Адини. Великая княжна. Книга первая

Глава 31. Проводы

Глава 31. Проводы

Чтобы самой не петь, я попросила срочно вызвать фрейлину Прасковью Арсеньевну Бартеневу, любимицу императора. Нет, не любовницу, а именно любимицу. Император очень любил петь на семейных вечерах вместе с ней и вместе со мной прежней.

Вдвоём с Даргомыжским объяснили Прасковье Арсеньевне, как надо исполнять “Прощание славянки”. Также подготовили Бартеневу к сольному исполнению вместе с хором песен “Русская армия всех сильней” и “Священная война”. Захватив листки с текстами, довольная певица умчалась разучивать слова, а Даргомыжскому я поручила дальнейшее общее руководство подготовкой всех композиций к исполнению. Духовой оркестр Преображенского полка, Придворная певческая капелла (директор капеллы и дирижёр Алексей Федорович Львов, автор музыки гимна “Боже, царя храни”), хор и симфонический оркестр Петербургского Большого театра уже находились где-то в залах Зимнего дворца. Я выпроводила Даргомыжского и всех музыкантов из своей гостиной. Пусть направляются к своим с готовыми партитурами и срочно разучивают партии. Дала им время на подготовку до восьми вечера, так как на вечер запланировала прослушивания в присутствии императора и всей царственной семьи. Сама же завалилась спать с хмельной головой и чувством выполненного долга. Попросила разбудить меня через час. Проспала более двух.

Тем временем обстановка на фронтах начала потихоньку проясняться. Наиболее опасными оказались бои возле Риги и на Керченском полуострове в Крыму. На другом берегу Керченского пролива, где союзники также высадили десант, благодаря оперативным действиям генерал-лейтенанта Николая Николаевича Раевского (младшего) неприятель был сброшен в море. На северном побережье Азовского моря постарались Азовское и Донское казачества, отсюда неприятель также вынужден был убираться восвояси. Командующим войсками в Крыму был назначен граф Михаил Семёнович Воронцов, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, а командующим прибалтийской группировкой стал светлейший князь Иван Федорович Паскевич, генерал-фельдмаршал.

На прослушивание моих новых песен и маршей в Николаевский зал Зимнего дворца пришли не только члены императорской фамилии, но и многие генералы, министры и высшие чиновники. Лично я в выступлениях не участвовала, доверилась профессионалам, поэтому присела рядом с папа́ и мама́н. Хотелось хоть краем уха услышать, что думают о моих произведениях как родители, так и другие лица.

За конферансье был Александр Сергеевич Даргомыжский. Первым произведением он объявил “Священную войну” в исполнении сводного хора. Солистка – Прасковья Арсеньевна Бартенева. С первых аккордов я внимательно исподтишка наблюдала за реакцией императора и императрицы. Сначала Николай Павлович никак не отреагировал на песню, но когда хор грянул: “Пусть ярость благородная…”, то резко изменился в лице и начал двигать рукой в такт песни. Когда песня закончилась, то сначала стояла гробовая тишина, а потом поднялся шквал аплодисментов, крики “Браво”, хотя в зале сидела только довольно таки солидная публика. Император вскочил стал перед сидящим в зале и спросил:

-Какие у кого будут замечания? Как вам эта песня?

В зале восторженно загудели. Не дожидаясь, пока кто-нибудь скажет своё слово, император сказал:

-Я думаю, что это великолепная песня, очень подходящая в данный момент. Её надо почаще исполнять по радио и на концертах. Очень благодарен автору и исполнителям! – и выразительно посмотрел на меня.

-Я не одна эту песню сочиняла, мне помогали господа Даргомыжский, Львов и Минх! А вообще-то все мы, каждый автор, музыкант или хорист вложили в наши произведения частички своих душ, все мы переживаем за нашу армию и Отечество.

Следующим произведением Даргомыжский обьявил марш “Тоска по Родине”. Его исполнил духовой оркестр. Император также остался доволен. Но особенно ему понравился следующий марш – “Прощание славянки”. Николай Павлович встал и долго аплодировал, сказал много теплых слов в мой адрес и в адрес исполнителей. Я же ему ответила, что на музыку этого марша мы придумали также песню. И Прасковья Арсентьевна тут же эту песню исполнила. Не буду рассказывать, как этой песней были восхищены все в зале! Конечно же в первую очередь сам Государь.

Завершила наш показ песня “Русская армия всех сильней” в исполнении сводного хора и симфонического оркестра. Когда хор грянул второй раз припев, то все присутствующие встали и начали подпевать хору.

