С другой стороны, 3-й батальон 3-го полка Иностранного легиона представлял собой надежный батальон, состоящий в основном из немцев, с несколькими итальянцами, испанцами и югославами. Двух ротных командиров звали Россини и Гатти, третьей ротой командовал лейтенант Алан Гамбьез, сын начальника штаба генерала Наварра. В нем служили также лейтенант Райко Чибич и сержанты Маньоно, де Блази, Хорхе Сач и Ахмед Субашич.
Алжирцы и легионеры 11 февраля в 13.15 попали в серьезную засаду на северо-западных подступах к высоте 781. За несколько минут алжирцы потеряли восемнадцать человек. И снова позиции коммунистов казались невидимыми под густым пологом деревьев и густым подлеском. 3-й батальон легионеров также понес тяжелые потери и в 17.00 был отдан приказ обоим подразделениям отступить к Бан Кха Чит, небольшую деревушку примерно в 2000 ярдах к югу от ОП «Беатрис» и к западу от высоты 781.
9-я и 12-я роты алжирского батальона прикрывали отход под сильным огнем и потеряли при этом еще одиннадцать человек и одну полевую рацию. Тем временем, основной удар Лангле против высоты 674 также застопорился ввиду огня артиллерии и стрелкового оружия противника. 13 февраля усиленная воздушно-десантная группа снова двинулась вперед, но на этот раз вслед за ковровой бомбардировкой с Б-26, прилетевшими из Ханоя. Хотя фактические результаты авиаудара по позициям коммунистов были почти нулевыми, это дало французским войскам необходимый подъем морального духа для еще одного рывка вперед. В ожесточенных рукопашных схватках, в которых не было пощады, а французы, вьетнамцы и североафриканцы гибли на каждом футе пути, оперативная группа Лангле наконец зачистила высоту 674, а также высоты 633, 632 и 626, уничтожив каждый из хорошо замаскированных блокгаузов и блиндажей коммунистов огнеметами и подрывными зарядами.
Тем не менее, даже эта частичная победа была бесплодной, поскольку она была одержана ценой тяжелых потерь и на время связала все подвижные части гарнизона. Высота 674 была настолько удалена от основных центров французских сил, что постоянное удержание ее (или скорее, обеспечение линий снабжения и коммуникации между ней и остальной частью долины) было бы слишком дорогостоящим, чтобы об этом думать. Тем не менее, повторная неудача французов у высоты 781, которая была даже более важна для выживания крепости, могла, в конечном итоге, оказаться фатальной. Там испытывавшие сильное давление алжирцы и легионеры получили приказ отступить к шоссе №41, так как было очевидно, что два уставших батальона не смогут занять сильную позицию, защищаемую большей частью дивизии коммунистов. Само отступление оказалось делом ювелирной сложности и потребовало помощи со стороны недавно сформированного танкового эскадрона, десять машин которого, как мы увидим позже, были старательно собраны вручную посреди поля боя. Вечером 15 февраля де Кастр прекратил всю операцию и оперативная группа Лангле вернулась в долину.
В тот же вечер в штаб-квартире де Кастра и в Ханое шло мучительное подведение итогов. Согласно последним статистическим данным, предоставленным Дьенбьенфу, потери, понесенные гарнизоном, составили с 20 ноября 1953 года по 15 февраля 1954 года в общей сложности 32 офицера, 96 унтер-офицеров и 836 рядовых, или около десяти процентов всех офицеров и восьми процентов всех войск, имевшихся в долине. Другими словами, французы потеряли эквивалент одного полного пехотного батальона и командные кадры для двух полных батальонов. Эти потери не включали потери войск в операции «Поллукс».
Восполнение потерь зависело от генерала Коньи в Ханое, так как потеряны они были под его командованием. Он принял 17 февраля судьбоносное решение о том, что отныне атаки, проводимые гарнизоном Дьенбьенфу будут ограничены «легкими разведывательными операциями», которые будут проводиться «коммандос, отобранными в ограниченном количестве из личного состава». В приказе было совершенно ясно, что он отдан в свете «понесенных потерь, тяжесть которых не соотносится с достигнутыми результатами». Это решение было принято после двух других событий, каждое из которых само по себе было незначительным, но оказало влияние на развитие этой решающей фазы битвы. 4 февраля французское 4-е бюро штаба в Ханое (тыловое снабжение) сообщило в Дьенбьенфу что им придется ограничить общий расход боеприпасов, в связи с нападением 308-й дивизии коммунистов на Лаос. 6 февраля генерал Коньи отправил де Кастру личную директиву, сообщив последнему, что его истощенные запасы боеприпасов останутся такими же еще в течении восьми дней с учетом других приоритетов. Таким образом, наступления на высоты 674 и 781 были скупо поддержаны французской артиллерией, а артиллерийский огонь по позициям артиллерии коммунистов, когда последние только оборудовались и, таким образом, были относительно уязвимы, почти не велся.
С поражением в боях за контроль над высотами окружающими Дьенбьенфу последний смысл его существования испарился. Прорыв 308-й дивизии к рубежам в двадцати километрах от Луангпхабанга и одновременный удар 325-й дивизии и одного полка 304-й дивизии по южному и центральному Лаосу, наглядно продемонстрировали, что Дьенбьенфу потерял последнюю крупицу своей полезности. В Ханое зоркий заместитель начальника штаба генерала Коньи, подполковник Денеф ясно осознал ситуацию месяцем ранее и подал своему командиру короткую и жестоко откровенную служебную записку: «Слишком поздно переводить машину на задний ход. Чтобы прорваться, нам потребуется четыре батальона в качестве арьергарда и четыре батальона в качестве флангового охранения, и они, в общем и целом, будут принесены в жертву. Поскольку три батальона тай для этой задачи непригодны, нам придется пожертвовать основной частью войск, чтобы спасти четыре батальона, три из которых будут батальоны тай… Эту битву придется вести в масштабах всего Индокитайского полуострова, иначе она превратится в безнадежное отступление».
При передаче этого доклада генералу Коньи, полковник Бастиани, начальник штаба, добавил свою собственную заметку, которая была очень важной: «Я полностью согласен… в любом случае, это будет битва главнокомандующего. Я думаю, что он должен был предвидеть возможные потребности, прежде чем позволить себе забраться в такое осиное гнездо».
Это было последним оправданием для штабного офицера: ситуация была безнадежной, предпринятые действия не имели смысла, но в конце концов, для всего этого могла быть более высокая причина.
«Фюрер должен знать, что делает». Эту фразу сотни раз повторяли оборонявшиеся немцы в Сталинграде, ведя бессмысленные бои на пути к катастрофе. То же самое рассуждение теперь начало преобладать среди французских старших командиров, когда они рассматривали события в далекой долине. Даже разведывательные операции небольших отрядов коммандос подтвердили то, что теперь было известно всем — что Дьенбьенфу был плотно зажат в тисках по меньшей мере, четырех дивизий коммунистов.
Тем не менее, де Кастр не совсем отказался от идеи разведки боем. В конце концов, ему доверили тщательную разведку долины именно из-за его предрасположенности к наступательным операциям. Так что, 4 марта, сводный отряд из туземцев-тай 3-го батальона (майора Леопольда Тимонье) и 5-го батальона 7-го полка алжирских тиральеров майора Роланда де Мекнана из ОП «Габриэль» попытались выбить войска противника, которые окопались в паре километров к северу от «Габриэль» на высоте 633. Как и следовало ожидать, французские войска почти сразу попали под перекрестный огонь хорошо замаскированного оружия противника и были вынуждены отступить с большими потерями. На следующий день 1-й парашютный батальон Иностранного легиона под командованием майора Мориса Гиро еще раз предпринял убийственную попытку подняться на высоту 781. С таким же успехом он мог бы избавить себя от лишних хлопот. Батальон майора Гиро обнаружил, что противник основательно окопался по обоим сторонам шоссе №41 и с трех сторон опорного пункта «Беатрис». 6 марта генерал Коньи еще раз предостерег полковника де Кастра против потери слишком большого количества людей в дорогостоящих разведывательных миссиях. Наконец, 11 марта 1954 года подполковник Лангле в последний раз возглавил 2-ю воздушно-десантную группу в крупномасштабной рекогносцировке. Целью была не передовая база снабжения коммунистов в Туанжао, и даже не близлежащие Сопнао или Муонг-Пон. Это была всего лишь высота 555, в двух милях от центра крепости. Противник здесь открыто копал траншеи средь бела дня, буквально над высотой 506, где находился ОП «Беатрис». 2-я воздушно-десантная группа не смогла даже пробить брешь в позициях коммунистов. В 17.00 она начала отступать к Дьенбьенфу, унося с собой убитых и раненых.
До начала битвы за Дьенбьенфу оставалось ровно сорок восемь часов.
Глава 4. Осада
В то время как десантники Лангле и пехотные батальоны на периметре сражались в последних этапах битвы за линию высот, в глубине долины шла битва иного рода. Как было показано ранее, французское верховное командование лишь с опозданием осознало, что в Дьенбьенфу придется организовать оборону. Как и другие этапы битвы при Дьенбьенфу, битва за укрепление долины была проиграна в Ханое и Сайгоне. И это поражение было не в области разведки, как обычно предполагалось, или снабжения по воздуху, и даже не в области артиллерии, а в области военного инженерного дела.
Пока Дьенбьенфу считался базовым пунктом для партизан, подготовка постоянных полевых укреплений была сведена к минимуму. До 4 декабря 1953 года 17-я воздушно-десантная саперная рота сосредоточилась на том, чтобы сделать аэродром пригодным для приема транспортных самолетов и восстановить деревянные мосты, соединяющие аэродром с поселком Дьенбьенфу и шоссе №41. В это время, каждый из высаженных в первоначальном десанте батальонов отрыл несколько разрозненных оборонительных позиций в узком периметре вокруг Дьенбьенфу. 5-й вьетнамский парашютный батальон окопался на линии высот к востоку от реки Нам-Юм с видом на поселок Дьенбьенфу, где позже должен был быть построен опорный пункт «Элиан». Десантники Бижара прикрывали северные подступы и взлетно-посадочную полосу, где должен был появиться опорный пункт «Югетт». Оставшиеся подразделения 2-й ВДГ прикрывали юго-западные подходы к базе до тех пор, пока не появились переброшенные по воздуху наземные части, чтобы их высвободить.
С прибытием 4 декабря 3-й роты 31-го иженерно-саперного батальона и последовавшим вследствие этого высвобождение легко оснащенных воздушно-десантных саперов, инженерные работы начались в более широком масштабе. Тем не менее, они по прежнему были сосредоточена на инфраструктуре самой базы, а не на подготовке долины к длительной обороне от массированных атак. Теперь первоочередное внимание уделялось покрытию 6600 футов аэродрома американскими перфорированными стальными пластинами (ПСП), которые могли соединяться между собой как гигантский паззл, представляя собой приемлемую замену бетонной взлетно-посадочной полосы, а также улучшению дорог и мостов в самой долине. Эти задачи сами по себе вскоре превзошли возможности саперов 3-й роты 31-го батальона. 21 декабря, 2-я рота 31-го саперного батальона, также была переброшена по воздуху в долину. Вскоре за ней должен был последовать весь 31-й инженерно-саперный батальон под командованием майора Андре Сюдра, который также стал главным советником по инженерным вопросам полковника де Кастра.
К концу декабря стало очевидно, что вскоре произойдет прямое столкновение между войсками, защищающими Дьенбьенфу и значительно превосходящими их численно и хорошо вооруженными коммунистами. В середине декабря был переброшен по воздуху эскадрон легких танков . Поскольку один из танковых взводов должен был пройти пять миль на юг к опорному пункту «Изабель», саперам была поручена тяжелая задача построить мосты, способные выдержать восемнадцатитонные танки. Когда постоянный поток артиллерийских орудий и пехотных подразделений начал выгружаться на взлетно-посадочные полосы Дьенбьенфу, майор Сюдра начал предупреждать свое начальство о технической проблеме, которая быстро становилась неразрешимой.
26 декабря полковник де Кастр отдал приказ всем частям в долине укрепить свои позиции в расчете на противостояние артиллерийским снарядам калибра 105-мм. В наставлениях по военно-инженерному делу каждой современной армии есть стандартный ответ на эту проблему: два слоя деревянных балок диаметром не менее шести дюймов, с тремя футами утрамбованной земли между ними, покрытых мешками с песком, чтобы улавливать осколки. Максимальная ширина пространства, перекрываемого таким защитным покрытием без дополнительных опор не должна превышать шести футов. Это было проверенное в ходе двух мировых войн решение, где орудия калибром 105-мм были стандартным орудием полевой артиллерии, и потребный тоннаж расходных материалов, необходимых на одно укрытие, был известен до последней тонны. Для защиты одного отделения от артиллерии противника требовалось тридцать тонн инженерных материалов. Для строительства одного блиндажа или ДЗОТа под автоматическое оружие, требовалось двенадцать тонн. Чтобы окопаться целому батальону, требовалось пятьдесят пять блиндажей для отделений и семьдесят пять дзотов — в общей сложности, 2550 тонн строительных материалов и 500 тонн колючей проволоки и принадлежностей. Таким образом, Сюдра подсчитал, что для удовлетворительного укрепления Дьенбьенфу с первоначальным гарнизоном из десяти пехотных батальонов и двух артиллерийских дивизионов, ему требовалось 36 000 тонн материалов. Единственным способом снизить логистическую нагрузку, было использование местных материалов взамен доставляемых по воздуху.
