Афганский рубеж 2

Глава 28

Смешанные чувства остались после разговора с товарищем Туриным. Такое ощущение, что он начинает меня в чём-то подозревать и теперь проверяет, насколько я буду проявлять свои знания. И ведь ему известно, что уж слишком круто пошёл в гору Клюковкин, который до поездки в Афганистан был одной ногой списанным «на землю».

Выйдя из штаба на раскалённый бетон перед зданием КДП, я направился на стоянку. Там сейчас инженерный состав моего звена должен был оценивать состояние моего вертолёта, но все почему-то столпились у Ми-24 не нашего полка.

Собрался небольшой консилиум в лице борттехника Валеры и инженеров. Похоже, что Носов решил чем-то помочь коллегам.

Обойдя вертолёт, я обнаружил, что отсек пушки на правом борту открыт. Трое представителей инженерно-авиационной службы внимательно смотрят на неё, будто гипнотизируя.

— Что там показывают? — спросил я, поздоровавшись с каждым.

— Саныч, да непонятно. Клинит у парней пушка, и всё. И чистили, и проверяли… — начал мне объяснять Носов.

— Вылет уже скоро. Придётся потом разбираться, как вернуться. Опять получим от комэска за пушку. Его ж вертолёт, — утёр один из техников вспотевший лоб снятой майкой.

Посмотрел я на ГШ-2–30. Рядом с вертолётом ощущался отчётливый запах керосина, в котором промыли все поршни орудия. Нагар на стволе практически отсутствовал. Думаю, стоит предложить им старый «дедовский» способ.

— Когда заряжаете пушку, снаряды обрабатывате смазкой? — спросил я.

— Нет, — удивился техник 727го полка.

— А зря. Оружие оно как красивая и фигуристая девушка, — похлопал я его по плечу.

— В смысле? Худенькая и эстетичная? — улыбнулся Валера.

Эх, вроде не молодые парни, а известного постулата не знают.

— Оружие, как и девушка, любит ласку и смазку. Прям на ленту укладываете оружейную смазку номер 9 и при стрельбе клина не будет. На себе испытано, — ответил я.

Носов и техники почесали головы. Как ни странно, но мой совет им понравился. Тут же местные техники принялись нагружать смазку на ленту пушки.

Мы с бортовым техником пошли к нашему вертолёту. Если не считать нескольких пулевых отверстий, в остальном Ми-24 уже был готов к вылету.

— Лопасти не меняли. Некритичные повреждения, — объяснил Валера.

— А что с блоком? — спросил я.

— Новый взял. Местные взаймы дали со сломанного борта.

К нам подошли лётчики моего звена. Валера ушёл заниматься своими делами, а я решил пообщаться с парнями. Тем более что новость о появлении у духов «Стингеров» и предстоящая операция, требовали внесения изменений в тактику.

Рассказав парням про новый переносной зенитно-ракетный комплекс, ничего кроме удивления не услышал.

— Саныч, ну мы уже не первый день летаем при наличии у них подобных ракет. Ничего сверхъестественного, — сделал вывод Семён Рогаткин.

Высокий парень, которому стоило бы играть в волейбол, чем сидеть в кабине Ми-24. Стоя рядом с ним, он отбрасывал на меня тень.

— Таких ракет у них не было. Предлагаю отойти к модулю в беседку, — ответил я.

Когда парни расселись по лавкам, я достал тетрадь и постарался изобразить зоны пуска ракет ПЗРК.

— Если мы с вами говорим про «РедАй», то он морально устарел…

— Как так⁈ — воскликнули все хором.

Нравится мне, что в звене даже удивляются командой.

— Вот так! Захват цели с дальности не более 1 километра. Пуск производится только в борт, ракурсы атаки ограничены, взрыватель бесконтактный ненадёжный. В марте месяце в районе Махмудраки по нам, предварительно, отработали из «РедАй». Ракеты прошли мимо, а Ми-24е сбили только из-за массовости пуска.

Закончив рисовать зону поражения известных мне ПЗРК, я показал их остальным.

— А где тут «Стингер», Сан Саныч? — спросил у меня Юра Залитис.

Вообще, он Юрис. Родом из Риги, заканчивал лётное училище в Харькове. Из-за проблем со здоровьем смог остаться на лётной работе, только перейдя на вертолёты.

— Юра, глазки протри. Вот его зона, — показал пальцем Ваня Васюлевич.