Потом для музыкантов император устроил небольшой скромненький обед. В своей приватной беседе с папа́ я выразила надежду, что каждый из участников концерта будет вознагражден хотя бы небольшой суммой денег. Ещё я предложила Государю учредить несколько новых наград для нижних чинов, например, медали “За боевые заслуги” и “За помощь фронту в тылу”. Николай Павлович одобрил мою инициативу, но сказал, что займётся этим позже, сейчас много других безотлагательных дел.

-Я могу наградить дирижёров и руководителей коллективов орденами, но тебя, сама понимаешь, я наградить не могу. Потому что твой орден Святой Екатерины, выданный тебе, как великой княжне, при рождении по статусу предполагает, что ты автоматически одновременно награждена всеми нижестоящими орденами Российской империи, за исключением орденов Святого Георгия, которым награждает не император, а специальная Орденская дума и только за заслуги на поле боя.

Меня бесило то, что император и вся царская семья вместо того, чтобы заняться насущными проблемами отражения агрессии, много времени проводила в молитвах и церковных ритуалах. Сначала отслужили службу в Дворцовой церкви, а затем была ещё и обязательная для всей царской семьи поездка в Москву.

В Большом Николаевском зале Зимнего дворца собралось около 5000 придворных, сановников, представителей аристократии военных. Состоялся Большой выход царской семьи, в котором и я принимала участие, хотя и очень не люблю подобные мероприятия. В Николаевском зале отслужили торжественный и глубоко трогательный молебен, которому предшествовал пушечный салют в городе. Молебен был перед чудотворной иконой Казанской Божьей Матери, той самой, перед которой молились в 1812 году император Александр Павлович и фельдмаршал Кутузов перед сражением с Наполеоном, вторгшимся в Россию.

Я заметила, что во время службы как царь, так и все придворные истово молились и выглядели довольно таки напряжёнными, мрачными и подавленными. У многих, особенно у дам, глаза были красными от слёз. Руки дам в длинных белых перчатках нервно сминали носовые платочки.

После службы было зачитано обращение императора к российскому народу. После этого, как-то спонтанно вся пятитысячная толпа грянула гимн “Боже, царя храни!” А потом раздались многократные крики “Ура!”, повторяемые эхом.

По окончании молебна вся царская семья вышла на балкон. Я увидела на площади огромную толпу людей, как потом говорили, не менее четверти миллиона человек. Вся эта толпа терпеливо стояла и ждала императора. Как только мы вышли на балкон, все, как один, опустились на колени. Николай Павлович осенил себя крёстным знамением и сделал знак, чтобы все поднимались с колен.

Государь выступил с пламенной речью перед народом. Эту речь транслировали и по радио. Чувствовался всенародный патриотический подъем. Люди устраивали шествия с иконами и портретами царя, пением национального гимна. Во всех церквях звонили в колокола. Дорожное движение в городе остановилось, автомобили и конные экипажи безнадежно стояли в заторах. Откуда-то появилось множество дешёвых печатных портретов императора, они стояли в витринах магазинов, их носили по улицах в колоннах.

По сообщениям радио и газет, вся Россия была в эти дни охвачена бурным патриотическим подъемом. Митинги, молебны и шествия прошли во многих городах.

На следующий день центром городской жизни Санкт-Петербурга стали городские вокзалы. Там формировались военные эшелоны. Там войска отправлялись на фронт. А наша царская семья отправлялась в этот день в Москву, на ещё одно, более важное, богослужение. Говорят, что его надо обязательно провести.

Кортеж с членами императорской фамилии едва смог проехать на Московский вокзал к царскому поезду. Сотни полицейских, жандармов и казаков расчищали нам путь. Народ хоть и расступился, но воодушевленно приветствовал нас, размахивая портретами царя и хоругвями.

Когда мы наконец-то погрузились в поезд, то выяснилось, что отправление задерживается минимум на два часа. Хотя царский поезд должны были пропускать в первую очередь, но, в связи с военным положением, начались сбои в работе железной дороги. Поэтому я, взяв в сопровождение четырех пажей, решила пройтись по перрону. Так сказать, выйти в массы.

Казаки из оцепления нашего поезда меня отговаривали, но я пошла. Лучше бы этого не делала. Меня тут же узнали и обступили люди. Большинство мужчин в военной форме и в гражданской были очень пьяными. Пренебрегая пажами, многие стремились дотянуться до меня, потрогать руками. Другие высказывали мне восхищение, комплименты, не всегда они получались приличные. Я увидела невдалеке временную сцену, где выступал духовой оркестр. Играли “Прощание славянки”. Кое-как пробилась к этой сцене, пажи меня подсадили, а несколько музыкантов со сцены затащили меня на неё.