Надежда найти подходящую строительную древесину в долине или на окружающих высотах вскоре испарилась. Даже если разобрать все здания и сараи в городке и окрестных деревнях (мера, которую население справедливо считало варварством и которая автоматически бросала его на сторону коммунистов), можно было получить только несколько сотен кубических ярдов строительного леса. Высокие бамбуковые шесты, найденные в долине, отлично подходили в качестве растопки, но не представляли никакой ценности для строительства, которое должно было выдерживать большие нагрузки. Отправка отрядов лесорубов на окружающие холмы, оказались столь же малоэффективна, как и разведывательные рейды 2-й ВДГ. Группы лесорубов попадали в засады и вскоре им понадобились отряды для защиты. После того как лес был вырублен, небольшое количество грузовых машин мало подходило для трелевки, даже если удавалось загнать грузовики достаточно далеко в бездорожье джунглей, чтобы вытащить лес.
Тем не менее, разобрав дома туземцев и вырубив лес вдоль края долины, Сюдра удалось собрать примерно 2200 тонн строительной древесины. Это сократило потребности Дьенбьенфу до 34 000 тонн от первоначальных требований. Шансы на успешную оборону Дьенбьенфу при прямом нападении, можно было выразить одним пугающим уравнением: 34 000 тонн инженерного имущества представляли собой груз примерно 12000 рейсов транспортных самолетов С-47, стандартных самолетов, имевшихся тогда в Индокитае. В Дьенбьенфу ежедневно отправлялись около восьмидесяти самолетов. При таких темпах и при условии, что в Дьенбьенфу не будет доставляться ничего кроме строительных материалов, потребовалось бы пять месяцев, чтобы превратить заброшенную долину в защищенную полевую позицию. Сюдра, как и его начальство, знал, что у них не будет пяти месяцев и что не будет 12 000 рейсов С-47.
Когда Сюдра представил свои расчеты штабу де Кастра, он был встречен недоверием, граничащим с насмешкой. В связи с тяжелыми боями, происходящими в Лаосе, снабжение по воздуху Дьенбьенфу едва достигало уровня 150 тонн в день, необходимых для поддержания нормального уровня снабжения. Как мы видели, были отданы приказы сократить расход боеприпасов. Не смущаясь, Сюдра продолжал настаивать, ввиду того, что на него была возложена обязанность не только подготовить Дьенбьенфу к длительной осаде, но и за обеспечение укрепрайона двумя аэродромами (второй аэродром готовился к северу от опорного пункта «Изабель»), двумя мощными мостами, а также электроэнергией и очищенной питьевой водой для более чем 10 000 человек. И все это надо было втиснуть в доставку по воздуху. Де Кастр, и, предположительно, генерал Коньи и его штаб, приняли решение выделить для укрепрайона 4 000 тонн инженерных материалов. По грубым прикидкам, этот тоннаж распределялся следующим образом: 3 000 тонн представляли собой колючую проволоку и принадлежности; 510 тонн перфорированные стальные плиты для двух взлетно-посадочных полос; 44 тонны представляли собой части моста Бейли; 70 тонн были представлены пятью бульдозерами (один из которых еще участвовал в Итальянской кампании 1943 года) и 23 тонны были минами и другой взрывчаткой. Было поставлено в общей сложности, 118,5 тонн деревянных балок для строительства защищенных щелей и блиндажей для войск. Таким образом, саперам не хватало примерно 30 000 тонн для выполнения минимальных требований.
- У нас остается ровно столько материалов, чтобы защитить командный пункт штаба, узел связи и рентген-кабинет подземного госпиталя, - сказал Судра. - Остальная часть Дьенбьенфу должна будет как-то выкручиваться.
Именно это и произошло.
Инженерные вопросы были не единственной проблемой, которая делала строительство адекватной обороны в Дьенбьенфу почти безнадежной задачей. В дополнение к требованиям по тоннажу стройматериалов, который был необходим согласно наставлениям по инженерному делу, существовали приблизительные временные и людские затраты на строительство полевых укреплений. Так, чтобы построить блиндаж на отделение из десяти человек, способный защитить от полевой артиллерии, взводу из сорока человек требовалось восемь дней работы. Чтобы построить ДЗОТ для автоматического оружия, такому же взводу потребовалось бы пять дней. Целый батальон только для своей обороны должен был работать в течение примерно двух месяцев, чтобы защититься от артиллерийского обстрела, ожидавшегося в Дьенбьенфу и который они действительно получили. Дополнительное время должно было быть выделено на отрывку ходов сообщения, закладку минных полей и строительства адекватной защиты для слабо укомплектованных служебных подразделений, которые не смогут выделить людей для выполнения этой задачи: штабные подразделения, артиллерии, воздушных наводчиков, танкистов, тыловых и ремонтных служб. И даже имеющуюся рабочую силу, очевидно, нельзя было полностью задействовать на укрепление позиций. 2-я ВДГ почти постоянно участвовала в разведывательных операциях, а большинство других пехотных подразделений так часто были задействованы в ближних боях, что они едва могли уделять время строительству укреплений, которым нужно было заниматься с максимальной энергией, чтобы оно было успешным.
Кроме того, многочисленные колебания и противоречащие приказы, исходившие из Ханоя и Сайгона почти за тридцать дней до начала настоящего сражения, не способствовали скоординированным усилиям по строительству укреплений. В конце концов, генерал Коньи питал давнюю надежду, что благодаря широкомасштабным наступательным операциям, проводимым из долины, настоящая дуэль в самой долине не продлится достаточно долго, чтобы долговременные укрепления того стоили. Это же мнение, как мы помним, разделял генерал Наварр. К этому добавлялось мнение специалистов по артиллерии и бомбардировочного командования, о том что любая сильная концентрация артиллерии противника будет уничтожена до того, как она сможет нанести серьезный ущерб. Наконец, фактически до конца февраля не было четкого представления о том, где будут строиться полевые укрепления и сколько человек их будет занимать.
Действительно, в сообщениях от 3 и 6 февраля Ханой приказал де Кастру провести проработку изменения позиции в Дьенбьенфу, занимаемой только шестью батальонами в течении сезона муссонов, то есть с апреля по сентябрь.
Ответ, который де Кастр отправил Коньи 15 февраля был основан на расчетах, проведенных на месте майором Сюдра и его саперами, и был столь же откровенен как в комментариях относительно позиции, на момент ее текущего состояния, так и в том, что ее ждало, если битва начнется в сезон дождей.
«Работа над нынешней системой обороны практически завершена. В любом случае, нехватка материалов (колючей проволоки) не позволяет мне вести ее улучшение, особенно в плане создания внутренних заграждений между опорными пунктами… Та же нехватка материалов позволяет лишь в самых общих чертах наметить опорные пункты между восточными высотами, предназначенными для ближней обороны зоны сброса грузов снабжения...»
Кроме того, де Кастр выразил опасения, что его склады снабжения, ныне расположенные на дне долины рядом с рекой Нам-Юм, могут быть затоплены, когда начнутся дожди и выслал Коньи карты с наложением зон затопления, четко показывающие, какая часть его текущей позиции будет находиться под водой. (см. карту). Дальше к югу, как заметил де Кастр, опорный пункт «Изабель» будет почти полностью затоплен и он рекомендовал его полностью упразднить.
Наконец, заявил де Кастр, «Поскольку затопляемые районы охватывают всю южную и западную часть опорного пункта «Клодин», весь опорный пункт придется передвинуть на север и построить новый мост через Нам-Юм, поскольку нынешний мост и подступы к нему на расстоянии 300 метров исчезнут под водой». Де Кастр также рекомендовал, чтобы дополнительные укрепления, вместо того, чтобы выкапываться в земле, где они обязательно будут затоплены, строились над землей.
Что удивительно в этом сообщении, так это то, что оно содержит со стороны де Кастра одновременные утверждения о том, что его оборонительные работы «практически завершены» и что ему не хватает строительных материалов до такой степени, что не было достаточно колючей проволоки, чтобы изолировать различные внутренние части каждого опорного пункта друг от друга и построить жизненно важные промежуточные опорные пункты, которые предотвратили бы проникновение противника между ключевыми позициями на высотах, прикрывающих северо-восточную сторону укрепрайона. Оба недостатка должны были стать решающими, как только начнется сражение. Отсутствие в достаточном количестве заграждений внутри опорных пунктов затрудняло блокирование солдат Вьетминя всякий раз, когда они добивались прорыва; и во время решающих сражений с 30 марта по 3 апреля 1954 года важные позиции на высотах «Доминик» и «Элиан» были потеряны из-за фланговых обходов, которые могли бы быть предотвращены при наличии промежуточных позиций.
Как бы то ни было, проект «вытащить Дьенбьенфу из воды», как о нем говорили, так никогда и не осуществился из-за нехватки времени и материалов. Когда в апреле начались дожди (в тот год они начались раньше и были сильнее, чем обычно), почти все опорные пункты немедленно оказались в воде, в частности, ОП «Изабель», почти исчез в трясине. Едва ли в Дьенбьенфу нашелся человек, который не был хотя бы раз погребенным под собственным оползшим окопом.
Еще одним удивительным моментом в подготовке Дьенбьенфу к битве было отсутствие каких-либо попыток маскировки. Срочная потребность в древесине привела, безусловно, к почти немедленной вырубке всех деревьев в районе расположения. За деревьями в течение короткого времени последовали все кусты, которые использовались в качестве топлива для сотен костров, на которых гарнизон готовил пищу. Постоянные передвижения туда и сюда 10 000 человек, 118 машин, десяти танков и пяти бульдозеров «позаботились» о траве. В течении нескольких недель даже малейшая щель или самый маленький вход в блиндаж внутри Дьенбьенфу выделялись на коричневом землистом фоне долины как китайский рисунок тушью. Каждое орудие и миномет были видны издалека, поблескивая на своей широко открытой огневой позиции. И поскольку не было ни места, ни материалов для запасных огневых позиций, наблюдатели противника, скрытые на высотах, могли точно определить положение всего тяжелого вооружения в укрепрайоне. В некоторых случаях тщательность проделанной работы способствовала возникновению трудностей у обороняющихся. Иностранный легион всегда гордился мастерским исполнением своих укреплений. Как заметил один из офицеров 31-го саперного батальона, огневые щели дзотов вскоре приобрели характерный пороховой цвет на фоне окружающего песка и земли и вскоре у некоторых особо амбициозных расчетов оружия вошло в привычку фактически подкрашивать амбразуры в черный цвет. Без сомнения, укрепления производили впечатление на высокопоставленных французских, американских, британских и вьетнамских генералов и гражданских сановников, которые постоянно посещали Дьенбьенфу, но к сожалению, они не оставили ни малейшего места для воображения у противника. Поэтому неудивительно, что артиллерия противника, как только битва началась всерьез, сразу же накрыла наиболее важные цели с разрушительным эффектом. Еще одним явным признаком важных позиций в Дьенбьенфу были высокие антенны радиосвязи, мягко покачивающиеся под ветром над каждым командным пунктом и позицией батарей. Из 1400 раций в Дьенбьенфу по меньшей мере 300 требовали внешних антенн, и в некоторых местах они стояли столь же плотно, как изгороди из бамбука, вырубленные чтобы освободить для них место.
Удивлявшимся отсутствию какой-либо маскировку посетителям, отвечали что наблюдатели противника на высотах могли видеть все, что происходило в долине. Ответ не вполне удовлетворителен. Маскировочные сети над некоторыми наиболее важными ходами сообщения и позициями батарей, по крайней мере, помешали бы противнику получить точные графики ротации французских частей и маршруты патрулирования. В некоторых случаях, они задержали бы немедленную оценку противником ущерба от его огня.
В некоторых случаях, голая местность была неизбежна. Большинство артиллерийских орудий, например, должны были иметь возможность вести огонь во всех направлениях и следовательно, не могли быть окопаны; и командиров батальонных опорных пунктов преследовала мысль, основанная на ужасном предыдущем опыте в других районах Индокитая, что малейший клочок растительности будет использован противником для маскировки его подхода перед атакой. Как оказалось, противник вместо этого предпочел подвести осадные траншеи как можно ближе к французским позициям, из которых они выходили в подходящий момент под прикрытием собственного артиллерийского огня.
Внутри Дьенбьенфу предстояло выполнить и другие важные инженерные задачи. С начала декабря в Дьенбьенфу также размещался постоянно увеличивающийся отряд наблюдательной и истребительной авиации, в частности, шесть легких самолетов-корректировщиков 21-й артиллерийской группы воздушного наблюдения капитана Роберта Дюрана и звено истребителей-бомбардировщиков из истребительной группы 1/22 «Сентонж» под командованием майора Жака Герена, который также стал старшим офицером ВВС в укрепрайоне. Поскольку они понимали, что эти самолеты станут незаменимыми при длительной обороне Дьенбьенфу, французы построили настоящие «блиндажи» вдали от самой взлетно-посадочной полосы, где самолеты стояли по ночам, или когда не использовались. Саперы майора Сюдра построили еще один мост, ведущий от аэродрома к капонирам, который самолеты легко пересекали своим ходом. Третий мост был построен в опорном пункте «Изабель», чтобы обеспечить доступ к южной взлетно-посадочной полосе, расположенной к востоку от шоссе №41, на дальнем берегу Нам-Юм. Чтобы сэкономить драгоценные строительные материалы, Судра срыл бульдозером берег реки Нам-Юм на протяжении двадцати футов, чтобы выстроить более узкий пролет моста. Как оказалось, южная взлетно-посадочная полоса никогда не использовалась. Майор Герен посадил пустой транспортный самолет С-47 на нее, чтобы проверить возможность посадки на грунтовую ВВП. Но пока был доступен основной аэродром, покрытый ПСП, не было причин использовать южную полосу. Когда северный аэродром пришел в негодность, южная полоса уже находилась под огнем противника.
