Адмирал Ушаков. Письма, записки

ВСЯ ЖИЗНЬ — НЕУСТАННЫЙ ПОДВИГ

О флотоводце Федоре Федоровиче Ушакове написано немало биографических очерков и книг. Ему посвящались публикации и в периодических изданиях. Но это все о нем. А ведь архивы сохранили для потомков немало писем, записок, других документов, написанных и продиктованных самим флотоводцем. Они, я убежден, представляют несомненный интерес не только для специалистов, но и для широкого читателя. В 50-е годы XX века был выпущен трехтомник таких документов. Сегодня он стал библиографической редкостью. Как выяснилось, трехтомника нет даже в Центральной военно-морской библиотеке.

В предлагаемый сборник отобрана лишь небольшая часть эпистолярного наследия знаменитого русского флотоводца. Но эти документы охватывают те годы жизни, когда особенно ярко проявились природные дарования, незаурядные качества этого выдающегося военного и политического деятеля, неукротимый дух верного сына Отечества. Читая письма Ушакова, неизменно ощущаешь его глубочайшую преданность флотскому делу, которому он посвятил всю свою жизнь.

Публикуется и ряд его приказов, распоряжений. В них, хранящих приметы давно минувшего времени, также проглядывает ушаковская индивидуальность, неординарность его характера. Все это имеет и важное познавательное, и большое практическое значение для командного состава армии и флота.

Что нам известно о Ф. Ф. Ушакове? То, что он родился в деревне Бурнаково Романовского уезда Ярославской губернии в семье мелкопоместного дворянина. Никто из ближайших его родственников к морю никакого отношения не имел. А Федя с детства хотел стать моряком. Выросший на Волге, он хорошо плавал, быстрее всех мальчишек вязал плоты, дольше всех мог сидеть под водой с камышиной и греб без устали.

Отец же мечтал отдать сына в преображенский полк. Но по скромности семейного достатка Федору Ушакову на гвардейский мундир рассчитывать не приходилось. Да он о том и не тужил. К морю его тянуло, к службе военно-морской.

Снова и снова просил он деда Василия рассказать ему старинную историю о героическом российском матросе Василии Кари-отском и о прекрасной королеве Ираклии..

Мечта мальчика осуществилась. Он поступил в Морской кадетский шляхетный корпус. Учился старательно, вел себя примерно. По окончании образования получил звание мичмана и назначение на Балтийский флот. В 1768 году с началом войны с Турцией его откомандировали на вновь создаваемую Азовскую флотилию под начальство вице-адмирала А. Н. Сенявина. Энергичный и талантливый адмирал оказал большое влияние на воспитание у молодого офицера командирских и организаторских качеств.

Следует заметить, что к тому времени Юг становился одним из важнейших направлений экономической и военно-политической деятельности России. Ее стремление к выходу на просторы Черного моря было совершенно очевидным и диктовалось жизненно необходимыми потребностями государства.

Почти все царствование Петра I, как известно, прошло в упорной и победоносной борьбе за выход на Балтийское море. Прорубленное им «окно в Европу» позволило осуществить решительный рывок в развитии страны.

Вступившая на престол в 1762 году Екатерина II тоже стремилась вписать побольше ярких страниц в историю России, еще выше поднять ее международный престиж, а заодно укрепить и свой авторитет. Обстоятельства восшествия на трон жены Петра III были темные, обрастали в народе слухами о насильственной смерти императора. Остановить ненужные кривотолки могли только смелые и эффективные действия молодой императрицы во благо великой страны. Понимали это приближенные Екатерины, понимала и она сама, многое стараясь делать так, как должно было, по ее мнению, понравиться ее подданным. Защита национальных интересов русского народа получила широкое отражение и во внешней государственной политике, которую современники признавали блестящей стороной деятельности Екатерины II.

Неординарность ее личности не оставляет никаких сомнений. Она не родилась наследницей престола, но сумела стать императрицей и 34 года успешно управляла своенравным дворянством России. Позднее историки назовут годы ее царствования «золотым веком». Искусство управлять во многом объяснялось способностью Екатерины опираться на наиболее талантливые и прогрессивные силы страны. В военном деле, например, на таких великих сынов своего народа, как А. В. Суворов, Г. А. Потемкин, Ф. Ф. Ушаков. Федор Федорович подчеркивал в своих письмах, что в потребных случаях он охотно посвятит жизнь свою на «заслугу Отечеству». А потребными для самоотверженной службы Отечеству оказались не отдельные случаи, а все годы практической деятельности на флоте.

Все настойчивее притягивали взоры российских купцов и промышленников, дипломатов и военных южные моря, предоставлявшие большие возможности для широкого развития экономических связей со странами Востока и Южной Европы. Но побережье Черного и Азовского морей было захвачено турками и находящимися в вассальной зависимости от них крымскими татарами.

Турция, имея поддержку со стороны Франции и Австрии, отказалась вести переговоры с Россией по урегулированию спорных вопросов. Более того, чтобы укрепить свое господство на северных берегах Черного моря, она начала военные действия против России. Для успешной борьбы с таким сильным противником нужен был полнокровный флот. Его и предстояло создать в кратчайшие сроки. На Дону и его притоках, где еще оставались старые петровские верфи, началось ускоренными темпами строительство судов, формирование флотилии. В дальнейшем она получила название Азовской.

Ушаков тем временем плавал на различных малых судах, охранявших устья Дона, участвовал в рейсе фрегата по Дону, был произведен в лейтенанты, командовал четырьмя транспортными судами, доставлявшими лес к Таганрогу для постройки кораблей. Русские сухопутные войска при содействии пока еще маломощной Азовской флотилии нанесли противнику ряд серьезных поражений. Появилась реальная надежда на большой успех. И он действительно пришел.

Последовали блестящие победы на дунайском фронте. Турецкая империя оказалась в критическом положении. Деморализованные войска занимались грабежом, с каждым днем проявляя все больше неповиновения. Высокая Порта (так русские дипломаты называли правительство Турции) была вынуждена обратиться к русскому правительству с предложением начать переговоры о перемирии.