Взяв микрофон я импровизированно выступила с пламенной патриотической речью перед отъезжающими и провожающими. Затем, пошептавшись с дирижёром, спела “Прощание славянки”, тот её вариант, где “уходят вдаль поезда”. Получилось неплохо.

Увидела несколько десятков гвардейцев, пробивающихся к сцене. Сначала не поняла, зачем они это делают, но потом узнала среди них поручика Владимира Дмитриевича Голицына, который сидел адьютантом в приемной императора, и которому я однажды залепила пощёчину. Его и ещё одного офицера гвардейцы затолкали на сцену ко мне. Парни были весьма нетрезвы, плохо стояли на ногах.

-Ваше Императорское Высочество! – обратился ко мне поручик. – князь Голицын Владимир Дмитриевич, если помните. Простите нас за нашу дерзость, но мы сейчас с корнетом уезжаем на фронт, и странное дело, только что спорили о Вас! Корнет утверждает, что Вы, Ваше Императорское Высочество, никак не могли петь песню обо мне и о нем! Скажите ему правду!

-Князь Оболенский, Георгий Васильевич, корнет лейб-гвардии Гусарского полка! – представился второй офицер.

-Рада вас видеть, господа! – подошла и даже чуть приобняла обоих под аплодисменты и возгласы толпы. – Я не только подтверждаю, что есть у меня такая песня, но и спою её сейчас. Тут только вспомнила, что у меня нет с собой гитары. Вот только найдите мне гитару! Костя! Может кого-то послать за моей?

Но этого не потребовалось. Кто-то уже протягивал к сцене инструмент. А дирижёр оркестра лично принес мне табурет:

-Садитесь, Ваше Императорское Высочество.

-Благодарю! Этим господам, - кивнула на офицеров, - тоже подайте присесть.

Голицын и Оболенский весьма неуверенно стояли на ногах и мне не хотелось, чтобы это сильно бросалось в глаза публике. Князья сначала отнекивались, но я настояла, и они уселись по обе стороны от меня. Я по привычке перебрала струны, гитара была настроена отлично. Запела:

Четвертые сутки пылают станицы,

Горит под ногами донская земля.

Не подайте духом, поручик Голицын,

Корнет Оболенский, налейте вина.

Сорвала массу бурных оваций. Из толпы выкрикивали “Браво” и просили ещё что-нибудь исполнить. Так я успела исполнить ещё “Старую солдатскую” Булата Окуджавы, “Поручика” Олега Митяева, “Огонек” Михаила Исаковского, слова народные. Толпа притихла и очень внимательно слушала, а потом восторженно аплодировала, когда песня заканчивалась. “Огонек” я так и не допела до конца, потому что прибыл курьер и сообщил мне, что наш поезд сейчас тронется в путь.

Из своей прошлой жизни я почему-то запомнила, что расстояние от Санкт-Петербурга до Москвы 635 километров. Думала, что будем, как в прошлое мое путешествие, плестись на царском поезде несколько суток. Оказалось, что в этот раз ехали быстро и доехали за девять часов. Сказала императору:

-Я вот только не понимаю, папа́, кому нужна такая беспечность: ехать всей семьёй в одном поезде? А вдруг авария? Или того хуже – вражеская диверсия! Империя останется и без императора, и без наследника! И вообще…

Заставила Николая Павловича глубоко задуматься над моими словами. Я ведь права!

В поезде царская семья собиралась вместе только в вагоне-столовой для совместной трапезы. В остальное время император с наследником Александром Николаевичем и со своими приближенными заперся в своем рабочем кабинете. Не знаю, что они там обсуждали. А мы, женская половина, сидели в купе императрицы и беседовали о своих благотворительных и богоугодных делах. О госпиталях, госпитальных поездах, снабжении армии обмундированием, медикаментами, помощи раненным и беженцам, семьям погибших и мобилизованных. Я тоже кое-что предлагала, вспоминая как это было организовано в моем мире, во времена более поздних войн. Посылки от девушек солдатам на фронт со своим рукоделием (кисеты с табаком, варежки, платочки), рисунки маленьких детей, фронтовые пункты для обработки одежды от вшей, фронтовые прачечные, ремонт обмундирования, сапожники, цирюльники.

В Москву мы прибыли, когда уже совсем стемнело. Я осведомилась у мама́н, во сколько завтра будет молебен и сообщила, что у меня есть дела в городе, касающиеся организации помощи фронту. Государь, узнав об этом, лично распорядился выделить мне и моим пажам автомобиль. Мы завезли Андрея Ростоцкого к его Ксюше. Приказала, чтобы через пару часов она собрала своих подруг и друзей своего брата: я приеду, и у нас состоится серьезный разговор. Сама же с остальными фрейлинами поехала к Королевым.