Наконец, когда стало ясно что битва за Дьенбьенфу может затянуться, в последнюю минуту была предпринята попытка спасти большие склады снабжения укрепрайона от затопления, выкопав новые помещения складов вдоль крутого западного склона высоты «Доминик». Новые помещения складов требовали возможности прохода 2,5-тонных грузовиков на другой берег Нам-Юм, поэтому Сюдра пришлось построить 44-тонный мост Бейли через реку, чтобы соединить район складов с остальной частью долины. И снова изнурительный труд оказался напрасным. В связи с другими событиями в укрепрайона, склады так никогда и не были перенесены в ОП «Доминик». Мост вскоре оказался под настолько интенсивным огнем, что стал бесполезен. Было гораздо проще и безопаснее перейти вброд или переплыть Нам-Юм. Поскольку большая часть ОП «Доминик» попала в руки коммунистов уже 30 марта, оказалось удачей, что этот проект не был осуществлен.
Еще одной важной задачей саперов было обеспечение питьевой водой 15 000 человек. Нам-Юм и его притоки, как и все тропические реки, были сильно загрязнены; любой, кто пил эту воду, наверняка становился жертвой амебной дизентерии. Поэтому саперы установили четыре водоочистителя, общим весом шестнадцать тонн, которые обеспечивали гарнизон питьевой водой. Главный водоочиститель, глубоко врытый и обслуживаемый одним человеком, обеспечивал водой центральные опорные пункты до самого конца битвы. Тем не менее, по мере того, как боевые действия становились все более ожесточенными, группы водоносов понесли большие потери и люди начали использовать для питья относительно чистую дождевую воду, которой вскоре было больше, чем кто-либо хотел. Еще одной серьезной проблемой для саперов было обеспечение Дьенбьенфу необходимой электроэнергией. В Дьенбьенфу было пятнадцать электрогенераторов и пять зарядных станций, обеспечивающих электрическое освещение основных опорных и командных пунктов, а также питание различных радио- и телефонных станций, рентгеновского кабинета и операционной подземного госпиталя. Ремонтные бригады здесь творили инженерные чудеса, поддерживая работу основных генераторов во время сражения и поддерживая в рабочем состоянии линии электропередач (проложенные в сырой земле и зачастую, лежавшие в лужах воды). На самом деле, потребность в электроэнергии была настолько острой, что два генератора были сброшены на парашютах в укрепрайон, пока бушевало сражение. Один из них разбился при падении, в то время как второй приземлился целым и неповрежденным, но оказалось, что ввиду его веса, вытащить его на руках под огнем невозможно.
Помимо укреплений, решающую роль в обороне Дьенбьенфу должны были сыграть еще два фактора: танки и артиллерия. Когда стало ясно, что сражение придется вести в долине, де Кастр твердо рассчитывал на массированное использование огневой мощи и относительную мобильность своих сил, чтобы уничтожить противника до того как сможет нанести решительный ущерб гарнизону. Фактически, 19 декабря де Кастр отправил сообщение своим подчиненным командирам, в котором он наметил контуры своего видения битвы:
«… Битва на уничтожение, которую я ожидаю возглавить в долине Дьенбьенфу, по существу опирается:
1. На комплекс из пяти узлов сопротивления, которые образуют инфраструктуру статической обороны и которые должны определять на местности районы желаемого поля боя;
2. На способности концентрировать на каждой точке поля боя не менее четырех пятых всей доступной мне огневой мощи;
3. И на полномасштабных подготовленных контратаках… Задача узлов сопротивления, которые в определенные моменты могут быть полностью окружены, состоит в том, чтобы удерживаться без всякой мысли об отходе, даже если один из их составляющих опорных пунктов будет захвачен противником. Их задачей будет, при наилучших обстоятельствах, вновь занять утраченный опорный пункт путем местной контратаки; или, по крайней мере, нейтрализовать его своим огнем и задействовав средства, имеющиеся в распоряжении командования укрепрайона. Контратаками, в принципе, будет руководить командир 2-й воздушно-десантной группы.»
Де Кастр, который был выбран для командования в Дьенбьенфу в силу своей репутации бронекавалериста, не упускал из виду возможность использования танков. В начале декабря, он потребовал, чтобы легкий эскадрон танков «Чаффи» М-24 был переброшен по воздуху в Дьенбьенфу. Этот запрос предполагал что танки должны были быть разобраны в Ханое и собраны обратно в укрепрайона. Десять восемнадцатитонных машин (они были только что с завода и недавно были доставлены в рамках военной помощи французам из США) были доставлены в Дьенбьенфу в декабре месяце, на небольших отдельных караванах транспортников. Для перевозки каждого танка требовалось пять С-47 и два транспортных самолета британской постройки «Бристоль» с фронтальными погрузочными люками-створками, вмещавшими корпус танка весом четыре тонны.
В течении нескольких дней механики 2-й авторемонтной роты 5-го полка Иностранного легиона под командованием лейтенанта Бужо собирали то. что казалось уменьшенной копией оригинальной сборочной линии танков в Детройте, за исключением того факта, что она была расположена в долине посреди джунглей с песчаными ветрами, достигающими штормовой силы. Каждая часть оборудования, особенно двигатели, должна была по сто раз очищена от всепроникающего песка, прежде чем ее можно было установить. Единственным тяжелым инструментом, доступным для сборочной линии, была лебедка (легионеры позаимствовали ее у артиллерии), которая использовалась для установки огромных двигателей в корпуса танков. Все остальное делалось вручную. Один полностью собранный танк сходил с «конвейера» каждые два дня. На Рождество 1953 года, бронетанковый взвод из трех танков под командованием старшего сержанта Аристида Карретта из Марокканского колониального пехотного полка (RICM), вступил в строй.
29 декабря де Кастр отправил обычное сообщение в Ханой с просьбой выделить для Дьенбьенфу третий танковый взвод и дать небольшому эскадрону свой штаб. В архивах французской армии на этом сообщении есть надпись от руки, сделанная на одном из его углов и за подписью подполковника Денефа, заместителем начальника штаба генерала Коньи: «Возьмите капитана 1-го конно-егерского полка, капитана Эрвуэ». И таким образом, судьба человека была решена.
Капитан Ив Эрвуэ, которому предстояло командовать 3-м эскадроном 1-го конно-егерского полка в Дьенбьенфу, до недавнего времени находился в Марокко, в качестве помощника маршала Франции Альфонсо Жюэна и добровольно вызвался для боевой службы в Индокитае. Недавно он был назначен в 1-й конно-егерский полк в дельте Красной реки. Тихий и прилежный молодой человек в очках с золотой оправой, Эрвуэ нравился всем, но особенно подполковнику Лангле, со 2-й воздушно-десантной группой которого Эрвуэ должен был тесно взаимодействовать в последних разведках боем перед началом атак Вьетминя. Когда его назначили в Дьенбьенфу, Эрвуэ попал в аварию и командовал своими танками с левой рукой в гипсе на перевязи. Раненый в другую руку, когда он вел свои танки в бой во время наступления коммунистов на «Элиан» 30 — 31 марта, он продолжал командовать своими «Бизонами» (как их ласково прозвали в Дьенбьенфу) до последнего дня. Эрвуэ умрет от истощения во время марша смерти в концентрационные лагеря коммунистов в июне 1954 года.
К 17 января все три танковых взвода были приведены в боевую готовность. Эрвуэ, его маленький штаб и два танковых взвода под командованием сержантов Карретта и Гюнца находились на главной позиции. 3-й взвод, которым командовал лейтенант Анри Прео, направился на юг, на подкрепление опорного пункта «Изабель». 1 февраля отряд Эрвуэ впервые вступил в бой к северо-востоку от высоты «Габриэль».
Когда стало ясно, что битва за Дьенбьенфу станет решающим матчем, французское верховное командование решило предоставить Дьенбьенфу достаточно тяжелой огневой мощи, чтобы позволить ему уничтожить полевые орудия противника контрбатарейным огнем и разбить атаки его пехоты на опорные пункты уничтожающей огневой завесой.
Дополнением к артиллерии внутри укрепрайона, была огневая мощь французских истребителей-бомбардировщиков и Б-26 французских ВВС и флота. И кроме того, был накопленный опыт французских командиров-артиллеристов. Со времен Наполеона французы (так же как и русские) гордились эффективностью и знаниями своих артиллеристов. В Первую мировую войну, французские «75» не только превзошли свои немецкие аналоги, но и стали стандартными полевыми орудиями армии США. В Индокитае многие старшие командиры были из артиллеристов, таких, как генерал Коньи. Заместителем командующего в Дьенбьенфу был сорокавосьмилетний полковник артиллерии Шарль Пирот. Внешность весельчака и дружелюбное круглое лицо Пирота скрывали чувствительную личность. Он был отличным выбором для этой работы. Несмотря на тяжелое ранение в Италии в 1943 году, где он потерял левую руку почти до плеча, Пирот оставался на действительной службе. В Индокитае он командовал 69-м африканским артиллерийским полком, отличившемся в действиях в районе «Улицы без радости» в 1953 году. По мнению Коньи, артиллерист Пирот был отличным дополнением к кавалеристу де Кастру.
Пирот принял командование 7 декабря, в тот день, когда первая крупная артиллерийская часть того, что должно было стать постоянным гарнизоном начала перебрасываться по воздуху. Это был 3-й артиллерийский дивизион 10-го колониального артиллерийского полка (III/10 RAC) под командованием майора Аллью. 3-й артиллерийский дивизион 10-го колониального артиллерийского полка был собственным артиллерийским подразделением 13-й полубригады Иностранного легиона, который также перебрасывался в Дьенбьенфу, так что он был знаком с пехотными подразделениями, с которыми ему придется вместе сражаться. Со своими тремя батареями из четырех американских 105-мм гаубиц каждая, III/10 RAC представлял собой довольно впечатляющее огневое подразделение. Он был усилен 2-м дивизионом 4-го колониального артиллерийского полка (II/4 RAC), которой сначала командовал майор Уркабье (Hourcabie), а позже, во время самого сражения майор Кнеш.
4-й колониальный артиллерийский полк был одной из старейших артиллерийских частей Франции, постоянно дислоцированных в Азии. На его изодранном осколками флаге были боевые ленты завоевания Тонкина в 1883-85 и подавления восстания Боксеров в Пекине в 1900. Он участвовал в безнадежных арьергардных боях против японцев в 1940 и в 1945 годах, и горстка его бойцов пробилась в националистический Китай, вместо того, чтобы сдаваться врагу. В 1951 году к обычному составу полка из трех дивизионов, был добавлен новый, 4-й артиллерийский дивизион, и это подразделение было оснащено совершенно новыми американскими 155-мм средними гаубицами, обслуживаемыми марокканскими орудийными расчетами. 155-мм были самыми крупными полевыми орудиями, имевшимися в Индокитае и их громовой глас часто означал конец атаки коммунистов на отдаленные форпосты в дельте Красной реки. Кроме того, имелись три тяжелые минометные роты, оснащенные французскими 120-мм минометами, чей навесной огонь должен был быть способен уничтожить большую часть окопов противника. Относительно небольшие и простые в обращении 120-мм минометы не требовали сложных огневых позиций, необходимых для гаубиц. С другой стороны, у них не было ни дальнобойности последних, ни их точности. 1-я воздушно-десантная рота тяжелых минометов Иностранного легиона, под командованием Эрвана Берго, заняла позиции на опорном пункте «Клодин»; 1-я смешанная минометная рота 3-го пехотного полка Иностранного легиона заняла позиции на ОП «Анн-Мари»; и 2-я смешанная минометная рота 5-го пехотного полка Иностранного легиона 27 декабря 1953 года перевезла свои восемь 120-мм минометов и четыре 81-мм на опорный пункт «Габриэль».
Наконец, в Дьенбьенфу были доставлены две зенитные счетверенные крупнокалиберные пулеметные установки, по предложению одного американского офицера, майора Вона, бывшего свидетелем их разрушительного воздействия в Корее и рассказавшего об этом командующему французской зенитной артиллерией в Ханое. В Корее «четыре по пятьдесят» (М45 Quadmount, зенитные счетверенные установки пулеметов Браунинга М2 калибром .50 BMG или 12,7х99 мм — прим. перев.), как их прозвали, проделывали ужасающе эффективную работу по уничтожению массированных атак пехоты коммунистов. Ту же работу они должны были проделывать в Дьенбьенфу. Оснащенные электрическими приводами станков, они вели огонь из двух стволов одновременно, оставляя два ствола в резерве. Многие атаки коммунистов, пробившиеся сквозь французскую пехоту и заставившие замолчать французскую артиллерию, были остановлены гортанным стаккато «четыре по пятьдесят» лейтенанта Редона. Несмотря на то, что они зачастую были на волоске от гибели, они оставались эффективными до конца битвы.
Под командованием полковника Пирота, артиллерия Дьенбьенфу была разделена на две основные группы: группа А, которая включала 3-й дивизион 10-го колониального артиллерийского полка и две минометные роты; и группа B, включавшая 2-й дивизион 4-го колониального артиллерийского полка, батарею 155-мм орудий, одну минометную роту и установки «четыре по пятьдесят». Поскольку опорный пункт «Изабель» был размещен к югу от Дьенбьенфу, Пирот решил снабдить его довольно значительным количеством артиллерии, предназначенной для отражения любых возможных атак противника на южную часть самого Дьенбьенфу. Так, туда была переведена 24 декабря 8-я батарея III/10 RAC (капитан Рейс), за ней 23 января последовала 7-я батарея и пост управления огнем под командованием капитана Ноэля. Командиром артиллерии в ОП «Изабель» стал капитан Либье. Под конец, когда уже бушевала битва при Дьенбьенфу и ОП «Изабель» был почти отрезан от остальной части долины, 9-я батарея III/10 RAC (капитан Ренкуль) пробилась в ОП «Изабель» под прикрытием вылазки танкового взвода и 3-го батальона 3-го пехотного полка Иностранного легиона с опорного пункта. Такое распределение артиллерии, по-видимому, было оправдано двумя факторами. Во-первых, размером центральной позиции, которая занимала чуть больше квадратной мили, и на которой уже было размещено двенадцать средних и четыре тяжелых полевых орудия и двадцать четыре тяжелых миномета с огромным запасом боеприпасов. Во-вторых, как юго-восточный опорный пункт «Элиан», так и юго-западный опорный пункт «Клодин» считались особенно уязвимыми и нуждались в дополнительной защите огнем, который мог легко обеспечить ОП «Изабель», размещенный в 5,5 километрах к югу. И де Кастр, и Пирот предвидели, что основной удар первой атаки придется на отдаленные опорные пункты «Габриэль» и «Беатрис». Поэтому у «Габриэль» была своя тяжелая минометная рота. ОП «Беатрис», с другой стороны, был стандартно оснащен 81-мм минометами, которых считалось достаточно для непосредственной обороны от позиций коммунистов на окружающих высотах и мог рассчитывать на поддержку полевых орудий с основной позиции.
