Адмирал Спиридов

VIII

Военный совет собрался под председательством «главнокомандующего» на линейном корабле «Три иерарха» через сутки после боя в Хиосском проливе, 25 июня, в пять часов дня.

К этому часу все повреждения, причиненные в бою судам объединенной эскадры, особенно линейному кораблю «Три святителя», на котором Спиридов поднял свой флаг после гибели «Евстафия», были устранены. Корабль адмирала пострадал больше других (на нем перебило брасы и пробило ядрами корпус) из-за того, что в последние минуты боя оказался под перекрестным огнем — «Капудан-паши» и двух каравелл с одной стороны, «Ианнуария» и «Трех иерархов» — с другой.

На остальных судах были повреждены преимущественно снасти; однако вовсе не из-за неточной наводки, чем пытался впоследствии кое-кто из историков объяснить этот факт ради пущего умаления противника. Турецкие артиллеристы, обученные французскими инструкторами, действовали так по специальному приказу Гассан-паши. Неприятельский флагман рассчитывал на одно из двух: либо лишить русские суда возможности маневрировать и захватить их после абордажного боя в плен, сохранив на плаву для себя, либо взорвать вместе с выделенными для этого своими судами.

Гассан-паша был хитроумным противником, но его намерения не совпали с его возможностями, несмотря на численное преимущество турецкого флота над объединенной эскадрой. Он так же, как Орлов, плохо знал боевые качества подчиненных ему людей; только фаворит недооценивал эти качества русских матросов, почему и «ужастнулся» перед решительным боем, а Гассан-паша, наоборот, переоценивал способность турецких моряков к стойкости, к самоотверженности, даже «во имя аллаха». В конце концов он перехитрил себя, уведя флот в тесную Чесменскую бухту, где нельзя было ни сражаться, ни маневрировать. Упрямая убежденность в своем преимуществе ослепила его.

Вот эти особенности Эфеса (древнее название Чесменской бухты и города на берегу ее), или Сисьмы (как она значилась на голландской карте, разостланной на столе перед членами военного совета), и неожиданная возможность расквитаться одним ударом с противником и стали предметом споров между «главнокомандующим» и моряками объединенной эскадры.

В обсуждении сложившейся обстановки и плана дальнейших действий приняли участие Алексей Орлов, Спиридов, Елманов, Ганнибал, Эльфинстон, Грейг, командир погибшего «Евстафия» Круз и командиры действующих линейных кораблей. Все они, кроме фаворита, по-своему, но в принципе единодушно, отвечали на один вопрос: что делать с противником, флот которого сам забрался в ловушку Чесменской бухты? Следует ли ограничиться осадой и артиллерийским обстрелом? (Его уже вели в течение всего дня 25 июня с позиций у входа в бухту линейные корабли «Святослав», «Три иерарха» и пакетбот «Почталион».) До каких пор? И может ли это привести к победе над многочисленным неприятелем, сильнейшим даже в невыгодных для него условиях?..

У Орлова не было определенного плана. Количество вымпелов турецкого флота продолжало гипнотизирующе влиять на фаворита. Он не представлял возможности окончательной победы объединенной эскадры над флотом, состоявшим, что легко сосчитали моряки судов, ходивших в разведку до внутреннего рейда бухты, из шестидесяти девяти вымпелов — пятнадцати линейных кораблей («Капудан-паша», «Мулинос Ахмет», «Патрона Реала», «Алли Кандиск», «Барбаросена», «Мехкин», «Джафар-бей», «Султана», «Хамензей», «Эмир Мустафа», «Родос», «Патрона Аукара», «Ахмед», «Гепулин-паша»)[5], двух каравелл, шести фрегатов, шести шебек, восьми галер и тридцати двух галиотов, на которых в общей сложности находилось до пятнадцати тысяч вооруженных матросов и солдат.

А моряки настаивали на решительных и немедленных мерах, чтобы не упустить благоприятный момент вынужденной скованности противника в тесной бухте. Выпустить его из нее было равносильно проигрышу Архипелажской кампании, даже если бы дело обошлось без всяких потерь со стороны объединенной эскадры. Блокировать до бесконечности вход в бухту было нелепо, ибо это не могло привести ни к чему путному: турецкие суда, если не предпринимать против них решительных мер, располагали идеальными условиями для длительной стоянки, поскольку были обеспечены с берега всем необходимым.

Мнения моряков сошлись на одном: как можно скорее уничтожить турецкий флот, не дав его командованию времени на размышления и контрмеры.

Обстановка подсказывала. Скученность турецкого флота в тесной бухте, деморализовавший противника результат боя в Хиосском проливе, устрашающая гибель «Реал-Мустафы» — все это пока имело несомненное значение и могло сыграть немаловажную роль в успехе повторного удара, если не промедлить с ним.

