Еще до того как вылазка началась в воскресенье вечером, майор Бижар повел ветеранов своего 6-го колониального парашютного батальона на север от ОП «Доминик» по шоссе №41 на разведку боем, чтобы проверить сообщения об опасном скоплении противника в этом районе.

День закончился там же, где и начался — на аэродроме. В 22.00 патруль бородатых саперов-легионеров из штабной роты 1-го батальона 2-го пехотного полка Иностранного легиона столкнулся с патрулем Вьетминя и вступил с ним в перестрелку без заметных результатов. В полночь, после того как С-47 из транспортной авиагруппы 2/64 «Беарн» совершил успешную посадку вслепую и был на взлетной позиции с полным грузом раненых, лазутчики Вьетминя прострелили ноги его пилоту, лейтенанту Арбеле. И он, и груз его раненых, были возвращены в госпиталь доктора Гровена.

В 23.00 патруль, состоящий из капрала и двух легионеров, исчез на ничейной земле между «Югетт 7» и крошечным ОП «Франсуаза». Больше о нем никто ничего не слышал.

Понедельник, 22 марта 1954 года

К рассвету десантники Бижара оказались под сильным давлением. Они столкнулись с сильными подразделениями противника очень близко от ОП «Доминик» и были прижаты. Потери были бы серьезными, если бы противник обнаружил их на открытом месте, после того как рассеется утренний туман. Вскоре в бой вступили минометы батальона, за которыми последовали гаубицы 2-го дивизиона 4-го колониального артиллерийского полка. Теперь Бижар осторожно вывел своих людей из ловушки.

На западе патруль 1-й роты 5-го вьетнамского парашютного батальона сообщил о занятии противником брошенных ОП «Анн-Мари 1» и «Анн-Мари 2», что привело к тому, что «Югетт 7» оказался в поле видимости противника. Кольцо осады, по-видимому, стало герметичным по всей северной части. Насколько тесным оно было на юге, станет известно позже, в этот же день.

Тем временем, туманные утренние часы были с пользой использованы в других местах лагеря. Лейтенанта Арбели, с его забинтованными ногами, отвезли обратно на аэродром, вместе с ранеными накануне вечером и ему удалось вернуть свой самолет в Ханой, несмотря на огонь Вьетминя. Группа артиллеристов из пятнадцати человек, из 35-го воздушно-десантного артиллерийского полка, во главе с лейтенантом Иезекиилем, была сброшена с парашютами на ОП «Изабель» в качестве подкреплений для 3-го дивизиона 10-го колониального артиллерийского полка.

Операция по зачистке блокирующей позиции у Бан Хо Лай началась в 07.30. Сначала все шло невероятно гладко. Противник не оказывал никакого сопротивления. Однако, когда передовые части достигли Бан Хо Лай, тактика удушения противника проявила себя в полной мере. Каждый день к тому, что должно было стать сплошным кольцом траншей вокруг укрепрайона Дьенбьенфу, Вьетминь добавлял что-то новое. Вскоре стало ясно, что 1-й парашютный батальон Иностранного легиона, даже усиленный танковым взводом под командованием сержанта Не, не сможет в одиночку прорвать блокаду. В бой были брошены подразделения 2-го батальона 1-го полка алжирских тиральеров с ОП «Изабель», за которыми последовал танковый взвод и стрелки тай из подгруппы Вьема. Тем не менее, две роты противника, окопавшиеся в Бан Хой Лай, сражались до последнего. Только когда французы отправили оставшиеся четыре танка из эскадрона Дьенбьенфу, им наконец удалось соединиться с отрядом из «Изабель» в 12.00. Это была первая победа французов в долине. Противник дорого заплатил за свое упорство: в одной из рот 57-го полка, удерживающих окопы в Бан Хо Лай в живых осталось только девять человек. С французской стороны потери также были тяжелыми: 151 убитый, в том числе три офицера-десантника Иностранного легиона, 72 раненых и один пропавший без вести. В 23.05 3-я воздушно-десантная хирургическая бригада в ОП «Изабель» передала по рации, что срочно требуются три галлона свежей крови, 50 пар хирургических перчаток, 100 упаковок кетгута и больше хирургического оборудования. Очевидно, дорога к ОП «Изабель» превращалась в мясорубку, которую французы не могли себе позволить бесконечно.

На командном пункте де Кастра и в штабе генерала Коньи в Ханое «мозаика» аэрофотоснимков долины, ежедневно делаемых самолетами разведчиками 80-й разведывательной эскадрильи заморской службы, начала рассказывать историю о плотной сети траншей, которые начали удушение Дьенбьенфу. Старшие офицеры, служившие в Первую мировую войну, вспоминали свои знания о траншейной войне, минных галереях и контрминах, вырытых под системами траншей противника. Коньи приказал де Кастру готовиться к ведению боев в траншеях. В личной телеграмме во второй половине дня в понедельник, 22 марта, де Кастр сообщил Коньи, что ему не хватает специалистов и саперного оборудования для ведения окопной войны. На следующий день он запросил четыре экземпляра положения об организации обороны местности и других документов по окопной войне. Только 23 марта де Кастр отдал приказ о том, что все опорные пункты должны быть соединены ходами сообщения и легкие ночные разведывательные группы должны минировать недавно отрытые траншеи противника.

Вторник, 23 марта 1954 года

На следующий день, два вертолета с лаосской базы в Мыонгсай попытались забрать раненых из ОП «Изабель» в разгар артиллерийского обстрела. Пилот первого приземлился прямо на крышу госпиталя, потому что у него было письмо для доктора Резилло. Ввиду того, что начался сильный артобстрел, ему было приказано взлетать немедленно, не дожидаясь, пока погрузят кого-нибудь из раненых. Когда он взлетел, второй вертолет из звена (по-видимому, ни один из них не докладывал о себе авиадиспетчерской службе Дьенбьенфу, прежде чем совершить посадку) приземлился на посадочной площадке, только что освобожденной первым вертолетом. Его пилот, аджюдан Анри Бартье, вбежал в госпитальный блиндаж и подхватил лейтенанта Гамбьеза. Он уже взлетал, когда залп вражеских снарядов уничтожил головной вертолет. Те же самые осколки также попали в корму фюзеляжа машины Бартье, которая рухнула вниз и развалилась, загоревшись. Бартье, который недавно совершил свой тысячный боевой вылет в Индокитае и спас на своем вертолете 250 человек, вытащили из вертолета. Но для лейтенанта Гамбьеза было уже слишком поздно. Магниевый сплав вертолёта яростно пылал и молодой лейтенант сгорел вместе с ним. Еще один вертолет приземлился в Дьенбьенфу и успешно доставил нового старшего офицера, подполковника Вуано, который должен был командовать западным сектором Дьенбьенфу, то есть ОП «Югетт» и «Клодин».

Позже, в тот же день, подполковник Лангле сопровождал вновь прибывших полковника Лёмёнье и полковника Вуано на ознакомительную экскурсию в ОП «Изабель». Сопровождаемые алжирцами капитана Жансенеля на ОП «Изабель», они не столкнулись в этот день с блокпостами коммунистов на дорогах: очевидно, 57-й полк Народной армии все еще зализывал свои раны. Ближе к вечеру гарнизон наблюдал за операцией французских ВВС «Нептун», массированной бомбежке напалмом траншей на позициях противника в районе Дьенбьенфу. В то время как столбы пламени и черного дыма, стелющегося над холмами впечатляли, эффект от применения напалма в заболоченном тропическом лесу казался сомнительным. Через несколько минут после окончания бомбежки, наземные наблюдатели сообщили что напалм прогорел, но не вызвал распространения огня. На следующее утро штаб в Дьенбьенфу лаконично сообщил, что эти усилия «не дали заметных результатов». Не смутившись, ВВС начали операцию «Эол» на участке шоссе №41, ведущем в долину Дьенбьенфу. Эти усилия также не дали заметных результатов.

Среда, 24 марта, 1954 года

В 07.10 утра 24 марта, подполковника Келлера, сломавшегося от напряжения начальника штаба де Кастра, посадили на санитарный самолет. Теперь де Кастру предстояло сражаться вместе с совершенно новой группой подчиненных. Однако, это было неактуально, так как де Кастр больше не руководил сражением. Он отстранился от своих людей и даже от своего штаба. Хотя то, что как позже утверждали некоторые люди, будто де Кастра сидел в своем хорошо защищенном блиндаже в стальной каске (как это сделал Келлер) и не правда, тем не менее факт, что он редко покидал свою подземную штаб-квартиру. Жюль Руа сказал о де Кастре, что он действовал «так, будто внутри у него сломалась пружина». Когда Лангле предстал перед французской правительственной комиссией по расследованию битвы при Дьенбьенфу в 1955 году, он лаконично описал роль де Кастра в битве: «Он передавал наши сообщения в Ханой».

То, что произошло в Дьенбьенфу 24 марта, никогда не было полностью описано, но похоже ответ Лангле комиссии по расследованию не был шуткой; это была правда. По словам старших офицеров, которые были очевидцами этой драмы, подполковник Лангле, окруженный командирами десантных батальонов в Дьенбьенфу в полном вооружении, вошел в кабинет де Кастра и прямо заявил ему, что отныне командование укрепрайоном будет в его собственных руках, но что касается внешнего мира, де Кастр сохранит видимость командования и будет посредником между командирами десантных частей и Ханоем.

Странно, что до сих пор эта ситуация, которая была хорошо известна довольно значительной группе старших офицеров, как в Дьенбьенфу, так и в Ханое, не излагалась публично. Ни в одной опубликованной работе по Дьенбьенфу, об этом не упоминается, хотя Лангле в конце своей собственной книги делает значительную ссылку на объем своих собственных обязанностей, которые были бы чрезмерными, если бы не тот факт, что он де-факто командовал Дьенбьенфу после 24 марта:

«Хотя в начале сражения, я был всего лишь простым подполковником-десантником, под моим непосредственным командованием находилось 10 000 человек; но никто в Ханое или где-нибудь еще не пытался лишить меня этого изрядного командования. Тем не менее, не было ничего проще добраться до Дьенбьенфу с парашютом на спине; или, вплоть до 29 марта, просто приземлившись там. Я был в этой проклятой долине по самую шею и я оставался в ней до самого горького конца.»

Учитывая впоследствии прекрасные личные отношения между Лангле и де Кастром, трудно описать то, что произошло 24 марта как «мятеж» или путч, организованный тем, что некоторые штабные офицеры называли «десантной мафией» или «мозговым трестом Лангле». На самом деле формального захвата власти не было и де Кастр не протестовал против этого изменения. Перефразируя слова старшего офицера, который там был, 2-я воздушно-десантная группа заняла место командной организации, которой больше не существовало, и осуществляла прерогативы, эффективное использование которых командир укрепрайона перестал осуществлять.

Только один старший офицер, недавно прибывший полковник Вуано, попытался сопротивляться реорганизации командной структуры, продавливаемой Лангле. Лангле вошел в комнату с картами и якобы выплеснул в лицо Вуано стакан виски, заявив ему и всем остальным, находящимся в пределах слышимости выйти на улицу и решить этот вопрос по-мужски, если он не согласен с реорганизацией. Никто этого не сделал. Позже Лангле извинился перед Вуано за опрометчивый жест, и они работали вместе в гармонии до конца битвы. Та же вежливость и дружба царили между Лангле и де Кастром. До самого конца Лангле вместе с Лёмёнье и Вуано оставался одним из партнеров де Кастра по ночному бриджу.

Реорганизация командования Дьенбьенфу установила следующую структуру: Лангле теперь отвечал за всю оборону, а Лёмёнье был его заместителем. Сам Дьенбьенфу был разделен на два подсектора, разграничительной линией между которыми была река Нам-Юм. Ключевым восточным подсектором (ОП «Доминик» и «Элиан») непосредственно командовал Лангле из штаба 9-й мобильной группы, в то время как подполковник Вуано принял командование западным подсектором (равнинная часть Дьенбьенфу) из бывшего командного пункта северного сектора полковника Транкара. Транкар, которого Лангле обвинил в потере ОП «Габриэль» и «Анн-Мари», остался в распоряжении де Кастра. Сеген-Паззис сохранил за собой командование 2-й воздушно-десантной группой, в то время как Бижар стал заместителем Лангле по «вторжению», то есть, контратакам. Лангле зарезервировал за собой использование танков и «четыре по пятьдесят». Все контратаки должны были согласовываться с ним.

Задача, возложенная на западный подсектор, заключалась в поддержании в целостности опорных пунктов на равнине - «обеспечить воздух днем и уши ночью» (то есть, вести наступательные действия днем и быть настороже ночью) и обеспечивать защиту взлетно-посадочной полосы и самолетов, пытающихся на нее приземлиться.

Подписанный лично де Кастром, этот приказ был одним из последних письменных документов, дошедших до Ханоя до того, как Дьенбьенфу был запечатан навсегда. Из незначительных комментариев, сделанных штабом Коньи, было очевидно, что его истинное значение было понято неправильно. Безусловно, Ханой был удивлен возросшей ответственностью Лангле, но только по бюрократическим причинам, таким, как тот факт, что выполняя функции командующего восточным подсектором, Лангле будет теоретически находится под командованием Лёмёнье, своего собственного заместителя, находящегося в звании на один год меньше. Штаб отметил, что в приказе не содержались никакие боевые директивы для восточного подсектора, которым должен был командовать сам Лангле, и неизвестная рука написала на оригинале документа: «Должно быть, этот приказ написал сам Лангле». Комментарий, как Лангле сказал автору этих строк десять лет спустя, был правильным.