В этом и заключалась трагедия. Когда 13 марта развернулось сражение, артиллерийский огонь коммунистов быстро нейтрализовал основные артиллерийские позиции внутри самого Дьенбьенфу, в то время как полевые орудия, размещенные в ОП «Изабель» оказались за пределами эффективной досягаемости северных опорных пунктов и таким образом, не могли использоваться вместо артиллерии основной позиции. Как позже было сказано в докладе генерала Катру: «Можно считать, что если бы место, выбранное для размещения ОП «Изабель» было бы ближе к центральной позиции, его артиллерия была бы способна поддерживать эти ключевые опорные пункты, а также его гарнизон мог бы быть сокращен на батальон (пехоты), который мог бы усилить резервы».
Были и другие слабости. Для обнаружения целей противника, артиллерия была должна полагаться на свои наблюдательные пункты (НП) на периферийных высотах, и на свою собственную небольшую эскадрилью из шести самолетов-корректировщиков. И наблюдательные пункты на вершинах высот и самолеты-корректировщики были потеряны в течении первых сорока восьми часов боя. Тогда было уже слишком поздно снабжать Дьенбьенфу такими электронными средствами как радары обнаружения целей. В любом случае, было бы сомнительно, что такие тонкие инструменты могли бы долго выдерживать постоянный обстрел артиллерии коммунистов. В докладе, написанном после боя выжившим артиллерийским командиром, он просто отметил что «артиллерия постепенно ослепла».
Единственным их ресурсом с тех пор была информация, предоставленная самолетами-корректировщиками из 21-й и 23-й артиллерийских групп воздушного наблюдения, отважно выдерживающими как трехчасовой перелет туда и обратно с небольшой лаосской взлетно-посадочной полосы в Мыонгсай, так и зенитный огонь коммунистов над долиной, который с 11 февраля 1954 года был усилен смертоносными 37-мм орудиями, чтобы предоставить хоть какую-то информацию о передвижениях противника. Разведывательные самолеты французских ВВС, ведущие ежедневную аэрофотосъемку долины, также предоставляли дополнительную информацию. Но вскоре это стало в значительной степени излишним, поскольку артиллерийские орудия сосредоточились на войсках коммунистов и траншеях, часто всего в тысяче футов от их собственных позиций. Но ничего из этого не было известно де Кастру и Пироту в декабре и январе 1953-54 годов.
Фактически, Пирот разработал свой план уничтожения артиллерии противника, который он радостью пересказывал каждому из высокопоставленных посетителей штаба укрепрайона: «Во-первых, Вьетминю не удастся перебросить сюда свою артиллерию, во-вторых, если они сюда доберутся, мы их разобьем, в-третьих, даже если удастся поддерживать огонь, они не смогут снабжать свои орудия достаточным количеством боеприпасов, чтобы причинить нам какой-либо реальный ущерб».
Есть некоторые свидетельства, что Пирот не был полностью захвачен своим собственным приподнятым настроением. В личном письме от 16 декабря 1953 года своему непосредственному начальнику в Ханое, полковнику де Винтеру, Пирот утверждал, что в Дьебьенфу у него было меньше артиллерии и живой силы, чем обычно выделялось пехотной дивизии, «тем не менее, мне нужно больше людей и больше огневой мощи». Он был прав. Гарнизон Дьенбьенфу с его двенадцатью батальонами имел право на три полные артиллерийских дивизиона 105-мм орудий и один полный дивизион 155-миллиметровых. Тяжелые минометы, которые должны были заполнить эту брешь, вряд ли можно было считать адекватной заменой. Однако на следующий день, когда генерал Наварр посетил Дьенбьенфу вместе с генералом Коньи и главнокомандующим французскими ВВС на Дальнем Востоке генералом Лозеном, Пирот снова стал самим собой. Генералы, сопровождаемые де Кастром и Пиротом посетили недавно отстроенный опорный пункт «Беатрис», где им салютовали подполковник Гоше и часть выстроенной в безупречном порядке 13-й полубригады Иностранного легиона. Наварр взобрался на вершину бункера командного пункта «Беатрис» и смотрел прямо вдоль шоссе №41 в центр долины, где низкие высоты ОП «Доминик» и «Клодин» были видны, как будто были нарисованы на карте. Очевидно Наварр был обеспокоен: «Беатрис» окружали высоты, поросшие непроходимыми джунглями, которые могли скрыть десятки тяжелых орудий противника, и как только «Беатрис» окажется в руках врага, было очевидно, что большая часть Дьенбьенфу будет под его огнем. Пьер Шёндёрффер, молодой репортер французской Информационной службы в Индокитае, стоявший вместе с официальной группой на вершине бункера, отчетливо вспомнил ответ Пирота:
- Мой генерал, ни одна пушка Вьетминя не сможет сделать больше трех выстрелов, прежде чем ее уничтожит моя артиллерия.
Наварр посмотрел на него, оглянулся на долину за ним, а затем тихо сказал:
- Может быть, и так, но это будет не так как в Нашанге.
Тот же сценарий повторился 26 января 1954 года, когда Марк Жаке, государственный секретарь Франции по делам ассоциированных государств, посетил Дьенбьенфу. Он был впечатлен представлением Пирота о контрбатарейном огне, но как бывший офицер ВВС, он беспокоился о достаточной защите жизненно-важной взлетно-посадочной полосы, от которой, в конечном счете, зависело выживание Дьенбьенфу. На него также произвели впечатление сообщение о массовом использовании американской артиллерии для отражения атак человеческих волн коммунистов в Корее. Когда Жаке покидал командный пункт Пирота, он обернулся и сказал начальнику артиллерии:
- Полковник, я знаю, что вокруг Ханоя сотни неиспользуемых артиллерийских орудий. Воспользуйтесь тем фактом, что здесь находится член правительства, чтобы заполучить их себе в качестве доукомплектования.
Пирот, как утверждалось, с негодованием ответил, что как он показал государственному секретарю на планах огня, у него было больше пушек, чем он мог справиться. И генералу Блану, начальнику Генерального штаба французской армии, который прибыл вместе с Жаке и который был по образованию артиллеристом, Пирот сказал «Если я получу предупреждение за тридцать минут, моя контрбатарейная борьба будет эффективной».
К концу января стало очевидно, что отличная маскировка артиллерии противника и даже его пехотных позиций будет серьезной проблемой во время боя. Фактически, Пирот был явно озабочен тем фактом, что его орудия не смогли обеспечить эффективную поддержку боевых выходов 2-й воздушно-десантной группы и остальных батальонов. Позже, майор Жан Николя вспоминал, как Пирот со слезами на глазах пришел в батальон марокканских тиральеров Николя на опорном пункте «Элиан», чтобы принести свои извинения солдатам за снаряды из его орудий, которые 6 февраля легли слишком близко, ранив нескольких марокканцев во время атаки на высоты 754 и 781. Марокканцы, собравшиеся вокруг смущенного Николя, выслушали извинения Пирота в каменном молчании.
К середине февраля 1954 года появились и другие признаки надвигающейся катастрофы. Был захвачен в плен коммунист с чертежами подземных артиллерийских огневых позиций необычной конструкции, которые фактически оставляли незащищенной только очень небольшую часть непосредственно у дула орудия. В принципе, этот способ не был новостью. Он предполагал, что артиллерийские орудия не придется часто перемещать, и они смогут охватывать только относительно небольшую зону в районе цели, как это было в годы позиционного тупика в ходе Корейской войны. Американским войскам, располагавшим огромным количеством бомбардировщиков и артиллерии было трудно обнаружить и уничтожить такие орудия, хотя в большинстве случаев местность в Корее была лишена какой-либо значительной растительности.
Напротив, в долине Дьенбьенфу растительность была в изобилии. Французские ВВС давно знали, что обнаружить что-либо на сделанных обычными методами фотографиях невозможно и запросили помощь американцев с недавно разработанными инфракрасными пленками. В период с 23 января по 2 марта капитан Хилл из ВВС США был в командировке в Ханое, экспериментируя с инфракрасной пленкой, а также с недавно разработанной пленкой для обнаружения камуфляжа. Обе эффективно работали в Корее. Во Вьетнаме они потерпели полную неудачу.
Всего этого не было годом ранее в Нашанге. Там французские позиции образовывали два сплошных кольца вокруг взлетно-посадочной полосы и прикрывали все возвышенности, и на мили вокруг местность была довольно открытой и редкую артиллерию коммунистов было легко обнаружить. В Дьенбьенфу Пирот все еще цеплялся за надежду, что любые земляные работы, которые потребуются для защищенных от снарядов замаскированных позиций крупных сил артиллерии, не могут остаться незамеченными. Но так и случилось.
Французские ВВС то тут, то там, отмечали следы перемещения тяжелого вооружения. На самом деле, удивительно, насколько точны были их оценки. Уже 27 декабря 1953 года разведка французских ВВС подсчитала, что общая численность противника составит около 49 000 человек, включая 33 000 бойцов; числа, которые, как оказалось, были в пределах десяти процентов от действительного. Уже 9 января аэрофотосъемка показала, что 105-мм гаубицы покинули районы тыловых баз коммунистов в направлении Дьенбьенфу. Как бы то ни было, Дьенбьенфу не был примером провала французской разведки.
На самом деле, еще 16 февраля 1954 года ветеран-корреспондент «Ле Монд» Роберт Гийен сообщил из Дьенбьенфу все, что нужно было знать о методах осады Вьетминя: «Без нашего ведома, вьеты построили свои позиции прямо у нас на глазах» - заявил Гийен, «И не на обратных скатах, а на тех, что были обращены к нам». Гийен, побывавший в Корее, правильно отметил, что подобные ситуации бывали и там, но что фантастически плотные американские воздушные удары обычно преодолевали помехи и нейтрализовали такие позиции. И он также определили за месяц до начала сражения и за четыре месяца до того, как оно было проиграно, ключевую слабость французов: воздушную огневую мощь.
Гийен прямо усомнился в том, что задачи по ведению огня на подавление, выполняемые двумя истребителями могут серьезно помешать действиям противника, и назвал их «симуляцией воздушных ударов». То, что знал Гийен, знали и все остальные. Французы знали, что в крупном сражении предпочтительнее удерживать высоты, но они рассчитывали на свою огневую мощь, чтобы компенсировать свои невыгодные позиции. Это была одна из их ключевых ошибок.
30 января 1954 года, майор Прива, начальник французской картографической службы в Индокитае, сообщил штабу Наварры в Сайгоне, что французские крупномасштабные карты района Дьенбьенфу были довольно неточными и едва ли пригодными в качестве точных карт, необходимых артиллерии. По словам Прива, «карты плохие и артиллеристы это вскоре заметят». Новая крупномасштабная карта (которая, как известно автору из личных наблюдений, также имела свою долю неточностей) была наспех составлена из аэрофотоснимков и распространена в Дьенбьенфу, но она быстро попала в руки противника во время неудачного рейда 2-го батальона тай майора Шенеля.
Когда в начале марта стало очевидно, что французская контрбатарейная борьба совершенно неэффективна в подавлении артиллерии Вьетминя, Пирот и его начальство в артиллерийском командовании в Ханое попытались исправить ситуацию с помощью спешных мер. Генерал Коньи, сам артиллерист, приказал провести полномасштабную оценку артиллерийской обстановки в Дьенбьенфу в течение первой недели марта 1954 года. К тому времени артиллерийский огонь велся коммунистами из различных мест достаточно, чтобы дать приблизительное представление о возможностях противника. Кроме того, расшифрованный код материально-технической службы коммунистов дал французам полное представление о количестве артиллерийских выстрелов уже имеющихся у коммунистов в районе боевых действий: 44 000 снарядов калибра 37-мм, 5 000 калибра 75-мм, 21 000 калибра 81-мм, 15 000 калибра 105-мм и 3 000 калибра 120-мм. Предположительно, в районе сражения при Дьенбьенфу также находилось несколько советских сверхтяжелых минометов калибра 160-мм образца 1943 года.
Подготовленный в прохладной атмосфере помещения штаба в Ханое, вдали от бодрящей атмосферы гарнизона, который вот уже четыре месяца ждал, чтобы помериться силами с противником, отказывающимся выйти в открытую и сражаться, новый отчет об артиллерийской обстановке представлял слишком точную картину того, какова будет судьба Дьенбьенфу: «Для полной нейтрализации огня требуется около пятидесяти выстрелов в час на гектар местности. Вьетминь способен производить примерно тридцать три выстрела в минуту в течении пяти часов по всем позициям штабов, артиллерии и минометов, в то же время частично нейтрализуя ОП «Изабель»… Артиллерия Вьетминя так же многочисленна как и наша, а их наблюдение лучше».
Доклад дошел до генерала Коньи 9 марта. На архивной копии, в левом углу, вместе с его инициалами, написан от руки вопрос: «Почему это исследование не было проведено раньше?».
