Афёра

49

Странное положение. Алексей отлично слышал каждое слово сообщников, находясь в пяти-шести метрах от них, знал приблизительно, где они стоят. Он видел калитку в заборе, ведущую на тёмную глухую боковую улочку, — вероятно, Викторов именно через неё проник в общий двор комбината бытового обслуживания и девятого корпуса пансионата, — но при этом братьев Алексей не видел. Он не мог даже различить их фигуры в густой тени старого раскидистого дерева Его положение было похоже на положение слепца, чей слух предельно обострён, а глаза ничего не видят… Это было крайне неудобно, но Макаров надеялся, что где-то рядом, возможно за забором, находятся оперативники, группа полковника Сычёва. Они контролируют ситуацию. И в этом случае задачей Макарова становилось лишь при необходимости перекрыть преступникам путь к отступлению в здание. Пока же он напряжённо вслушивался в разговор сообщников.

Фотографу, очевидно, не понравилось, как брат ответил на вопрос об опоздании.

— Мне не нужны твои комментарии, — буквально прошипел он, услышав небрежный ответ Андрея, — кажется, я ясно спросил, почему ты опоздал? И жду ответа. Ну…

К удивлению Макарова, вновь, как и предыдущей ночью, Викторов, который был как минимум на голову выше щуплого родственника и вдвое шире его в плечах, отнюдь не возмутился начальственным, раздражённым тоном, а лишь постарался оправдаться.

— Ладно, Алик, не кипятись, сейчас объясню, — сказал он виноватым тоном человека, ищущего примирения. — По порядку. В Нестерове у меня сегодня возникли кое-какие подозрения…

— Что? — нервно перебил его фотограф. — Ты же только что сказал, все нормально прошло? Вещь у тебя?

— Да, но…

— Давай сюда, быстро, потом будешь объяснять… Ну, что ты там заметил? — сказал фотограф более спокойным тоном секунд через десять. Макаров понял, что ожерелье вернулось к нему.

Круг замкнулся. Пора было заканчивать спектакль, однако подчинённые полковника Сычёва появиться не торопились. Между тем продолжавшийся разговор двух по-прежнему невидимых для Алексея братьев-сообщников становился все более интересным.

— Понимаешь, в одном вагоне с этими двумя женщинами, — тихо рассказывал Викторов, — ехал начальник милиции из Калининграда, с Южного вокзала…

— Ну и…

— Ну, не знаю, вроде вёл себя спокойно, прогуливался по коридору. Я решил не менять плана — мало ли куда и зачем он мог ехать, всякие совпадения бывают. А если бы попробовали взять меня при изъятии вещи, я бы показал официально оформленный акт. Ну, и потом, как договаривались с тобой, вещь провели как краденную из музея…

— Не из музея, дура, а у меня, — небрежно поправил его фотограф, — заявление моё в бухгалтерии лежит, как всегда, на всякий случай. Завтра заберу… — В голосе фотографа прозвучали самоуверенные нотки, но внезапно их сменила тревога. — Ладно, хорош хвастаться… Что дальше-то было, говори — две минуты тебе, быстро… — Макарову показалось, что главарь что-то вдруг заподозрил. Однако его брат не понял причины неожиданной тревоги сообщника.

— Да все нормально закончилось, — ответил он так же спокойно, как прежде. — Зашли в купе, там две бабы сидели. У Бочкарёвой потребовали предъявить для досмотра сумку и сразу же обнаружили то, что требовалось, — она, дура, и не догадалась даже спрятать. Генка Ржавый ей сказал, что, мол, вещь краденая, мы её изымаем, а если хочет жаловаться, то обращаться туда-то, и вручил копию акта об изъятии. В общем, как обычно, сам…

— А что, разве она не одна ехала? Зойка-кассирша подвела, что ли? — перебил его фотограф.

— Вряд ли. Я лично с ней разговаривал и «стольник» за услуги вручил, до Белоруссии никого не должно было быть. Может, проводница решила подзаработать и подсадила?

