Адини. Великая княжна. Книга первая

Глава 21. Репетиции, совещания, уроки. Даргомыжский

На службу в свой департамент я приходила каждый день, но обычно бывала там недолго, пару часов. Главной моей заботой в последующие дни являлось налаживание регулярного радиовещания. На планёрке в департаменте мы решили, что передачи будут дважды в день: утром в семь часов диктор читал пятнадцатиминутный обзор свежих новостей, а вечером, тоже в семь звучал более подробный обзор событий, обзор прессы, российской и зарубежной, а после небольшой концерт или литературные чтения. Программ передач мы не планировали, обычно передачи придумывали на ходу. Кроме моих песен, в записи, звучали также арии из опер, выступления пианистов и других музыкантов. Записали выступления симфонического и духовых оркестров. Вяземский привлек к подготовке передач директора императорских театров А.М. Гедеонова, капельмейстера Катерино Кавоса, ведущих артистов императорских театров. Моя работа в департаменте заключалась в выслушивании докладов П.А. Вяземского и утверждении будущих передач. Кроме того, нам доставлялись все петербургские и московские газеты, журналы, их я тоже просматривала. А ещё одной проблемой стали письма радиослушателей. Их привозили ежедневно по несколько мешков и сначала складывали у меня в кабинете, в углу. Пришлось срочно создавать отдел писем и связи со слушателями. Я высказала пожелание, чтобы на каждое письмо писали ответ, но это не всегда получалось.

Однажды, уже собираясь уходить, я заглянула в кабинет к П.А. Вяземскому. Моя фрейлина Женни и двое дежурных пажей, дежуривших в приемной уже приготовились меня сопровождать. В кабинете у Вяземского сидел молодой, симпатичный чиновник, титулярный советник. Когда, увидев меня, он вскочил, то оказался весьма низенького роста. Вяземский представил своего гостя:

-Ваше Императорское Высочество! Это титулярный советник Даргомыжский, чиновник дворцового контроля, пришел с ревизией.

-А кем вам приходится, - спросила, - Александр Сергеевич Даргомыжский, композитор?

Помнила из прошлой жизни, что композитор, несостоявшийся гений, тоже жил где-то в это время.

-А вы разве не знаете, Ваше Императорское Высочество? – рассмеялся Петр Андреевич, а молодой человек густо покраснел. – Вот он перед Вами, собственной персоной! На всех придворных балах вот уже года три исполняют его две мазурки и вальс!

-Это возмутительно! Такие таланты у нас занимаются всякими фискальными делами! Сегодня же перевести Александра Сергеевича в наш департамент и назначить жалование в два раза выше! Учредить должность музыкального редактора радиовещания!

-Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество!

-А вас, Александр Сергеевич, жду завтра к десяти часам в своем кабинете. Поговорим о вашем творчестве, ваших грядущих задачах и обязанностях. А сегодня вечером без четверти шесть, будьте любезны, подойдите в коридор, к моим покоям, передайте кому-нибудь из моих пажей или фрейлин, что явились. Вы будете мне нужны для одного важного дела.

Просто вечером, после традиционного семейного чаепития намечались музыкальные посиделки, а я хотела на них представить императору и родным этого несостоявшегося в моем прошлом мире гения. Даже песню вспомнила по такому случаю: “А он мне нравится” из репертуара незабываемой Анны Герман.

-Премного вам благодарен, Ваше Императорское Высочество!

Но я его уже не слушала. Вернулась в свой кабинет и позвонила министру двора Петру Михайловичу Волконскому. Тот оказался на месте:

-Я вас слушаю, Ваше Императорское Высочество!

-Петр Михайлович, будьте любезны! В вашей конторе работает титулярный советник Даргомыжский! Я бы хотела его у вас украсть! Он талантливый композитор, его вальсы и мазурки исполняются на всех придворных балах! Хочу дать ему работу, связанную с музыкой.

-Мне, конечно жалко его отдавать, знаю его как очень усердного и аккуратного чиновника, но раз уж так надо, то пожалуйста!

-Премного вам благодарна! И довольна тем, что мы смогли договориться, не пришлось вмешивать в это дело императора, у него и так дел невпроворот! А ещё попрошу вас посодействовать досрочному присвоению Даргомыжскому очередного чина коллежского ассесора и награждению орденом хотя бы Станислава 4 степени! Это было бы справедливо за его безупречную деятельность в вашем министерстве.