По мирному договору, заключенному в местечке Кучук-Кайнарджи 10 июля 1774 года[1], Турция отказалась от претензий в отношении Крыма и Кубани, вернула России Азов, отдала Керчь и Еникале, иначе говоря, все Азовское море, а также Кинбурн и все пространство между Днепром и Бугом; признала право свободного плавания российских торговых судов по Черному морю с пропуском их в Средиземное море и обратно, обязалась уплатить большую контрибуцию.

В ходе закончившейся войны Ушаков прошел неплохую боевую школу, побывал на различных должностях, в том числе командовал яхтой императрицы. К сожалению, в письмах и других документах самого Федора Федоровича об этом довольно любопытном эпизоде его флотской службы ничего не говорится. Однако тот факт, что он пробыл в столь заметной должности всего лишь менее двух месяцев, позволяет сделать некоторые выводы. Впрочем, они сами собой вытекают из последующих суждений Ушакова. «Вашей светлости, — писал он позднее Г. А. Потемкину, — осмеливаюсь откровенно в предупреждении объясниться, что я отличную охоту имею и желаю всегда больше быть на море, нежели в гавани..»

Федор чувствовал себя на этом нарядном судне, сверкающем медью и наполненном запахами духов и пудры, совершенно оторванным от флота. И хотя исполнял все обязанности с великим усердием, ощущал себя не у дел. Не могли не видеть такого несоответствия и другие. Характерна в данном случае одна фраза в романе Л. Раковского. Она наверняка придумана автором, но весьма и весьма близка к правде. Екатерина, побывав на яхте и познакомившись с новым «придворным флотоводцем», будто бы сказала высшему флотскому руководству: «Ушаков слишком хорош для императорской яхты. Ему командовать боевым, линейным кораблем».

Высочайшее повеление, к радости самого «виновника», вскорости было исполнено. Федор Федорович получил новые назначения. Между тем на Юге активно разворачивались как международные, так и внутренние события. Быстрыми темпами шло военное кораблестроение. Появлялись новые города. С окончательным присоединением Крыма к России в 1783 году было решено основать новую морскую базу на Черном море в Ахтиарской, теперешней Севастопольской бухте.

Преображение российского Юга было тесно связано с именем генерал-губернатора тех мест Григория Александровича Потемкина. Он пользовался безграничным доверием императрицы. Непосредственно ему был подчинен весь Черноморский флот с его адмиралтействами и портами на Черном и Азовском морях, на Дону и Днепре. Его энергичная и эффективная деятельность вселяла в людей веру и надежду.

Мудрый и искушенный в жизни человек, Григорий Александрович, конечно, понимал, что не обладает необходимыми знаниями и опытом в таком сложном деле, как управление военно-морскими силами, и потому подбирал способных и надежных помощников, старался не вмешиваться в детали их деятельности, не стеснял инициативы, которую умел ценить и поддерживать. И неудивительно, что значительная часть писем Ушакова обращена именно к нему. В них Федор Федорович подробно рассказывает о событиях, о своих победах и потерях, если возникает необходимость, просит помощи.

Но это будет несколько позже. А пока понемногу осуществлялось его давнее желание перевестись на полюбившийся флот. Вновь и вновь он отлично проявляет себя в различных сферах деятельности, в том числе и в борьбе с чумой, которая тогда свирепствовала в Херсоне и его окрестностях. За это по ходатайству Адмиралтейств-коллегии получил незадолго перед тем учрежденный орден Владимира 4-й степени, письменную благодарность от коллегии, был произведен в капитаны 1 ранга. Имя Ушакова стало широко известно во флотских кругах.

В 1785 году он уже становится одним из организаторов в устройстве новосоздаваемого флота и обучения личного состава. По его требованию, выполнения которого он добивался неукоснительно, новичков сначала знакомили с корабельным уставом, со всеми основами корабельной службы. А потом уже шла кропотливая учеба, повседневная отработка практических навыков. Таким образом, создавалась достаточно строгая и планомерная система и методика обучения экипажей кораблей.

«Весьма важно, — писал в своих наставлениях Ушаков, — служителей обучить скорому и расторопному управлению парусов, подбирать и распускать оные, а особо брать рифы с крайней и всевозможной расторопностью, и притом необходимо надобна бережливость, чтобы паруса не драть… Господам командующим рекомендую в приобучении офицеров и служителей иметь собственный свой присмотр и каждому по долгу, кому об чем следует, давать наставление».

«Школа Ушакова» становилась понятием вполне определенным и имела широкую поддержку. Она позволяла морякам в короткие сроки приобрести расторопность, морскую сноровку, привыкнуть к напряженному корабельному ритму и должной дисциплине.

От офицеров, по его мнению, требовалась особая быстрота в оценке обстановки, в принятии решений и точность в действиях. От их знаний, практической подготовки и распоряжений зависела слаженность личного состава подразделений, а то и всего экипажа. А слаженность в выполнении команд и приказов на кораблях парусного флота имела исключительное значение.

Многое менялось и заново создавалось тогда на Юге, в том числе и на флоте. Весной 1787 года Екатерина II предприняла путешествие для обозрения Новороссии и Крыма. На Севастопольском рейде 22 мая был устроен смотр новорожденного флота, состоявшего из трех линейных кораблей, трех бомбардирских кораблей, 12 фрегатов, двух брандеров и 26 судов 2- и 3-мачтовых. Императрица осталась очень довольна их состоянием и организацией флота в целом.

После смотра последовали награды, повышения в рангах. Г. А. Потемкин получил титул Таврического, капитан 1 ранга М. И. Войнович, непосредственно возглавлявший руководство флотом, был произведен в контр-адмиралы. Ушаков, лично представлявшийся Екатерине, получил чин капитана бригадного ранга.

То путешествие дало императрице возможность не только увидеть и по достоинству оценить плоды огромного труда Потемкина и его сподвижников, но и обсудить будущие шаги по более надежному утверждению России на побережье Черного моря. Только что созданная база флота — Севастополь — была названа ею «путем в Константинополь». Это совершенно определенно свидетельствовало о характере надвигающегося времени.

