-лейтенантом. Известно, что сам Петр был ее капитаном. Это было в 1722 году[94].
После смерти Петра Великого судьба его переменилась. Меншиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашел способ удалить его от двора. Ганибал был переименован в майоры Тобольского гарнизона и послан в Сибирь с препоручением измерить Китайскую стену. Ганибал пробыл там несколько времени, соскучился и самовольно возвратился в Петербург, узнав о падении Меншикова[95] и надеясь на покровительство князей Долгоруких, с которыми был он связан. Судьба Долгоруких известна. Миних спас Ганибала, отправя его тайно в ревельскую деревню, где и жил он около десяти лет в поминутном беспокойстве[96]. До самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон колокольчика. Когда императрица Елисавета взошла на престол, тогда Ганибал написал ей евангельские слова: «Помяни мя, егда приидеши во царствие свое». Елисавета тот час призвала его к двору, произвела его в бригадиры и вскоре потом в генерал-майоры и в генерал-аншефы, пожаловала ему несколько деревень в губерниях Псковской и Петербургской, в первой Зуево, Бор, Петровское и другие, во второй Кобрино, Суйду и Таицы[97], также деревню Раголу[98], близ Ревеля, в котором несколько времени был он обер-комендантом. При Петре III вышел он в отставку и умер философом (говорит его немецкий биограф) в 1781 году, на 93-м году своей жизни[99]. Он написал было свои записки на французском языке, но в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами.
В семейственной жизни прадед мой Ганибал так же был несчастлив, как и прадед мой Пушкин. Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развелся и принудил ее постричься в Тихвинском монастыре[100], а дочь ее Поликсену оставил при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое, но никогда не пускал ее себе на глаза. Вторая жена его, Христина-Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле обер-комендантом и родила ему множество черных детей обоего пола.
Старший сын его, Иван Абрамович, столь же достоин замечания, как и его отец. Он пошел в военную службу вопреки воле родителя[101], отличился и, ползая на коленах, выпросил отцовское прощение. Под Чесмою он распоряжал брандерами и был один из тех, которые спаслись с корабля, взлетевшего на воздух. В 1770 году он взял Наварин; в 1779 выстроил Херсон. Его постановления доныне уважаются в полуденном краю России, где в 1821 году видел я стариков, живо еще хранивших его память. Он поссорился с Потемкиным. Государыня[102] оправдала Ганибала и надела на него Александровскую ленту; но он оставил службу и с тех пор жил по большей части в Суйде, уважаемый всеми замечательными людьми славного века, между прочими Суворовым, который при нем оставлял свои проказы и которого принимал он, не завешивая зеркал и не наблюдая никаких тому подобных церемоний.
Дед мой, Осип Абрамович (настоящее имя его было Януа-рий, но прабабушка моя не согласилась звать его этим именем, трудным для ее немецкого произношения: Шорн шорт, говорила она, делат мне шорни репят и дает им шертовск имя) — дед мой служил во флоте и женился на Марье Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы, родного брата деду отца моего (который доводится внучатым братом моей матери). И сей брак был несчастлив. Ревность жены и непостоянство мужа были причиною неудовольствий и ссор, которые кончились разводом. Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения. Он женился на другой жене, представя фальшивое свидетельство о смерти первой. Бабушка принуждена была подать просьбу на имя императрицы, которая с живостию вмешалась в это дело. Новый брак деда моего объявлен был незаконным, бабушке моей возвращена трехлетняя ее дочь, а дедушка послан на службу в Черноморский флот. Тридцать лет они жили розно. Дед мой умер в 1807 году, в своей псковской деревне, от следствий невоздержанной жизни. Одиннадцать лет после того бабушка скончалась в той же деревне. Смерть соединила их. Они покоятся друг подле друга в Святогорском монастыре.
(с 1696 по 1906)
Абрам Петрович Ганнибал
(1696-20.04.1781)
жена Христина-Регина Шеберг
(7-02.1781)
Второе поколение: Дети (7)
1. Иван Абрамович Ганнибал 5.06.1735-1801
2. Елизавета Абрамовна Ганнибал 1737 —?
за Андреем Павловичем Пушкиным
3. Анна Абрамовна Ганнибал 1741 — 1788
за Семеном Нееловым
(? — 1786)
4. Петр Абрамович Ганнибал 21.07.1742-3.06.1826
жена Ольга Григорьевна Данненштейн (5.06.1742 — 18.06.1817)
5. Осип Абрамович Ганнибал
20.01.1744-12.11.1806
жена Мария Алексеевна Пушкина[103]
(20.01.1745 — 27.06.1818)
6. Исаак Абрамович Ганнибал 1747 — 1803
7.Софья Абрамовна Ганнибал 1759 — 1802
за Адамом Карповичем Роткирхом (1746 — 1797)
Третье поколение: Внуки (идентиф. 12)
1. Вениамин Петрович Ганнибал 1780-23.12.1839
2. Надежда Осиповна Ганнибал 21.06.1775 — 29.03.1836
с 1796 за Сергеем Львовичем Пушкиным[104] (23.05.1770 — 29.07.1848)
3. Христина Семеновна Неелова
4. Павел Исаакович Ганнибал 1776 — 1841
жена Варвара Тихоновна Ланге (? — 21.06.1866)
5. Семен Исаакович Ганнибал? — 1853
6. Яков Исаакович Ганнибал? — 1840
жена Елизавета Александровна Вындомская, сестра П. А. Осиповой
7. Дмитрий Исаакович Ганнибал? — 1837
8.Екатерина Исааковна Ганнибал за Иваном Карловичем Меландером
9. Александра Исааковна Ганнибал
10. Иван Адамович Роткирх
11. Надежда Адамовна Роткирх 1782 — 1856
за Павлом Леонтьевичем Шемиотом (1769 — 1859)
12. Любовь Адамовна Роткирх
7.10.1785-1.02.1855
за асессором Бибиковым
Четвертое поколение: Правнуки (идентиф. 9)
1. Мария Вениаминовна Ганнибал, дочь Вениамина Петровича Ганнибала
с 1826 за Федором Павловичем Коротовым
2. Ольга Сергеевна Пушкина, дочь Надежды Ганнибал 20.12.1797 —2.05.1868
с 1828 за Николаем Ивановичем Павлищевым (6.05.1802- 8.12.1879)
3. Александр Сергеевич Пупкин, сын Надежды Ганнибал и правнук Абрама Петровича Ганнибала
6.06.1799-10.02.1837
с 1831 г. жена Наталья Николаевна Гончарова
(27.08.1812-26.11.1863)
4. Лев Сергеевич Пушкин, сын Надежды Ганнибал 17.04.1805-19.07.1852
жена Е.А. Загряжская
5. Александр Яковлевич Ганнибал, сын Якова Исааковича Ганнибала
27.09.1797-03.1834
6. Владимир Иванович Роткирх 20.06.1809-11.02.1889
жена Розалия Версман (1809-1906)
7. Семен Павлович Неелов
8. Софья Павловна Шемиот, дочь Надежды Роткирх 1798-1827
за Александром Вейманом (1791 — 1882)
9. Ольга Павловна Шемиот 1802 — 1879
за Александром Вейманом (по смерти первой жены, Софьи Шемиот)