Укрепрайон Дьенбьенфу начала принимать окончательные очертания в последние недели февраля 1954 года, за тысячами тонн колючей проволоки вокруг незащищенных огневых позиций, ощетинившихся артиллерией и тяжелыми минометами, под прикрытием плохо построенных блиндажей и стрелковых ячеек, воодушевленная надеждой, что десять ее легких танков и горстка истребителей-бомбардировщиков смогут удержать противника на расстоянии вытянутой руки.
Одним из наиболее любопытных аспектов Дьенбьенфу является тот факт, что различные ошибки, допущенные при строительстве укрепрайона, по-видимому, оставались скрытыми от постоянного потока французских и иностранных высокопоставленных персон, которые подробно осматривали долину до начала битвы. С вполне понятным чувством генерал Наварр должен был позже написать: «… Ни один гражданский или военный авторитетный человек, включая французских и иностранных министров, французских начальников родов войск или американских генералов… никогда, насколько мне известно, не допускал никаких сомнений перед атакой в способности Дьенбьенфу сопротивляться».
Похоже, это было правдой. Редко, когда боевая позиция в глубоком тылу противника становилась целью визитов более высокого уровня. Как мы помним, сам генерал Коньи впервые высадился в Дьенбьенфу через два дня после его занятия, а 24 ноября за ним последовал британский военный атташе, бригадный генерал Спирс. 29 ноября Коньи вернулся в Дьенбьенфу вместе с главнокомандующим, генералом Наварром, а также главой консультативной группы по оказанию военной помощи Соединенных Штатов (MAAG) генерал-майора Томаса Трапнелла. Коньи снова вернулся 4 декабря, а 11 декабря за ним последовал командующий непосредственно подчиненными ему ВВС, генерал Дешо, который осмотрел авиационные сооружения в Дьенбьенфу. Коньи вернулся еще раз 12 декабря, в сопровождении заместителя Наварра, генерала Боде, командующего французскими войсками в Лаосе, полковника де Кревкера, и британского писателя, Грэма Грина. Генерал Трапнелл, в сопровождении своего штаба, снова посетил Дьенбьенфу 19 декабря и снова не высказал ничего, кроме восхищения проделанной там работой.
В канун Рождества Наварр и Коньи, вместе с большей частью своих штабов прибыли в Дьенбьенфу и встретили Рождество вместе с войсками. Наварр лично осмотрел один опорный пункт за другим, а затем присутствовал на полуночных службах своих солдат на открытой местности. Четыре дня спустя, генерал Боде, в сопровождении командующего французскими военно-воздушными силами на Дальнем Востоке генерала-майора Анри Лозена и генерального инспектора французской артиллерии в Индокитае бригадного генерала Пенначиони, а также генерала Коньи, снова посетил Дьенбьенфу. Каждый генерал привел с собой своих экспертов, и они, в свою очередь, провели долгие переговоры со своими коллегами внутри укрепрайона.
Один из присутствовавших офицеров делал пометки о затронутых во время визита генерала Боде в Дьенбьенфу предметах. Генерал Боде, по-видимому, подчеркнул «абсолютную необходимость поддерживать аэродром в рабочем состоянии любой ценой» и спросил, позволяют ли опорные пункты вокруг него эффективно защищать взлетно-посадочную полосу. На этот счет его успокоил полковник де Кастр. Генерал Лозен, глядя на север, где опорный пункт «Габриэль» вытягивал свою похожую на корабль форму, вслух задавался вопросом, не будет ли «чрезвычайно опасно» сбрасывать с парашютом грузы снабжения на ОП «Габриэль», если тот будет отрезан. Боде, который также был офицером ВВС, и по-видимому, сомневался в эффективности воздушного моста в Дьенбьенфу, заявил, что хотел бы иметь в Дьенбьенфу французского оперативного офицера ВВС, который участвовал в организации работы Берлинского авиамоста 1948 года.
В отличие от утверждения генерала Наварра, оба присутствующих генерала ВВС и в частности, генерал Лозен, казалось, были обеспокоены некоторыми тактическими решениями, принятыми в долине. Лозен беспокоился о возможной неспособности ОП «Изабель» наблюдать за вражеской зенитной артиллерией, которая могла скрываться на высотах. Он предложил вертолетами разместить группы наблюдения вдоль всей линии гребня.
Полковник де Кастр, демонстрируя избирательную память, которая часто поражает офицеров, когда они сталкиваются с высокопоставленным начальством, казалось, согласно записям, забыл о своих неудачных попытках прорваться к линии высот. Он утверждал, что у него «слишком мало вертолетов», чтобы позволить себе риск потерять их в подобных миссиях. Но, сказал де Кастр, он поручит наблюдение за гребнем местным разведчикам.
Затем Лозен высказал одно из тех предположений, которые на краткий миг показавшие, что он мыслил категориями другой войны и другой эпохе. Он предположил что ОП «Изабель» может быть оснащен привязным аэростатом, с целью обнаружения зениток противника. Он, очевидно, забыл, что если зенитный огонь был достаточно точным, чтобы представлять опасность для самолета, он, несомненно, быстро разделается с привязным аэростатом.
Именно Лозен, во время визита на ОП «Изабель» позже в этот же день, прокомментировал расстояние между южной взлетно-посадочной полосой и окружающими горами (запись показывает, что он получил «различные» ответы). Он указал, что некоторые склады боеприпасов были расположены слишком близко к стоянке самолетов (позже они были поражены огнем противника и взорвались вместе с некоторыми самолетами), и дал понять, что он «скептически» относится к опорному пункту «Габриэль». В протоколе не указано что рекомендации Лозена были выполнены, или что он выразил свои возражения своему главнокомандующему.
Тем временем непрерывный поток высоких сановников продолжался. К этому времени де Кастр усовершенствовал прием визитеров как хорошо отрепетированный маневр: встреча на аэродроме почетным караулом марокканских тиральеров в сверкающих белых тюрбанах и ремнях снаряжения; посещение отдаленных опорных пунктов (предпочтительно хорошо вымуштрованных легионеров в ОП «Беатрис») на собственном джипе де Кастра, управляемым им самим; обед в личной командирской столовой де Кастра за безупречно сервированным столом; тридцатиминутный доклад в его штабе; и как правило, краткое представление «Дьенбьенфу на войне» - либо краткая артиллерийская демонстрация, в виде впечатляющего огня африканских канониров одной из батарей ОП «Клодин», либо разведка боем, в совместном исполнении новеньких танков «Чаффи» капитана Эрвуэ и стройных десантников подполковника Лангле.
В январе 1954 года начались визиты высоких гражданских сановников. Наварр и Коньи сопровождали верховного комиссара Франции в Индокитае, посла Мориса Дежана во время его первого визита в Дьенбьенфу 3 января. 14 января состоялся еще один визит генерала Трапнелла, который излучал заботу как мамочка-наседка над этим военным предприятием французов. Его беспокойство становилось несколько более понятным, когда понимаешь, что в укрепрайоне было американского снаряжения более чем на десять миллионов долларов, из карманов американских налогоплательщиков. Днем позже после визита Трапнелла прибыл один Коньи, а 22 января один Наварр. Последний на этот раз прибыл, чтобы подготовиться к ранее упомянутому визиту государственного секретаря Франции по делам Индокитая г-на Марка Жаке, которого также сопровождал начальник штаба французской армии, генерал Блан. Самый высокопоставленный американский гость, генерал-лейтенант Джон О´Дэниэл («Железный Майк») прибыл 2 февраля. Он был командующим армией США в Тихоокеанском регионе. О´Дэниэл осмотрел Дьенбьенфу в сопровождении пышной свиты американских офицеров, в том числе и тех, кто имел опыт борьбы против зенитной артиллерии коммунистов в Корее. Хотя доклады О´Дэниэла до сих пор не были опубликованы, президент Эйзенхауэр изложил их суть в своих собственных мемуарах в 1963 году. В ответ на доклад покойного государственного секретаря, Джона Фостера Даллеса, о том что он был проинформирован французским правительством что война в Индокитае идет скверно, президент Эйзенхауэр 10 февраля 1954 года телеграфировал Даллесу (тогда находившемуся в Европе), что «последний доклад генерала О´Дэниэла более обнадеживающий чем тот, что был передан Вам от французских источников». Другими словами, О´Дэниэл, как и остальные был обманут Дьенбьенфу. В тот же день в Сайгоне генерал Блан провел секретный устный доклад, как минимум одна стенографическая запись которого, сохранилась. Стоя перед обоими своими гражданскими начальниками, Плеваном и Шевинем, Блан, по-видимому, был откровенен: к 15 апреля укрепрайон превратится в «болото», утопающее в муссонных дождях и уничтожение основных боевых сил противника было «чистой иллюзией». Этот устный доклад, в лучшем случае, привел еще к нескольким острым вопросам со стороны Плевана, когда он лично добрался до укрепрайона, но больше ни к чему. И генерал Наварр не слышал об этом до 1964 года.
Тем не менее, по крайней мере три американца находились в Дьенбьенфу почти до начала сражения: один офицер ВВС США и два офицера армии США. Офицер военно-воздушных сил, капитан Роберт М. Ллойд, был откомандирован военно-воздушными силами США на Тихом океане (PACAF) для изучения воздействия зенитной артиллерии коммунистов на воздушные операции французов; в то же время подполковники Джон М. Уорнер и Ричард Ф. Хилл, из армии США на Тихом океане (USARPAC) наблюдали за подготовкой к сражению с наблюдательного пункта 13-й полубригады Иностранного легиона полковника Жюля Гоше. Другими словами, американские наблюдения и советы были доступны французам на всех уровнях. Нет никаких свидетельств, что французам либо советовали не принимать сражения у Дьенбьенфу, либо советовали отказаться от каких-либо конкретных аспектов оборонительной системы долины. Если такой совет и был когда-либо дан — то есть, комментарии, выходящие за рамки сомнений, высказанных одним американским наблюдателем другому, или их собственным начальникам — он все еще скрыт в секретных американских архивах.
7 февраля настала очередь государственного секретаря по вопросам обороны Франции Шевиня посетить долину в сопровождении Коньи. Через неделю государственный секретарь вернулся в Дьенбьенфу, на этот раз в сопровождении председателя Объединенного комитета начальников штабов Франции генерала Поля Эли. Шевинь не рассматривал свой визит как легкомысленную экскурсию, он остался с ночевкой и посетил каждый опорный пункт. Бывший полковник регулярной армии, он был в целом знаком с военными проблемами. Его визит был рекогносцировкой перед визитом его министра обороны, мсье Рене Плевана, 19 февраля. К тому времени и Коньи и Наварр уже ездили туда и обратно между Дьенбьенфу и Ханоем, так как оба побывали накануне в долине в компании главного хирурга французской армии, доктора Жансотта и главного военного медика в Северном Вьетнаме, полковника медицинской службы Терраморси. С визитом Плевана, похоже, был достигнут кульминационный момент периода внешних инспекций Дьенбьенфу. Правда, достопочтенный Малькольм Макдональд, верховный комиссар Великобритании по Юго-Восточной Азии, посетил Дьенбьенфу 6 марта 1954 года, когда аэродром уже находился под спорадическим огнем коммунистов. Генералы Наварр и Коньи совершили последнюю совместную поездку в Дьенбьенфу 4 марта. Но большинство других визитеров теперь были специалистами более низкого уровня, который лихорадочно работали как раз перед тем, что, как они знали, скоро станет полномасштабным нападением.
Утром пятницы 12 марта, командный самолет генерала Коньи приземлился в последний раз на главной взлетно-посадочной полосе Дьенбьенфу, уже усеянной обгоревшими остовами нескольких самолетов, уничтоженных артиллерией коммунистов.
Коньи в последний раз посетил ОП «Беатрис», проявляя явные признаки беспокойства о его благополучии, если опорный пункт не будут поддерживать мощными контратаками. В течении дня отдельные 75-мм снаряды и 120-мм мины выпущенные коммунистами, падали случайным образом во многих точках долины, по-видимому, миновав зону стоянки аэродрома, где весь день стоял С-47 Коньи. Другие транспортники торопливо катились по взлетно-посадочной полосе, сбрасывали грузы и снова взлетали. В 15.30, Коньи вернулся в свой самолет, в сопровождении де Кастра и его штаба. Возможно, Коньи полагал, что это была просто еще одна из его экспедиционных поездок в Дьенбьенфу, но многие из тех, кто стоял в почтительном ожидании, пока его высокий силуэт не исчезнет внутри самолета, знали, что они больше не увидят его до конца битвы.
Когда оба двигателя самолета медленно провернулись, залп 105-мм гаубичных снарядов накрыл стоянку, практически взяв в «коробочку» группу сопровождения, теперь лежавшую на перфорированных стальных плитах стоянки, и поджег два самолета-разведчика «Кузнечик», стоявших неподалеку. С-47-й взлетел в облаке пыли и убрал шасси, как только поднялся в воздух. В 17.30 истребитель-бомбардировщик F8F «Биркэт», стоявший на ремонте, был изрешечен осколками. На следующий день шесть F8F из 1-й группы 22-го истребительного крыла (CG 1/22 «Сентож»), будут уничтожены огнем противника.
Тем временем, французская разведка добыла ценную информацию: политические комиссары коммунистов приказали населению деревень очистить долину к полудню субботы, 13 марта 1954 года. Капитан Ноэль, офицер разведки, сообщил эту новость полковнику де Кастру после возвращения с аэродрома. Предыдущий опыт подсказывал, что противник нападет в час, когда было еще достаточно светло, чтобы он мог видеть результаты огня своей артиллерии, но слишком поздно, чтобы французские истребители, базирующиеся в Дьенбьенфу могли эффективно вступить в бой, а те, что базировались в Ханое, вообще вмешаться. Мартовские ночи рано наступают в глубокой долине, расположенной на 21 градус к северу от экватора.