По сей день трудно оценить, какое влияние на само сражение оказала смена командования. Оглядываясь назад с расстояния в десять лет, Сеген-Паззис чувствовал (и Лангле в определенной степени подтвердил это в собственных трудах), что де Кастр оказывал благотворное влияние на руководство обороной. Между Лангле, который видел спасение только в постоянном наступлении, какой бы высокой не была цена, и де Кастром, который видел спасение в том, чтобы продержаться достаточно долго, чтобы спасение пришло извне, битва чередовалась между упорной обороной, как лучше всего проявилось в последовавшей битве за позиции «Югетт» и решительным наступлением, как в боях за высоты «Элиан». Постоянным примером компромиссов между де Кастром и Лангле было использование осветительных ракет с самолетов над полем боя. Лангле часто требовал, чтобы самолеты-осветители прекратили свою работу, потому что они мешали «его битве», в то время как де Кастр также настойчиво требовал, чтобы они продолжали действовать, потому что они облегчали «его логистику». Когда приходилось выбирать между использованием грузоподъемности самолетов для десантников или для боеприпасов, Лангле обычно выбирал войска, отмечая, что боеприпасы не принесут ему никакой пользы без бойцов; в то время как де Кастр равно справедливо утверждал, что войска без боеприпасов также принесут мало пользы. В любом случае, противостоящие силы в битве при Дьенбьенфу в конце-концов возглавили французский подполковник, который, по сути, командовал целой дивизией, и вьетнамский преподаватель истории, который, по сути, командовал целой армией.

В тот же день пришло еще одно длинное письмо от генерала Коньи для полковника де Кастра, которое просто подчеркивало мир нереальности, царящей в Ханое. Это был еще один документ, который должен был храниться в архиве для истории. В нем Коньи заверял де Кастра, что противник понес тяжелые потери, ему трудно найти пополнение своим измотанным частям и он испытывает трудности с материально-техническим обеспечением, особенно в части боеприпасов и риса.

«Приближающийся сезон дождей» - писал Коньи - «поставит под угрозу их линии коммуникаций и будет предоставлять серьезное препятствие в виде грязи для строительства его полевых укреплений».

Все было с точностью до наоборот. Муссонные дожди обеспечили конвоям снабжения коммунистов дополнительную защиту от рыщущих французских самолетов и еще больше подорвали эффективность системы снабжения французов, которая теперь полностью зависела от сбрасываемых с парашютом подкреплений и грузов снабжения. Траншеи коммунистов и их полевые укрепления вокруг Дьенбьенфу были либо выше на горных склонах, чем у французов, либо, по крайней мере к югу от «Клодин» и «Элиан», на одном уровне с ними. Артиллерия коммунистов, глубоко окопанная на склонах холмов, занимала позиции которые не могли быть затоплены, в то время как французские блиндажи и подземные укрытия разрушились бы скорее от дождя, чем артиллерийских снарядов коммунистов.

Коньи повторил свое обещание де Кастру о воздушно-десантном батальоне, но ограничил свое обещание о дополнительной воздушно-десантной группе до тех пор, пока «противник, разложенный или измотанный вашим агрессивным сопротивлением не покинет игру». Что касается проблем снабжения Дьенбьенфу по воздуху, Коньи полагал, что продолжающиеся непостоянные посадки самолетов, особенно легких и вертолетов из Мыонгсай, останутся выполнимыми.

Коньи также рекомендовал, по возможности максимально спутать планы атаки на Дьенбьенфу и ввести в заблуждение его разведку о французских боевых порядках строительством ложных артиллерийских позиций и периодическим перемещением полевых орудий на запасные огневые позиции.

Когда этот приказ достиг Дьенбьенфу, посадка легких самолетов и вертолетов стала почти невозможной. Последний С-47, вылетевший целым и невредимым, поднялся в воздух 27 марта. Последний вертолет или легкий самолет покинул долину в последний день месяца. Что касается оборудования ложных огневых позиций и введения в заблуждение разведки противника, то это имело мало смысла в ситуации, когда каждый доступный ярд местности был уже забит пехотой, складами и артиллерийскими орудиями. Более того, все французские пехотинцы и саперы лихорадочно работали над поддержанием или улучшением существующих полевых укреплений. Кроме того, наблюдатели коммунистов с обычными полевыми биноклями могли читать каждое движение французов днем как открытую книгу, и в любом случае, постоянный поток пленных и дезертиров гарантировал разведке противника постоянный поток свежей информации. «И таким образом» - продолжал Коньи, - «вы будете отражать атаки до того дня, когда сезон муссонов сделает их невозможными».

Затем Коньи продолжил объяснять де Кастру, что, чтобы избежать удушения, он должен в первую очередь попытаться подавить зенитную артиллерию противника и наносить наступательные удары пехотой, «чтобы еще больше оттеснить слишком дерзких артиллеристов и слишком предприимчивых пехотинцев».

Коньи, должно быть, понял, что французы в Дьенбьенфу также пострадают от дождей. Тем не менее, с беспечностью стиля, сложно передаваемой в переводе, он рекомендовал де Кастру перенести центр тяжести всей позиции с низменностей к западу от Нам-Юм на линию высот на востоке, как будто никогда не было сражений за залитый кровью ОП «Беатрис» и крутые холмы в джунглях к востоку от «Элиан», и как будто 312-я и 316-я дивизии Народной армии были математическими абстракциями. Что касается французской артиллерии в ОП «Изабель», Коньи дал одну рекомендацию: поскольку орудия были установлены для стрельбы в направлении Дьенбьенфу, их было бы легко защитить, закопав глубоко в землю в казематах. Тот факт, что в ОП «Изабель» не было ни одной лишней доски, очевидно, никогда не приходил в голову генералу Коньи. Более того, ОП «Изабель» постоянно находился под артиллерийским огнем. Наконец, он постоянно призывал де Кастра держать в резерве два полных батальона, если не три. Эта рекомендация была дана, когда у Лангле была ровно одна смешанная рота легионеров и десантников под командой капитана Филиппа как общий резерв для всего Дьенбьенфу.

В заключение Коньи заверил де Кастра, что полное следование директиве обеспечит ему победу:

«Поэтому вы победите. Вы задержите атаку, вы выиграете оборонительное сражение и вырветесь из Дьенбьенфу. Затем вы перейдете к фазе развития успеха, чтобы, по крайней мере, вы могли уменьшить напряженность для своей организации и приступить к выводу на отдых подразделений, которые этого вполне заслужили.»

Вот-вот была должна начаться вторая фаза битвы. Утром 24-го марта, иностранные легионеры 1-го батальона 2-го пехотного полка Иностранного легиона, обнаружили траншеи коммунистов, приближающиеся к колючей проволоке ОП «Югетт 6» на расстоянии едва превышающем пятьдесят метров и вышли с танками, чтобы их засыпать. Позже, в тот же день, 6-й колониальный парашютный батальон, поддерживаемый танковым взводом сержанта Не, снова приступил к процедуре разблокирования дороги в направлении ОП «Изабель», но напоролся на еще один блок-пост коммунистов у Бан Онг Пет. На этот раз коммунисты были готовы бороться с танками. Метко выпущенная из базуки бойцом Вьетминя ракета повредила танк «Позен», который пришлось отбуксировать обратно на базу.

В 16.00 транспортный самолет был сбит огнем зениток противника и потерпел крушение на рисовом поле. Весь экипаж погиб. Позже склад 120-мм минометных мин был поражен огнем противника и взорвался с оглушительным грохотом.

Четверг — суббота, 25-27 марта 1954 года

На рассвете 25 марта траншеи коммунистов обвились, подобно щупальцам, вокруг ОП «Доминик», особенно вокруг «Доминик-1» и «Доминик-6». Положение «Доминик-6» стало настолько опасным, что Лангле решил вывести измотанную 2-ю роту 5-го вьетнамского парашютного батальона и прикрыть район фланкирующим огнем с более высоких фланговых позиций «Доминик-1» и «Доминик-2». 24 марта солдаты Вьетминя зашли на вершину «Доминик-6». 4-я рота 5-го вьетнамского парашютного батальона вновь заняла ее контратакой после короткого артиллерийского налета. 25 марта «Доминик-6» был дополнительно усилен 3-й ротой, занявшей там позицию, чтобы прикрыть фланг 8-го ударного парашютного батальона майора Турре, который пытался расчистить подходы к «Доминик-1». Когда противник атаковал десантников, завязалась перестрелка. К югу от ОП «Доминик» 1-й парашютный батальон Иностранного легиона Гиро и остальная часть 5-го вьетнамского парашютного батальона Ботелла при поддержке танкового взвода Не, также занимались зачисткой от проникших бойцов Вьетминя со стороны «Элиан-4». Перо, французский армейский фотограф, участвовал в этом бою и его фотографии были, вероятно, последними французскими фотографиями, покинувшими долину. Его заметки за день ясно указывают на улучшение морального духа гарнизона:

«Штурм траншеи с ручными гранатами - вызвал шквал гранат Вьетминя — стрельба наших танков — потрясающая атмосфера! У меня должно быть несколько очень красивых фотографий. Закончилась 35-мм пленка. Две «Дакоты» сбиты зенитным огнем Вьетминя… пленки (для меня?) не оставляют сомнений в отличном боевом духе пилота второго сбитого самолета...»

Дальше к югу, настала очередь марокканцев майора Николя пробивать дорогу к ОП «Изабель». Недалеко от Бан Лой они обнаружили блиндажи Вьетминя и был вызван танковый взвод аджюдана Каретта. В конце концов, потребовалось также прибытие танкового взвода из ОП «Изабель», чтобы вновь пробиться по дороге на юг.

Далеко на севере, где находился аэродром, как бесконечная пустыня по сравнению с тесными квадратами остальной части Дьенбьенфу, подразделение ВВС под командованием старшего сержанта Пейрака отчаянно прорывалось вперед средь бела дня к одну из сбитых транспортных самолетов, упавшему, но не загоревшемуся. Из шести человек в спасательном отряде четверо, включая Пейрака, были ранены осколками снарядов коммунистов. И все же им удалось вытащить контуженый экипаж из самолета до того, как его уничтожили наводчики коммунистов.

За пределами аэродрома, «Югетт-6» и «Югетт-7» вели свое уединенное существование в трех километрах от центра Дьенбьенфу и были отделены от него пустынным пространством аэродрома. Траншеи Вьетминя были теперь близко. На самом деле, ситуация стала настолько критической, что 26-го чтобы засыпать траншеи, душившие «Югетт», контратаковали две роты 1-го парашютного батальона Иностранного легиона, усиленные двумя полными танковыми взводами. 27-го горцы-тай из 2-го батальона майора Шенеля таким же образом зачистили «Югетт-7». В отличии от 3-го батальона тай, который бросил ОП «Анн-Мари» неделей раньше, 2-й батальон тай еще держался. Однако, его позиция на внутреннем обводе ОП «Элиан» никогда не была такой открытой как у 3-го батальона, и он не был так подвержен пропаганде коммунистов, как 3-й батальон тай.

Но пока сражение на земле продолжалось, крутились маленькие шестеренки военной бюрократии. Очень немногое из того, что произошло в Дьенбьенфу можно отнести к юмору, но 26 марта произошли два забавных события. Французская армия в Индокитае, из уважения к многочисленным военнослужащим-мусульманам, каждый год организовывала для нескольких из них авиаперелеты в священный для мусульман город Мекку. Поскольку, согласно религии мусульман, человек совершивший хадж (паломничество), мог быть уверен в частичном отпущении своих грехов в загробной жизни, и уважении со стороны соратников и сограждан, эти паломничества были очень востребованы. Поэтому не было ничего удивительного, когда сержант Садок, марокканец из 31-го саперного батальона, получил обычную телеграмму, сообщавшую, что он получил разрешение немедленно отправиться в паломничество в Мекку. У Гренье, другого сержанта того же батальона, была другая проблема. Срок его военной службы истек, и учитывая ситуацию в Дьенбьенфу, он не собирался его продлевать. Поэтому он отказался от повторного зачисления на службу. С другой стороны, французской армии было сложно его репатриировать. Тем не менее, сержант категорически отказался записываться на службу. Так что он стал единственным «гражданским», несущим там боевое дежурство. Отдел по вопросам личного состава в Ханое 26 марта направил саперам бюрократическую радиограмму о том, что хотя «срок службы сержанта Гренье подошел к концу, его отказ продлевать срок службы, похоже, не требует немедленных административных действий». Невезучий бедолага получит осколок снаряда в грудь 16 апреля.

Наконец, в тот день 155-мм контрбатарейные орудия солидно увеличили свой счет: три из четырех 75-мм гаубиц батареи коммунистов, прозванной французами «YJ», расположенной в двух километрах к востоку от ОП «Изабель» были уничтожены прямыми попаданиями. На протяжении всего сражения, таких удачных попаданий будет немного.

Тем временем продолжалась бойня транспортных самолетов. Одна «Дакота», пилотируемая капитаном Бёглином, была сбита к западу от «Югетт» вечером 26 марта, но экипаж был спасен. Сам самолет горел как огромный погребальный костер, в течение нескольких часов. 27 марта в 07.00 капитану Дартигу удалось посадить свою «Дакоту» №267 и принять на борт полный груз раненых. Он благополучно доставил их в Ханой и сразу же начал второй рейс, только что того, чтобы быть сбитым в 10.00 на подлете к «Элиан». Весь экипаж погиб. В 17.50 еще одна «Дакота» из транспортной авиагруппы 2/63 «Сенегал» врезалась в землю к западу от ОП «Клодин». Она горела как факел. Сержант Пейрак и его спасательная команда мчались под обстрелом через аэродром, колючую проволоку и мины вокруг «Клодин», таща за собой углекислотные огнетушители, но они опоздали. Весь экипаж погиб. Позже, тем же вечером, последний транспортный самолет, пилотируемый капитаном Буржеро удалось приземлиться в Дьенбьенфу и забрать девятнадцать раненых, которые с тревогой ожидали в дренажной канаве возле стоянки на аэродроме. Самолет взлетел под градом минометных мин. Его экипаж (который, как и все санитарные самолеты в Индокитае включал медсестру из Женской службы ВВС), не знал об этом, но их рейс был последним, благополучно вылетевшим из укрепрайона.