-Согласен, Ваше Императорское Высочество! Сегодня же представлю!

Пока звонила, обнаружила у себя на столе, то, о чем упоминал Вяземский - Штатное расписание департамента со списками уже заполненных вакансий и свободных ещё мест, а также на столе лежала стопка прошений и заявлений, которые я должна была рассмотреть. В основном, это были документы тех, кто просился на работу. Мое внимание привлекла бумага от некоего Белинского Виссариона Григорьевича. Покуда соображала, тот ли это знаменитый критик из “Отечественных записок”, моё сознание, словно ударом молнии, пронзил сигнал об опасности. Вдруг вспомнилось, что как раз в эти годы Белинский болел открытой формой сифилиса, упорно лечился ртутными мазями и ваннами. Для полного счастья не хватало мне ещё только заразиться бытовым сифилисом через письмо! Как тогда такой непорочной девице, как я, объяснить источник заражения. А какая “слава” ожидает великую княжну среди европейских женихов, в высшем свете да и вообще в обществе! С отвращением швырнула бумаженцию далеко от себя. Позвонила в колокольчик. На пороге появилась Женни.

-Немедля позвать сюда прислугу с водой для омовения рук!

Ещё и дурацкая привычка у меня из того мира постоянно снимать перчатки!

Тем временем почему-то вспомнился мне романс А. Даргомыжского “Титулярный советник”, написанный значительно позже, чем эти годы. Я даже сомневаюсь, что автор слов этого романса П. Вейнберг уже успел родиться в этом мире.

Набросала на листочке текст романса. Надо будет напрячь Даргомыжского сочинить музыку, предварительно промурлыкав ему настоящую мелодию. Интересно, то что он сейчас сочинит, сильно будет отличаться от классики?

Титулярный советник

Слова П. Вейнберга Музыка А. Даргомыжского

Он был титулярный советник.

Она – генеральская дочь.

Он скромно в любви объяснился, -

Она прогнала его прочь,

Она прогнала его прочь.

Пошел титулярный советник

И пьянствовал целую ночь.

И в винном тумане носилась

Пред ним генеральская дочь,

Генеральская дочь, генеральская дочь!

А ещё у меня возникла дерзкая мысль, как раскрутить Даргомыжского в качестве известного композитора! Вспомнила и набросала слова и ноты песни Владимира Шаинского на слова … “А он мне нравится” из репертуара незабвенной Анны Герман. Вот бы исполнить на сегодняшнем вечернем концерте эту песню, пускай “пипл” думает, что у меня с композитором какие-то отношения. Только надо загодя его самого предупредить, а то ещё и взаправду в меня втюрится, потом хлопот не оберешься!

Не успела нормально продумать, как явились две фрейлины от императрицы и принялись меня учить этикету, чтобы я не опростоволосилась на своем первом придворном балу. Девчонки представились графиней Апраксиной Лидией Александровной и Гончаровой Александриной Николаевной. Ни одной из них я что-то не помнила, хотя судя по всему это были опытные придворные барышни. Абы кого государыня не прислала бы! А с другой стороны, кто-то мне говорил, что штат фрейлин у императрицы насчитывает более двухсот девиц, хотя из них активно трудятся не более двух десятков. Вспомнился огромный фрейлинский коридор в Зимнем дворце, где находились личные аппартаменты этих дам.

Беседовала со мной в основном Гончарова, а Апраксина только уточняла и поддакивала. А ещё они вдвоем изображали различные ситуации, которые могли возникнуть на балу, например, как подходят кавалеры, как надо отвечать им.

На что фрейлины, прежде всего, обратили моё внимание? Если я прибываю на бал в окружении фрейлин и прочих дам, особенно старших, то ни в коем случае нельзя оставлять их, мешаться в толпе чужих, незнакомых лиц. За исключением, конечно же, времени, когда со мной танцует кавалер.

О кавалерах. Если ко мне будут подходить знакомые и незнакомые мужчины, то они должны спрашивать дозволения представиться мне и рекомендовать себя на танец. Я должна буду соглашаться или найти предлог отказаться. При этом могу показать этому кавалеру свою бальную книжицу, где будут расписаны танцы, с кем я уже согласилась танцевать. Если по книжице у меня остались свободные танцы, то, чтобы отказать, могу сослаться, что неважно себя чувствую, сильно устаю, поэтому не могу танцевать все танцы подряд.

