Адская ширма

ПРОЛОГ

Храп у нее за спиной сменился неразборчивым бормотанием, и она настороженно обернулась. Но тревога оказалась напрасной — ничего особенного, обычный пьяный сон. Она снова принялась всматриваться в темноту мокрого двора. Храп вскоре возобновился. До чего же безмозглые животные эти мужчины!

Должно быть, уже прошло много времени, и дело-то наверняка сделано. Она вздрогнула, поежилась и поплотнее запахнула шелковое кимоно.

Еще раньше, когда только вступила в этот извечный приют странников, она с интересом прочла на его стенах заветные надписи. К одной из них даже прилагались рисунки — изображения сидящего Будды и судии мертвых, властителя Царства смерти Эммы. Просветленные лица молящихся окружали улыбающегося Будду, а перед суровым судией-повелителем свирепый демон, пронзая копьем тела кричащих страдальцев, гнал их в раскаленный бурлящий котел. Хорошо постарался неизвестный художник, чтобы добиться столь мрачной убедительности. Надпись под рисунком гласила: «Убереги меня, о Амида[1], от искушения! Избави меня от вечных мук!»

Что такое искушение, она знала не понаслышке, только, к счастью, была чужда набожности. К чему тратить время на такие пустяки, на все эти глупые суеверия и предрассудки?

Затаившись, она напряженно ловила звуки. Что это было? Открыли дверь? Ведь сейчас самое опасное время. Нарушит ли по неосторожности тишину тот, кого она ждет, или кто-то из постояльцев встанет помочиться, или самый ревностный из монахов вздумает предаться предрассветной молитве — и все пропало. Но темный двор в сени деревьев хранил безмолвие. Странно, но почему-то не слышно было даже ночных птиц, не шуршали в зарослях лисица или барсук. Не иначе как дождь испортил им всю охоту.

Хотя вот!.. На этот раз она не ошиблась — снова тот же тихий звук, только теперь гораздо ближе — легкое шуршание камешков под ногами. Она затворила дверь, оставив себе лишь узенькую щелочку, и через нее продолжала наблюдать за двором.

В дальнем конце веранды слабо мелькнул свет фонаря, выхватив из черной мглы очертания громоздкой фигуры. Жалобно скрипнула расшатанная ступенька.

Сердце ее бешено заколотилось, и она тихо подала голос:

— Кто там?

В ответ послышалось ворчливое:

— Это я. Открывай быстрее! Она вскочила и распахнула дверь.

Мужчина в монашеском одеянии ввалился через порог, сгибаясь под тяжестью огромной ноши. Она затворила за ним дверь и опустила щеколду. Во тьме его шумное дыхание полностью слилось с храпом спящего. Она нащупала свечу и зажгла ее.

Крохотное мерцающее пламя осветило тесную убогую комнатушку и согбенную фигуру вошедшего. Он скинул с плеч свою громоздкую ношу, и она бухнулась об пол. Устремив невидящий взгляд в пустоту, на полу лежала бездыханная девушка. Кончик вывалившегося языка виднелся из приоткрытого рта, на шее болталась пеньковая веревка.

Мужчина присел на корточки и уткнул лицо в ладони.

— А ты не очень-то поторапливался, — сказала женщина, раздраженно посмотрев на него. Потом, повернувшись к нему спиной, она начала раздеваться. — Трудности какие были?

Он пробурчал что-то, окидывая ее жадным взглядом, потом кивнул в сторону спящего:

— А с этим как? Вдруг проснется?

— Не проснется. Надрался вусмерть, теперь проспит до утра. А уж тогда-то будет слишком поздно. — Она хихикнула, сбросив исподнее, и склонилась над трупом

Мужчина пожирал глазами ее обнаженное тело.

— Иди сюда! Ну-ка приподними ее! — И, не дождавшись повиновения, она нетерпеливо проворчала: — И почему мужчины такие бестолковые?!

Он послушно поднялся и пробурчал:

— Лучше б ты оделась!

— Что? — Она посмотрела на него и усмехнулась. — Ладно уж, только погоди немного, жеребчик ты мой ненаглядный!

Руки его дрожали, когда он освобождался от одежды, потом она приблизилась к нему, повалила на пол, и оба тяжело задышали в любовной горячке. Когда страсти утихли, она поднялась и оделась, сделав недовольную гримасу, а он порывисто отвернулся и снова уткнулся лицом в ладони.

— Ну а теперь в чем дело? — спросила она. — Давай! Мы же почти закончили, и нечего раскисать. Ты прекрасно знаешь, что нужно сделать.

Она подошла к дорожному сундуку и взяла в руки лежавший на его крышке меч.

— Не могу, — тихо проговорил он, умоляюще глядя на нее, при этом его красивое лицо исказил страх. — Я не могу смотреть на нее. Сделай это ты!

— Что за глупости ты несешь?! Она же ничего не почувствует. Да и тебе ли с твоим прошлым чураться меча? — Она вынула клинок из ножен и протянула его своему приятелю.

Тот вздрогнул и отпрянул,

— Не надо бы делать этого здесь. Духам это не понравится.

Мысленно обозвав его трусом, она приставила острое лезвие к горлу мертвой девушки и одним точным ударом отрубила голову.

— Ну вставай, пожалуйста! — нежно проговорила она.

Когда он поднялся, она подошла к нему с окровавленным мечом в руках и умоляюще заглянула ему в глаза. Она знала, что он не сможет ей отказать.

— Ну давай же, давай, любимый! Заверши то, что я начала. Ты сильный и должен закончить дело. Только сделай этот последний шаг, и мы забудем о прошлом и заживем как короли. Горя не будем знать.

Он отвел взгляд в сторону и кивнул. Она вложила меч в его безвольную руку и слегка подтолкнула. Он приблизился к мертвому телу, высоко занес клинок и опустил его. В свете свечи блеснула сталь. Он бил снова и снова, будто в припадке безумия, пока клинок не почернел от крови, а лицо мертвой девушки не превратилось в сплошное месиво.

Тогда женщина остановила его, взяла меч и поднесла к спящему, вытерев о его одежду, прежде чем вложить клинок в его безвольную руку.

— Вот теперь все! — сказала она, удовлетворенно кивнув. — Полный порядок! А теперь беги быстрее к себе, а я приду к тебе на рассвете.

Мужчина задыхался от ужаса, глядя на то, что сотворил с головой мертвой девушки.

А между тем его подруга осторожно открыла дверь, прислушалась и махнула ему.

Когда он ушел, женщина еще раз обвела глазами комнату, ногой подвинула окровавленную голову поближе к телу и загасила свечу. Потом она подошла к двери, подняла засов, прислушалась и выскользнула на улицу.

Здесь ее окутала сырая, промозглая ночь. Она возбужденно вдохнула холодный воздух. Дело сделано! Теперь она свободна! Задвинув за собой дверь, она проверила, закрылась ли та, потом прихлопнула посильнее. На этот раз щеколда опустилась на свое место.

Несколько мгновений она стояла в нерешительности. Отблески далекого света падали на ее красивое лицо, выхватывая из темноты влажные улыбающиеся губы и прекрасные, но жестокие, решительно сверкающие глаза — настоящая пума, возвращающаяся с ночной охоты, когда жажда крови уже поутихла, но все чувства по-прежнему обострены, готовые уловить малейшую опасность. Постояв так немного, она с изящным проворством скрылась в тени.

Глухое безмолвие стояло над окутанными ночной сенью крышами, пока вдалеке не раздался звонкий и зычный удар монастырского колокола, призывавшего к утренней молитве.