Правда, ни императрица, ни Потемкин войны не желали. Они пока находили ее преждевременной, хотя и понимали всю сложность и напряженность ситуации. Российскому послу в Константинополе предписывалось всеми мерами препятствовать инстинктам враждебных держав, по возможности отдалять разрыв. Порта тем не менее предъявила ряд жестких, явно неприемлемых требований, вплоть до возвращения ей Крыма. Получив отказ, она арестовала посла. Через несколько дней отряд турецких судов совершил нападение на российские корабли. Фактически началась необъявленная война между Россией и Турцией.

Ушаков реально оценивал обстановку, но предпринять меры, которые считал совершенно необходимыми в целом по флоту, не мог. Он командовал лишь авангардом Черноморской эскадры. А Войнович осторожничал и медлил. В результате очень скоро Днепровский лиман был блокирован, херсонские верфи, где достраивались несколько больших кораблей, разорены.

Александр Васильевич Суворов, назначенный с началом войны командующим сухопутными войсками в южных областях Новороссии, первым учел угрожающее положение и предотвратил покушение турок на Херсон. Севастопольская эскадра начала готовиться к боевым действиям. Потемкин настойчиво требовал, чтобы с началом навигации 1788 года корабли эскадры вышли из Севастополя на пути сообщения неприятеля и отвлекали его линейный флот от Лимана. Однако Войнович смог обеспечить выход кораблей лишь во второй половине июня. Вскоре они приступили к боевым действиям, в ходе которых Федор Федорович уже мог в значительной мере применить свои тактические приемы.

В этом отношении показателен бой, произошедший 3 июля у острова Фидониси. Турецкий флот под командованием Гасан-паши, получив сильное подкрепление, вышел на поиски Севастопольской эскадры. Превосходство турок во многих отношениях было очевидным: 17 линейных кораблей, 8 фрегатов и 24 мелких судна против двух линейных кораблей, 10 фрегатов и 24 мелких судов. Вес турецкого залпа достигал 410 пудов, тогда как у русских — всего лишь 160 пудов. В условиях открытого моря такое преимущество казалось командованию неприятеля решающим и вселяло надежду и уверенность на легкую победу.

Трусливого Войновича несоизмеримость сил очень беспокоила. Но был еще Ушаков, который в боевых операциях теперь играл далеко не второстепенную роль. Его письма, рапорты не только воспроизводят картину того или иного конкретного боя, но и показывают самобытность характера этого человека, его решительность и инициативу, храбрость и бесстрашие. Не случайно в обиходе он нередко использовал знаменитое суворовское изречение: «Испуган — наполовину побежден». Боевая и морская выучка, готовность совершить подвиг, невзирая на любые преграды, — вот черты, которые Ушаков ценил и неустанно воспитывал у подчиненных. Он безгранично верил в своих подчиненных и потому смело шел на самые рискованные поступки.

Утром 3 июля флоты обнаружили друг друга и стали сближаться. Находившийся на ветре Гасан-паша, будучи уверенным в своем превосходстве, решил немедленно атаковать русскую эскадру, прежде всего ее авангард. Угадывалось его стремление расколоть силы русских и по частям разгромить их.

Допускать этого было нельзя. Ушаков решил пойти на хитрость. Он приказал передним фрегатам прибавить парусов и увеличить скорость, но вовсе не для ухода от сражения, а чтобы обойти голову турецкого флота и с обеих бортов действовать в два огня.

Гасан-паша разгадал маневр, тоже прибавил скорость и помешал Ушакову выполнить задуманное. Но неприятельская эскадра растянулась, корабли оказались далеко друг от друга и не могли оказать взаимной поддержки в нужный момент. Русская эскадра тем временем приблизилась к ним на расстояние залпа, и сражение разгорелось по всей линии. Отлично обученные командиры и экипажи, получившие приказание стрелять только прицельно, разряжали свои орудия с необычайным искусством. Недостаточность в численности компенсировалась мощью огня и его меткостью.

Энергичный натиск авангарда Ушакова сделал свое дело. Через полчаса передние корабли неприятеля, сильно поврежденные, повернули на другой галс и вышли из линии. Удачный залп в корму корабля самого Гасана, который держался наиболее стойко, окончательно решил исход боя.

В этом сражении со всей очевидностью проявился военно-морской талант Федора Федоровича. Чтобы понять и по достоинству оценить оригинальность и новизну его тактических решений и приемов, следует заметить, что классический эскадренный бой по требованиям того времени сводился к артиллерийскому состязанию двух флотов, которые шли в кильватерных колоннах параллельно друг другу на строго определенном расстоянии. Все искусство флотоводцев сводилось к достижению двух целей — выигрышу ветра и распределению своих кораблей таким образом, чтобы каждому неприятельскому кораблю противостоял определенный корабль своей линии.

Морские сражения той эпохи в большинстве своем характеризовались монотонностью, вязкостью и слабым использованием любого маневра. Командиры, лишенные самостоятельности, творчества и инициативы, не имели права ни выйти в нужный момент из линии для решительного удара или охвата фронта противника, ни проявить свою сноровку в каком-либо ином тактическом приеме. Никакое прорезание строя для постановки неприятеля в два огня, ни сосредоточение сил против одного из них не признавались допустимыми.

Ушаков, по существу, взорвал устои старой школы. Он сосредоточивал главный удар на флагманских кораблях. Такая тактика имела успех особенно в боях с турками, которые проявляли похвальную стойкость только до тех пор, пока держались их адмиралы. Российские командиры, кроме того, получили свободу действий с учетом конкретной обстановки и общих интересов флота. Понятно, что это повышало ответственность каждого в поиске наиболее эффективных форм и средств ведения боя, которые бы обеспечили общий положительный результат.

К сожалению, первая же крупная победа Ушакова, которая лишила турецкий флот неоспоримого владычества на море, принесла будущему знаменитому флотоводцу немало огорчений. Весь успех боя при Фидониси принадлежал только ему. Но завистливый Войнович, официально командовавший флотом, приписал его исключительно себе. Он извратил в донесении сущность сражения, не пожелал представить к наградам указанных Федором Федоровичем командиров и других офицеров. Был обойден в представлении и сам Ушаков.