Когда меня пригласили, и я принимаю приглашение на танец, то показываю своё согласие небольшим приветливым наклоном головы. При этом не должно быть никаких восторженных фраз типа “я очень рада”, “как мне приятно “, “как долго я ждала”, “для меня это честь”.

Если я несогласна танцевать, то должна извиниться ласково, решительно и недвусмысленно.

А ещё я строго должна следить, чтобы не получилось два приглашения на один и тот же танец с разными кавалерами.

Я не должна танцевать до изнеможения, до излишнего утомления, потому что мой уставший внешний вид может произвести весьма неприятное впечатление. Не должна также танцевать неохотно и хладнокровно, показывая всем своим видом, будто танцы для меня тяжкая обуза и я ожидаю всей душой, когда же это мучение закончится.

Недопустимо также танцевать с напряженой изысканностью - это может вызвать смех у окружающих. Я всегда должна помнить о своем высоком положении в обществе и то, что за каждым моим движением постоянно следят десятки, а то и сотни глаз. Поэтому надо танцевать свободно и натурально, с доброжелательным выражением лица, чтобы присутствующие видели, что танцевать для меня составляет сплошное удовольствие.

Если меня никто не пригласил, либо записанный на танец кавалер не явился, то не надо бросать озабоченных и беспокойных взглядов по сторонам, показывая присутствующим свою растерянность и обеспокоенность – это только привлечет постороннее внимание и сделает меня объектом нездоровых пересудов и разговоров. Если опоздавший кавалер всё же изволит подойти, то я не должна высказывать свое недовольство, лучше отреагировать на это веселой шуткой.

А ещё я не должна в течение всего вечера принимать более одного приглашения от одного и того же кавалера на несколько танцев – это может нехорошо истолковываться присутствующими на балу сплетницами.

В общем, беседа получилась весьма интересной и содержательной. Я велела поставить самовар и мы ещё долго чаевничали с этими милыми барышням. За чаем как-то зашёл разговор о том, как готовятся к придворному балу не великие княжны, а простые фрейлины. Александрина Гончарова (я узнала, между прочим, что она родная сестра жены А.С. Пушкина, и что проживает не во фрейлинском коридоре, а у сестры) подробно рассказала, как она готовится к балу. На каждый бал Александрина заказывает новое платье. Ещё требуется на вечер по две пары белых перчаток и атласных туфелек, веера и прочие мелочи. Бальные платья очень дорогие, но не сравнятся по стоимости с придворным платьем, которое является своеобразным мундиром с большим количеством вышивки золотыми нитями. Для этого платья тетушка подарила Александрине отрез самой дорогой ткани, стоимостью 500 рублей серебром. Работа портних и вышивальщиц обошлась ещё в 900 рублей.

Жалование фрейлины составляет 12 тысяч рублей в год. Этого явно не хватает, но Гончаровой часто подкидывает денег бездетная тетушка Екатерина Ивановна Загряжская. А ещё Александрина имеет право на часть доходов от семейного имения, в котором живёт её брат. Это 4 500 рублей в год, однако брат часто задерживает выплаты, ссылаясь на убытки и неурожаи.

-Поэтому, - смеясь продолжила Александрина, - я постоянно плачусь брату в письмах, что еле свожу концы с концами, что мне стыдно перед прачкой, которая насмехается над моим рваным бельем.

Только спровадила фрейлин императрицы, как в дверь кабинета просунулась голова Женни:

-Ваше Императорское Высочество! Вашей аудиенции просят графиня Авдотья Михайловна Толстая с дочерью Саррой, прибывшие в Царское село из Москвы. На какое время изволите их принять? Или изволите отказать в аудиенции?

Посмотрела на часы, прикинула:

-Если они здесь, то пусть заходят!

Обе графини зашли и сделали реверанс. Я подбежала и обняла их по очереди, сначала мать, а потом и дочь:

-Очень рада видеть вас здесь, милые графинюшки!

-А как мы рады снова встретиться с Вами, Ваше Императорское Высочество! Премного благодарны, что изволили принять нас не мешкая!