В тот вечер два человека приняли решение о трагической ситуации с транспортными самолетами над Дьенбьенфу. Одним из них был полковник Нико, командующий транспортной авиацией в Ханое; другим был полковник де Кастр. Нико отправил в 19.30 сообщение генералу Лозену, главнокомандующими французскими ВВС на Дальнем Востоке:

«Вряд ли стоит настаивать на необходимости прекращения этой резни. Но экипажи самолетов, вдобавок к очевидной физической усталости, испытывают психологический шок… Необходимо немедленно прекратить низковысотные сбросы грузов с парашютами, и я отдал приказ сделать это с сегодняшнего вечера».

Для С-47 это означало, что дневные выброски с парашютом поднялась с 2500 футов до 6500 футов, а позже, когда зенитная артиллерия противника стала еще более совершенной и в значительной степени оснащенной советскими 37-мм пушками, до 8500 футов. В свою очередь, это означало, что грузы с парашютами должны были оснащаться устройствами замедления раскрытия на небольшом пиротехническом заряде, раскрывающими парашюты на заранее заданной высоте. Первые опыты с замедлителями оказались катастрофическими, потому весь груз либо попадал в руки противника, либо замедлитель вообще не срабатывал, и груз падал внутрь Дьенбьенфу, как бомба.

Де Кастру пришлось также столкнуться с тем фактом, что Дьенбьенфу погибнет и погибнет быстро, если ему не удастся временно подавить зенитный огонь противника, который превращал всю его систему материально-технического снабжения в руины. Неясно, действовал ли де Кастр по своей собственной инициативе, или по указанию из Ханоя, но 27 марта в 19.00 он позвонил майору Бижару, чтобы спланировать ограниченное наступление против гнезда легких зениток коммунистов возле Бан Онг Пет, в 2,5 километрах к западу от ОП «Клодин». С джентльменской сдержанностью, де Кастр сказал широкоплечему майору, которого он еще не слишком хорошо знал:

- Мой маленький Брюно (псевдоним Бижара с времен французского Сопротивления), тебе придется пойти и достать эти вьетнамские зенитки на западе.

- Когда ты хочешь этого хочешь?

- Завтра. У тебя есть карт-бланш. Бери все что тебе понадобится и организуй дело, как ты того пожелаешь.

- Хорошо, - сказал Бижар. - Я это сделаю, но я хотел бы сделать несколько замечаний: тебе придется смириться с довольно серьезными потерями среди лучших из имеющихся у тебя частей; и ты оставляешь мне очень мало времени, чтобы подготовить как положено операцию такого рода, которая должна быть точной, филигранной и быстрой и где каждый должен быть полностью проинформирован о своей задаче.

Бижар устроился в углу штабного командного пункта (его собственный командный пункт не был оборудован для таких скучных дел, как составление планов и написание полевых приказов) и лихорадочно работал в течение следующих шести часов. В два часа ночи в воскресенье 28 марта, он был готов поставить задачу командирам частей, которые через четыре часа будут участвовать в операции.

Воскресенье, 28 марта 1954 года

Постановка задачи, проводимая Бижаром в 02.00, была замечательной во многих отношениях. Он был майором, командиром батальона, который «дирижировал» операцией с участием пяти батальонов, требующей поддержки с воздуха, прибывающей с баз расположенных более чем в 200 милях, и огневой мощью двух полных артиллерийских дивизионов под командованием полковника. И все же, это был Бижар и это было в Дьенбьенфу, и, казалось, никто не возражал. На самом деле в Дьенбьенфу все старшие офицеры по общему согласию решили покончить с обычными военными формальностями и называть друг друга не только по именам, но и с французской фамильярностью на «ты». Постановка задачи Бижаром включала не только людей, непосредственно связанных с операцией — командиров трех десантных батальонов, Турре из 8-го ударного, Гиро из 1-го Иностранного легиона, капитана Тома, который командовал 6-м колониальным, с тех пор как Бижар был назначен командующим контратакующими силами и Клемансона, командующего 1-м батальоном 2-го пехотного полка Иностранного легиона на «Югетт» - но также вежливого и выглядящего как школьник капитана Эрвуэ, все еще командующего своим танковым эскадроном, с обеими руками в гипсовых повязках, полковника Вайан, командующего артиллерией, после самоубийства Пирота и, наконец, мертвенно-бледного (ибо он сильно страдал от амебной дизентерии) майора ВВС Герена.

Задача была сложной. Полк из состава 308-й дивизии, вероятно опытный и закаленный в боях 36-й полк, был назначен для прикрытия позиции зенитных орудий. На равнинной местности на западе спасение было в полной внезапности: короткий, но убийственный налет артиллерии, за которым будут как можно ближе следовать наступающая пехота и танки, быстрое использование возникшего хаоса и столь же быстрое отступление, прежде чем противник сможет перенести свой огонь согласно новой ситуации. Ибо, как обнаружили французы, единственная оставшаяся слабость войск коммунистов, заключалась в их относительно неопытных командирах артиллерии, которые еще не были способны быстро менять цели. Кроме того, поскольку позиции в Дьенбьенфу были стационарными, коммунисты окопали большую часть своих полевых позиций, чтобы они охватывали определенный сектор и не могли быстро перенести огонь на другое место, если этого потребует ситуация.

План Бижара был прост. 6-й и 8-й батальоны будут на линии развертывания в 05.30 и готовы к броску в 06.00, причем 8-й батальон будет находиться напротив Бан-Бан, а 6-й прямо напротив Бан-Пет, приблизившись к цели на 300 метров. Иностранные легионеры Клемансона будут стоять наготове в 05.00 на позиции резерва. Артиллерийское командование гарантировало Бижару использование двенадцати 105-мм и двух 155-мм гаубиц и двенадцати 120-мм минометов для массированного заградительного огня пятиминутными волнами с 06.00. В 06.15 одна половина огня артиллерии начнет концентрироваться по фронту 8-го ударного парашютного батальона и другая половина — по фронту 6-го колониального парашютного батальона. Танковый взвод Каретта будет поддерживать продвижение десантников, а истребители ВВС, вызванные на 06.30 изолируют поле боя и прижмут резервы Вьетминя.

Вся операция прошла без сучка и задоринки. Конечно, истребители ВВС задержались до 09.00 из-за чрезвычайно низкой облачности и плохой видимости, но они эффективно атаковали две деревни и холмы за ними. Сопротивление противника вокруг Бан Онг Пет было достаточно сильным, чтобы временно прижать 6-й колониальный парашютный батальон. Тогда Прео и его танковый взвод из «Изабель» вступили в бой и врезались в южный фланг позиции коммунистов. Два танка получили легкие повреждения от базук коммунистов, но к 15.00 дикая схватка закончилась и десантники с изумлением огляделись. Противник в беспорядке отступил и французы остались хозяевами поля боя. Кроме того, тела 350 вьетнамских коммунистов усеяли район, оставив нетронутыми пять 20-мм зенитных пушек, двенадцать крупнокалиберных зенитных пулеметов, две базуки, четырнадцать автоматических винтовок и сотни единиц других видов оружия.

Десять пленных позже рассказали своим конвоирам об удивлении и шоке, которые испытал противник, увидев как якобы деморализованные французы перешли в атаку. Тем не менее, достаточного количества войск, чтобы удержать и защищать захваченную территорию в Бан Онг Пет и Бан Бан, особенно с учетом линии командных высот за ними, не было. Вскоре после трех часов дня Бижар приказал отступить к основной линии обороны. В то время, как повышение боевого духа было огромным (даже пораженцы в Ханое, которые в течение нескольких дней ходили вокруг и говорили что гарнизон «спёкся» снова воспрянули духом), цена небольшой вылазки была тяжелой. В 6-м колониальном парашютном батальоне были убиты два лейтенанта (Вигуру и Жакоб) и пятнадцать десантников, один офицер и тридцать пять десантников были ранены. 8-й ударный парашютный батальон потерял трех десантников убитыми и четырех офицеров и пятьдесят десантников ранеными. С учетом других потерь, понесенных гарнизоном во время относительного затишья во время второй недели боев при Дьенбьенфу, общее число достигло выбывших из строя достигло 522, или целого батальона. Эти потери, вопреки заверениям генерала Коньи, не были восполнены парашютными десантами. Офицеры французской разведки сообщали об 284 погибших в общей сложности противниках за неделю до боя при Бан Онг Пет. Следовательно, потери сравнялись численно, но у коммунистов было в пять раз больше войск на линии фронта, чем у французов, и они были в гораздо лучшем положении, чтобы восполнить свои потери.

Далеко на севере, где 1-я рота 5-го вьетнамского парашютного батальона удерживала «Югетт-7» под постоянным изматывающим огнем противника с 18 марта, ее командир, лейтенант Рондо, был серьезно ранен в тот день (он упрямо цеплялся за жизнь до окончания осады) и заменен капитаном Бизаром, который прыгнул с парашютом в Дьенбьенфу 26 марта. Ситуация на двух северо-восточных опорных пунктах «Югетт», прикрывающих взлетно-посадочную полосу, серьезно ухудшилась. 27 марта майор Сеген-Паззис был вынужден возглавить большую часть 1-го парашютного батальона Иностранного легиона и 5-го вьетнамского парашютного батальона в полномасштабной операции по зачистке, в ходе которой 3-я рота вьетнамских десантников, усиленная ротой из 8-го ударного, продвинулась на север до злополучного брода у Бан Ке Пхай по дороге на ОП «Габриэль».

В 02.00 28 марта капитан ВВС Турнуа из транспортной авиагруппы 1/64 «Беарн» планировал вылететь из ханойского аэропорта Залям в качестве командира экипажа на самолете «Дельта-Кока №434» В последнюю минуту Турнуа был заменен майором Бланше, заместителем командира авиагруппы 1/64. Это был ознакомительный полет для Бланше, так как он еще не участвовал в ночных посадках санитарного самолета. Остальная часть экипажа уже была на борту, включая медсестру Женской службы ВВС, Женевьеву де Галлар, когда Бланше забрался в самолет. Когда в 03.45 они приближались к взлетно-посадочной полосе Дьенбьенфу, зенитный огонь противника был самым сильным. По всей вероятности, наземный персонал не ожидал еще одной ночной посадки, так как включаемые на несколько минут посадочные огни, которые обычно включали для ориентации приближающихся самолетов, были выключены. Бланше, тем не менее, удалось благополучно посадить самолет, но когда он заруливал на стоянку, то свернул в заграждение из колючей проволоки и произошла утечка масла. Не имея возможности работать в полной темноте и зная, что коммунисты откроют огонь по самолету при любом проблеске света, механики придумали гениальную стратегию: они подтащили разбитый С-47, который уже был хорошо известен артиллеристам противника, к месту выведенного из строя «Дельта-Кока» и поставили «Дельта-Кока» на место разбитой машины. Они надеялись, что коммунисты сосредоточат огонь на разбитой машине, и оставят новоприбывшую в покое, пока ее не починят. Уловка почти сработала. В ранние утренние часы атака французов на Бан Онг Пет отвлекла внимание коммунистов на другие дела. Но тяжелые бои также помешали механикам работать над самолетом. Однако, к полудню дыра в масляном баке была залатана. Двадцать пять носилок снова лежали в грязи рядом с дренажной канавой аэродрома, вместе со своей медсестрой. Затем наступил момент истины: двигатели самолета должны были быть запущены для проверки и краткого прогрева, прежде чем можно было грузить раненых. Запуск и вращение винтов не могли быть скрыты даже от самых тупых артиллерийских наблюдателей Вьетминя. С безошибочной точностью снаряды дождем посыпались на самолет. В 13.00, пораженный третьим снарядом, самолет начал гореть. К счастью, майор Бланше и его экипаж спаслись из горящего самолета.

Услышав эти новости, капитан Турнуа попытался приземлиться в Дьенбьенфу следующей ночью, но сильные ливни помешали посадке. В течение следующей ночи противник начал второй штурм Дьенбьенфу. Майор Бланше стал заместителем воздушного диспетчера Дьенбьенфу, майора Герена. Остальные члены экипажа присоединились к отряду ВВС капитана Шарно, в 4-й роте 1-го парашютного батальона Иностранного легиона. Медсестра Женевьева де Галар присоединилась к госпиталю майора Гровена. Она была скромной девушкой, с голубыми глазами, каштановыми волосами и улыбкой наготове. Для нее Дьенбьенфу был просто прерванной санитарной задачей. Там никто и никогда ее не называл «Ангелом Дьенбьенфу». Это прозвище было дано ей представителями прессы в тылу. Для людей в Дьенбьенфу она была известна как Женевьева.


Глава 6. Удушение

Понедельник, 29 марта 1954 года

«Противник теперь принял новую оборонительную систему: он отказался от системы изолированных опорных пунктов в пользу крупных центров сопротивления, атака которых потребует привлечения важных сил. Отныне батальон должен сражаться не в одиночку, а в составе более крупной части в сотрудничестве с другими дружественными подразделениями. Его успехи или неудачи будут иметь большие последствия для всего полка, всей дивизии, а иногда и всей кампании...»

Это были первые несколько строк нового полевого руководства по атаке укрепленных позиций пехотными батальонами, выпущенного верховным командованием Вьетминя незадолго до наступления на Дьенбьенфу. В руководстве также указывалось, что для атаки таких позиций необходимо общее превосходство в живой силе три к одному и превосходство в огневой мощи пять к одному.

«После пробития первой бреши необходимо немедленно проникнуть вглубь укрепленной системы противника и удерживать этот прорыв до самого конца… при достаточной концентрации сил на направлении главного удара мы уверены, что сможем продолжить развивать атаку в желаемом направлении, независимо от того, насколько сильна оборона противника, благодаря последовательным атакующим волнам.»

Это была тактика атак генерала Зиапа на протяжении всей битвы при Дьенбьенфу. Ее уже использовали на ОП «Беатрис» и «Габриэль» Теперь ее собирались применить в больших масштабах в том, позже станет известно как «Битва при Пяти холмах» - за ОП «Доминик-1» и «Доминик-2», и ОП «Элиан-1», «Элиан-2» и «Элиан-4». Начиная с 20 марта, марокканцам майора Николя стало трудно проводить патрулирование и выставлять аванпосты на вершинах Лысой и Фальшивой гор. Многие патрульные просто исчезали, или следующий патруль находил их тела, зарезанные, без оружия и снаряжения. Французы часто думали о том, чтобы занять Лысую гору войсками, но в конце концов от этой идеи отказались из-за нехватки строительных материалов и войск. В любом случае, начальник французской артиллерии заверил де Кастра, что противника можно постоянно удерживать от занятия этих стратегических удаленных высот одной только огневой мощью. Это оказалось еще одним его просчетом.