— Ладно. Что дальше было? — задумчиво спросил фотограф.

— Ничего, — ответил Викторов. — Доехали, зашли в бар пива попить, время скоротали, и вот я у тебя. Задержался, чтобы проверить, не следят ли. После этого мента в вагоне не лишне было…

Фотограф помолчал.

— Не очень хорошо, — сказал он после не долгих раздумий.

— Что? — насторожённо спросил таможенник, похоже, не ожидавший такого вывода из своего рассказа.

—Мне сегодня из гостиницы звонили, — медленно произнёс фотограф. — Сказали, какой-то мент пару дней назад из Москвы к ним приехал, насчёт ублюдка московского, которому ты на днях утонуть помог, нюхать. Там все чисто, свидетелей не было?

— Нет, что ты. Погоди, может быть, это…

Но фотограф снова не дослушал брата.

— Смотри, Андрюша, — зловеще сказал он свистящим шёпотом, — за это ведь тебе вышачок может высветить…

— Так это ж ты сказал сделать, — чуть заикаясь, произнёс Викторов, — он же насчёт ожерелья пронюхал и насчёт Красавчика.

— Вот-вот, и Красавчика ты, братишка, шлёпнул, а тут уж не только милиция, но и блатные, если что, не пощадят. Так что смотри, берегись… Землю рой.

— Не бойся, все нормально будет.

— А может, тебе отвалить отсюда временно, взять отпуск?

— Пожалуй. Завтра займусь. В Польшу мотану.

— Пистолет у тебя? — без перехода спросил фотограф.

— У меня.

— Давай сюда.

— Зачем?

— Спрячу. Без него тебе спокойнее будет.

— Ладно. Держи, — чуть запнувшись, сказал Викторов, а Макаров подумал некстати, что зря он согласился.

Прошла ещё секунда, и наконец с улицы послышались торопливые шаги. Алексей понял, что пришло время долгожданной развязки, и вытащил пистолет. «Вовремя ребята Сычёва появились, — подумалось ему. — Улик столько, что братьям — главарю и убийце-исполнителю — хватит на много лет за решёткой…» Вдруг у дерева послышался тихий шипящий шлёпок и почти одновременно от калитки в заборе закричали:

— Вит, Фокус, где вы?.. Там менты на улице, здание обкладывают, только что в мастерскую полезли…

— Стой, сука, стреляю! — закричали с улицы. — Ты окружён…

Из происходящего Макаров понял, что Андрей Викторов перед тем, как идти на встречу с братом, оставил в удобном для наблюдения месте за поворотом с центральной улицы в переулок, примыкавший к двору девятого корпуса, своего человека. Едва люди полковника, встревоженного, очевидно, долгим отсутствием условного сигнала от Алексея, стали окружать здание, чтобы перекрыть все выходы из него, наблюдатель их заметил и бросился предупредить босса.

События стали развиваться стремительно. Поняв, что на улице ему скрыться некуда и не слыша ответа хозяина, подручный братьев распахнул калитку и, вбежав во двор, со всех ног бросился в том направлении, где в кустах у стены притаился Макаров.

С улицы продолжали доноситься звуки стрельбы. Наверное, там оставался ещё кто-то из людей Викторова. Алексей поднял пистолет и, по-прежнему не видя фотографа с братом, по непонятной причине оставшихся до сих пор на прежнем месте под раскидистым деревом, сделал шаг навстречу бежавшему прямо на него человеку, здоровенному рыжему мужчине, тому самому, которого видел сегодня утром в московском поезде в компании с Викторовым.