-У вас хоть есть, где остановиться?

-Спаси Бог, имеем свой особняк на Невском проспекте.

-Вот и хорошо! Ну, присаживайтесь, рассказывайте, как добрались? Как здоровьице вашего батюшки?

Задушевно поболтали о том, о сем, о музыке, о новых цыганских романсах. О радио, которое уже проводят и в Москве. В их особняк ещё провести не успели, но они слушали передачу в доме князя Голицына. А самое главное: родители всё же решили отпустить Сарру в Санкт-Петербург, чтобы она находилась при дворе. Авдотья Михайловна только просила, чтобы я взяла Сарру своей фрейлиной. Я набрала императрицу:

-Маман! Вы слишком заняты? Здесь у меня графини Толстые, Авдотья Михайловна и Сарра Федоровна, только что приехали из Москвы. Я бы хотела, чтобы Вы им тоже назначили аудиенцию.

-Пускай немедля идут ко мне в будуар! И ты с ними приходи.

Пошли к императрице.

Относительно Авдотьи Михайловны злые языки говорили неправду, будто она так и не научилась великосветским манерам, будто она так и ведёт себя, как невежественная цыганка. Я специально изподтишка наблюдала за графиней и могу со всей ответственностью заявить, что не заметила ни малейших признаков, что она была когда-то простолюдинкой. Я думаю, здесь дело не только в том, что над её манерами поработали лучшие гувернантки и учителя, но, и это главное, женщина с самых юных лет была талантливейшей артисткой, а талант, как говорится, не потеряешь.

Императрица сидела в будуаре с двумя статс-дамами. Встретила графинь очень тепло и с радостью. Я попросила маман о назначении Сарры моей фрейлиной, на что получила положительный ответ.

Пока разговаривали, подошло время обеда. Императрица пригласила графинь отобедать с нами, рассчитывая, что обед будет в чисто женском обществе, ибо государь находился неизвестно где и на обеде присутствовать не обещал. Оказалось же, что Николай Павлович всё же пришел, как обычно с кем-то из своего ближнего окружения. На этот раз с ним были князь Илларион Васильевич Васильчиков, премьер-министр, и Егор Францевич Канкрин, бессменный и талантливый министр финансов, который недавно завершил блестящую финансовую реформу, заменив ассигнации новыми банкнотами и пустив в оборот новый серебряный рубль. У меня Егор Францевич хоть и вызывал некоторое трепетание, но, с другой стороны, он ещё ни разу мне не отказал ни в одном финансировании, как это обычно делают министры финансов, ссылаясь на дефицит бюджета. Хотя, нужно честно признаться, просила я у него не на развлечения и предметы роскоши, а исключительно на серьезные проекты , свои и Пылина.

С Авдотьей Михайловной император встретился как со старой знакомой, дотошно расспрашивая её о жизни, о семье. А потом ещё и довольно долго беседовал с ней в сторонке, почти наедине, когда вышли из-за стола.

Маман меня тоже отвела в сторонку и отчитала за неуважение к её фрейлинам! Оказывается, Гончарова и Апраксина явились к ней от меня в слезах и пожаловались, что я их обзывала девками! Представьте себе! А я, как ни напрягала свою память, но, хоть убей, не могла вспомнить, когда я такое сказала! Оказывается, называть графиню девкой – это ужаснейшее оскорбление! За такое попрание чести девушка могла и покончить с собой! Это уже не шуточки! Какой ужас! Будет урок мне на будущее, чтобы не позволяла больше себе разговаривать с императорскими фрейлинами как с подругами или как с обычными девушками!

Я искренне извинилась перед маман, пообещала что впредь буду следить за своим языком. И что обязательно извинюсь перед этими курицами.

Сарру и Авдотью Михайловну я отпустила отдыхать с дороги, при этом пожелав, чтобы Сарра назавтра утром была у моих покоев. А ещё озадачила их тем, что завтра будет придворный бал, приказала Женни вручить им пригласительные билеты. Хотя я не в курсе, смогут ли они за столь короткое время пошить бальные платья. Или графини их уже привезли с собой? Ну, это уже не моя головная боль, пускай выкручиваются, как хотят.

Графини спешно удалились, а мы с Женни пошли на репетицию, где нас уже дожидались музыканты, а также Александр Сергеевич Даргомыжский.