Подполковник Лангле инстинктивно чувствовал, что атака Бижара доказала силу и огневую мощь французов в низменных районах. Поэтому он полагал, что основные усилия коммунистов будут перенаправлены на позиции на занимаемых французами высотах. Теперь все они располагались к востоку от реки Нам-Юм. Если эти высоты падут, судьба Дьенбьенфу будет решена. Поэтому в последнюю минут была предпринята попытка укрепить линию холмов. ОП «Доминик» был сокращен до четырех своих опорных пунктов № 1, 2, 3 и 5 («Доминик-6» больше не удерживался), в то время как «Доминик-4» стал отдельным опорным пунктом, удерживаемым 8-м ударным парашютным батальоном майора Турре со взводом счетверенных крупнокалиберных ЗПУ «четыре-по-пятьдесят». Этот новый опорный пункт был окрещен «Эпивье», «Ястреб-перепелятник». В самой южной точке основной позиции Дьенбьенфу ОП «Клодин-6» был отделен от основной позиции и преобразован в отдельный опорный пункт, известный как «Юнон». Он был передан под командование майора Гюро и удерживался смешанной группой десантников 1-го парашютного батальона Иностранного легиона, белых тай, оставшейся пары «четыре-по-пятьдесят» лейтенанта Редона и наконец, подразделением ВВС капитана Шарно.

Но самое мощное подкрепление получил ОП «Элиан». В дополнение ко всему 1-му батальону 4-го полка марокканских тиральеров, которые удерживали «Элиан-1», «Элиан-2» и «Элиан-3» (последний также защищали две вспомогательные роты тай под командованием лейтенанта Мартинеса), теперь на «Элиан-4» находились две роты и штаб 5-го вьетнамского парашютного батальона. На небольшой равнине между рекой и линией холмов находилась в резерве большая часть 6-го колониального парашютного батальона, за «Элиан-4» и «Элиан-12», «Элиан-10» удерживала рота из 8-го ударного парашютного батальона под командованием капитана Пишлена, «Элиан-11» удерживала рота саперов, и части 2-го батальона тай удерживали «Элиан-12».

Элитные воздушно-десантные батальоны потеряли большую часть своей боевой мощи в контратаках в конце марта, и никто не знал, не разбегутся ли горцы 2-го батальона тай, если у них будет шанс. Но алжирский и марокканский батальоны считались надежными частями, хотя марокканцы были не слишком высокого мнения об алжирцах на своем левом фланге.

Такого же мнения, по-видимому, придерживался и новый командир всего центрального редута, подполковник Лангле. Потеря алжирского батальона на ОП «Габриэль», вероятно, повлияла на них больше, чем потеря батальона Иностранного легиона на «Беатрис» повлияла на оставшихся легионеров. Поэтому Лангле решил укрепить ключевые позиции на Пяти холмах десантниками из резерва. Четвертая рота 5-го вьетнамского парашютного полка получила задачу провести разведку на «Доминик-1» в рамках подготовки к замене роты 3-го батальона 3-го полка алжирских тиральеров на следующий день. Рота 6-го колониального парашютного батальона отправилась на «Элиан-4», который теперь удерживали капитан Ботелла и две его роты.

В тот день на долину обрушились сильные муссонные дожди, затруднившие сброс грузов снабжения и воздушную разведку. Гарнизон ОП «Изабель» снова осуществил прорыв в Дьенбьенфу с санитарным грузовиком, перевезшим пятерых тяжелораненых пациентов в основной госпиталь. Полевой перевязочный пункт №3 был теперь освобожден от серьезно раненых, но у Гровена теперь было 175 тяжелораненых, ожидавших эвакуации по воздуху, которая так и не состоялась. Никто из людей на ОП «Изабель» также не знал, что конвоев в Дьенбьенфу больше не будет. Кольцо осады стало слишком тесным.

Когда наступила ночь и замолчала артиллерия, Лангле и Вадо выбрались из своего блиндажа, чтобы подышать свежим воздухом. За «Клодин» и «Югетт» небо все еще светилось красным — не от заходящего солнца, а от тлеющих в лесу очагов напалма. Но за Пятью Холмами, на востоке, перед двумя офицерами предстало невероятное зрелище: словно тысячи светлячков из долины выходили колонны солдат противника или носильщиков с факелами. По сей день неясно, были ли это кули, которые доставили припасы на передовую, или солдаты, смененные на службе в первой линии. В любом случае, странная церемония радикально отличалась от обычной осторожности противника и его заботы о скрытности.

- Слушай, - сказал Вадо Лангле, - Они убираются отсюда к чертовой матери. Они собираются украсть у нас нашу битву.

Вторник-среда, 30-31 марта 1954 года

Ночь на 29 марта была спокойной, если не считать легкого беспокоящего огня артиллерии противника. Дождь лил непрерывно. Войска в открытых окопах ОП «Клодин» и в дренажных канавах аэродрома начали свое испытание — сорок дней в мокрой одежде по колено в грязи и человеческих экскрементах. Боевые пайки были съедены холодными.

Незадолго до рассвета, лейтенант Тело, командовавший взводом на «Югетт-7», выдвинулся на 150 метров к северу от позиции, для обычного ежедневного отбрасывания противника из вырытых за ночь окопов. У него и его людей была привычка оставлять несколько мин и растяжек, чтобы Вьетминь мог их обнаружить и обезвредить вечером, но в этот раз их работа была труднее, чем обычно. Очевидно, бойцы Вьетминя учились на собственном опыте. Они навели несколько 120-мм тяжелых минометов на их место работы, по которому также стреляло 57-мм безоткатное орудие, выставленное на прямую наводку. Тем не менее, Тело снова преуспел в своей задаче и вернулся на ОП «Югетт-7» в 09.00 лишь с несколькими легкоранеными.

Затишье продолжалось в течение всего дня, дождь в примерно равной степени мешал зениткам противника и французским транспортным самолетам. Зенитки не поразили ни один из самолетов, но самолеты сбросили многие из грузов снабжения мимо. Лангле был обеспокоен, чувствуя, что в Ханое совершенно неправильно понимают ситуацию в Дьенбьенфу. Поэтому он решил, с согласия де Кастра, попытаться добраться туда на одном из санитарных самолетов, которые должны были приземлиться этой ночью. Лангле должен был встретиться в Ханое с Коньи и получить твердые обязательства об обороне Дьенбьенфу всеми силами. Он должен был прилететь на следующий день обратно и спрыгнуть с парашютом. План так и не осуществился. Битва будет вестись с тем, что было под рукой.

Лангле решил в последний раз обойти лично каждый из восточных опорных пунктов, с севера на юг. В штабе алжирского батальона он нашел командира, капитана Жана Гарандо, болеющего гриппом, но уверенного, что выдержит даже серьезную атаку. Лангле отправился дальше с ним, пока не обнаружил, что часть флангов «Доминик-2» удерживается вспомогательными частями тай, а «Доминик-5» подразделениями 2-го батальона тай. Лангле взорвался от ярости и приказал Гарандо немедленно сменить подразделения тай своими солдатами регулярной армии. Он нашел алжирцев подавленными и промокшими под дождем. Они не внушали доверия. И все же, сейчас Лангле не мог с этим ничего поделать. Он не мог направить свои драгоценные резервы десантников для удержания линии и рисковать остаться без надежных частей для немедленных контратак.

Лангле почувствовал себя намного лучше на ОП «Элиан». На нем присутствовали три командира батальонов, и десантники вперемешку с марокканцами. Жизненно важная краеугольная позиция всей оборонительной системы, «Элиан-2», казалась хорошо защищенной. Николя, командир 1-го батальона 4-го полка марокканских тиральеров, с удобством разместился в бетонном подвале дома французского губернатора. Как вы помните, руины дома использовались для строительства укреплений на «Элиан-2». С его крутыми склонами, высота казалась неприступной. Штаб опорного пункта возвышался над ровным участком местности, соединяющим его с юго-восточной оконечностью холма. Этот ровный участок назывался Елисейскими полями. Что беспокоило Лангле в южной части «Элиан-2», так это его близость к Лысой горе, чья круглая тыльная часть в значительной степени скрывала что за ней происходит. В то же время, французы были вынуждены отказаться от патрулирования Фальшивой горы. Как и предсказывали французские артиллеристы, коммунистам так и не удалось закрепиться на вершине Фальшивой горы. Вместо этого, они прорыли прямо через нее длинные туннели. В результате, хотя на видимой поверхности высоты ничего не изменилось, она превратилась в настоящие соты для автоматического оружия и безоткатных орудий коммунистов. На «Элиан-2» Лангле также хотел убедиться, что лучшие из имеющихся в распоряжении бойцов находятся на передовых позициях. Он распорядился усилить 2-ю роту 1-го батальона 4-го полка марокканских тиральеров капитана Нико ротой крутых десантников из 1-го парашютного батальона Иностранного легиона. Первый взвод роты лейтенанта Люсьани прибыл ближе к вечеру, оглядел Лысую гору, маячившую поблизости, затем с отвращением посмотрели на неглубокие траншеи, отрытые марокканцами. Они сразу же начали их углублять. Однако дело шло медленно, так как на холме находились практически единственные камни, имевшиеся в окрестностях Дьенбьенфу.

С силами, имеющимися в его распоряжении, Лангле сделал все что мог. Ключевые опорные пункты были обеспечены, хоть и размазанными тонким слоем, но первоклассными войсками. Основная часть резерва десантников располагалась теперь на восточном берегу Нам-Юм и им не пришлось бы пересекать мосты через реку под огнем. Танковый взвод Не был готов к бою, и даже «четыре-по-пятьдесят» с «Юнон» навели свои грозные восемь стволов с тысячи метров на фланги «Элиан-2». В 18.00 был дан приказ по батальонам проследить, чтобы люди получили горячую пищу в этот вечер, и еда была доставлена бойцам до 18.00. На ОП «Доминик» этот график строго соблюдался. На «Доминик-1» раздавали еду и десантники из 4-й роты 5-го вьетнамского парашютного батальона были в процессе выдвижения со своим оружием и снаряжением для замены там роты алжирцев. Люди собрались в ходах сообщения, собирая свое снаряжение и прочие вещи. Это был именно тот момент, когда начался смертоносный артиллерийский налет коммунистов на все ОП «Доминик», «Элиан» и район штаба. Началась битва за Пять Холмов.

Через несколько минут, мир казалось, начал разваливаться на части, на вершине «Доминик» и «Элиан». Штурмовые волны двух дивизий коммунистов следовали за огневым валом. Рота средних минометов 2-го пехотного полка Иностранного легиона лейтенанта Ребуля на «Доминик-1» понесла тяжелые потери прежде, чем ее наводчики успели дать свой первый залп.

Это был последний час для «Доминик-1» и «Доминик-2». Благодаря тщательной подготовке, пехота противника вышла из штурмовой траншей и взрывами проложила себе путь через минные поля и колючую проволоку так быстро, что залпы заранее подготовленного заградительного огня французской артиллерии ложились далеко позади атакующих волн коммунистов. На «Доминик-1» разбежались алжирцы и партизаны тай. Чтобы остановить панику, командир прибывшей на смену роты десантников из 5-го вьетнамского парашютного батальона лейтенант Мартине, приказал своим людям стрелять в любого кто побежит. Полностью отрезанные десантники, алжирские унтер-офицеры и уцелевшие из минометной роты сражались до последнего человека. Их жертва, перед лицом, по крайней мере, в десять раз более многочисленного врага, выиграла время для тылового района ОП «Доминик». В 21.50 рация «Доминик-1» замолчала.

На «Доминик-2» катастрофа произошла еще быстрее. В 19.00 Бижар передал по рации Лангле, который следил за ходом боя из штаба Гоше, что алжирцы капитана Гарандо полностью разбиты и бегут в направлении Нам-Юм. Лангле верил в силу «Доминик-2» был впечатлен заверениями его командира. Теперь это оказалось ошибкой. Гарандо, как ему и полагалось, оставался на остатках его опорного пункта и исчез вместе с ним в 20.00. Крошечный «Доминик-5», чисто символически удерживаемый 5-й ротой 2-го батальона тай, очевидно, не был в состоянии кого-либо остановить. Теперь все зависело от «Доминик-3». Если бы он пал, вся позиция ОП «Элиан» была бы обойдена с фланга и штурмовые отряды коммунистов в течение нескольких часов пересекли бы реку Нам-Юм и захватили бы незащищенный штабной район. Битва за Дьенбьенфу должна была закончиться.

Тем не менее, все что у «Доминик-3» было на пути пехоты противника, это еще одна рота алжирцев, чей боевой дух, был во всяком случае, ниже чем у гарнизонов «Доминик-1» и «Доминик-2». Алжирцы стали свидетелями уничтожения своих соотечественников и испытали на себе удар артиллерии коммунистов. Но на «Доминик-3» было еще одно подразделение: африканские артиллеристы лейтенанта Бранбрука, 4-я батарея 2-го дивизиона 4-го колониального артиллерийского полка. В сгущающихся сумерках, среди разбегающихся во все стороны алжирских тиральеров и перед лицом одетых в зеленое волнами пехоты коммунистов, четко различаемыми на фоне пылающих очертаний «Доминик-1» и «Доминик-2», доблестные артиллеристы в своих открытых двориках опустили свои орудия на минимальные углы возвышения и залп за залпом начали стрелять по скоплению пехоты. И случилось чудо. 312-я дивизия Народной армии была слишком близко для артиллерийской поддержки со стороны своих орудий. Штурмовые волны остановились и отпрянули от извергающих огонь орудий. Затем начали стрелять «четыре-по-пятьдесят» с «Ястреба-перепелятника». Их убийственно эффективные пули начали прочерчивать огненные линии в ночном небе, находя свою цель на склонах. Ряды пехотинцев коммунистов остановились, дрогнули и начали искать защиты в узкой долине за «Доминик-6». В панике они побежали прямо на новое минное поле, заложенное Лангле несколькими днями ранее. Там погибли две сотни бойцов Вьетминя.