В сборнике публикуется письмо Ушакова Потемкину, в котором он подробно излагает обстоятельства дела. В нем подчеркивается, что «безо всякой притчины безвинно обруган, и приписано со всем несправедливыми и несходными поведению и делам моим словами всякое поношение чести, и тем причинил наичувствительнейшее оскорбление, и в болезни моей сразил жестоким ударом».

Этот инцидент заставил главнокомандующего внимательнее отнестись к поведению Войновича и более пристально присмотреться к деятельности Ушакова. Человек, далекий от тонкостей военно-морской специфики, Григорий Александрович тем не менее сразу обнаружил в новаторстве Федора Федоровича обнадеживающие перспективы. Весьма любопытны суждения на сей счет, которые Потемкин высказывает в письме тому же Войновичу.

В деле с неприятелем, писал он, особенно с турками, много помогает искусство: не всегда сражениями побеждают неприятеля и часто благоразумные распоряжения сделают ему больше вреда, нежели храброе нападение. Наблюдать движение его, изыскивать благоприятное время к поражению и пользоваться оным к нанесению чувствительного ему удара. Сие можно сделать без риску. Что же касается до представления о трудности атаковать неприятеля соединенно, то мудрено ожидать, чтобы оный стал делиться, не быв к тому принужден.

Нет сомнения, что тут от начала и до конца видится уже опробованный опыт Ушакова. Его и назначил Потемкин зимой 1789 года начальником Севастопольской эскадры, что соответствовало общему желанию флотской общественности. А убедившись окончательно в неспособности Войновича квалифицированно управлять флотом, в марте следующего года он приказал ему сдать Ушакову и эту должность.

Получен широчайший простор для инициативы и самостоятельности. Письма, записки, распоряжения этого периода, как, впрочем, и многие другие, свидетельствуют о всесторонней заботе Ушакова по совершенствованию сил флота, подбору командиров, уже зарекомендовавших себя умелыми руководителями, упорядочению боевой подготовки. Даже персональные обращения несли в себе не просто полезные наставления, а элементы столь необходимого каждому опыта.

«…Исполняйте, — писал он одному из командиров, — по вашему благоразумию, по важности обстоятельств и соображайте, что как полезнее». «Вам напоминаю, — обращался чуть позже к другому офицеру, — покажите такой вид, чтобы неприятель считал вас в великом числе, и так наводите ему страх, чтобы он из отдаленных укреплениев бежал бы внутрь крепости».

Пожалуй, одной из основных форм методики обучения подчиненных, если судить по документам, Ушаков считал глубокий и обстоятельный анализ допущенных ошибок и просчетов. Причем обращался к каждому персонально. Скажем, неправильное управление кораблем со стороны капитана 2 ранга И. С. Поскочина послужило поводом для остановки всей эскадры. Ушаков тщательнейшим образом разбирает все, что привело к такой непростительной оплошности. Здесь много специальных терминов, понятий. Но ведь без них в данном случае не обойтись. А далее пишет: «Крайне я всем оным недоволен и таковое неудовольствие вам объявляю, и если что-либо неприятное чрез сие последует, я отнесу оное к вашей неисправности».

Авторитет Ушакова на флоте становится все более значительным. Сказывались и его блестящие природные дарования, и глубокий аналитический ум, а также цельность, прямота натуры, честность. Влияние такого человека на окружающих не могло быть поверхностным, сиюминутным. Ему доверяли в большом и малом. Он дорожил этим доверием и в определенных ситуациях не только сам мог прощать подчиненным ошибки, но и испрашивать таковое прощение в высоких инстанциях.

Капитан-лейтенант С. Бырдин однажды по нерасторопности посадил корабль на мель. Такая оплошность влекла за собой суровое наказание. Ушаков обратился с письмом к В. С. Попову, правителю военно-походной канцелярии Г. А. Потемкина: «Сделай милость, батюшка Василий Степанович, испроси для меня ему милость его светлости и прощение в его проступке, без которой, находясь он ныне под судом, конечно, останется несчастлив, он под командою хороший офицер и мне здесь надобен».

Письма, записки, другие документы Федора Федоровича нельзя рассматривать в отрыве от событий на Черноморском театре и в целом от международной обстановки. А она на рубеже последнего десятилетия XVIII века заметно осложнилась. Австрия вышла из союза с Россией и заключила мир с Портой. Война со Швецией отвлекла большую часть сил России на север. Турция, находя в том благоприятные для себя условия, лелеяла надежду на возвращение Крыма. С этой целью предпринимались необходимые меры, разрабатывались рассчитанные на успех планы.

Потемкин и Ушаков, обсудив ситуацию, решили прежде всего взять Анапу, которая являлась промежуточной базой неприятельских экспедиций. В походе участвовали самые мощные и быстроходные корабли. Были осмотрены все прибрежные пункты, уничтожены во множестве крейсерские и коммерческие суда противника с тем, чтобы осложнить перевозку войск и навести панику. Адмирал подверг бомбардировке Синоп, Самсунь и, не встретив боевых турецких кораблей, направился к Анапе и успешно ее обстрелял.

Своеобразный рейд по тылам противника длился всего двадцать дней. Он оказал большое влияние на укрепление боевого духа севастопольских моряков. 50 судов под руководством энергичного адмирала три недели господствовали в неприятельских водах, смело ища встречи с противником. Это был первый поход флота, хорошо подготовленный и образцово выполненный. Донесения о нем, посланные Ушаковым разным адресатам, полны оптимизма, уверенности в будущих более крупных победах.

Ждать долго не пришлось. Не было сомнений, что турецкое руководство постарается защитить свои интересы на просторах Черного моря. Так оно и случилось. Уже в конце июня 1790 года флот Турции появился у кавказских берегов. Потемкин распорядился следить за его передвижениями и искать удобного случая для решительной атаки. Встреча произошла 8 июля.

Около полудня оба флота, держась на расстоянии действительного огня, шли параллельными курсами, уводящими от Керченского пролива. Турки первыми предприняли атаку на русский авангард, но его командующий бригадир Г. К. Голенкин искусно отразил ее и своим огнем привел турецкие суда в большое замешательство.

