На следующее утро Адам обнаружил, что Катина палатка закрыта, он уже собирался пойти к воде, когда заметил у входа в палатку большие шлепанцы.
— Катя? — Он услышал тихое покашливание. — Катя, ты здесь?
Крыша палатки прогнулась под давлением чьего-то локтя или ладони, что-то зашелестело, и молния немного опустилась вниз, но лишь настолько, чтобы в отверстие просунулась голова.
— Привет, а сколько времени?
— Пол-одиннадцатого.
— Погоди. — Она опять исчезла.
Адам попытался разглядеть что-нибудь в приоткрывшееся отверстие, но лишь мельком увидел ее голые плечи. Она что-то тихо говорила. Адам еле успел отойти, когда Катя, в футболке и майке, вылезла из палатки. Она потянулась и издала звук, напоминающий нечто среднее между зевком и торжествующим кличем. Небо было голубое, лишь несколько облачков, похожих скорее на белый дым, проплывали в небе над озером.
— Ты, кажется, нашла свои таблетки? — спросил Адам.
Катя вытащила из палатки соломенную шляпу и надела ее.
— Я вчера поздно легла. Как все прошло?
Адам пожал плечами:
— Ничего особенного. А у тебя?
— Здесь все хотят свалить на Запад, почти все, об этом никто не говорит, но здесь все как одна большая семья.
— Один за всех и все за одного.
— Может, сходим кофейку попьем? Я тебя приглашаю. Я вчера сидела с детьми, вон там, они из Ульма, платят пять западных марок в час. И так еще всю неделю.
— Не понимаю.
— Здесь за одну западную марку двадцать пять форинтов дают, иногда даже больше.
— Я об этой семье из Ульма, они же с тобой совсем незнакомы. Они оставляют тебя одну с детьми?
— А, они easy, не заморачиваются.
— Easy?
— Да, они постоянно говорят «easy». От меня ничего не требуется, дети все равно уже спят, я просто должна быть рядом, если они вдруг проснутся.
— Но они же тебя совсем не знают!
— Мы вместе ходили купаться, а потом поужинали.
— А все остальные на что живут, тоже детей нянчат?
— Без понятия. Мы пробудем здесь, сколько получится, а потом…
— «Мы» — это кто?
— Да все! Некоторые тут с июня уже. Ждут, пока что-нибудь произойдет. А если уж дальше совсем никак, собираются переехать в местный пионерлагерь, «Занка», там тоже братья Мальтийского ордена. Деньги я тебе верну завтра или послезавтра.
— Не надо, у меня полный бак и две канистры. На обратный путь хватит.
— Вы собираетесь возвращаться?
— Почему же нам не вернуться?
— А твоя жена?
— Возьму с собой.
— Возьмешь с собой?
— Да, а как же.
— Вы помирились?
— Почти.
— Ты ее любишь?
— Иначе бы меня здесь не было.
— А я думала, я смогу тебя переубедить.
— Одного ты уже переубедила.
Адам через плечо показал большим пальцем на палатку:
— Ты это о Сузанне? Ей нельзя было садиться за руль, мы ее не пустили, она совсем напилась.
— Это что, женские шлепанцы?
— Шлепанцы?
— Да это великанша какая-то.
Они встали в очередь у киоска.
— А как все прошло с венгеркой?
— Пепи пока в отъезде, но ее мама — она нам такие застолья устраивает, по вечерам, по утрам, и, когда я уходил, она уже опять у плиты стояла! Все остальные там даже обедают.
— Плохая компания и кузен?
— Сегодня с утра он полчаса проторчал в туалете, а потом еще и надушился какой-то дрянью. На весь дом воняет духами и какашками мистера Супермозги.
— Он что, такой весь из себя суперумный?
— Да, ученый какой-то, даже в университете по совместительству преподает.
— А здесь он за компанию ждет?
— Да вообще-то нет. Ему на днях домой нужно. Завтра они хотят на границу съездить — туда, где другие перебежали.
— Забудь, там никого больше не пропускают.
— Он говорит, венгры отворачиваются и делают вид, что ничего не замечают.
— Что-то я не уверена.
— Он якобы по радио слышал, весь вечер только об этом и говорил.
— О чем?
— О девушке, которая пешком перешла через границу. Она спросила: «Это Австрия?» Австрийцы подумали, что у нее не все дома. Они ответили: «Нет, луна». Тогда она стала громко кричать и прыгать, как сумасшедшая.
— Я бы сделала то же самое, — сказала Катя.
— Наша очередь.
Адам взял поднос с кофе и йогуртами и направится к столику у небольшой стенки, за которым они уже сидели накануне.
— Может, кузен с кузиной на Запад свалят?
— Было бы здорово.
— Тут такие байки все время травят. Никогда не знаешь, где окажешься, в Австрии или в тюряге Штази.
— А, да ладно. Просто попробуй представить, что ты здесь в отпуске.
— Ты будешь смеяться, но у меня даже есть такое ощущение, — сказала Катя.
— По тебе не скажешь.
— Странно это все как-то, правда?
— Я тоже пытаюсь представить, что я здесь в отпуске.
Катя рассмеялась:
— А ты здесь разве не поэтому?!
— Да какой уж тут отпуск, если мне постоянно приходится словом и делом поддерживать юных беглянок из ГДР?
— Твое здоровье! — сказала Катя и подняла стаканчик с йогуртом.
— Мы ложки забыли.
— Можно и без них.
Катя приставила стаканчик ко рту и начала пить.
— Отпуск, — сказала она, — за отпуск.
— Тут уже почти как на Западе, правда?
— Слушай, Адам, хочешь один секрет? Мы там встретимся, в Вене, или в Берлине, или в Токио, на что угодно поспорю.
— Не думаю. Правда не думаю.
Катя протянула ему ладонь, чтобы заключить пари:
— Давай, по рукам.
— Ну что за чепуха, не буду я спорить.
— Да ладно, не трусь, мы же спорим просто так, ни на что. Я абсолютно уверена.
Адам покачал головой.
— Какая-то глупость, — сказал он, но все-таки хлопнул по ее ладони.
Катя удержала его руку.
— Твое здоровье, — сказала она и снова подняла стаканчик с йогуртом.
— Твое здоровье! — сказал Адам.
Они смотрели друг на друга и пили. Даже когда стаканчики опустели, она не отпустила руку Адама, но положила на нее и свою левую руку и нагнулась к нему, словно желая посвятить его в какую-то тайну.