В то время, как шло сражение за удержание ОП «Доминик», ОП «Элиан» подвергся атаке основной части 316-й дивизии. При виде краха алжирцев, две марокканские роты на ОП «Элиан» также заколебались. В 19.00 Ботелла доложил с «Элиан-4» что марокканцы, бежавшие с «Элиан-1» пересекли его позиции, но его собственные люди хорошо держаться под огнем. Дальше к югу «Элиан-2» находился под огнем с самого начала сражения и был перепахан артиллерией коммунистов. Безоткатные орудия и тяжелые пулеметы противника в склонах Фальшивой горы теперь проявили себя с разрушительным эффектом. От окопов на Елисейских полях ничего не осталось, и к 21.00 из всех войск остались только капрал и шесть десантников Иностранного легиона, окопавшиеся на южной оконечности «Элиан-2» четырьмя часами ранее. В 21.50 огонь по «Элиан-2» внезапно прекратился. Французские осветительные снаряды разлили свой призрачный свет над ничейной землей между Лысой горой и «Элиан». Она была заполнена пехотой противника, вылезающей из-под земли. В 22.10 от французского гарнизона в южной части «Элиан-2» не осталось ничего. Уцелевшие марокканцы мрачно закрепились в батальонном штабе среди руин резиденции французского губернатора.

В 23.00 рация майора Николя на «Элиан-2» перестала отвечать на тревожные запросы с командного пункта Лангле. Там Лангле вел сложную борьбу с противоречивым потоком первоочередных запросов, поскольку вдобавок к битве за Пять Холмов, развернулся удар подразделений 308-й дивизии коммунистов против опасно незащищенного ОП «Югетт-7». Молодой лейтенант Тело и сержант Клуатр были убиты прямым попаданием снаряда 57-мм безоткатного орудия в амбразуру их блиндажа. Оставшаяся часть 1-й роты 5-го вьетнамского батальона, казалось, попала в серьезную беду, когда пехотинцы Вьетминя начали вливаться в брешь, временно открытую замолчавшим северным блиндажом на «Югетт-7». Лангле в резкой форме отклонил запрос роты для проведения контратаки на «Югетт-7» от майора Клемансона. Битва за Пять Холмов привлекла все его внимание, потому что если бы той ночью пал ОП «Элиан», то всё, что бы ни случилось на «Югетт», представляло бы чисто академический интерес.

Оставался один вопрос. Следует ли Лангле немедленно вернуть утраченные позиции путем ночных контратак, или ему следует дождаться рассвета? В таком случае интересно наблюдать, какие трюки может сыграть с человеком память. Сам полковник Лангле утверждает в своем отчете о сражении, что если Дьенбьенфу и не был потерян в ту ночь, то во многом благодаря тому факту, что противник, удивленный быстротой, с которой он достиг целей, за которые рассчитывал сражаться всю ночь, не был готов использовать свой первоначальный прорыв. Лангле также считал, что «ночная контратака на утраченные позиции была невозможна. Это было бы сделано завтра, если бы было завтра».

Факты, описанные в журналах частей, другими участниками, а также запись радиосообщений, отправленных штабом де Кастра в Ханой, по-видимому, свидетельствуют об обратном. На самом деле, лейтенант Люсьани и оставшиеся десантники его роты начали контратаку в направлении вершины «Элиан-2» вскоре после полуночи. В жестоком рукопашном бою этот смешанный отряд французов, марокканцев и десантников Иностранного легиона отбросил врага и гнал его вниз по склону вдоль Елисейских полей. По мере продвижения контратаки в бой вступили два танка из взвода Не, усиленные частью еще одной роты 1-го парашютного батальона Иностранного легиона, возглавляемой лейтенантом Фурнье. Когда рассвело, изможденные защитники ОП «Элиан» смогли взглянуть вниз на ковер из тел противника, устилающий склоны на всем пути от ОП «Элиан» до Лысой горы. Эта контратака вполне могла провалиться в особенно критический момент незадолго до полуночи, когда Лангле, измотанный и находящийся под огромным напряжением экстренных сообщений от пяти пехотных и артиллерийских батальонов, предположил что молчание Николя и 1-го батальона 4-го полка марокканских тиральеров с вершины «Элиан-2» означало, что часть была уничтожена. На самом деле, похоже, произошла временная ошибка в настройке длины волны, поскольку, хотя Лангле и не мог слышать Николя, тот был очень хорошо слышен Бижаром, находившемся в окопе на ОП «Элиан-4». К счастью, Бижар прослушивал как каналы «Элиан-2», так и командный канал Лангле, с которого около полуночи он принял приказ от Лангле артиллеристам продолжать непрерывный обстрел по центру «Элиан-2», именно там где Николя и марокканцы вели свой последний бой.

- Отставить всем, - сказал Бижар. - Это говорит Брюно. Николя все еще держится, и если вы его не слышите, это потому что у вас сбиты настройки канала, но одному ему до рассвета не продержаться. Я высылаю ему одну из своих рот.

После этого Бижар отправил лейтенанта Траппа и его роту на «Элиан-2». Не то, чтобы он сам не был атакован, потому что «Элиан-4» был теперь на передовой. Третья рота 5-го вьетнамского парашютного батальона вынесла на себе основную тяжесть сражения. Эта рота потеряла то, что она меньше всего могла позволить себе потерять: трех своих французских офицеров. Весь ее взвод тяжелого вооружения был уничтожен. Наконец, на «Югетт-7» выживший взводный сержант Турнер взял на себя оборону северного блиндажа и в ожесточенном рукопашном бою закрыл прорыв Вьетминя. В 05.30 «Югетт-7» снова оказался в руках французов. Хотя потери были тяжелыми (французы потеряют 2093 человека в период с 28 марта по 2 апреля), они снова предотвратили катастрофу. Сейчас трудно оценить, не сыграл ли полковник де Кастр особенно достойной роли в ту ночь с 30 на 31 марта, когда, по словам различных очевидцев, именно он решил не дожидаться утра для контратак на «Элиан-2» и бросил туда наспех собранные роты десантников и Иностранного легиона. По-видимому, катастрофические уроки ОП «Беатрис» и «Габриэль» не остались незамеченными французами: чем позже начинается контратака, тем больше времени у противника, чтобы закрепиться на захваченной позиции, прикрыть ее огнем своей артиллерии, а также усилить ее свежими войсками.

Самая большая работа всё еще была впереди. Дьенбьенфу никогда не будет в безопасности, если «Доминик-2» и «Элиан-1» останутся в руках коммунистов — особенно «Доминик-2», который с учетом его 505-метровой высоты доминировал над всей позицией. Перед тем, как свалиться от недосыпа (он был на ногах с рассвета 30 марта), Лангле вместе с де Кастром, Сеген-Паззисом и Бижаром решили провести полную контратаку во второй половине дня 31 марта, включая в нее практически всю 2-ю воздушно-десантную группу (6-й колониальный парашютный батальон, 8-й ударный парашютный батальон и части 5-го вьетнамского парашютного батальона), усиленную 3-м батальоном 3-го пехотного полка Иностранного легиона майора Гран д`Энона, который должен был пройти маршем весь путь с ОП «Изабель», вместе с танковым взводом лейтенанта Прео. «Бизоны» капитана Эрвуэ также будут брошены в бой, как и вся артиллерия, которую следовало поберечь. Артиллерия сильно пострадала под огнем противника. 30 марта из двадцати четырех 105-мм были в строю двадцать одна гаубица, а также три тяжелых 155-мм. На 31 марта в строю осталось восемнадцать гаубиц, две 155-мм и семнадцать из тридцати двух 120-мм тяжелых миномета. На 04.30 1 апреля, когда были подсчитаны потери предыдущего дня, Дьенбьенфу уведомил Ханой, что артиллерия находится «в очень плохом состоянии». С уничтожением еще трех тяжелых минометов в течение дня ее эффективность составила половину того, что было раньше. Также она потеряла убитыми и ранеными восемьдесят пять человек, что истощило расчеты до такой степени, что они больше не могли обслуживать имеющиеся орудия. Кроме того, артиллерия на 31 марта почти исчерпала свои боеприпасы: семнадцать 105-мм выпустили в тот день невероятные 13000 снарядов, в то время как тяжелые минометы выпустили 1200 мин, а оставшиеся 155-мм израсходовали 855 снарядов.

31 марта погода улучшилась. Днем дожди прекратились и в небе начали появляться С-119 с их американскими пилотами, а также французские «Биркэты» и «Хеллдайверы». Но то, чего с нетерпением ожидали де Кастр, Лангле и Бижар - десант подкреплений — так и не появилось. Последние французские воздушно-десантные батальоны, находящиеся в Индокитае, были теперь собраны в Ханое. Они также были, возможно, лучшими, состоящими из французов из метрополии и иностранных легионеров с солидной примесью маленьких вьетнамцев и усиленные оставшимися подразделениями 35-го воздушно-десантного артиллерийского полка. Несмотря на то, что части недавно участвовали в тяжелых боевых операциях в Лаосе, они были усилены вновь прибывшими подкреплениями и укомплектованы до полного штата. Первым из этих батальонов, был уже высаживавшийся в Дьенбьенфу 2-й батальон 1-го парашютно-егерского полка, продолжавший традицию смелых десантных операций, восходящую к британским краповым беретам Специальной авиадесантной службы во Второй мировой войне. Им командовал жесткий агрессивный майор Жан Брешиньяк (известный всем как «Брешь»), который недавно подкрепил свою репутацию, захватив в Лаосе весь штаб 325-й дивизии коммунистов. Следующим батальоном, намеченным для Дьенбьенфу был 2-й парашютный батальон Иностранного легиона майора Юбера Лизенфельта, с его смесью из бывших немецких нацистов, испанских анархистов и полностью аполитичных вьетнамцев. Наконец, был 1-й колониальный парашютный батальон, под командованием молодого капитана Ги де Базена де Безона. Это был отряд ветеранов, которые впервые высадились в Индокитае в феврале 1947 года, а теперь находились во Вьетнаме во второй командировке. Имея в составе 911 человек, из которых 413 были вьетнамцами, это был самый большой воздушно-десантный батальон в Индокитае.

Еще вечером 30 марта де Кастр запросил выброску с парашютом дополнительного батальона, но запрос был временно отклонен, по-видимому, потому, что Ханой не мог решить, стоит ли Дьенбьенфу жертвы дополнительного батальона, или ему следует дать умереть с тем, что у него уже было. Так или иначе, не было представлено никаких удовлетворительных объяснений для того, что позже должно было произойти.

На рассвете 3-й батальон 3-го пехотного полка Иностранного легиона и танки Прео покинули ОП «Изабель» для запланированного прорыва к Дьенбьенфу. Всего в двух километрах к северу от ОП «Изабель», они попали на блокирующие позиции коммунистов у Бан Хо Лай и Бан Нхонг Нхай. Не было никакой возможности обойти эту позицию с фланга; подойти ближе к горам по обе стороны долины означало бы неминуемую катастрофу от рук артиллеристов противника. Чтобы пересечь затопленные рисовые поля у шоссе №41, пришлось бы замедлить операцию до ползания. 57-й полк Народной армии был готов и поджидал оперативную группу Иностранного легиона, когда она добралась до позиции противника. Теперь огонь открыли безоткатные орудия и базуки, а с обеих сторон батальона появилась пехота противника, берущая его в клещи. К 09.00 часть была полностью прижата, а танк «Нёмаш» получил прямое попадание из базуки и его пришлось отбуксировать обратно. В 11.50 3-й батальон 3-го пехотного полка Иностранного легиона сражался за свою жизнь. Слишком удаленные, чтобы поддержать основную атаку из Дьенбьенфу, легионеры были вынуждены вызвать артиллерийский огонь, чтобы прикрыть свой отход, а пехота Вьетминя преследовала их по пятам. Только танки не позволили отступлению превратиться в катастрофу. Несмотря на это, батальон потерял пятнадцать человек убитыми и пропавшими без вести и вернулся с пятидесятью ранеными в переполненный ОП «Изабель». Эта операция подтвердила факт, что прорывы к Дьенбьенфу отныне будут невозможны. ОП «Изабель» был сам по себе.

Контратака десантников на «Элиан» и «Доминик» началась в полдень, под командованием Бижара с «Элиан-4». С тревогой старшие командиры всматривались в небо в поисках «Банджо» (кодовое наименование самолетов с войсками на борту), в надежде, что в последнюю минуту Ханой даст им необходимую дополнительную живую силу. Тем временем, Турре с 8-м ударным парашютным батальоном отвечал за основной удар по «Доминик-2». В это же время собственный 6-й колониальный парашютный батальон Бижара, под командованием капитана Тома и части 5-го вьетнамского парашютного батальона должны были отбить ОП «Элиан-1», но основная масса контратакующих пришлась на 8-й ударный, которому пришлось, преодолев почти 400 метров под огнем, подняться на 150-метровую высоту. Они вышли с линии развертывания в 13.30, во главе с ротой капитана Пишлена. Пишлен, с американским карабином за правым плечом и в стальном шлеме, закрывающим его длинное угловатое лицо, бесшумно поднимался вверх за шквалом огня французской артиллерии и минометов, которые теперь накрыли вершину «Доминик-2». Один из его друзей говорил, что Пишлен был «как породистый конь, который будет скакать галопом, пока его сердце не разорвется». В 14.30 Пишлен и его люди, с быстро подтягивающейся основной частью 8-го ударного парашютного батальона вошли в дымящийся ад, который был вершиной «Доминик-2». Не осталось ничего узнаваемого от французских позиций, бывших там накануне. Сотни тел французов и вьетнамцев покрывали холм. Раз за разом терзаемые осколками снарядов, они начали разлагаться на солнце. Когда французы и коммунисты вступили в ближний бой на вершине позиции, артиллерия с обеих сторон прекратила огонь по холму. Противник, численностью почти в полк, немедленно перегруппировался для контратаки. И все же, капитан Пишлен в свои последние минуты на земле испытал удовлетворение, узнав что 8-й ударный отбил «Доминик-2». Он погиб через несколько минут от вражеской пулеметной очереди.