Не ожидавший увидеть кого-либо перед собой, тот резко затормозил и опустил от растерянности руки. Этим он очень помог спешившему к братьям и потому не имевшему права терять ни секунды Алексею. Вскинув руку с пистолетом, Макаров быстро и резко, без замаха, нанёс .удар рукояткой между едва заметных белесых бровей. И в ту же секунду, боковым зрением, не увидел даже, а почувствовал, как вдоль тёмных, заросших кустами в рост человека прутьев забора к зданию корпуса пансионата стремительно метнулась от дерева чья-то тень. Наперерез, через двор, не думая даже об оставшемся у забора под деревом втором брате, не думая о том, что сам может быть легко подстрелен на открытом пространстве, Макаров бросился за убегавшим, руководствуясь только интуицией. Слух его различил лязг железа. В три прыжка достигнув того места, откуда послышался звук, Алексей увидел метрах в двадцати от себя того, кто убегал от него — это был фотограф. Он перебежал через освещённое крыльцо корпуса, легко столкнув с него, несмотря на хилое сложение, двух или трех находившихся на нем женщин и устремился вперёд, в находившиеся за зданием тёмные заросли кустарников. Через секунду, когда Макаров оказался рядом с крыльцом, перепрыгивая его на глазах все тех же перепуганных близкой стрельбой женщин-отдыхающих, едва различимая в ночной темноте спина преступника скрылась за деревьями и кустами, сплошной полосой тянувшимися вплоть до обрывистого спуска к морю.

Макаров, не сдерживая себя, от души выругался: до сих пор ему не представилась даже возможность поднять руку с пистолетом — не то что выстрелить, а преследуемый между тем, как оказалось, совсем неплохо бегал и, разумеется, гораздо лучше знал лежавшую впереди местность.

В кромешной темноте сплошных зелёных зарослей, то совсем густых, то более редких, пересекаемых иногда заборами возле жилых домов и хозяйственными постройками, умело менявший направление бега, чтобы не выскочить на оживлённые улицы города, фотограф и преследовавший его Алексей преодолели расстояние метров в четыреста. Самым удивительным для Макарова во всем происходящем было то, что он, хотя и не отставал от тщедушного парня настолько, чтобы тот скрылся из виду, но и приблизиться к нему тоже никак не мог, отыграв от силы метра три-четыре и по-прежнему отставая не меньше чем на пятнадцать. Однако настроение Алексея улучшилось: он знал, что рано или поздно догонит преступника, потому что сильнее физически и выносливее, и не понимал, на что тот, не сумев запутать следы и оторваться, рассчитывает. Но Алексей недооценил противника.

Вскоре впереди сквозь листву деревьев блеснула переливающаяся разными цветами яркая неоновая вывеска бара или ресторана, и почти сразу вслед за тем треск ломаемых веток и кустов под ногами бежавшего впереди Макарова фотографа прекратился. Ещё через пару секунд и сам Алексей оказался на большой круглой асфальтовой площадке перед ночным заведением. Возле дверей ресторана, по направлению к которому бежал теперь фотограф, стояли в ряд несколько машин. Одна из них разворачивалась и выезжала навстречу бегущему.

«Вот гад, — подумал Макаров, решив, что угадал замысел фотографа, стремительно приближавшегося к заполненному народом помещению. В руках у парня он разглядел пистолет. — Людьми решил прикрыться или на дружков рассчитывает…» Это значительно осложняло положение, так как догнать парня прежде, чем тот добежит до дверей ресторана, он, как ни рви жилы, не успел бы.

Но он ошибся. Или фотограф резко изменил свой план.

Неожиданно тщедушная фигурка метнулась к выезжавшей навстречу автомашине. Через мгновение фотограф уже был внутри, и автомобиль, взревев мотором, набирая обороты, устремился вперёд, выворачивая влево от бегущего навстречу Макарова, к уходящей в сторону от города, в лес, дороге.

Но расстояние уже было слишком небольшим. До машины Алексею оставалось от силы метра три. Успев разглядеть, словно при вспышке ярчайшего блица, злую усмешку маленького фотографа, его руку с пистолетом, направленным на сидевшего рядом за рулём мужчину, Макаров резко толкнулся ногами и прыгнул на капот, целя в лобовое стекло машины, в ту его половину, где сидел очкарик.