С обеих сторон в бой вступили остальные корабли. Сократив до минимума расстояние до противника, плотнее сомкнувшиеся русские суда по сигналу Ушакова начали необычайно сильный обстрел, засыпая неприятеля картечью. Превосходство нашей отлично организованной артиллерии вскоре проявилось со всей очевидностью. Сосредоточенный, прицельный огонь рвал паруса и снасти, обломки реев и мачт валились на палубы.

Ушаков с ближайшими кораблями, выйдя из линии, сосредоточил мощный удар по турецкому флагману, угрожая абордажем. Не выдержав стремительного натиска, неприятельские суда стали спускаться под ветер, и вскоре бегство сделалось всеобщим. Ка-пудан-паша пытался остановить их, но напрасно.

Тем не менее через некоторое время он в значительно усиленном составе снова появился в море и стал крейсировать между Аккерманом и Тендрой. Именно при Тендре состоялся бой, который принес Ушакову особенно широкую известность. Общие потери неприятеля превышали две тысячи человек. Наши, благодаря Богу, писал Потемкин, такого перца задали туркам, что любо. Спасибо Федору Федоровичу.

А Екатерина II по этому поводу записала в сентябре 1790 года: «Сегодня — воскресенье. Я приказала отслужить молебен при звуках залпов из 101 пушки, а за моим столом на 288 приборов мы пили здоровье победоносного Черноморского флота и его контр-адмирала Ушакова. Он получит за третье сражение в течение этого лета Св. Георгия второй степени, и это будет первый в чине генерал-майора, награжденный Георгием этой степени; кроме того я ему дам землю. Вот как награждают у нас тех, которые хорошо служат государству…»

Под командованием Ушакова было еще немало значительных сражений, славных побед. Но в письмах и донесениях о них нет чрезмерного восторга и самовосхваления. Сдержанный, спокойный стиль, неторопливое внимание к подробностям свидетельствуют не только о личной скромности автора, но и о его глубоком понимании, что безудержное и долгое ликование по поводу достигнутого успеха чревато нежелательными последствиями. Расслабляется воля, притупляется чувство опасности. Для моряков это чрезвычайно опасно.

Исключительно требовательный к себе, Федор Федорович строго следил за корабельным бытом, организацией службы, проявлял постоянное беспокойство о готовности экипажей кораблей к выполнению тех повелений, которые в любое время могут последовать. Вот он с тревогой сообщает по команде о недостатке на флоте корабельных канатов и якорей, «ибо по прибытии моем в Херсон оказалось, что имеющиеся здесь в прошедшее время нового заготовления якоря пробованы были и оказались ко употреблению неблагонадежны…».

В других случаях Федор Федорович проявляет всемерное старание по своевременной доставке корабельного леса и оружия, оборудования и ремонту судов, береговому строительству. Но предмет его особой и непрерывной заботы — сбережение и обеспечение личного состава всем необходимым. Он выдает распоряжение конторе Севастопольского порта об улучшении содержания больных в госпиталях, обращается в Севастопольский городской магистрат с требованием прекратить продажу недоброкачественного мяса, добивается от соответствующих служб содействия в снабжении экипажей нужными медикаментами, выделении дополнительных средств на расходы, вызванные усилением желудочных заболеваний, высказывает Потемкину соображения о повышении норм питания матросов на зимний период.

Позже, уже в годы царствования Александра I, будучи практически отстраненным от активного участия в жизни и деятельности флота, он продолжал пристально вникать в бытовые нужды подчиненных. Известны его докладные записки на имя морского министра, в которых он предлагал разные меры для облегчения жизни «наряженных на работу казенных людей», в частности настоятельно рекомендовал покупку в Галерной гавани частных домов, чтобы устроить в них казенные квартиры для офицеров гребного флота, живших тогда по всему городу.

По окончании четырехлетней войны с Турцией Ушаков приложил много сил и стараний на обустройство Севастополя. Раньше вплотную заняться этим наиважнейшим для развития флота делом не позволяли боевые походы. Теперь же под его непосредственным руководством шло оборудование порта, верфей, доков, набережной, строились новые административные и жилые здания, дороги.

Осенью 1792 года Ушакова вызвали в Петербург. Екатерина пожелала увидеть героя, так прославившего на море ее царствование. Она встретила в нем, пишет один из его биографов Р. Скаловский, человека прямодушного, скромного, мало знакомого с требованиями светской жизни. «Строгий адмирал, созданный для моря, вполне носил на себе отпечаток этого призвания и далеко не мог выражаться столь же метко и красноречиво, как заставлять говорить орудия на батареях своих кораблей».

Да, за минувшие годы (как, впрочем, и за последующие) Федор Федорович так и не овладел светскими манерами, из-за чего, на мой взгляд, имел немало осложнений, в том числе в отношениях с начальниками. Адмирал не мог терпеть чванства, унижения человеческого достоинства, оскорблений. А они, как ни печально, в высших кругах считались не только приемлемым, но и вполне нормальным явлением.

В 1791 году ушел из жизни Г. А. Потемкин, который понимал и высоко ценил Ушакова. Председательствующим Черноморского адмиралтейского правления был назначен ранее уволенный со службы Н. С. Мордвинов. Его разногласия с Федором Федоровичем по служебным вопросам с каждым днем обострялись. Однажды он позволил себе в присутствии командиров кораблей сделать командующему флотом несколько замечаний в самой резкой форме. Ушаков, по природе вспыльчивый, соблюдая субординацию, все же удержался от возражений. Однако сразу же написал Мордвинову письмо, в котором указал, что от подобных действий страдает служба, дисциплина и доверие подчиненных к начальнику.

К сожалению, ни личные послания, ни объяснения через других лиц не снимали разногласия и взаимную неприязнь, а, возможно, еще более их усиливали. В своих письмах Федор Федорович вновь и вновь возвращается к этим своим душевным ранам. В 1798 году он пишет в Адмиралтейств-коллегию, что «господин адмирал и кавалер Николай Семенович Мордвинов при сем моем отправлении с эскадрою в обиду назвал меня, будучи в его доме, при капитане над портом Пустошкине малым ребенком и несколько раз повторил, что якобы все меня почитают таковым».