Михаил Леонтьевич лично вышел меня встречать и сокрушался, что я снова приехала без предупреждения, поэтому он не сможет оказать подобающий великой княжне прием.

-Михаил Леонтьевич! Сейчас идёт война, поэтому не до приемов. Я приехала не просто в гости, а заскочила на пару часов порешать с вами и с Наташей несколько очень важных вопросов. Распорядитесь, чтобы нам где-нибудь в укромном месте организовали чаю! И мы могли бы там поговорить без свидетелей.

-Прошу Вас в дом, Ваше Императорское Высочество! Сейчас будет сделано. Посидите несколько минут тут, в гостиной, я пока сделаю необходимые распоряжения.

С радостным визгом со второго этажа прибежала Наташа. Я обняла её и усадила рядом с собой. Спросила:

-Как поживаешь, подруга? Очень рада тебя снова видеть!

-Спаси Бог! У нас всё хорошо.

С Михаилом Леонтиевичем и Наташей мы проговорили где-то часа три, хотя я планировала намного меньше. Разговор шел о выпуске солдатской обуви, о том, чего не хватает, чтобы резко расширить производство. Оказалось, что главным препятствием является недостаток кожи. Я вспомнила, что кожу в некритических местах сапога, например, голенище можно заменить кирзой. Первоначально кирза представляла собой несколько слоев хлопчатобумажной ткани, пропитанной синтетическим каучуком. А ведь можно синтетический каучук заменить натуральным! И надо спросить у Татьяны, могут ли они наладить производство синтетического каучука. Вспомнила про телефон, заказала междугородние переговоры с Санкт-Петербургом. У Тани какой-то странный голос. Оказалось, что она спала, несмотря на столь ранний час. Я извинилась и спросила за каучук. Она ответила, что сейчас под силу наладить производство двух видов синтетического каучука: изопренового и бутадионового. Спросила, для чего нам нужно и ответила, что для кирзы сапожной эти каучуки вполне подойдут, это на автомобильных шинах они быстро стираются.

Я попросила Михаила Леонтиевича подумать над строительством завода по производству искусственных кож. То ли сам пусть этим делом займётся, то ли создаст акционерное общество, то ли передаст это дело кому-то из своих хороших знакомых-предпринимателей.

А ещё я вспомнила, но Королевым ничего не сказала, где можно найти резервы получения свиных кож. Где-то читала, что во время войн запрещали смалить туши свиней, заставляли сдавать эти кожи государству. Надо сказать императору, пусть введёт соответствующий запрет, особенно в малороссийских губерниях.

А ещё я озадачила Михаила Леонтиевича изготовлением настоящих армейских берцев образца 21 века. Долго по памяти рисовала и объясняла детали этой обуви, попросила как можно скорее изготовить опытный образец.

Распрощавшись с Королевым, я поехала к Ксюше Сыромятниковой. Там провела беседу по мобилизации молодежи в институте благородных девиц, в гимназиях и университете на помощь фронту. Рассказала, по каким основным направлениям надо работать: учиться на сестер милосердия, организовать сбор средств, медикаментов и прочее.

К царскому поезду мы вернулись за полночь. Я сразу же завалилась спать – утром рано надо было вставать, готовиться к молебну.

Торжественный молебен в Успенском соборе Московского Кремля запомнился мне длинным рядом архиепископов и епископов в облачениях из золотой парчи, в их митрах, сверкающих драгоценными камнями. Сверкали также драгоценные камни на золотых окладах икон и расписанные золотом фрески на стенах собора. Вся царская семья: Государь-император Николай Павлович и Государыня-императрица Александра Федоровна, наследник цесаревич Александр Николаевич и цесаревна Мария Александровна, великая княгиня Мария Николаевна с супругом герцогом Максимилианом Лихтенбергским, великая княжна Ольга Николаевна, я, наши младшие братья великие князья Константин, Николай и Михаил, - стояли всю торжественную церемонию с мрачными и подавленными лицами. Я заметила слезы на глазах у Ольги. Да и до меня самой наконец-то дошло, насколько тяжёлые наступают нынче времена.

После молитв и церковного пения Государь выступил с небольшой речью, сказал, что почти вся Европа ополчилась против России для того, чтобы её уничтожить. Что мы все должны сплотиться и приложить максимум усилий для победы над супостатами. В конце службы Государь Николай Павлович со своей семьёй обошел весь храм, преклоняя колени в глубоком почитании перед каждой святыней. Митрополит Московский и Коломенский Филарет подносил особо почитаемые иконы и мы их по очереди целовали.