Маленькие вьетнамцы из 5-го вьетнамского парашютного батальона, чье героическое поведение в последние несколько дней компенсировало их неудачу у брода на «Габриэль» 15 марта, решительно двинулись вместе с 6-м колониальным парашютным батальоном на ОП «Элиан-1». «Элиан-1» был еще более опустошен после двадцати часов непрерывных обстрелов, чем «Доминик-2». Там не было ни укрытий, ни блиндажей, ни колючей проволоки — только воронки от снарядов, изуродованные тела и вонь гниющей человеческой плоти. Как только коммунисты были отброшены с позиций, на отвоеванные высоты обрушился контрбатарейный огонь Вьетминя. Десантные батальоны выигрывали свою битву дорогой ценой. Теперь пришло время резервам сменить их. В 15.00 Бижар доложил Лангле, что все цели достигнуты, но теперь для сохранения достижений дня абсолютно необходимы подкрепления.

- Никаких новостей от Брешиньяка?

- Из Ханоя ничего. Мы не знаем, какого черта они делают.

То, что по-видимому, делал Ханой, было попыткой разобраться в своем генеральном штабе. Насколько удалось установить, у генерала Коньи была светская встреча, которая заняла часть его вечера, и он даже не потрудился встретить своего главнокомандующего, когда тот прибыл в Ханой в 01.15 31 марта. Наварра в течение ночи информировали о ситуации. По словам Руа, чьи взгляды не лишены симпатии к Коньи, последний наконец явился в свой штаб в 07.45 и провел для ожидающего Наварра доклад, основанный на информации, полученной накануне до полуночи.

- Тогда, - сказал позже Руа генерал Наварр, - Я взорвался. Я наорал на него. И он в ответ высказал мне все, что он когда-то говорил остальным.

Теоретически все еще можно было отправить 2-й батальон 1-го парашютно-егерского полка, находящийся в боевой готовности в казармах десантников вблизи авиабазы Залям, за исключением одного факта: плотности зенитного огня противника над долиной. Один самолет С-47, который попытался снизиться 31 марта, был быстро сбит. Даже быстроходные «Хеллдайверы» ВМФ с авианосца «Арроманш» (которых десантники любили за риск, на который они шли, и за который они платили более высокую цену своими жизнями, чем ВВС) обнаружили, что пройти почти невозможно. Утром 31 марта командир 3-й палубной эскадрильи лейтенант Андриё и его стрелок, старшина 2-го класса Танни, попали под перекрестный огонь нескольких зенитных батарей возле высоты «Беатрис». Их самолет был уничтожен и оба погибли.

Поэтому было решено не рисковать массовой выброской десанта в дневное время, которая может привести к чрезмерным потерям. Тем не менее, нет никаких сомнений в том, что присутствие Коньи в ночь на 30 марта могло привести к принятию решения о своевременном десантировании 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка в Дьенбьенфу до рассвета 31 марта. Такой график дал бы ему достаточно времени, чтобы прийти в себя и сориентироваться перед атакой в полдень.

Два батальона десантников, которые весь день истекали кровью, удерживая высоты, теперь достигли предела своих возможностей. Не будет никакой смены. Не будет подкреплений из оставшихся в Дьенбьенфу, где Лангле уже собрал всех, на кого можно было положиться, кто не разбежится, как только попадет на линию фронта. Из своей открытой ячейки на «Элиан-4», где он жил последние сорок восемь часов, среди непрерывного грохота минометных мин и нервирующего постоянного шума своих раций, Бижар должен был принять мучительное решение добровольно отказаться от своих завоеваний за целый день, или потерять оставшиеся войска и местность в течение нескольких часов.

- У меня нет для вас резервов, - передал он по рации Турре, который все еще пробивал себе путь через последние очаги сопротивления на «Доминик-2», - Если не можете удержаться, отступайте.

В 15.30 8-й ударный именно это и сделал.

Раздался громкий торжествующий гул, когда первые волны пехоты Вьетминя снова хлынули на вершину «Доминик-2». В сложившихся обстоятельствах любая попытка защитить маленький «Доминик-5», безнадежно уступавший господствующей высоте «Доминик-2», стала бессмысленной. Бижар приказал Турре отвести тай для последнего боя на «Доминик-3». Не было смысла и дальше демонстрировать три оставшиеся гаубицы лейтенанта Бранбрука наступающей пехоте противника. Когда наступили сумерки, высокие африканцы вытащили тяжелые полевые орудия из грязи и с помощью оставшихся грузовиков отбуксировали их под огнем по мосту Бейли через Нам-Юм, к опорному пункту «Клодин». С исчезновением ОП «Доминик-2», ОП «Элиан-1» был снова обойден с фланга. В 18.00 с тяжелым сердцем Бижар приказал своим войскам отступить на ОП «Элиан-4».

В штабе даже неукротимый Лангле был подавлен безнадежностью ситуации. Резервов не осталось. Боеприпасов, даже если бы оставшиеся пушки могли выдержать фантастическую скорость огня предыдущего дня без разрывов, едва хватило бы на еще один день боев. Более того, к вечеру 31 марта Дьенбьенфу израсходовал свои ручные гранаты и 81-мм минометные мины. Самый жестокий удар был нанесен в виде краткого сообщения от разведки. Генерал Зиап прибыл в долину и лично принял командование сражением от генерала Хоанг Ван Тая. Вместе с ним прибыл китайский генерал Ли Чен Ху, который, как говорят, был советником Зиапа. Противник, по-видимому, решил этой ночью покончить с позициями на высотах. Зиап полностью осознавал решающее значение восточных холмов. В переработанном издании своей книге о Дьенбьенфу, Зиап пишет что «Высота А1, наиболее важная из Пяти Холмов, являлась последним оборонительным бастионом центрального сектора, и борьба за неё была особенно ожесточенной».

Примерно в 22.00 Лангле сообщил Бижару, что он может сам решать, можно ли удержать ночью остатки ОП «Доминик» и «Элиан». Теперь все зависело от решения нижестоящего офицера, который в течение прошлой ночи выполнял обязанности командира бригады в наихудших из возможных условий, и который в течение последних 48 часов почти не ел и почти не спал. Ответ Бижара пришел через рацию AN/PRC10, который могли услышать большинство командиров батальонов (а также коммунисты, которые были полностью оснащены трофейными радиостанциями):

- Мой полковник, пока у меня остался в живых хотя бы один человек, я не сдам «Элиан».

«Элиан» теперь означало «Элиан-2». С наступлением ночи темно-зеленые орды пехоты коммунистов начали появляться из-за Лысой горы, хлынув через разрушенные заграждения из колючей проволоки на южном конце «Элиан-2» и начали подниматься по залитому кровью коридору Елисейских полей. Лейтенант Люсьани и его смешанная команда из бойцов 1-го парашютного батальона Иностранного легиона, марокканцев из 1-го батальона 4-го полка марокканских тиральеров и сводный отряд лейтенанта Ранкуля из легионеров и тай 1-го батальона 2-го пехотного полка Иностранного легиона были наготове. Теперь ситуация казалось безнадежной. Численное превосходство пехоты противника (вероятно, в атаке участвовали почти два вражеских полка) было настолько подавляющим, что французский гарнизон, очевидно, был бы растоптан нахлынувшей на него человеческой волной.

В этот момент, ровно в полночь 31 марта, раздался хриплый рокот танков М-24 капитана Эрвуэ, пересекавших мост Бейли и с грохотом несущихся по шоссе №41 к высотам. Но противник был готов. Заранее наведенные 57-мм безоткатные орудия поджидали танки. Источник со стороны коммунистов дал нам яркое описание контратаки танков на «Элиан-2». Он принял форму донесения от передового артиллерийского наблюдателя Вьетминя, передающего данные для стрельбы с помощью простого языкового кода, который, несомненно, не смог бы обмануть никого, кто потрудился бы прослушать:

- Клиенты прямо на красной линии. Запросите менеджера для расчетов по платежам. Два быка клиентов снесли кофейню. Запросите босса немедленно доставить тыквы, тыквы-горлянки, дыни…

Сразу же после его запроса снаряды всех калибров посыпались дождем на черный рой пехоты и ревущие танки, которые поднимались в гору. Дым рассеялся, черные вражеские рои значительно поредели. Еще одна атака была отбита.

Рассказчик-коммунист не преувеличивал. Ведущие танки взвода сержанта Не, «Эттлинген» и «Смоленск» получили попадания 57-мм снарядов — в первый шесть, во второй — два. Но оба смогли продолжить бой. В 04.00 сам Эрвуэ, с обеими руками в гипсовых повязках, решил повести в бой оставшиеся танки взвода аджюдана Каретта. На этот раз, массированное применение танков, сколь мало бы их ни было, смогло ослабить и сдержать атаку противника. Но войска противника также были отборными частями и легко они не сдавались. Командный танк «Базель» получил прямое попадание из базуки в уязвимое место и был объят пламенем, ранив Эрвуэ, Каретта и сержанта Салона. Танк «Мюлуз» также получил попадание из базуки, но остался в бою до конца. Когда рассвело, Люсьани и его разношерстное войско все еще удерживали вершину «Элиан-2». Бижар и оставшиеся десантники 6-го колониального парашютного батальона все еще удерживали «Элиан-4», а 8-й ударный парашютный батальон все еще удерживал «Доминик-3». На вершине «Элиан-2» черная туша танка «Базель» стала ориентиром, подобно одинокому баньяну, стоявшему рядом с руинами дома французского губернатора, голые ветви которого указывали в небо, словно рука скелета.

На «Югетт-7» тяжелые минометы 312-й дивизии простреливали брешь в районе северного бункера, который удерживал сержант Тюрно, вместе с уцелевшими из взвода лейтенанта Тело. Не получив подкрепления, капитан Бизар решил воспользоваться очевидной неспособностью бойцов регулярных частей Вьетминя приспособиться к непредвиденной ситуации. Бизар отошел из северной и центральной частей опорного пункта и отступил в два южных блиндажа, которые все еще оставались нетронутыми. В 23.00 противник начал штурм с механической точностью, обстреляв брошенный северный блиндаж, а затем ворвался в центральную часть опорного пункта, в котором было мало места для маневра. В этот момент французская артиллерия накрыла район фугасами. На рассвете 1 апреля 1-я рота 5-го вьетнамского парашютного батальона с французским капитаном во главе, поднялась из своих блиндажей и щелей, и с громким криком бросилась на остатки частей Вьетминя. К 10.35 того утра весь «Югетт-7» снова был в руках французов.

Четверг, 1 апреля 1964 года

Апрель начался с облачного покрова над долиной. На «Элиан-2» рота 6-го колониального парашютного батальона и выжившие десантники Иностранного легиона Люсьани снова спустились на Елисейские поля в попытке улучшить свое положение на холме. Но противник опять превосходил их в численности, и его артиллерия и минометы были по-прежнему наведены на потерянную местность. Атака была остановлена после того, как десантники Иностранного легиона потеряли еще 16 убитыми, 27 ранеными и 4 пропавшими без вести. На самом деле, оба парашютно-десантных батальона понесли тяжелые потери в течение всей прошлой недели. 6-й колониальный парашютный батальон потерял 46 убитыми и 183 ранеными, а 1-й парашютный батальон Иностранного легиона заплатил за удержание «Элиан» 40 убитыми, 189 ранеными и 8 пропавшими без вести, в том числе пятью офицерами и одиннадцатью сержантами. Тем не менее, контратака позволила отбить 120-мм французский миномет и улучшить позицию в направлении «Элиан-1». В тот день Бижар повысил капрала Рене Сантенака до звания сержанта, за доблесть на «Элиан-2». Сантенак погибнет четыре года спустя, от пули алжирского националиста в песках Сахары, все еще сражаясь бок о бок с Бижаром.

Смешанная рота Иностранного легиона лейтенанта Ранкуля, понесшая накануне вечером тяжелые потери на «Элиан-2», вернулась в свой родной батальон на «Югетт». Оттуда другая смешанная рота, под командованием лейтенанта Спозио начала опасный поход на север, чтобы сменить сильно измотанную 1-ю роту 5-го вьетнамского парашютного батальона на «Югетт-7». После своей победы прошлой ночью маленькие вьетнамские десантники капитана Бизара держались гордо, когда маршировали под прерывистым артиллерийским огнем через весь лагерь. Они доказали, что могут сражаться так же хорошо, как и любая другая десантная часть, если ими хорошо управлять и дать четкую задачу. В 14.00 пришло радиосообщение с отдаленной позиции «Франсуаза», в километре к западу от «Югетт», где в течение последних двух недель аджюдан Канте командовал двумя небольшими вспомогательными ротами тай. Как и на «Анн-Мари», тай, напуганные непрерывным артиллерийским огнем, постоянным потоком потерь в патрулях и под влиянием пропаганды противника, разлагались. В отличии от того, что произошло на передовых позициях «Анн-Мари», на «Франсуазе» процесс шел достаточно постепенно, чтобы 1-я и 2-я роты 1-го батальона 2-го пехотного полка Иностранного легиона выдвинулись и подобрали минометы и пулеметы маленького опорного пункта, прежде чем отступить с французскими и тайскими кадровыми бойцами. Лангле испытывал отвращение к действиям вспомогательных отрядов тай, хотя следует помнить, что они не были обучены окопной войне. Он приказал, чтобы все, кроме унтер-офицеров, были разоружены и использованы в качестве рабочей силы — кули.