Наверное, и впрямь непосредственность, открытость, чистота помыслов, присущие Ушакову, кому-то давали повод считать его малым ребенком. Но иным он быть не мог, приспосабливаться и лгать не желал. «Противу чести моей ни все сокровища в свете меня не обольстят, — писал он В. С. Томаре, — и я их не желаю и не ищу…»

Следует заметить, что с течением времени помимо Мордвинова Ушаков нажил себе достаточно недоброжелателей. Они завидовали его служебным успехам, растущей популярности в стране и за ее пределами, а потому старались всячески навредить адмиралу, правда большей частью безуспешно. Ушаков был слишком крупной фигурой, нужным человеком для России и императорского двора — не так-то просто было «затереть» его и отстранить от флота. К тому же международная обстановка потребовала выполнения сложных военно-политических задач, которые были по плечу только одному вице-адмиралу Ушакову. Вскоре Павел I поручает Федору Федоровичу возглавить поход военно-морской эскадры в Средиземное море.

К тому времени буржуазная Франция начала захватнические войны в Европе и Африке. Генерал Бонапарт, будущий император Наполеон, нанес тяжелое поражение Австрии, завоевал Северную Италию, бывшую под властью австрийцев, Ионические острова и ряд крепостей в Албании, на западном побережье Балканского полуострова. В 1798 году французские войска высадились в Египте. Эта агрессия ослабляла политическое влияние России на Балканском полуострове. Турция, не имея достаточных сил для эффективного сопротивления, обратилась за помощью к России. Между ними было подписано военное соглашение. Недавние противники стали союзниками.

13 августа 1798 года русская эскадра вышла из Севастополя. Личный состав по подбору и подготовке был наилучший, но корабли находились в весьма плачевном состоянии. Несколькими днями раньше Ушаков сообщал доверенному лицу императора адмиралу Г. Г. Кушелеву, что «корабли и фрегаты в прошлую войну строились с великой поспешностию… и от поспешного построения не таковы крепки… а частию и многие гнилости уже в членах показываются».

23 августа русская эскадра обменялась салютами с босфорскими укреплениями и встала на якорь близ Константинополя. Население города и сам султан Селим III восторженно встретили русских моряков. При съезде адмирала Ушакова на берег ему салютовали с корабля капудан-паши. Султан пожаловал Федору Федоровичу золотую табакерку, богато украшенную алмазами, а матросам приказал раздать две тысячи турецких червонцев.

По предложению султана Ушаков осмотрел турецкую, отныне союзную, эскадру. Причем, как свидетельствуют письма, осматривал не только с точки зрения готовности к предстоящим походам и баталиям, но и с позиций достижений мирового корабельного строительства. «Все корабли и фрегаты, — писал Ушаков Павлу I, — обшиты медью и нынешнее состояние их нахожу хотя и не совсем совершенно против европейских флотов, но против прежнего несравненно лучше, а частию и в настоящем порядке».

20 сентября русско-турецкий флот под командованием Ушакова вышел в море. Ему предстояло освободить Ионические острова, препятствовать французам усиливать свои гарнизоны на албанском берегу и по мере возможности оказывать поддержку английской эскадре под командованием адмирала Нельсона, блокировавшей берега Египта.

Первые раскаты ушаковских орудий, прозвучавшие у острова Цериго, ознаменовали собой начало войн России с Францией, которые через ряд сражений привели в 1814 году русские войска на улицы Парижа.

Всего лишь шесть недель понадобилось Ушакову, чтобы освободить четыре острова: Цериго, Занте, Кефалония и Св. Мавра. Его донесения и об этих сражениях подробны и доказательны. Таков стиль адмирала. Читающий должен получить возможность представить всю картину боя, его напряженность и стремительность. При этом на первый план Ушаков выдвигает наиболее храбрых воинов, заслуживших своей самоотверженностью его признание и похвалу.

«Осмелюсь всеподданнейше донести вашему императорскому величеству, — писал он Павлу I, — командующий российским десантом флота капитан-лейтенант и кавалер Шостак рачительной расторопностию, искусством и рвением при неустрашимой храбрости исполнил все поручаемое мною по моим приказаниям весьма удачно и исправно, и крепости взяты безо всякой потери людей с нашей стороны…»

Тут и оценка разумных и удачных действий подчиненного, и нескрываемое чувство гордости, которое всякий раз испытывал адмирал за славных сынов отечества, сумевших в жестоком бою одолеть противника. Особенно радовало его признание силы и мощи русского флота со стороны иностранцев. Несколько раньше Федор Федорович написал: «Из острова Св. Мавры также получил я известие, что жители оного острова в городе подняли российский флаг и с нетерпеливостию ожидают прибытия нашей эскадры, дабы вместе со оною истребить французов».

Наиболее крепким орешком в этой экспедиции был остров Корфу с его знаменитой крепостью. Расположенный на путях интенсивного сообщения западного мира с Востоком, этот остров с древнейших времен привлекал к себе внимание.

В стенах крепости французы сосредоточили до 650 орудий с боеприпасами, 3 тысячи солдат, запасы продовольствия на полгода. С моря Корфу защищал остров Видо с фортом и крепостью, имевшей 800 человек гарнизона, и остров Лазаретто, на котором были установлены артиллерийские батареи. Под стенами Корфу стояли на якоре французские корабли.

Прямо скажем, оборона по тому времени достаточно убедительная и надежная. Но и союзный флот располагал немалой мощью. А главное — командовал им человек, обладавший незаурядным талантом военачальника, способного повести людей на любые сражения и одержать победу.

Надо заметить, что русская армия и русский флот в особенности всегда отличались высокой степенью организованности и дисциплины, которые достигались большей частью жестокостью начальников к подчиненным.

Федор Федорович, конечно же, был человеком своего времени. Как и его предшественники, он использовал достаточно суровые меры для наведения порядка. Об этой свидетельствуют его письма, распоряжения, приказы и другие документы. В то же время он был одним из немногих, кто стал понимать, что глумление человека над человеком безнравственно. Позднее последователи передовой мысли русского офицерства, в частности декабристы, полностью откажутся от телесных наказаний солдат, чем заслужат уважение и любовь своих подчиненных. Но это будет позднее. Пока же Ушакову острое чутье и природная мудрость подсказывают, что в рамках существующих законов и правил нужно относиться к подчиненным более гуманно. Даже в его приказах, касающихся вопросов поведения моряков, дисциплины, преобладают меры убеждения.

