Афёра

46

Душно. Под яркими лучами полуденного солнца вагон раскалился так, что даже при открытом до половины — насколько вообще возможно было опустить стекло — окне в купе все равно нечем дышать: печка, а не вагон, раскалённая снаружи металлическая печка. Именно такое сравнение приходит в голову Макарову. Поезд стоит скоро уже сорок минут, до отправления — ещё пятнадцать или чуть больше. За такой срок, если учесть, что в стоящем вагоне совершенно отсутствует движение воздуха, легко превратиться в паровую котлету или во что-нибудь в этом же роде. Полковнику Сычёву, конечно, легче, — прогуливается себе по узкому коридору полупустого вагона туда-сюда, не опасаясь быть узнанным преступником, если тот сюда наконец заявится. Макаров же должен терпеть пытку, сидя в почти полностью закрытом, за исключением бесполезного окна и узкой щели между дверью и косяком, купе, словно в разогретой на солнце консервной банке.

А ЕГО, того, кого они с полковником Сычёвым с таким нетерпением дожидаются, все нет. И это гораздо неприятнее жары. В голову начинают лезть всякие нехорошие мысли.

Вдруг он совсем не придёт? Вдруг в их (а в первую очередь в его, Макарова, расчёты) вкралась ошибка? Вдруг Викторов будет действовать как-то иначе? Вдруг он останется в поезде, как в случае с Иваненко, потому что почувствовал что-то, когда проходил вместе со знакомым уже Макарову белобрысым бригадиром и ещё двумя, одетыми в синюю форму, таможенниками по вагону почти тридцать минут назад? Таможенники практически не заглядывали, в отличие от проверявших у всех пассажиров документы пограничников, ни в одно купе. Трое сотрудников таможенного поста, среди которых был и общий теперь для Макарова и Паулы знакомый, быстро прошли по коридору, задержавшись только возле купе проводниц и в обоих тамбурах, где проверяли, очевидно, лишь им, проводникам и контрабандистам известные потайные места. Так что пока опасения начальника линейного отдела по поводу знакомства преступника с Макаровым не оправдывались — никто и не думал заглядывать в купе, где ехали они с Алексеем.

Макаров вытер со лба пот, посмотрел на часы — до отправления поезда всего пять минут. Во всяком случае, если верить висящему в коридоре графику движения. И снова в голову неумолимо полезли непрошеные мысли об ошибке в расчётах. Неужели преступник так и не воспользуется на этот раз столь удобной при его статусе таможенника схемой?.. Неужели версия Макарова так и останется лишь предположением, а у преступников есть гораздо более хитрый и тонкий замысел?.. Бред какой-то, не может быть! Но почему же их до сих пор нет, ведь он, Андрей Викторов, обязательно должен возвратить ожерелье в Янтарный, — как иначе отчитается завтра, когда кончится срок аренды драгоценной безделушки, перед руководством музея его пунктуальный обычно брат?..

Пять минут… А между тем коллега Макарова и руководитель операции полковник Сычёв, в отличие от Алексея, похоже, совершенно спокоен. Он остановился у открытого окошка напротив купе и невозмутимо покуривает, тиская в кулаке пустую, громко шуршащую целлофаном пачку из-под сигарет. Конечно, его спокойствие чисто внешнее. Макаров прекрасно понимает это и все-таки восхищается невозмутимостью и выдержкой полковника. Сычёв не может не волноваться, хотя предупреждал Макарова, что преступник или преступники должны появиться в самый последний момент, уже тогда, когда закончится проверка всего состава. Но когда же он наступит, этот решающий момент, ведь до отправления уже меньше пяти минут. А если Викторов, один или со своими сообщниками, так и не появится, им с Сычёвым нельзя будет, как было запланировано, сойти здесь, в Нестерове, чтобы вернуться для завершения операции в Янтарный, кому-то надо будет остаться в поезде и ехать дальше. А это уже новые, совершенно непредсказуемые обстоятельства. Какое решение примет полковник, ведь он здесь старший, и Макаров должен подчиняться приказу. Алексей поглядел на Сычёва. До отправления минуты три, а тот продолжает спокойно покуривать и смотреть в окно, словно собирался ехать до самой Москвы.

Макаров снова раскрыл газету, облокотился на столик, потеряв из вида домашний упитанный животик Сычёва, аккуратно упакованный в застёгнутую на все пуговицы жилетку. Вдруг на плоскость развёрнутого газетного полотна, прикрывавшего его от полковника, шлёпнулось что-то лёгкое и с шуршанием упало на пол, под ноги Макарову. Алексей даже не сразу понял, что произошло, и только когда увидел под ногами скомканную бордовую пачку от сигарет, которую полковник только что держал в руках, обо всем догадался.

Он быстро сложил газету, подхватил с соседней полки портфель полковника и вышел в коридор.

— Выходим, — сказал сухо Сычёв, — пора. Через две минуты отправление. — И пошёл по коридору к выходу, взяв из рук Алексея портфель.

Макаров двинулся следом и тут же увидел закрывавшую собой проход в соседнее купе, где ехали две женщины, широкую спину в синем форменном пиджаке. Это был явно не Викторов — из-под околыша фуражки в разные стороны выбивались рыжие курчавые волосы.

«Третий таможенник, — мгновенно классифицировал Алексей, узнав того, кто проходил недавно через вагон с белобрысым бригадиром и Викторовым. — Послал вместо себя?» Но тут же, отметая сомнения, из-за мощной спины загораживавшего собой проход в купе человека донёсся до ушей Макарова знакомый уверенный баритон.

— Не надо возмущаться, гражданка, — не знание законов не освобождает от ответственности… Сейчас, чтобы не задерживать поезд, я выдам вам взамен временно изъятой вещи расписку и акт изъятия. После экспертизы, если вещь не подлежит изъятию, она будет вам возвращена за счёт государства…

Обе женщины — похоже, они успели сдружиться за короткий отрезок пути — ещё что-то пытались возмущёнными голосами объяснять таможенникам, но Алексей уже не мог разобрать ни слова. Прибавив шагу, он догнал оживлённо беседовавшего о чем-то у самого выхода с проводницей полковника Сычёва.

— …Да уж, так сложилось, дальше с вами не поедем, — объяснял женщине Сычёв благодушным тоном. — Начальство срочно прервало поездку. Так что не судите строго, что лишаем компании, так сказать… — судя по тому, как он говорил с проводницей, полковник не зря разгуливал половину пути и все время стоянки по коридору: отношения с женщиной у него были самыми что ни на есть тёплыми.

— А вот, кстати, и мой товарищ подоспел, — улыбнулся он подошедшему Макарову. — Все в порядке? — взглянул он на Алексея. Тот кивнул.

— Да… понимаю, — сказала женщина. — А вас отозвали не в связи с этими нарушительницами?

— Это которых сейчас проверяют?

— Да.

— Нет-нет, — замотал отрицательно головой Сычёв, — что вы… Это не наша епархия. Тут таможенники сами справляются. Ну, всего доброго, — сказал он и вслед за Макаровым стал спускаться из вагона на низкий перрон.

Когда сошёл с поезда Викторов с подручным, они не видели, но спустя примерно пятнадцать минут, то есть через три минуты после отправления ушедшего с задержкой поезда (Сычёв, кстати, пояснил, что это вполне нормальное явление — на сто процентов верить висящему в вагоне расписанию из-за вносимых в него периодически изменений нельзя), — через три минуты после отправления московского поезда Алексей и полковник, сидя в машине возле небольшого станционного здания, заметили интересовавшую их парочку мирно беседующими со светловолосым бригадиром и ещё двумя таможенниками на перроне, возле путей.