На регулярном докладе старших командиров перед обедом де Кастр просмотрел обычные донесения, выслушал обычные замечания, прочитал телеграмму от генерала Лозена, призывавшую всех пилотов, принимавших участие в битве при Дьенбьенфу, пойти «на исключительный риск» а затем закончил доклад просто фразой:
- Господа, это будет завтра, в 17.00.
Поскольку французский гарнизон готовился к сражению при Дьенбьенфу, полезно еще раз описать окончательный боевой порядок.
Если смотреть с воздуха или окружающих высот, Дьенбьенфу теперь выглядел как гигантская первобытная деревня, население которой, еще не овладев искусством строительства домов, предпочло укрыться в земляных ямах. Внутри основного узла сопротивления и на основных отдаленных позициях исчезли последние клочки растительности. Только вблизи ОП «Анн-Мари» и вдоль западного фланга ОП «Клодин» все еще оставались какие-то следы от существовавших там рисовых полей. Больше не было никаких следов от того, что было скоплением маленьких деревушек и деревень вокруг маленького поселка Дьенбьенфу. Величественный дом довоенного французского резидента, стоявший на месте нынешнего ОП «Элиан-2», был занят марокканцами майора Николя. Здания были разобраны камень за камнем на строительство блиндажей. Сам Николя занял часть подвала под свой командный пункт, с приятным удивлением обнаружив тайничок с двадцатилетними бутылками французского вина. Совершенно новая дорожная система, накатанная по грунту машинами и танками гарнизона, теперь соединяла различные опорные пункты. Каждый опорный пункт был более или менее окружен заграждениями из колючей проволоки. Ночью дороги и тропинки между ними закрывались передвижными проволочными заграждениями. Кроме того, периферийные позиции были окружены обычными минными полями и «прыгающими минами» с электродетонаторами, предназначенными для уничтожения наступающих волн пехоты противника, после того как они прорвутся через колючую проволоку. Кроме того, французские инженеры вкопали в склоны наиболее крутых высот десятигаллонные бочки с «нагелем», загущённым напалмом, огненный поток которого, подорванный электрическими детонаторами, зальет нападающих огнем и превратит их в человеческие факелы. Наконец, на ключевых позициях французов имелись снайперские винтовки с ночными прицелами, инфракрасная подсветка которых могла обнаружить наступающего солдата противника в самую темную ночь.
Опорные пункты были соединены с их собственными вышестоящими штабами при помощи проводной связи и радио. Все они были точно также связаны с командным пунктом де Кастра. В январе 1954 года де Кастр реорганизовал всю позицию в три подсектора: северный подсектор, состоящий из опорных пунктов «Анн-Мари» и «Габриэль», под командованием подполковника Транкара (командовавшего покинутым Лайтяу); центральный подсектор, включавший основные позиции Дьенбьенфу и отдаленный ОП «Беатрис», под командованием подполковника Гоше и южный подсектор, под командованием подполковника Лаланда, состоящий из опорного пункта «Изабель» и отдаленного патрульного опорного пункта «Марсель». «Марсель» вел настолько отщепенческое существование в организации Дьенбьенфу, что все другие отчеты о битве до сих пор его игнорировали. Созданный 12 января 1954 года отрядом из 3-го батальона 3-го пехотного полка Иностранного легиона, к югу от деревни Бан Лой, почти на полпути между «Изабель» и основными позициями Дьенбьенфу, ОП «Марсель» позже был занят гарнизоном из 434-й роты тай под командованием старшего сержанта Канте, до 14 марта, когда он и его небольшое подразделение отступили к «Изабель», под нарастающим давлением противника вокруг Бан Лой. ОП «Франсуаза», еще одна такая же отдаленная позиция, расположенная в 500 ярдах к западу от ОП «Клодин», и занятый 414-й ротой белых тай, под командованием старшего сержанта Конта, держал позицию до тех пор, пока в ночь на 2-е апреля деморализованные туземцы не покинули ее, оставив все свое оружие и унтер-офицеров.
На левом фланге северного сектора находился опорный пункт «Анн-Мари», занятый 3-м батальоном тай, под командованием майора Тимонье. Постепенно укрепляемый с тех пор как он был занят 7 декабря 1953 года, «Анн-Мари» состоял из позиции в форме полумесяца, рога которого были обращенный к линии высот, занятых противником. Вместе они образовали «Анн-Мари-1» и «Анн-Мари-2». Две оставшиеся позиции, «Анн-Мари-3» и «Анн-Мари-4», были расположены на плоских рисовых полях между северной оконечностью взлетно-посадочной полосы и «Анн-Мари» 1 и 2. Оба «Анн-Мари», 3 и 4, были расположены в виде любопытного треугольника, образованного тремя позициями в форме наконечника стрелы, сгруппированных вокруг центральной позиции штаба. «Анн-Мари-4» служил связующим звеном между позицией на северном холме и остальной частью Дьенбьенфу. «Анн-Мари-3», напротив, покоился как маленькая точка, венчающая длинную «i» собственно взлетной полосы. Он также находился поперек тропы Пави, ведущей к ОП «Габриэль».
Хотя для иллюстрации удобно дать опорным пунктам в Дьенбьенфу амебообразные контуры, которыми их обычно изображают, они были совершенно другими. Не было ни единой системы траншей, ни общей полосы колючей проволоки, ни даже минных полей, которые бы объединяли все позиции опорного пункта. Это было особенно верно в начале битвы, когда газеты, а также информационные службы французской армии, пытались заставить мир поверить, что французская «крепость» Дьенбьенфу охватывает всю долину. В случае с «Анн-Мари», «Анн-Мари-1» и «Анн-Мари-2» были связаны с друг с другом, так как они располагались на одном и том же холме, но две другие позиции представляли собой собственные маленькие миры, в каждом из которых жила одна рота примерно из 130 туземцев, несколько французских сержантов и один французский офицер: капитан Жандр на «Анн-Мари-3» и капитан Дезире на «Анн-Мари-4». Дезире, чья жена ожидала их первенца (девочка, родилась во Франции 4 мая и была быстро окрещена Анн-Мари), приобрел лошадь тай, для которой его люди вырыли убежище. Он ездил на ней за почтой для подразделения и трусил через пыль рысью на доклад.
Как и все остальные батальоны в долине, 3-й батальон тай имел положенный комплект из четырех 81-мм минометов, а также несколько легких 60-мм минометов и пулеметы. Поскольку ОП «Анн-Мари» не оценивался как отличная позиция, у него было преимущество в огневой поддержке почти со всех сторон. С севера батарея тяжелых минометов ОП «Габриэль» могла прикрыть своим огнем весь ОП «Анн-Мари», а танковому эскадрону просто пришлось бы прорваться вдоль взлетно-посадочной полосы, чтобы добраться до него с поддержкой десантников в случае настоящих проблем. За исключением того, что майор Тимо был не столь популярен у своих людей как уходящий майор Аршамбо, ротные командиры были людьми со значительным опытом. Помимо Жандра и Дезире, там были капитан Гильмино и лейтенант Маковяк. Дальнейшая судьба 3-го батальона тай оставило неизгладимое впечатление, что эта часть всегда была бесполезной. Исследование его истории показывает, что это не так. За год до того, он очень хорошо сражался в укрепленном лагере Нашанг, где рота под командованием Маковяка сформировала арьергард, когда лагерь был эвакуирован. Хотя в части среди горцев появилась неуверенность, когда выяснилось что их родной район оставляют коммунистам, дезертировали только двадцать человек. Остальная часть батальона очень хорошо проявила себя во время сложных и дорого обошедшихся операций по зачистке «Фландрия» и «Пайк» в южной части дельты Красной реки. 3-й батальон тай особенно отличился в октябре 1953 года во время операции «Чайка», когда он был головным подразделением крупномасштабной операции, сильно потрепавшей 320-ю дивизию Народной армии в известняковых холмах и скалах вокруг Фу Нхо Куан. В этой операции он действовал под командованием полковника де Кастра и бок о бок с 3-м батальоном 13-й полубригады Иностранного легиона. Таким образом, когда он сменил полностью деморализованный 301-й вьетнамский батальон в декабре 1953 года, не было никаких оснований полагать, что часть не оставит по себе доброй памяти. Во всяком случае, ожидалось, что его боевой дух поднимется, поскольку он снова был размещен в своих родных горах тай.
Что и произошло в данном случае. Батальон начал брататься со своими соплеменниками из соседних деревень Бан Кео и Бан Лонг Тхонг. Некоторые доклады разведки предупреждали, что туземцы тай в гарнизоне Дьенбьенфу могут быть деморализованы и подвергнуты разложению из-за контактов с местным населением, но эти доклады без труда опровергались французскими офицерами, работавшими с тай и знавшими их. Кроме того, до тех пор пока население проживало в долине, было практически невозможно обеспечить соблюдение запрета на братание. Такой запрет даже противоречил бы французской политике, направленной на то, чтобы склонить население на сторону националистов.
На суровом, обрывистом ОП «Габриэль» такой проблемы не было. Хотя «Габриэль» больше не назывался «Торпедный катер», лишенный теперь всякой растительности, он больше чем когда-либо походил на военный корабль, сходство усиливалось его батареей из восьми тяжелых 120-мм минометов и собственной батареей батальона из четырех 81-мм. Алжирцы из 5-го батальона 7-го полка алжирских тиральеров действительно усердно работали над подготовкой своей позиции. В соревновании между опорными пунктами, предложенном полковником де Кастром, в котором группа сторонних офицеров оценивала каждую позицию на основе прочности ее конструкции и превосходства тактической схемы, ОП «Габриэль» выиграл единогласно. Его люди получили от де Кастра крупную денежную премию. Батальон «взорвал» ее в огромной нубе (мусульманском праздничном ужине) 28 января 1954 года, на который он пригласил де Кастра и большинство старших офицеров его штаба.
Действительно, это был единственный опорный пункт, имевший две полные оборонительные линии. Его минометы были хорошо окопаны и хорошо пристреляны по всем наиболее вероятным целям. Четыре стрелковые роты также были хорошо защищены. 5-й батальон 7-го полка алжирских тиральеров был надежным: он прибыл в Индокитай в середине первых сильных наступлений коммунистов весной 1951, а затем был брошен в бой без какого-либо тяжелого вооружения. В течении двух долгих лет он отвечал за оборону одного из жизненно важных секторов, прикрывавших подступы к Ханою с севера, и выполнял свою задачу с высокими оценками за компетентность и отвагу. В нем были французы и алжирцы, как среди офицеров, так и среди сержантов и перед его прибытием в Дьенбьенфу на Рождество 1953 года, он был переоснащен новой униформой и вооружением, включая инфракрасные снайперские прицелы. На 5-й батальон 7-го полка алжирских тиральеров можно было положиться, будучи уверенным, что он оставит по себе добрую память. Эта уверенность, как оказалось, была полностью оправдана.
Командир батальона, майор Ролан де Мекнан, хорошо управлял своей частью. После службы в Постоянной группе НАТО в Вашингтоне с 1950 по 1952 год, де Мекнан провел два года с алжирцами в дельте Красной реки и вскоре должен был вернуться домой. На самом деле, его замена, майор Ка, прибыл на ОП «Габриэль» 2 марта, но де Мекнан настоял на том, чтобы остаться и проинструктировать своего преемника обо всех деталях защиты позиции. Оба офицера все еще находились на ОП «Габриэль», когда началось сражение. Наконец, одна из вспомогательных рот тай, 416-я, была также направлена ОП «Габриэль»; но полностью деморализованная после своего мучительного похода из Лайтяу, 416-я назначалась только на тыловые функции. Она растаяла, как только началась битва.
Центральный сектор, с его скоплением основных опорных пунктов и отдаленным опорным пунктом-спутником «Беатрис», был конечно, сердцем укрепрайона. Он делился на две основные части: позиция на высотах к востоку от реки Нам-Юм и позиции на равнинах к западу от нее. Пока «Беатрис» находился в руках французов, артиллерию коммунистов можно было держать на расстоянии вытянутой руки от аэродрома, и пока позиции на высотах «Доминик» и «Элиан» были в руках французов, можно было с относительной степенью безопасности передвигаться в пределах укрепленного лагеря. На западной стороне позиции коммунистов находились достаточно далеко от центра Дьенбьенфу, который французы вскоре стали называть «Центром сопротивления».
Таким образом, многое, если не все, зависело от ОП «Беатрис». Поэтому неудивительно, что его оборона и общее командование центральным сектором также были возложены на 9-ю мобильную группу полковника Гоше. Эта часть была построена вокруг 13-й полубригады Иностранного легиона и включала в себя 3-й батальон 3-го полка алжирских тиральеров на ОП «Доминик», и еще один марокканский батальон, который не был введен в долину.
13-я полубригада Иностранного легиона была одной из тех легендарных частей французской армии, которая никогда не проигрывала сражений, даже в худшие дни Второй мировой войны. В составе сил Свободной Франции в Африке, она сражалась вместе с Восьмой британской армией в Ливии. Фактически, на нее была возложена трудная задача прикрыть отступление этой армии в Египет, когда ее преследовал Африканский корпус германского фельдмаршала Роммеля. В пустынном оазисе Бир-Хаким, она дала последнее отчаянное сражение, несмотря на несколько предложений сдаться. Только после того, как она выиграла время, достаточное для того, чтобы Восьмая армия заняла новые позиции, 13-я полубригада вырвалась из окружения.