Непременное уважение человеческого достоинства и обязательное почитание офицерской чести Ушаков сочетает с требованием неукоснительного выполнения своих приказов, что диктуется не его личными амбициями, а неумолимыми законами флотской жизни.

Опытный, беспредельно влюбленный в море, познавший все тонкости флотской службы, Ушаков в обучении и воспитании подчиненных использовал не только положительные, но и отрицательные примеры. В этом видится его удивительная способность быть настоящим наставником.

Бесценный организаторский дар Ушакова, его умение поддерживать в подчиненных боевой дух способствовали достижению крупных успехов. Один из них — победа русского флота при Корфу.

В конце января 1799 года, собрав все силы союзной эскадры, Ушаков решил атаковать Корфу с моря. Это было новшеством в борьбе с морскими крепостями, которые обычно брались только с суши после длительной осады. Общий штурм, назначенный на 18 февраля, адмирал решил начать с острова Видо, о котором он сказал: «Вот ключ Корфы».

Утром намеченного дня Ушаков дал сигнал открыть огонь двух батарей по крепостным укреплениям французов, а десанту атаковать внешние укрепления. Одновременно эскадра начала обстрел северной и восточной сторон Видо. Обрушив всю силу огня корабельной артиллерии по батареям и береговым укреплениям острова, союзники за два часа окончательно подавили их. Не прекращая огня, Ушаков приказал высадить десант во всех удобных местах. В 14 часов остатки гарнизона острова — 422 человека во главе с генералом Пивроном — сдались в плен.

Взяв Видо, Ушаков все силы бросил на овладение островом Корфу. После полуторачасового штурма были взяты наружные укрепления старой крепости. Видя безнадежное положение гарнизона, главный комиссар Директории Дюбуа и комендант крепости Шабо на следующий день прислали к Ушакову парламентера с предложением о сдаче крепости. 20 февраля был подписан акт о капитуляции. В донесениях адмирала сказано, что в плен было взято 2931 человек, захвачено 698 пушек разного калибра, линейный корабль, фрегат, бомбардирский корабль и десять мелких судов, большое количество боеприпасов и продовольствия.

Русские моряки в этих боях в очередной раз проявили самые лучшие свои качества. «Прилежнейшие наши служители, — писал Федор Федорович, — от ревности и рвения своего желая угождать мне и оказать деятельность свою и храбрость, на батареях в работу и во всех бдительностях в дождь, в мокроту и в слякоть, обмаранные в грязи, все терпеливо сносили и с великой ревностию старались обо всем рачительно и все переносили». И еще он писал: «Корфу взята нами, так сказать, великой отважностью и последними способами, каких другие употреблять не осмеливаются…»

Победу эту, к великому сожалению, в высших кругах встретили холодно и равнодушно. Ушаков искренне недоумевал и переживал по поводу такого отношения к подвигам русских моряков.

«За всем моим старанием и столь многими неусыпными трудами и рачением из Санкт-Петербурга не замечаю соответствия, — делился он своей душевной болью в письме к русскому послу в Константинополе. — Я душою и всем моим состоянием предан службе, не только о собственном каком-либо интересе, но и о себе ничего не думаю, кроме одной пользе государевой. Зависть, может быть, какая против меня действует. За Корфу я и слова благоприятного никакого не получил…»

В январе 1799 года Ушаков получил копию «с союзного оборонительного трактата высочайшего двора с Портою Оттоманскою». На основании этого «трактата» Ушаков должен был действовать в союзе с английским флотом в Средиземном море. Весной с повеления государя эскадра направилась к южным берегам Италии, на севере которой развернул победоносное наступление русских войск генералиссимус А. В. Суворов. Александр Васильевич поручил Ушакову очистить от французов Римскую область и Неаполитанское королевство. Морской десант, высаженный в мае на восточном побережье Италии, был горячо встречен местным населением. Пройдя через Апеннинский полуостров, отряд в начале июля взял Неаполь.

В период средиземноморской экспедиции во всем блеске проявился и дипломатический талант Федора Федоровича, который имел несомненный политический такт и проводил твердую политику, опирающуюся на русские традиции. Огромной мудрости и выдержки требовали от него, например, отношения с временным союзником и одновременно явным противником турецким правителем Янинского округа в Нижней Албании Али-пашой. В переписке, которая велась между ними довольно активно, Ушаков вежливо именовал его «высокородным и превосходительным пашой». Тот же уверял его во взаимном уважении и дружбе, хотя во многом всячески мешал адмиралу и ни на минуту не оставлял надежд воспользоваться победами как минимум поровну, а в чем-то даже обойти русских.

Чтобы вызвать у адмирала еще большее доверие, он пообещал прислать ему в помощь при осаде Корфу своего сына с шестью или семью тысячами войска. Ушаков, желая получить такого знатного заложника, писал в ответ: «Сына вашего, ежели изволите ко мне прислать, я буду беречь его, как собственного моего сына и друга, и тем докажу вам мое почтение…» Одновременно, не сомневаясь в двойной игре паши, так характеризовал его в письме русскому посланнику в Константинополе В. С. Томаре: «Человек хитрый и безмерно обманчивый… заметно из его поступков — он держит и держать будет ту сторону, которая сильнее».

Этой слабостью конкурента Федор Федорович пользовался при всяком удобном случае, являя ему свое великодушие. Однажды послал даже золотую табакерку, осыпанную бриллиантами. Но как только Корфу был взят, адмирал заговорил с ним более решительно и смело, пригрозил даже послать военный корабль к берегам Албании, чем сразу же смирил строптивого вассала Турции.

По письмам видно, как внимательно Ушаков следил и щепетильно реагировал на все тонкости в отношениях иностранцев к русским морякам, пытался разгадать их тайные и явные замыслы. В одном из писем к тому же Томаре он размышлял: «Требование английских начальников морскими силами в напрасные развлечения нашей эскадры я почитаю — не иное что, как они малую дружбу к нам показывают, желают нас от всех настоящих дел отщепить и, просто сказать, заставить ловить мух, а чтобы они вместо того вступили на те места, от которых нас отделить стараются. Корфу всегда была им приятна; себя она к ней прочили, а нас под разными и напрасными видами без нужд хотели отдалить или разделением нас привесть в несостояние…

После взятия Корфу зависть их к нам еще умножится, потому и должно предоставить все деятельности мне производить самому по открывающимся случаям и надобностям».