Когда вопрос в принципе был решен, зашла речь о средствах разгрома и уничтожения турецкого флота. И опять все мнения свелись к одному: сжечь при помощи брандеров. Правда, предложение использовать такое средство было высказано не сразу. Вначале моряки лишь торжествующе посмеялись над похвальбой Гассан-паши, который обещал султану устроить фейерверк из русских кораблей. Однако разговор об этом и привел к мысли о брандерах.

План, предложенный Спиридовым и Ганнибалом, поддержанный Грейгом, Елмановым и Клокачевым, был основан на выводах из обстановки, сложившейся к моменту заседания военного совета, и в то же время являлся как бы ответом на хитроумно жестокий замысел Гассан-паши. Вражеский флагман поклялся взорвать объединенную эскадру, а русские моряки в ответ предложили сжечь турецкий флот. Короче говоря, как аукнулось, так и откликнулось; только у моряков объединенной эскадры оказалось несравненно больше возможностей для того, чтобы успешно осуществить свой грозный план.

Военный совет решил использовать в качестве брандеров транспортные суда, сопровождавшие эскадру и не представлявшие сколько-нибудь значительной боевой ценности. Надо было только нагрузить их всякими горючими материалами вроде смолы в бочках, селитры и серы в парусиновых шлангах, а палубу, рангоут и борта пропитать скипидаром. Любое судно, превращенное в такой брандер, представляло смертельную опасность для каждого корабля. В том случае, конечно, если сумело бы подойти к нему вплотную и удержаться возле него. Для этого к бушприту и нокам рей брандера прикреплялись железные крючья, которыми его команда старалась зацепить фальшборт и надстройки неприятельского судна.

Под воздействием участников военного совета Орлов согласился превратить четыре зафрахтованных транспорта в брандеры[6]. Снаряжение этих зажигательных судов было поручено бригадиру Ганнибалу.

Время не ждало, и бригадир, оставив военный совет заседать, отправился выполнять поручение.

Прежде всего он подобрал командиров отряда брандеров.

Дело предстояло чрезвычайно ответственное и опасное. Для успешного осуществления такого рискованного предприятия требовались люди хладнокровные, добровольно согласные в случае необходимости пожертвовать своей жизнью.

И они — эти люди — мгновенно нашлись, как только Ганнибал обратился к офицерам эскадры, вызвав желающих взять на себя командование брандерами. Тотчас к бригадиру явились четыре кандидата: капитан-лейтенант Дугдэль, лейтенанты Ильин и Мекензи, мичман Гагарин.

Не теряя ни минуты, Ганнибал назначил их командирами зажигательных судов, вместе с ними отобрал лучших добровольцев матросов для команд гребных шлюпок, предназначенных в случае безветрия к буксировке брандеров на внутренний рейд бухты, и уже через несколько часов доложил о готовности отряда.

Тогда военный совет принял следующее решение: поручить капитан-бригадиру Грейгу руководство прорывом в бухту (общее наблюдение Спиридов оставил за собой), выделив для прорыва четыре линейных корабля — «Ростислав», «Европа», «Не тронь меня» и «Саратов», два фрегата — «Надежда Благополучия» и «Африка» и бомбардирский корабль «Гром».

Всем этим судам надлежало войти в Чесменскую бухту, в первую очередь подавить артиллерийским огнем две береговые батареи, каждая из 22 пушек, установленные противником в течение истекших суток на мысах у входа, затем навязать бой неприятельскому флоту и, вызвав смятение на турецких кораблях, отвлекая внимание их экипажей, тем самым открыть дорогу для отряда брандеров.

После этого решения Алексею Орлову осталось лишь подписать приказ.

В приказе, который был объявлен морякам объединенной эскадры, говорилось:

«...Всем видимо расположение турецкого флота, который после вчерашнего сражения пришел здесь в Анатолии к своему городу Эфесу, стоя у оного в бухте от нас на зюйд-ост в тесном и непорядочном стоянии, что некоторые корабли носами к нам на норд-вест, а четыре корабля к нам боками и на норд- ост, прочие в тесноте к берегу, как бы в куче. Всех же впереди мы считаем кораблей 14, фрегатов 2, пинков 6. Наше же дело должно быть решительное, чтобы оный флот победить и разорить, не продолжая времени, без чего здесь в Архипелаге не можем мы к дальнейшим победам иметь свободные руки, а для того по общему совету положено и определяется к наступающей ныне ночи приготовиться, а около полуночи и приступить к точному исполнению...»

Таковы были предпосылки и обстоятельства, решившие судьбу турецкого флота.