Учитывая это, ОП «Беатрис», очевидно, был в отличных руках. Сама позиция, хотя всеми и считалась хорошо выстроенной, имела по соседству господствующие высоты, поросшие джунглями. Просто не хватало времени, чтобы сжечь десятки миль окружающих джунглей. Таким образом, подразделение коммунистов могло подобраться к «Беатрис» на расстояние несколько сотен ярдов почти совершенно безнаказанно. Сама позиция состояла из трех круглых холмов, сгруппированных в форме неправильного треугольниках. «Беатрис-2» и «Беатрис-3» господствовали над шоссе №41, в то время как «Беатрис-1» был обращен в сторону джунглей на высотах на севере. Все три позиции состояли из нескольких добротно построенных блиндажей, при этом блиндажи командного пункта были расположены в центре треугольника. Небольшой блиндаж аванпоста стоял несколько в стороне, на небольшом выступе к западу на «Беатрис-1». Узкие траншеи соединяли различные части опорного пункта друг с другом, а автоматическое оружие на хорошо оборудованных огневых позициях прикрывало все возможные подходы к ОП «Беатрис». Они были расположены таким образом, чтобы иметь возможность взаимно поддерживать огнем оборонительные позиции в пределах опорного пункта.
К началу марта 1954 года, майор Поль Пего, командир 3-го батальона 13-й полубригады на вершине ОП «Беатрис» сделал все возможное, чтобы укрепить опорный пункт имеющимися средствами. И все же он не мог предотвратить истощение своих войск, необходимое для того, чтобы поддерживать открытым путь от ОП «Беатрис» до основной позиции в Дьенбьенфу. Когда 13 марта фактически началась атака на ОП «Беатрис», общая численность батальона сократилась примерно до 500 человек (вместо 700), а большинством его взводов командовали сержанты. На самом деле, один источник из французской разведки утверждает, что в ротах оставалось только по одному офицеру, плюс очень небольшой штаб батальона.
Опорный пункт «Доминик» находился на самых высоких точках рельефа основного узла сопротивления. Его периферийные позиции «Доминик-1» и «Доминик-2», высотой 530 и 560 метров соответственно, возвышались примерно на 200 футов над дном долины и доминировали почти на 100 футов над соседним опорным пунктом «Элиан». Это означало, что ОП «Доминик» также включал в себя важные наблюдательные артиллерийские пункты для артиллерии всего укрепрайона. Проблема с ОП «Доминик» заключалась в том, что он был слишком растянут и не связан для эффективной обороны. 583 солдата, девяносто унтер-офицеров и пятнадцать офицеров 3-го батальона 3-го полка алжирских тиральеров, чья задача заключалась в обороне ОП «Доминик», были растянуты на позиции, максимальная длина которой составляла почти две мили, а максимальная ширина — почти милю. И в то время, как «Доминик-1» и «Доминик-2» были позициями на высотах вдоль шоссе №41, «Доминик-3» находилась на равнине вдоль Нам-Юм (где, как предполагалось, будут вырыты помещения для складов), а «Доминик-4» был полностью размещен на западном берегу реки. И здесь яйцеобразные фигуры, обнадеживающе нарисованные на картах вокруг этих изолированных позиций, ничего не значили: между «Доминик-1» и «Доминик-4» не было сплошных заграждений из колючей проволоки минных полей (см. карту), а в оврагах вокруг Нам-Юм было много низкого подлеска и открытого пространства для проникновения противника. В отчетах саперов, «Доминик» был единственной позицией, оцененной как «плохая», и алжирцы капитана Гарандо, были, как и марокканцы на соседнем ОП «Элиан», хороши настолько, насколько хороши их командиры. Пока ими хорошо управляют, они будут сражаться, но если их командир будет убит или ранен скорее всего, упадут духом. В случае с ОП «Доминик» было несколько обнадеживающих факторов. Позиция была защищена почти со всех сторон периферийными опорными пунктами, и она была в пределах легкой досягаемости десантных батальонов 2-й воздушно-десантной группы, роль которых состояла в поддержке дрогнувших гарнизонов отдаленных опорных пунктов. Когда стало ясно, что скоро начнется сражение, ОП «Доминик» получил соответствующее подкрепление. «Доминик-1» удерживался 9-й ротой 3-го батальона 3-го полка алжирских тиральеров и отрядом артиллерийских наблюдателей. В марте она была усилена батареей из шести 120-мм минометов из резерва штаба полковника де Кастра.
На окраине «Доминик-2» капитан Гарандо разместил свой собственный командный пункт, с 11 ротой и штабной ротой. «Доминик-2» был дополнительно усилен 9-го января 1954 года прибытием 452-й роты погонщиков мулов, одной из вспомогательных рот тай. «Доминик-3» удерживался 12-й ротой, без одного взвода, задействованного как почетный караул в штабе полковника де Кастра . Наконец, «Доминик-4» удерживался 10-й ротой. Новый опорный пункт, получивший название «Доминик-5», был размещен между «Доминик-2» и «Доминик-3» 7-го марта и был занят 5-й ротой 2-го батальона тай. Наконец, 15 марта, когда битва уже началась, стало очевидно, что оборона ОП «Доминик» жизненно важна для выживания укрепрайона. Поэтому между «Доминик-1» и «Доминик-2» был спешно размещен еще один опорный пункт, «Доминик-6». Но это часть более поздней истории.
К югу от ОП «Доминик» лежал ОП «Элиан». Если какая-то часть битвы за Дьенбьенфу и заслужила место в анналах человеческого героизма, то эта была упорная оборона до последнего патрона и последнего человека этих двух залитых кровью холмов. Недаром войска Вьетминя после окончания битвы построили памятник своим погибшим на высоте «Элиан-2», хотя эта позиция уступала как по высоте, так и по размеру, многим другим. Но нигде битва не бушевала так долго и ожесточенно, и никакая другая позиция не стоила стольких убитых и раненых.
ОП «Элиан» сначала был занят 3-м батальоном тай и 5-м вьетнамским парашютным батальоном. До начала битвы он стал домом для 1-го батальона 4-го полка марокканских тиральеров. В его тылу на равнине располагалась одна из саперных рот и рота десантников из 8-го ударного парашютного батальона. По мере хода битвы, ОП «Элиан» разделится как амеба и прорастет новыми опорными пунктами. Но две наиболее важных особенности ОП «Элиан» даже не располагались внутри его позиций. Это были две высоты, лежавшие к востоку от «Элиан-2», которые не были включены в оборонительный периметр французов, потому что они мало что добавили бы к его силе. На самом северном холме, однако, была оборудована простейшая оборонительная позиция, для того, чтобы ввести противника в заблуждение относительно намерений французов в этом секторе. На самом деле, днем его удерживал гарнизон аванпоста, а ночью патрули из трех человек. Из-за своего ложного характера, высота стала известна как Мон Фиктив; что можно перевести как «Фальшивый холм» или «Фальшивая гора». Другая высота скоро стала ничейной землей и в виду отсутствия на ней растительности, называлась Мон Шов, что переводится как «Лысый холм» или «Лысая гора». И Фальшивая, и Лысая гора должны были сыграть свои роли в драме ОП «Элиан».
На левом фланге, за Нам-Юм, лежала сердцевина Дьенбьенфу; то есть основная часть его гарнизона, аэродром и вся артиллерия, за исключением двух батарей 105-мм из 11/4 RAC, расположенных вблизи «Доминик-4». Два опорных пункта, которые охватывали этот район, «Югетт» и «Клодин», были военными абстракциями без каких-либо заметных особенностей местности. Это лучше всего показывают карты и аэрофотоснимки первых нескольких дней марта 1954 года, ни один из которых не согласуется с точными очертаниями позиций.
Например, некоторые из этих карт показывают, что район штаба является частью ОП «Клодин» в то время как другие показывают различные объекты штаба в своего рода ничейной земле в центре кластера опорных пунктов. Только во время битвы, когда один опорный пункт за другим (и часто даже определенная позиция опорного пункта) должны были бороться за свою жизнь, различные позиции ОП «Югетт» и «Клодин» приобретали свой собственный индивидуальный характер. У обоих опорных пунктов была еще одна общая особенность, по крайней мере в начале. В обоих стояли гарнизонами пехотные батальоны Иностранного легиона. ОП «Клодин» удерживал 1-й батальон 13-й полубригады майора Кутана, в то время как «Югетт» защищал 1-й батальон 2-го пехотного полка Иностранного легиона майора Клемансона. Как и все другие опорные пункты и «Клодин» и «Югетт» имели свои вспомогательные роты горцев тай: две из них были на ОП «Клодин» и три на ОП «Югетт». Со стороны обращенной к противнику, ОП «Клодин», спрятанный за «волнорезом» из колючей проволоки, выглядел как обычный опорный пункт; его внутренняя сторона, обращенная к центру укрепрайона, выглядела словно странная фабрика, производящая странные машины в цехах без стен и крыши. Там были основной склад и штабная зона Дьенбьенфу, с ремонтными мастерскими, электрогенераторами, стоянками грузовиков и госпиталем. Это была Главная улица Дьенбьенфу. Недалеко от «Клодин-1» находились основные артиллерийские и минометные позиции, включавшие шестнадцать 105-мм и 155-мм орудий для контрбатарейной борьбы, а также воздушно-десантная минометная рота лейтенанта Берго, с ее восемью 120-мм минометами. На восточной окраине «Клодин», где позиция примыкала к Нам-Юм, располагался штаб бронетанкового эскадрона. Здесь саперы отрыли глубокие капониры, из которых торчали башни танков с пушками, как множество грозных боевых слонов.
К северу от «Клодин-1» и «Клодин-2», где тропа Пави соединялась с шоссе №41, находились душа и сердце Дьенбьенфу — штаб полковника де Кастра, с гофрированной стальной крышей (единственной в Дьенбьенфу), глубоко упрятанной под слоями балок и мешков с песком. Через дорогу, на небольшом возвышении вдоль Нам-Юм, была размещена 2-я воздушно-десантная группа полковника Лангле, рядом с которой находился главный госпиталь Дьенбьенфу.
Госпиталь начинался как уютное маленькое заведение с сорока четырьмя койками для тяжелораненых и хорошо оборудованными землянками для операционного, рентгеновского и восстановительного отделений. Это было до того, как стало ясно, что ни один раненый не покинет ад Дьенбьенфу по воздуху. Госпиталь, с его сорока четырьмя койками, вскоре оказывал помощь примерно 3000 раненых, и из образцового полевого отделения вскоре превратился в апокалиптический склеп, в темных закоулках которого раненые будут лежать в грязи и вони собственной крови и экскрементов. Главным госпиталем управлял майор медицинской службы Поль Гровен, офицер запаса, прослуживший в Индокитае более десяти лет и выглядевший со своей совершенно лысой головой, как римский император в очках без оправы. Гровен командовал 29-м мобильным хирургическим отделением, усиленным в феврале 1954 года 44-м мобильным хирургическим отделением Вьетнамской армии под командованием лейтенанта медицинской службы Жендре. В каждом хирургическим отделении было достаточно личного состава, чтобы управлять небольшим полевым госпиталем и выполнять всю работу в операционной. Кроме того, конечно, в каждом батальоне в Дьенбьенфу был свой врач и санитары, но все это было до смешного неадекватно, и местный медицинский персонал об этом знал еще до начала битвы. 19 января 1954 года, капитан медицинской службы, доктор Ривс, в то время главный врач Дьенбьенфу, направил де Кастру отчет, в котором говорилось, что небольшое число доступных больничных коек «не заслуживает комментариев».
В результате в разгар сражения в Дьенбьенфу пришлось сбросить с парашютом три полные воздушно-десантные хирургические бригады, укомплектованные врачами и операционным оборудованием. 3-я воздушно-десантная хирургическая бригада была десантирована на изолированный ОП «Изабель», в то время как воздушно-десантные хирургические бригады №5 и №6 были десантированы в самом Дьенбьенфу. №6 была развернута на осыпаемом снаряде ОП «Элиан», где продолжала работать и лечить раненых в невероятных условиях до последнего дня битвы. Поскольку потери росли, а раненые не могли быть эвакуированы, 15 и 18 апреля были сброшены на парашютах два полных банка крови, а также рентгеновский аппарат, чтобы заменить тот, который был разрушен в главном госпитале. Все это было установлено в центральных углублениях опорного пункта «Клодин», также как рота связи, подразделения топливного склада, отделение хранения боеприпасов, подразделение квартирмейстерской службы, отряд военной полиции, армейское почтовое отделение (№ 74.414) и небольшой отряд оперативников французского эквивалента Центрального разведывательного управления, именуемого «6-й отдел» и D.O.P. Последние использовали собственные отряды из туземцев мео, которые размещались рядом со штабом де Кастра, и исчезали в близлежащих горах по своим таинственным поручениям. Женщины и дети агентов разведки из мео, жили вместе с ними в укрепрайоне, так как за их головы была назначена высокая цена, если Вьетминь захватит их в плен. Во впадине недалеко от Нам-Юм, между 2-й воздушно-десантной группой и госпиталем, ютилось кладбище Дьенбьенфу. Вскоре количество погибших потребовало, чтобы могилы отрывались бульдозерами. И вскоре после этого, мертвых просто хоронили там, где они пали, в воронках от снарядов или в разрушенных блиндажах и траншеях.
Ключевой задачей опорного пункта «Югетт» было защищать и держать открытой центральную часть аэродрома. С «Анн-Мари-3», удерживающей самый северный край полосы и «Доминик-4», обеспечивающим оборону стоянки и зоны рулежки, «Югетт-1» оседлал тропу Пави в точке, примерно в 2700 футах от начала взлетно-посадочной полосы. «Югетт-2» также располагался на тропе Пави, но всего в 900 футах от начала взлетно-посадочной полосы. «Югетт-3» был выстроен на несколько сотен футов дальше к югу, когда растущее давление и дерзость противника показали в январе 1954 года, что его нападение будет серьезным и что аэродром станет одной из его основных целей. Именно это вынудило полковника де Кастра, по рекомендации майора Клемансона, обеспечить «Югетт» развитую первую линию в виде двух вынесенных опорных пунктов, «Югетт-4» и «Югетт-5», примерно в 1500 футах к западу от «Югетт-1», «Югетт-2», и «Югетт-3». На аэрофотоснимках, сделанных в то время, они выглядят как простые закорючки траншей и несколько блиндажей, с минными полями и заграждениями из колючей проволоки в форме неправильной звезды. И все же, битва за «Югетт» должна была стать столь же беспощадной и кровавой, как и за ОП «Элиан». Еще дальше, на западе, в руинах того, что когда-то было маленькой деревушкой Муонг Тен, находился уже упомянутый опорный пункт «Франсуаза», который вряд ли можно было назвать «опорным пунктом». Это было скорее то, что французы называли «сонетом», своего рода «дверным звонком», предназначенным для предупреждения подразделений, стоящих за ним, о прибытии противника.