В письмах подробно рассказывается об устройстве правлений на освобожденных территориях, в частности в Ионической республике. И тут Федор Федорович показал настоящую дипломатическую прозорливость. Он сумел, с одной стороны, оградить интересы местного населения, с другой — не нарушить интересов Турции и не затронуть самолюбия щепетильного султанского правительства. Отдавая должное Ушакову и в этом вопросе, следует особо подчеркнуть, что принимать решения и добиваться их реализации ему приходилось большей частью самостоятельно. Ведь распоряжения, другие документы русского правительства доходили до него в лучшем случае через два месяца. И конечно же, наделенный благородством, он, вступив в мир политики, ежедневно рисковал собой.

Близилась к завершению средиземноморская экспедиция. Получив распоряжение оказать помощь англичанам в освобождении острова Мальта, Ушаков принял на корабли две тысячи гренадер, посланных Суворовым, и отправился в Сицилию с намерением дальнейшей переброски войск на Мальту. Во время перехода был получен другой приказ: прекратить боевые действия и возвращаться в свои черноморские базы. 26 октября 1800 года Федор Федорович привел эскадру в родной Севастополь, оставленный им более двух лет назад.

Ушакову после этого героического похода недолго пришлось оставаться командующим Черноморским флотом. Наступило царствование Александра I — самая мрачная пора в истории русского флота. Необходимость его совершенствования не только ставилась под сомнение, но и отрицалась вовсе. Морским учреждениям, и в частности Морскому корпусу, стремились придать сухопутный характер. Ревностным исполнителям воли государя, таким, как Мордвинов, Аракчеев и другие, на командных должностях нужны были иные люди, чем строптивый и независимый адмирал Ушаков. Брали верх и давние интриги бездарных адмиралов и всякого рода авантюристов. Зависть, сопровождавшая Федора Федоровича долгие годы, в общем-то понятна. Не имевший никакого отношения к придворным кругам, человек из российской глубинки, он достиг таких высот в службе и такого авторитета, какие большинству его недоброжелателей могли привидеться разве что в счастливом сне. Подобное не проходило бесследно.

Ушакову пеняли на то, что он не дворянин, и ему пришлось документально доказывать свое дворянское происхождение. Но с карьерой было покончено. Его перевели в Петербург и назначили главным командиром Балтийского гребного флота и начальником флотских команд. Такое оскорбительное отношение к заслугам тяготило прославленного флотоводца. Понимая, что он больше не нужен русскому флоту, Ушаков подает в отставку. Его прошения по этому поводу немногословны, но полны душевной боли. В январе 1807 года Ушаков был уволен в отставку с ношением мундира и пенсией в размере половинного жалованья. Он покидает Петербург и поселяется в деревне Алексеевка неподалеку от Санаксарского монастыря на Тамбовщине (ныне Мордовия). Там с не меньшей силой проявились его незаурядные душевные качества, милосердие и благотворительность.

Он жил в полной гармонии со всем, что его окружало, со своим мироощущением и, казалось, торопился отдать людям все свои богатства, что были получены им за безупречную службу, блестяще одержанные победы во славу Отечества. Характерно в этой связи письмо Федора Федоровича обер-прокурору Синода в апреле 1813 года, в котором на обращение императрицы Елизаветы Алексеевны он писал: «Я давно имел желание все сии деньги без изъятия раздать бедным, нищей братии, не имущим пропитания…»И отдавал все, что имел, всем, кто обращался за помощью. Из-за них у него сжималось сердце.

Сам же отставной адмирал жил скромно, много молился, поминая усопших родных и близких, соратников по службе на флоте, желал здоровья и благополучия живущим. Быть таким и поступать именно так, а не иначе — это был его личный выбор. Он ни у кого не спрашивал совета, разве только у Бога. Все делал по велению совести и строгому соответствию долголетнему опыту верного служения Родине.

Иеромонах Нафанаил в письме архиепископу Тамбовскому Афанасию вспоминал: «Оный адмирал Ушаков… и знаменитый благотворитель Санаксарской обители по прибытии своем из С.-Петербурга около восьми лет вел жизнь уединенную в собственном своем доме, в своей деревне Алексеевке, расстояние от монастыря через лес версты три… по воскресеньям и праздничным дням приезжал для богомоления в монастырь… а в Великий пост живал в монастыре в келье… Препровождал остатки дней своих крайне воздержанно и окончил жизнь свою, как следует истинному христианину и верному сыну святой церкви».

Непритязательный быт и самоотверженная деятельность Федора Федоровича Ушакова на всем жизненном пути, беззаветное выполнение сыновнего долга перед Родиной, флотом и людьми были овеяны духовной праведностью и всеохватной святостью. Такое суждение долгие годы разделяли многие. Постепенно оно приобрело общественный характер. А в 2000 году после длительного и детального рассмотрения документов и других свидетельств, связанных с именем великого сына нашего народа, каноническая комиссия Русской православной церкви причислила адмирала Ф. Ф. Ушакова к лику праведных местночтимых святых. Это признание стало одним из значимых событий в российском православии и в истории российского флота на рубеже XX и XXI веков.

В августе 2001 года в Санаксарском монастыре, где молился и погребен непобедимый флотоводец и святой праведник, прошла торжественная литургия, по свидетельству участников, грандиозная по своим масштабам, красочная, возвышенная и радостная. Несколько позже частицы мощей святого адмирала были вручены Балтийскому флоту, тогда же в Балтийске состоялись крестный ход и открытие памятника выдающемуся флотоводцу. В 2003 году воздвигнут памятный мемориал Ушакову на острове Корфу (Керкира).

Имя прославленного адмирала, замечательного русского патриота, святого чудотворца в памяти нашего народа, особенно военных моряков, живет и будет жить вечно. Его не только помнят, но и свято чтут. Канонизация великого флотоводца — одно из убедительных тому подтверждений.