Фактически, от тай в качестве рабочих тоже было мало пользы. Они растворились в лабиринте заброшенных блиндажей и траншей в скалах ОП «Доминик» и на берегах Нам-Юм, присоединившись к сотням алжирских, марокканских и вьетнамских дезертиров, которые оставили свои подразделения на линии фронта и теперь жили на отдельном островке внутри умирающего укрепрайона. Они совершали ночные вылазки, воруя припасы, сброшенные с парашютов, и даже оружие и боеприпасы. Они действовали на оживленном черном рынке, и командирам подразделений, в некоторых случаях, приходилось упрашивать их отдать неверно сброшенные специальные продукты для госпиталей, или батареи для раций. Время от времени Лангле подумывал о том, чтобы в самом деле атаковать «Нам-Юмских крыс», как их называли в лагере, но он отказался от этой идеи, когда стало ясно, что такая перестрелка внутри лагеря может привести к полному краху некоторых североафриканских и вьетнамских частей, которые держались со своими товарищами из французов и Иностранного легиона до самого конца. Каждая длительная осада знала примеры «внутренних дезертиров» и Дьенбьенфу не был исключением. В какой-то момент, десантники и легионеры, соседи «Нам-Юмских крыс» аккуратно решили проблему их несколько негативного вклада в оборону Дьенбьенфу, перекрыв ходы сообщения вокруг района дезертиров, вынудив их в случае нападения противника либо сражаться за свою шкуру, либо бежать из своих крысиных нор и убежищ, что означало бы для них гарантированное уничтожение.

В 09.00 в Ханое состоялось важное совещание по оценке новой ситуации в Дьенбьенфу. В нем участвовал генерал Коньи и его заместитель по материально-техническому обеспечению, бригадный генерал Рене Массон, генерал Дешо из французских ВВС, и несколько ключевых штабных офицеров Северного командования. Коньи интересовала возможность еще раз использовать одну из южных зон высадки, таких как «Симона» и «Октавия», которые были предложены Дьенбьенфу в качестве альтернативы убийственно сложному подходу к основной зоне выброски внутри периметра. Полковник Нико, командующий транспортной авиацией, горячо утверждал, что его самолетам придется лететь длительное время на постоянном курсе на высоте 300 метров перед лицом тяжелых зенитных орудий и что они будут «истреблены». И полковник Сованьяк, отвечавший за все десантные пополнения, добавил, что тот же аргумент может быть применен к его десантникам, которые будут в течение целых пяти минут полностью во власти огня противника, прежде чем им удастся перегруппироваться.

Дешо также возражал против южных зон выброски по другой причине: их точное местоположение было скомпрометировано тем, что 31 марта Дьенбьенфу сообщил о нем по рации, без каких-либо попыток шифрования, командному самолету. Случаи подобной небрежности в обеспечении безопасности связи были зафиксированы в середине апреля наблюдателями французской прессы, пролетавшими над Дьенбьенфу и должны быть приняты во внимание, как одна из причин невероятной точности зенитного огня коммунистов.

Затем Сованьяк предложил то, что по его мнению, было «единственно возможным решением: ночная высадка личного состава одиночными самолетами, прилетающими с нерегулярными интервалами». Он выступал против массовой выброски полных батальонов, как из-за возможности высоких потерь, так из-за «непреодолимых опасений проблем снабжения, нет смысла увеличивать их для получения очень неопределенного преимущества». Большинство остальных присутствующих старших офицеров немедленно одобрили эту идею, тем самым лишив Дьенбьенфу массированного подкрепления, которое было бы единственным его спасением и которое в предыдущий день спасло бы ОП «Доминик».

Характерным образом, Коньи одобрил мнение своих подчиненных и пришел к выводу, что массовая переброска подкреплений с воздуха «может разумно осуществится только за пределами долины, либо в виде батальона, который может попытаться присоединиться к Дьенбьенфу; или путем расширения боевых действий в тылу (противника)». Другими словами, Коньи 1 апреля оставил все надежды на усиление гарнизона как такового, но все еще был готов рискнуть, вероятно, 30000 своих войск для диверсионной операции из дельты Красной реки.

Оба этих решения, как следует из протокола совещания, были оставлены для утверждения главнокомандующим Наварром. Единственное решение, которое Северное командование, самостоятельно приняло к исполнению в полном объеме, состояло в том, чтобы лишить гарнизон подкреплений, или направлять их по капле. Результаты были очевидны.

Внутри Дьенбьенфу каждый человек, желающий и способный сражаться, стал ценным товаром. Подразделения были перетасованы, отделение за отделением, чтобы укрепить существующие позиции. Прибытие огнеметного расчета из 1-го батальона 2-го пехотного полка Иностранного легиона на «Элиан-2» в ночь на 1-е апреля считалось значительным подкреплением. Наконец, в 20.30 над долиной послышался гул транспортных самолетов: «Банджо» доставляли 2-й батальон 1-го парашютно-егерского полка.

Внезапно, разверзся настоящий ад. Зенитки Вьетминя открыли огонь по неуклюжим транспортникам, которые должны были следовать заданным курсом прямо над южным концом взлетно-посадочной полосы. Зона выброски сократилась до менее чем 500 метров в длину и по ширине едва доходила до края рулежной дорожки. Кроме того, она была завалена обломками более дюжины самолетов. И было невозможно выбросить с парашютом более половины группы за раз. Напряжение, которое испытывали пилоты, вынужденные лететь, удерживая строй в узкой долине, где их самолеты сотрясали залпы дружественной артиллерии, было невероятным. В то время как оставшаяся часть транспортной группы летела, удерживая строй, 4-я рота 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка под командованием лейтенанта Субриза и аджюдана Реброена, а также командная группа батальона и орудийный расчет из 35-го воздушно-десантного артиллерийского полка, успешно приземлились, потеряв семь человек, пять из которых были ранены в воздухе. Остальной части батальона пришлось вернуться в Ханой, потому что медлительность выброски войск мешала сбрасывать срочно необходимые боеприпасы и другие грузы снабжения.

На командном пункте Лангле результаты десантирования этой ночью были сочтены катастрофическими. Если бы людей стали перебрасывать в укрепрайон такими же темпами, то не было бы никакой возможности компенсировать ежедневные потери, не говоря уже об усилении истощенных батальонов. А они были истощены. Парашютный батальон Иностранного легиона и 6-й колониальный парашютный батальон насчитывали четыре небольшие роты, по 100 человек каждая, и в тот же день Ботелла реорганизовал свой прореженный 5-й вьетнамский парашютный батальон в три роты, каждая численностью по два взвода. Нужно было что-то делать, и делать быстро. По мнению Лангле и других офицеров-десантников, это означало отказ от общепринятых правил того, что составляло надлежащую зону выброски. Их предлагалось просто сбрасывать над всем укрепрайоном, независимо от колючей проволоки, огневых позиций и радиоантенн. Этому предстояло стать объектом невероятно ожесточенной процессуальной борьбы между боевым командованием в Дьенбьенфу и десантной бюрократией в Ханое, в частности, начальником воздушно-десантного командования, полковником Сованьяком. Сованьяк до конца настаивал на необходимости использования должным образом установленных зон выброски, и только квалифицированными десантниками, с необходимым количеством тренировочных прыжков. С другой стороны, Лангле настаивал на том, что в основном парашют был просто удобным способом выбраться из самолета в воздухе и мог быть использован любым человеком, достаточно проворным чтобы спрыгнуть с трамвая. Лангле оказался прав.

Самая критическая атака этого дня произошла поздно ночью. В 22.00 312-я дивизия возобновила атаку на несчастный ОП «Югетт-7», чья звездообразная планировка давно исчезла под ударами артиллерии французов и коммунистов. В 23.00 второй удар 312-й дивизии обрушился на «Югетт-6». Если «Югетт-6» и «Югетт-7» дрогнули, Дьенбьенфу потерял бы контроль над своим аэродромом. Не сумев добиться быстрой победы на Пяти холмах, Зиап был теперь полон решимости добиться ее, уничтожив линию жизни Дьенбьенфу. Битва за «Югетт» вот-вот должна была начаться.

1 апреля Дьенбьенфу израсходовал 4500 артиллерийских снарядов. Большая часть боеприпасов, сброшенных в тот день, попала на позиции противника, а двадцать пять процентов транспортных вылетов, были прерваны. Улучшившаяся погода позволила французским военно-воздушным силам и военно-морскому флоту выполнить девяносто девять боевых вылетов.

Пятница, 2 апреля 1945 года

В течение ночи давление противника на северные опорные пункты «Югетт» также усилилось. Дезертир со стороны коммунистов (невероятно, но были некоторые из бойцов Вьетминя, которые все еще верили в возможность победы французов), сообщил французам, что по его отряду ходили слухи о том, что если те продержатся до 15 апреля, Вьетминь откажется от своей попытки сокрушить их. Тем не менее, были основания полагать что Зиап пытается убедиться, что ему не придется выполнять это обещание.

К 04.00 тучи вражеской пехоты были внутри «Югетт-7». На этот раз артиллерия Вьетминя позаботилась, чтобы они не попали в очередную ловушку. Все позиции батарей французов попали под интенсивный огонь противника и бо-дой Вьетминя позаботились, чтобы в блиндажах не осталось французских пехотинцев, способных оказать сопротивление. Но в ожесточенных рукопашных боях смешанная рота лейтенанта Спозио из иностранных легионеров, вьетнамцев и тай продержалась всю ночь в одном из угловых блиндажей против навалившихся всей массой двух с лишним батальонов коммунистов. Несмотря на сильный артиллерийский огонь, майор Клемансон приказал капитану Бизару прорваться к «Югетт-7» с любыми частями, которые он сможет собрать. Их набралось два взвода 1-й роты 5-го вьетнамского парашютного батальона и один оставшийся взвод 4-й роты 1-го батальона 2-го пехотного полка Иностранного легиона, который придержали при проходе через «Югетт-1». В сопровождении трех уже сильно поврежденных танков раненного Каретта, которыми командовал сержант Буссрез, небольшая группа из 100 человек пустилась бегом по кажущейся бесконечной равнине к западу от аэродрома. Они миновали «Югетт-6», находящийся под сильным давлением противника, но еще способный постоять за себя, а затем ворвались на пылающий «Югетт-7». Ситуация там была отчаянной. В одном углу позиции еще слышалось хриплое стаккато нескольких французских автоматов, которым противостояли резкие выстрелы безоткатных орудий Вьетминя. И все же, еще раз, психологический шок от танков и легионеров сделал свое дело. Пехота противника начала отступать, и, к собственному удивлению, французы оставили «Югетт-7» за собой. Лейтенант Югёйнин, заместитель Спозио, исчез, но сам Спозио был в последнем уцелевшем блиндаже, тяжелораненый, с тринадцатью выжившими и тремя мертвецами.

Эта маленькая победа ничего не изменила. Оставленные высоты «Анн-Мари-1» и «Анн-Мари-2», теперь ощетинившиеся безоткатными орудиями и минометами противника, все еще смотрели в глотку «Югетт-7», который был настолько основательно перепахан, что его пришлось бы восстанавливать под огнем противника и поддерживать бесконечными вливаниями пехоты. Но для этой цели пехоты вокруг просто не было. Судя по результатам воздушного десантирования прошлой ночью, в результате которого, наконец, было получено четыре жалких группы десантников из 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка, было бы самоубийством пытаться обеспечить достаточное количество подкреплений, чтобы поддерживать как битву на Пяти холмах, так и битву за «Югетт». Каким бы мучительным не был выбор, в 08.05 Лангле принял решение отказаться от «Югетт-7». Оставшиеся в живых отступили с оставшимся вооружением. Один взвод был оставлен в качестве дополнительного подкрепления на «Югетт-2». Бизар вернулся к полудню на основную позицию. Первый раунд битвы за «Югетт» остался за Вьетминем.

Коммунисты также преуспевали в артиллерийской дуэли. В 08.45 Дьенбьенфу доложил Ханою, что орудийные расчеты как в ОП «Изабель», так и в Дьенбьенфу были уничтожены, и что истребителям французских ВВС и ВМС придется вести контрбатарейный огонь по позициям артиллерии коммунистов вблизи «Беатрис». К тому времени в ОП «Изабель» осталось четыре исправных 105-мм гаубицы и еще восемь в Дьенбьенфу. После семидесяти двух часов непрерывных боев их орудийные расчеты находились в кататоническом состоянии. Конечно, артиллеристы обучили некоторых пехотинцев поблизости как использовать орудия, но они не могли надеяться заменить умирающих и раненых артиллерийских офицеров и сержантов, которых уничтожали словно мух, в их открытых орудийных двориках.

На «Элиан-2» смешанная команда Люсьани из марокканцев, легионеров и десантников все еще упорно перемалывала закрепившихся на Елисейских полях коммунистов. Французская артиллерия, наконец, пристрелялась по огневой базе коммунистов на Лысой горе, и Бижар отправил большую часть 1-го парашютного батальона Иностранного легиона в лобовую атаку по центру «Элиан-2», в то время как боевые самолеты французов, включая несущие напалм


С-119, успешно изолировали «Доминик-1», «Доминик-2» и «Элиан-1». С наступлением ночи ОП «Элиан-2» был почти полностью в руках французов, а остатки пехоты коммунистов, вернулись в ущелье между Фальшивой горой и Старой Лысой, подвергаясь обстрелу французской артиллерии. Но цена этой победы снова оказалась велика. 1-й батальон иностранного легиона потерял 13 убитыми, 9 пропавшими без вести и 23 ранеными, включая командира батальона майора Гюро. Теперь его место занял капитан Франсуа Вьель. 6-й колониальный парашютный батальон сократил свою численность до пятидесяти процентов.

Когда французы вернулись на исходные позиции, артиллерия коммунистов начала интенсивный обстрел «Элиан-2». Оказавшись на открытом месте, на плохо организованных позициях, которые они только что отбили, десантникам вновь пришлось отступить в 19.30, когда пехота коммунистов снова начала просачиваться через восточный склон «Элиан-2». Наконец в 22.30 артиллерия противника оставила «Элиан-2» в покое, но методичное прогрызание пехотой Вьетминя продолжалось.

