…местные в стражу, что характерно, не шли ни за какие коврижки. Миролюбивое, сытое и вполне довольное жизнью население упорно считало любые профессии, связанные с ношением оружия, непрестижными, грязными и недостойными, поскольку якшаться, очевидно, придется с воинственными варварами. Правительство разворачивало пропаганду, убеждало и обещало заоблачные гонорары, но, поскольку никто из больших шишек не спешил подкреплять дело личным примером, успехом их начинания не увенчались. В итоге Совету Вирании пришлось махнуть рукой и исключить стражников и солдат из списка профессий, запрещенных для приезжих.
Словом, в ответ на вопль лорда Линно в зал влетели отнюдь не виранийцы, и я буквально загривком почувствовала, как напрягся Фирс.
Справедливости ради, отряд был хорош во всем, от аккуратно промаркированных бластеров до идеально вычищенных армейских сапог, да и ребята как на подбор — рослые, широкоплечие, жилистые, с квадратными челюстями и стопроцентной готовностью выполнить даже самый идиотский приказ, крупным шрифтом написанной на высоких лбах. Всех трех.
Что опять же характерно, явные аррианцы, во всем блеске своего борзого менталитета.
— Лорд Илия, — первым оправился от шока Безымянный принц, — потрудитесь объясниться! — прохладным тоном потребовал Его Высочество, вскинув подбородок и расправив плечи.
Подтекст был яснее ясного: «Ты на кого тявкать собрался, недопесок?!» — а уж производить впечатление высокомерного ублюдка Эльданна Ирейи умел, как никто другой. Слова еще звенели в воздухе, когда стало понятно, что с тактикой он ошибся.
В виранийском языке нет слова «стрессоустойчивость». Да и откуда бы ему взяться?
Лорд Линно весь пошел красными пятнами, затрясся и ткнул дрожащим пальцем… почему-то в мою сторону.
— Взять ее!
— Меня?! — искренне возмутилась я, хотя понимала, что вообще-то все логично: хватать Владычицу никто не стал бы ни один аррианец, хоть стражник, хоть воин — слишком уж очевидно, кто кого в итоге схватит! Попытаешься задержать ирейского принца — так их дипломатическая служба потом всю Виранию сожрет без кетчупа. А я — вот она, в сковывающем движения траурном платье, маленькая хеллька, с которой один раз уже справились…
Не думаю, что лорд Линно был в состоянии все это просчитывать, но выбор он сделал мгновенно и безошибочно.
Слабая? Ату ее!
Аррианцы — вообще характернее некуда — немедленно подчинились.
Один даже успел сцапать меня за свободную руку, пережимая предплечный магический канал, — и тут же отлетел в сторону, не утащив меня следом за собой только благодаря Эльданне Ирейи, намертво вцепившемуся в мой локоть. А передо мной замаячила напряженная спина скрытого под фейской иллюзией Фирса, готового раскатать дражайших соотечественников в пару-тройку блинов неправильной формы. Безымянный принц выступил вперед ровно через мгновение, уверенно встав плечом к плечу со своим заклятым соперником.
Я стояла, не видя за ними ни стражников, ли лорда Линно, и впервые в жизни не радовалась, что меня есть кому защитить.
— Что тут происходит?! — возмущенно поинтересовался господин Шеллгрен, решительно шагая к нам и демонстративно не обращая внимания на оставшуюся за спиной Светлую Леди.
— Эта фифа… — начал было оправдываться посол Вирании — но закончить не успел.
Я видела все как в замедленной съемке.
Вот Фирс поворачивается к павеллийцу, по-звериному выгибает спину, и сквозь его иллюзию пробиваются бритвенно острые шипы.
Эльданна Ирейи, осознав, что сейчас начнется незапланированное кровопролитие вместо переговоров и вытрясания правды из главы заговора, шагает вперед, вытягивая руки в стороны в останавливающем жесте.
Дамиан Шеллгрен понимает, что дело запахло жареным, и делает то, что сделал бы на его месте любой маг, — рефлекторно сплетает защитное заклинание и заворачивается в него, как в плащ. В Серой магии он, как и я, не слишком хорош, и искорки излишне привлеченной силы рассыпаются вокруг него серебристым снежком, видимым только для одаренных, но и такого простенького заклятья оказывается достаточно.
Светлая Леди узнает плетения, остатки которых до сих пор свисают с меня оборванной нитью.
— Попался! — торжествующе шипит Владычица, закатывая рукава.
Шеллгрен оборачивается. Его глаза расширяются, и он кричит:
— Огонь!
А аррианцы — ну кто бы сомневался в армейской дисциплине? — слушаются.
Только вот — то ли у них туго с нормальными прицелами, то ли с мозгами, — но дула синхронно направляются на придворного художника. Фирс краем глаза ловит их движение и поворачивает голову, отвлекаясь от Шеллгрена, но всем уже понятно — увернуться он не успеет.
Безымянный принц оборачивается ко мне. Видимо, что-то недоброе значится у меня на лице, потому что Его Высочество едва заметно качает головой и внезапным рывком подается вперед и в сторону, закрывая собой Ройджина.
До трясущегося в истерике лорда Линно наконец доходит, чем грозит нападение на Эльданну Ирейи, и он с каким-то девчачьим визгом бросается на одного из стражников, уводя его бластер в сторону, но положения это не исправляет.
Двое других уже нажали на курок.
Безымянного принца сносит в сторону, и он сметает Фирса, подминая под себя. Они падают, и я вижу, как под двумя неподвижными телами медленно расползается темно-бордовая лужа.
От прожженного выстрелом ирейского мундира поднимается сероватый дымок. Пахнет озоном.
Я смотрю на запрокинутую голову своего придворного художника и не могу понять, цел он или нет.
Безумная боль в кончиках пальцев отвлекает ото всего.
Кто-то кричит. Страшно. Не понятно, женский голос или мужской.
— Только не здесь! Адриана, не смей!
Мне плевать.
В хелльском языке тоже нет слова «стрессоустойчивость». Зато есть пятнадцать слов, обозначающих разные стадии женской истерики, и пятнадцатого боятся по всему Альянсу.
Я отвожу глаза, и в воцарившейся тишине мой всхлип звучит еще одним выстрелом. Руки, сжатые в кулаки, дрожат, и боль под ногтями делается совсем невыносимой.
За окном сияет ласковое солнышко, и двое лебедей заполошно носятся по лужайке, пытаясь взлететь. Им не подрезали крылья — у виранийцев никогда не поднялась бы на них рука — но подняться в воздух им все же не по силам.
Через весь зал бежит ко мне светлая фигура, но лица уже не разглядеть — весь окружающий мир подернулся соленой водной рябью.
— Не надо, Адри! — кричит чей-то приближающийся голос.
Я зажмуриваюсь, и из-под ресниц срываются крошечные капли.
Меня обхватывают чьи-то холодные руки. Под щекой оказывается скользкая прохлада шелка.
Вздох сотней змей шипит по всему залу.
Тот, кто обнимает меня — опасен. Для меня, для Фирса, для всех.
Реакция была быстрой и однозначной.
Я дернулась, и, не сумев освободиться, разжала кулаки.