Наконец, едва видимый через дымку на дне долины, далеко на юге лежал одинокий опорный пункт «Изабель». Размещенный на небольшом холме в излучине Нам-Юм, «Изабель» был организован в виде четырех опорных пунктов, лежащих на западном берегу реки, и пятом, расположенном через реку у основания того, что должно было стать вспомогательной взлетно-посадочной полосой Дьенбьенфу. Если всему Дьенбьенфу суждено было утонуть в муссонных дождях и грязи в конце апреля и мая, на ОП «Изабель» эта проблема едва ли возникла. Построенный посреди болота, с единственной целью обеспечить защиту артиллерии, и имевший едва более 2000 футов в самом широком месте, ОП «Изабель» жил в воде с самого начала битвы. Два пехотных батальона, артиллерийский дивизион, танковый взвод и вспомогательные подразделения тай жили как животные в клетке в полной изоляции в течении сорока дней. Даже ад основной позиции Дьенбьенфу с ее 10000 бойцов, казался маленьким раем по сравнению с этим.
На ОП «Изабель» не было спасения ни от чего — ни от обстрелов, ни от влажности, ни раненым, ни мертвым. Четыре западных опорных пункта «Изабель» были плотно сгруппированы в виде мозаики вокруг штаба в центре. На востоке находился знаменитый мост, для строительства которого майор Сюдра частично засыпал Нам-Юм, и за этим мостом, который был окружен на восточном берегу Нам-Юм узкой горловиной траншей, находился странный мир ОП «Изабель-5», официальное название которого вскоре было забыто в пользу имени молодого лейтенанта, командовавшего 431-й, 432-й и 434-й вспомогательными ротами тай. И вот так получилось, что «Изабель-5» был единственной позицией в долине, названной мужским именем и в честь человека, состоявшего в то время в гарнизоне: опорный пункт «Вьем». В форме лезвия кирки, рукоять которой будет представлять собой линию с севера на юг по тропе Пави, и острие которой будет направлено на мост через Нам-Юм, опорный пункт «Вьем» до последнего дня битвы был выступом на ничейную землю, по которой бродил противник; но десятки людей заплатили своими жизнями только за то, чтобы регулярно снабжать и пополнять его, так как мост через Нам-Юм был постоянно под наблюдением и огнем противника.
Но в те далекие дни середины марта 1954 года у гарнизона «Изабель» еще и мысли не было, что им придется сражаться в одиночку. Между ОП «Изабель» и «Клодин» лежала открытая и ровная местность дна долины, с маленьким промежуточным аванпостом «Марсель», и казалось, неостановимой мощью бронированных «Бизонов» капитана Эрвуэ, которые, несомненно, были бы способны прорваться через любые силы пехоты коммунистов. То есть, любые, кроме прочно окопавшихся и имевших достаточно противотанковых базук. Пристрелочные выстрелы артиллерийских орудий III/10 RAC показали, что орудия капитана Либье могли легко достать до южной части Дьенбьенфу и поставить любого потенциального нападающего на ОП «Элиан» под убийственный фланговый огонь. И наоборот, тяжелая артиллерия ОП «Клодин» могла в любой момент накрыть цели ОП «Изабель» своим собственным огнем. А на юге, за горной цепью, окаймлявшей долину, находился дружественный Лаос.
Хотя непосредственно пограничные районы были заняты войсками Вьетминя, так же как и высокогорье тай во Вьетнаме, в горных районах Лаоса еще действовали отряды французских коммандос GCMA, чьи радисты тихо вмешивались в радиообмен ОП «Изабель» и которые представляли собой своего рода успокаивающее внешнее присутствие. Еще до начала битвы, все согласились, что если Дьенбьенфу будет сокрушен превосходящими силами коммунистов, то лучший пусть к спасению лежит на юг, за «Изабель».
13 марта 1954 года над долиной Дьенбьенфу было несколько шквалов дождя, но они не помешали воздушному транспорту. И периодические беспокоящие обстрелы коммунистов были не хуже чем обычно. Почти десять лет спустя я сидел в Музее Революции в Ханое, где правительство Северного Вьетнама хранит свои воспоминания о прошлой борьбе, смотря фильм, снятый советским кинорежиссером Романом Лазаревичем Карменом, и видел глазами неизвестного оператора из Вьетминя, как выглядело поле боя в тот роковой поздний вечер. Эта конкретная сцена, по-видимому, была снята с горных холмов, возвышающихся над «Клодин» и «Югетт», четко видимых в песчаном очертании на фоне пышной зелени окружающих рисовых полей. Вся позиция французов, выглядела, как уже отмечали многие наблюдатели, как огромный лагерь бойскаутов, с его палатками, поднимающимся дымом от множества костров для приготовления пищи и бельем, развешанном для просушки на колючей проволоке. На несколько секунд камера казалось, увеличила «масштаб» хлопающего белья и джипа, мчащегося как маленькая игрушка, по пыльной дороге между «Клодин» и «Югетт».
А затем вся эта буколическая сцена внезапно растворилась в том, что казалось фантастической серией свирепых черных торнадо, которые полностью накрыли аккуратные геометрические очертания французских позиций. Коммунисты начали обстрел французского укрепрайона Дьенбьенфу. Было 17.00 13 марта 1954 года.
Глава 5. Штурм
13-е марта для Вьетминя стало вознаграждением за почти пять месяцев изнурительного труда по транспортировке тысяч тонн боеприпасов и предметов снабжения через сотни миль джунглей, и началом азартной игры генерала Зиапа и его способного начальника штаба в Дьенбьенфу, генерала Хоанг Ван Тая.
Предыдущий опыт Вьетминя по штурму французских укрепленных позиций не внушал оптимизма. Атака на «Линию де Латтра» перед лицом французской артиллерии и истребителей-бомбардировщиков в 1951-1952 годах потерпела неудачу. Прошлым летом французский гарнизон в Нашанге, отбив очередную концентрическую атаку коммунистов, успешно выскользнул из окружения и был эвакуирован по воздуху. Учитывая, сколько времени потребовалось системе тылового снабжения Вьетминя, чтобы создать склады, с использованием носильщиков и небольшого числа советских грузовиков, решение французов в последнюю минуту покинуть Дьенбьенфу по воздуху, оставило бы основную часть боевых сил коммунистов почти у черта на куличках, в то время, как французы имели бы возможность, благодаря аэромобильности, сосредоточить свои войска для атаки на важные тыловые базы Вьетминя к северу от дельты Красной реки. К счастью для генерала Зиапа, он сумел заставить своего французского оппонента, генерала Наварра, отойти от его прежней политики сбережения сил. Благодаря смелым рейдам 308-й дивизии в северный Лаос и недавно сформированной 325-й дивизии в направлении Меконга в декабре 1953 года и январе 1954 года, Зиап вынудил Наварра растратить свои последние мобильные резервы на серию небольших авиабаз в Мыонгсай и Сено. Эти авиабазы не только поглощали весь резерв воздушного транспорта, который могло предоставить французское транспортное командование ВВС, но и препятствовали, как было замечено адекватному наращиванию снабжения в Дьенбьенфу на этом решающем этапе и делали невозможной своевременную эвакуацию французских войск оттуда — если бы такое решение когда-либо было принято.
Тем не менее, судя по медленному наращиванию сил коммунистов в Дьенбьенфу, шансы на успешную эвакуацию оставались высокими до середины декабря 1953 года и в середине января 1954 года. После отхода 148-го отдельного полка из долины Дьенбьенфу в этом районе остался лишь легкий заслон региональных сил коммунистов. Семь батальонов 316-й дивизии генерала Ле Куанг Ба, усиленные дивизионным 980-м артиллерийским батальоном, прибыли в основной район Дьенбьенфу только около 17 декабря, задержавшись из-за уничтожения легких рот тай. 308-я дивизия генерала Вуонг Тхуа Ву, почти полностью состоявшая из добровольцев из Ханоя и провинции Винь-Фук-Йен, начала свой марш в направлении Дьенбьенфу 28 ноября под непрерывным обстрелом французских истребителей и бомбардировщиков, который, по всей видимости, не имел большого эффекта. Дивизия прибыла в район Дьенбьенфу в последние дни декабря, нанесла довольно серьезные потери в ходе разведывательных вылазок 2-й воздушно-десантной группы, но затем продолжила свой рейд в направлении Луангпхабанга. Они должны были вернуться в Дьенбьенфу только в конце января 1954 года, и их прибытие дало основание французской разведке предположить, что общее наступление на Дьенбьенфу должно было начаться 25 января. Наконец, 57-й полк 304-й дивизии под командованием полковника Хоанг Кхай Тьена достиг Дьенбьенфу 24 января после десятидневного форсированного марша через 200 миль джунглей от Футхо.
Таким образом, в общей сложности двадцать восемь пехотных батальонов с 37 500 бойцами, составляли основное ядро пехоты осаждающих войск. По мере того, как шло сражение, верховное командование коммунистов бросило в бой еще 10 000 человек резерва, некоторые из которых были почти необстрелянными новобранцами. Они также ввели еще три регулярных батальона из 304-й и 316-й дивизии, а также 148-го полка.
Но это было еще не все. Если бы войска коммунистов состояли только из пехоты, французский гарнизон, хоть и представлявший треть от сил противника, вероятно, выдержал бы атаку, благодаря своей огромной огневой мощи и поддержке с воздуха. Что действительно сломило хребет сопротивлению французов в Дьенбьенфу, так это 351-я тяжелая дивизия генерала Ву Хьена. Концепция «тяжелой дивизии» была одним из того, что Вьетминь унаследовал от своих советских и китайских коммунистических наставников. Именно этот тип массированного использования сосредоточенного огня артиллерии, снова и снова разбивал немецкий фронт в России. Во Вьетнаме, где было относительно мало хорошо подготовленных артиллеристов, концентрация такой огневой мощи в одном крупном подразделении имела большой смысл.
351-я дивизия прошла долгий путь, со своего скромного начала в 1945 году, когда артиллерия Вьетминя была представлена несколькими допотопными французскими и японскими горными пушками. Один за другим, ее батальоны прошли через артиллерийские учебные лагеря китайских коммунистов в Цзинси и Лонг Чоу. Поначалу, на вооружении стояли в основном американские 75-мм гаубицы, захваченные у китайских националистов, в 1953 году дивизия получила сорок восемь американских 105-мм гаубиц, в основном из свежих трофеев с корейских складов. В середине декабря 1953 года, 675-й артиллерийский полк (вероятно, оснащенный двадцатью четырьмя гаубицами калибра 75-мм и двадцатью тяжелыми 120-мм минометами) прибыл в район Дьенбьенфу вслед за 308-й дивизией. В течении первой недели января 45-й артиллерийский полк, оснащенный девятью четырехорудийными батареями 105-мм гаубиц, также прибыл в Дьенбьенфу, за ними вскоре последовал 367-й зенитный полк, оснащенный тридцатью шестью советскими зенитными орудиями. Позже сообщалось, что по крайней мере часть 237-го артиллерийского полка, оснащенного в основном тяжелыми минометами, также находилась в районе Дьенбьенфу. Кроме того, пехотные дивизии, входившие в кольцо осады, также имели с собой свой обычный комплект тяжелого вооружения и минометные батальоны, а также свои собственные легкие зенитные установки.
Хотя точные цифры, несомненно, навсегда останутся неизвестными, французы, по результатам наблюдений с земли и воздуха (которые были далеки от совершенства), подсчитали, что противник, в итоге, выставил против Дьенбьенфу по меньшей мере сорок восемь полевых гаубиц калибра 105-мм, сорок восемь гаубиц калибра 75-мм, сорок восемь тяжелых 120-мм минометов и по крайней мере, столько же 75-мм безоткатных орудий (эффект от которых стал убийственным, когда коммунисты начали захватывать внешние обводы ОП «Доминик») и по меньшей мере, тридцать шесть тяжелых зенитных орудий. Наконец, когда битва достигла своего апогея, Вьетминь начал использовать советские (китайские - прим. перев.) многоствольные ракетные установки «Катюша». В общей сложности, коммунисты располагали по меньшей мере 200 орудиями калибра свыше 57-мм. На французской стороне максимальное количество таких орудий, когда-либо имевшихся в наличии, составляло шестьдесят и сократилось до менее чем сорока, в течение недели после начала сражения.
Поскольку французские военно-воздушные силы и военно-морская авиация не могли надеяться компенсировать неравенство в артиллерии четыре к одному, несоответствие огневой мощи является почти достаточным объяснением исхода всего сражения.
Настоящим сюрпризом для французов было не то, что у коммунистов имелась такая артиллерия. На самом деле, о ее существовании было известно уже год. Что полностью оказалось неожиданностью для французов, так это способность Вьетминя перебросить значительную массу тяжелых артиллерийских орудий через горное бездорожье в Дьенбьенфу и обеспечить их достаточным количеством боеприпасов, чтобы сделать эти огромные усилия того стоящими. Французские артиллерийские специалисты внутри укрепрайона, позже подсчитали, что они были поражены примерно 30 000 снарядов калибра 105-мм и вероятно, более 100 000 снарядов других калибров. Это представляет примерно 1300 — 1700 тонн боеприпасов, доставленных в долину в период с декабря 1953 года по май 1954 года. Кроме того, Вьетминь доставил в долину 6500 тонн других грузов.