В 18.30, когда наступила ночь, транспортники с десантниками операции «Банджо» вновь появились в небе над Дьенбьенфу и начали медленно сбрасывать подкрепления над аэродромом. Бульдозеры саперов расчистили поле от усеивавших его обломков самолетов. Несмотря на мольбы Лангле о том, что было бы безопаснее выбросить людей по всей центральной позиции, чем на аэродроме, который коммунисты держали под непрерывным обстрелом, правила десантирования продолжали преобладать. В результате наращивание 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка шло мучительно медленно — тем более, что абсолютный приоритет должен был быть отдан восполнению уничтоженных артиллерийских расчетов. Тридцать два человека из 35-го воздушно-десантного артиллерийского полка во главе с лейтенантом Ж. М. Жюто той ночью прыгнули в Дьенбьенфу, вместе с семидесятью четырьмя бойцами подкрепления и тремя вьюками со снаряжением для 4-й роты 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка лейтенанта Субриза, которая стала достаточно сильной, чтобы ее можно было использовать как отдельное подразделение на «Элиан-3».

Группа из двенадцати вьетнамцев батальона, по-видимому, была сброшена неправильно, и больше о ней ничего не было слышно. Группа №11 была неправильно сброшена на удерживаемый противником «Доминик-2», в 1500 метрах к северо-востоку от «Т» зоны выброски и потеряла всех, кроме трех человек. Такие ошибки были необъяснимы в ту ночь, потому что зона выброски была четко обозначена и «Приватир» ВМС проверил видимость маркеров; но причина была очевидна — некоторые пилоты были более впечатлены огнем противника, чем другие. Было ясно, что продолжать сражение при норме подкреплений в пятьдесят человек за ночь будет невозможно. Фактически, штаб де Кастра подсчитал, что даже при норме высадки 100 человек за ночь Дьенбьенфу сможет продержаться еще только пятнадцать дней, даже если предположить, что противник не будет постоянно продолжать наступление. Насколько необоснованным было это предположение, было продемонстрировано в ту же ночь, когда сильное давление на «Элиан-2» опять усилилось, а затем внезапно достигло своего пика в крупномасштабной атаке на «Югетт-6». Радиограмма в Ханой, отправленная командной радиостанцией в Дьенбьенфу, в 02.15 была настолько обычной, что даже не была отмечена специальным оперативным приоритетом: «Последние резервы отправлены на «Элиан-2»».

Суббота, 3 апреля 1954 года.

Ночь с 2 на 3 апреля для ОП «Югетт» выдалась трудной. Не только «Югетт-6» подвергся мощной атаке, но в 05.00 лазутчики коммунистов подорвали бангалорскими торпедами внешние заграждения из колючей проволоки на «Югетт-1». «Югетт-1» был практически полностью окружен окопами коммунистов. Но не было никаких сомнений в том, что объектом следующей атаки станет «Югетт-6» с его небольшим гарнизоном из 100 иностранных легионеров под командованием лейтенанта Растуйя. Во всяком случае, «Югетт-6» был еще более уязвим, чем «Югетт-7», находясь в конце полностью открытой взлетно-посадочной полосы аэродрома. В течение последних пятнадцати дней небольшой гарнизон мало что делал, кроме как удерживал свои позиции, контратаковал, где мог, и засыпал траншеи коммунистов, неумолимо прокладывавших себе путь к опорному пункту.

У гарнизона «Югетт-6» мрачный пример «Югетт-7» был прямо перед глазами. В полдень Вьетминь усилил деморализацию гарнизона небольшим, но точно рассчитанным актом психологической войны. Напротив «Югетт-6» появился боец регулярных сил коммунистов под белым флагом и сообщил французам, что им будет предложено короткое перемирие, чтобы они отправились и забрали раненых в бою за «Югетт-7». Старшие сержанты Катцянер и Стерзинг вызвались добровольцами, чтобы отправиться на позиции коммунистов с группой носильщиков, чтобы забрать своих товарищей. На стороне коммунистов действительно лежали четверо носилок, но вместо ожидаемых раненых, на них лежали четыре мертвеца, чьи тела были изуродованы до неузнаваемости. Возможно, именно вид этих изуродованных тел стал последним психологическим шоком, поскольку в тот же день двенадцать легионеров дезертировали с «Югетт-6», оставив свое оружие и перебравшись через колючую проволоку на сторону коммунистов. В тот день также произошла небольшая катастрофа. Два резервуара для воды, которые до сих пор обеспечивали гарнизон запасом чистой питьевой воды и таким образом, держали под контролем кишечные заболевания, были пробиты снарядами противника, что усугубляло остальные физические страдания людей.

В 19.25 началась атака коммунистов на «Югетт-6». Дьенбьенфу немедленно запросил поддержку с воздуха, с временем прибытия в течение тридцати минут. Новая атака развернулась на восточном фланге «Югетт-6» и поначалу развивалась довольно быстро. Лангле решил пожертвовать последним драгоценным резервом: ротой капитана Десмона из 8-го ударного парашютного батальона с опорного пункта «Ястреб-перепелятник». Во главе с тремя танками сержанта Не небольшая группа под сильным огнем пронеслась по пустому аэродрому, перевела дух под иллюзорной защитой обломков транспортника С-47 и врезалась в юго-восточный фланг острия 312-й дивизии. На этот раз противник был застигнут на открытом месте превосходящей огневой мощью, и три «Бизона» устроили пахоту среди дезорганизованной пехоты коммунистов. В течение тридцати минут, так же внезапно, как и появился, противник начал отступать, преследуемый огнем танков. Последние оставались, как верные сторожевые псы, до поздней ночи. Когда стало понятно, что у противника нет планов для немедленной новой атаки, они и десантники Десмона начали медленно отходить на юг.

Самым большим успехом этой ночи была высадка с парашютами заметной части 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка Брешиньяка. Это последовало за гомерическим обменом репликами между Лангле и старшим офицером ВВС, командовавшим операцией «Банджо». В 20.00 транспортники с войсками летали, держа строй, над Дьенбьенфу, ожидая пока затихнет бой на «Югетт-6» (и перестанут летать осветительные ракеты, которые сбрасывали для поддержки контратаки). Отчаявшийся Лангле снова предвидел лишь малую толику подкреплений, если военно-воздушные силы будут настаивать на их высадке только в разрешенной зоне выброски. Альтернативной было проигнорировать правила выброски с воздуха и сбросить людей прямо на центральную позицию. Лангле поджег бочку с бензином в качестве маркера зоны высадки на краю Нам-Юм и приказал руководителю прыжков начать высадку. Когда последний опять возразил, что зона выброски «не соответствует правилам», Лангле просто заявил:

- Черт бы вас побрал! Вы можете сказать полковнику Сованьяку, что я беру на себя ответственность за нарушения в зоне высадки. Сбрасывайте этих парней!

На этот раз Лангле полностью одержал верх. Основная часть 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка начала приземляться по всей внутренней части укрепрайона. Несчастные случаи, конечно, были, но в гораздо меньшей степени, чем можно было ожидать. Когда на рассвете 4-го апреля высадка прекратилась, 305 человек и шестнадцать мягких контейнеров со снаряжением (то есть, основная часть штаба и штабной роты, 3-я рота и половина 2-й роты) благополучно приземлились в Дьенбьенфу. Общие потери составили двое убитых огнем противника и десять раненых, большинство из которых получили при прыжке лишь незначительные травмы. Командир батальона, майор Брешиньяк, сам приземлился в колючей проволоке возле землянки Лангле и присоединился к последнему, оставив свои штаны на проволоке. Его заместитель, капитан Кледик приземлился к северу от ОП «Ястреб-перепелятник» перед минометной ротой лейтенанта Аллэра. Но ни один человек не был сброшен по ошибке к врагу.

В дополнение к десантникам, были высажены подкрепления, не из состава парашютистов, необходимые для различных технических служб в укрепрайоне. По этому вопросу между Дьенбьенфу и бюрократами воздушно-десантных войск в Ханое велись долгие и ожесточенные дебаты. Сначала последние просто отказывали в прыжках любому, кто не прошел полный цикл подготовки к прыжку. Лангле считал, что к тому времени как Ханой прочешет Индокитай в поисках людей, обладающих необходимыми навыками, в укрепрайоне не останется связистов, артиллеристов и танкистов, которые были бы квалифицированы для прыжков и добровольно вызвались на службу в Дьенбьенфу. Сначала просьба Лангле позволить не имеющему прыжковой квалификации техническому персоналу прыгнуть в долину осталась без внимания. Но по мере того, как битва поглощала полные подразделения и специалистов всех видов, стало ясно, что учебный центр по подготовке воздушно-десантных войск не смог предоставить квалифицированных парашютистов в достаточном количестве. Правило, требующее квалификацию для прыжков, было отменено. «Устав» был отброшен. Более того, известно, что второй и третий прыжки с парашютом психологически сложнее, чем первый. Проблема необходимости прыгать сразу после парашютной подготовки в пылающую долину, пересекаемую пулеметным и артиллерийским огнем, а также с подбитых зенитками самолетов, часто приводила к большому количеству отказов от прыжка в последнюю минуту. Как оказалось, потери при прыжках среди тех, кто ранее не прыгал и впервые «попали в стропы» над Дьенбьенфу, были такие же низкие, как и среди полностью квалифицированных десантников.

Всего в Дьенбьенфу было сброшено по воздуху 4227 человек подкреплений, из которых 3596 были квалифицированными парашютистами, и 681 прыгали без квалификации. Последние были отобраны из группы в 2594 добровольца, набранных из подразделений по всему Вьетнаму, и состоявшей из 2048 европейцев, 451 выходца из Северной Африки и Африки, и 95 вьетнамцев. В Дьенбьенфу мужество, по-видимому, не имело национальности.

Вместе с десантниками в ту ночь в Дьенбьенфу прыгали два молодых офицера бронетанковых войск, старший лейтенант Адено и лейтенант Манжелль. Они заменили раненых капитана Эрвуэ и аджюдана Каретта.

Воскресенье-понедельник, 4-5 апреля 1954 года

Ночь была довольно спокойной, за исключением нескольких патрулей коммунистов, бродивших вокруг «Клодин-4» и «Клодин-5» на западе. Между 03.30 и 05.30 легионеры майора Кутана из 1-го батальона 13-й полубригады открыли огонь по нескольким бо-дои, пытавшимся прорваться через колючую проволоку и прогнали их.

С рассветом не выспавшиеся бородатые защитники Дьенбьенфу на короткое время увидели зрелище, которого они не видели уже месяц: десантники Брешиньяка из 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка, в полной выкладке, стоявшие прямо в своей все еще опрятной камуфлированной униформе, с уложенными по всем правилам ранцами, безупречно чистыми автоматами и карабинами, висевшими на груди или плечах, выстроились в длинную цепочку, когда они начали свой марш через весь лагерь в свое новое расположение на «Элиан-10» и «Доминик-3». На короткое время показалось, что само время остановилось. Муссонные дожди прекратились, и лишь несколько облаков висело над вершинами гор на краю долины. Воздух был легким и сухим, и даже артиллеристы коммунистов, казалось, отдыхали. А в 14.00 пришла еще одна хорошая новость: бойцы Вьетминя покидали «Элиан-2», тихо и осторожно, отступая в ущелья у его подножья. Весь холм провонял тошнотворным запахом смерти, от 1500 трупов коммунистов и 300 французских, гниющих на солнце. Французские патрули начали медленно прочесывать Елисейские поля на восточном склоне, не встречая сопротивления противника. Но Бижар решил оставить нижнюю часть «Элиан-2» ничейной землей, так как там невозможно было бы нормально расположиться, пока противник окопался на Лысой и Фальшивой горах.

Далеко на юге, гарнизон подполковника Лаланда (явная опечатка в книге - Lt. Col. Langlais' garrison on Isabelle. Прим. перев.) на ОП «Изабель» последние три дня боролся с удушением. Похоже, Вьетминь испытывал там методы осады, которые они планировали позже использовать на основной позиции Дьенбьенфу. Траншеи коммунистов медленно ползли к ОП «Изабель», за ними следовало оборудование настоящих блиндажей, которые нужно было уничтожать пикирующими бомбардировщиками или танками, в дорого обходившихся ближних боях. Танковый взвод лейтенанта Прео участвовал в такой операции 2 апреля, потеряв при этом старшего сержанта Кансильери. 4 апреля три танка снова врубились в линию траншей противника и уничтожали блиндажи Вьетминя пушечным огнем в упор.

С наступлением ночи муссонные дожди возобновились с разрушительной силой. Ханой незамедлительно проинформировал Дьенбьенфу, что в эту ночь никаких выбросок личного состава производиться не будет. 212 оставшимся бойцами 1-й и 2-й рот 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка придется провести еще двадцать четыре часа в Ханое. Однако, враг решил не тянуть с атакой на прореженный гарнизон ОП «Югетт-6». В 20.15 «Югетт-1», «Югетт-5» и «Югетт-6» доложили, что их «серьезно прощупывают». В 22.00, когда Лангле вернулся с ужина с Лёмёнье и Вадо через систему подземных тоннелей, которая теперь соединяла большинство блиндажей центрального штаба (и которой, в честь парижского метро было присвоено соответствующее название), майор Клемансон сообщил ему, что «Югетт» под сильным артиллерийским огнем и что готовится массированная атака на ОП «Югетт-6».

Так оно и было. Верховное командование коммунистов, по-видимому, решило нанести удар по французской системе обороны через аванпосты в долине, где огромное превосходство Вьетминя и его живая сила могли быть полностью обращены против французов и где все французские подкрепления должны были бы пройти через открытый аэродром, а не пользоваться защитой линии холмов и высокого восточного берега Нам-Юм. Новое наступление генерал Ле Тронг Тан, командующий 312-й дивизией Народной армии, поручил 165-му пехотному полку полковника Туя, с его четырьмя батальонами, усиленным 120-мм минометами 401-й роты тяжелого вооружения из 308-й дивизии. Кроме того, большая часть гаубичных батарей противника на западном фланге Дьенбьенфу теперь работала по северной части ОП «Югетт» и аэродрома.

Загрузка...