Вот такой у меня интернациональный состав звена по части командиров вертолётов — русский, латыш и белорус.

Разобрав сильные и слабые стороны всех возможных ПЗРК, я предложил подумать про тактику противодействия «Стингерам». Можно было бы сразу выложить всё, что я знаю по этому вопросу, но слыть пророком не очень хочется.

— Прикрываемся складками рельефа местности. Поверхность прогревается, и ракета будет «сходить с ума», — предложил Ваня.

— Годный совет. Так и запишем, — ответил я.

— А чего не так, Саныч? — возмутился Семён.

— Я разве сказал, что что-то не так? Ваня всё правильно сказал. Если мы будем лететь на предельно малой высоте, например 10–15 метров и при этом периодически будем прикрываться препятствиями, деревьями или даже домами кишлаков, то всё получится. Учитывая большую угловую скорость, при таком профиле полёта, вероятность пуска и попадания ракеты сильно снизится. Мозгов у ракеты нет. Она летит туда, где видела цель в последний раз. Нет у неё функции догадки, что вертолёт выскочит с другой стороны хребта или дерева. Плюс к этому тёплый фон от нагретых камней поднимается до 20–30 метров. Скорее всего, оператор в такой ситуации вообще не будет пускать ракету.

— Почему не будет?

— Семён, ну один-два пуска мимо и его накроют. Момент психологический. Все жить хотят, — похлопал Рогаткина по плечу Вася.

— Одного способа недостаточно. Здесь нужен комплексный подход. Несмотря на то что это Афганистан, здесь может быть и ровная местность. А если душман заберётся на высоту в 3000 метров и пустит ракету? Где там прятаться? Не будем же мы постоянно летать у самой земли.

— С такой горы он нас на любой высоте зацепит. Что ещё можно придумать? — спросил Юрис.

Я подумал, что достаточно уже ломать комедию, и выдал свои соображения.

— Итак, схематоз следующий…

— Схематоз⁈ — вновь хором воскликнули лётчики.

Слаженная работа! Надеюсь, что в полёте все тоже будут работать сообща. Так же, как и возмущаются сейчас.

— Угол захвата её тепловой головки самонаведения 40–50 секунд. Как правило, ракета бьёт в район двигателя. Там, где жарче всего. Для защиты используем несколько методов. Про географический с использованием рельефа проговорим позже. Теперь профилактический метод. Это отстрел ловушек.

Я объяснил, что в районе работ следует работать с автоматом отстрела тепловых ловушек. Их два режима отстрела — 2 секунды или 6 секунд.

— То есть, отстреливаем ловушки, скрываемся за хребтами, и дело сделано! Пошли в бучило, — подскочил Вася.

— Я ещё не закончил. Всё, что мы перечислили это технический фактор. Но хребтов рядом может не быть, а ловушки имеют свойство заканчиваться.

— Тогда что делать? — спросил Семён.

— Тактика. Налёты большим числом вертолётов применять не стоит. Мы будем слишком скованы в манёвре. На задание летаем только парами.

Мероприятия по нейтрализации фактора «Стингеров» были утверждены. Остаток разговора прошёл в атмосфере обсуждения вчерашнего вечера. Особо всех интересовало, куда подевался всем известный товарищ Баев.

— Он у меня тетрадь подготовки забрал. Сказал, что я неправильно её веду. Потом отдал и снова забрал. Вот некому его «садануть» и приземлить на мягкое место, — негодовал Вася.

Хотел я ему сказать, что его желание было уже кем-то выполнено.

— Саныч, ты извини за нескромный вопрос. Мы тебя уважаем и прочее, но люди хотят знать дальнейшее будущее, — спросил у меня Юрис.

В этот момент взгляды всех лётчиков устремились на меня, а в глазах читалось ожидание какой-то сенсации. Будто они сейчас смотрят выступление генсека и тот скажет сногсшибательную новость.

— Тебя какое будущее интересует? Просто я не Ванга. Машины времени у меня тоже нет, чтобы что-то из будущего узнавать, — ответил я.

— Да брось! Мы про командира звена. Он у нас был не самый приятный человек. Так что, лично я… — начал говорить Семён, но я предпочёл остановить его.

Подобные разговоры за спиной настоящего командира звена мне никогда не нравились. Лучше их пресекать сразу.

— Вот что, братцы-кролики. Что там у вас было с Шаклиным в вашей части, мне неважно. Мы все люди разные. Но своим поступком товарищ капитан закрыл все недостатки, которые вами были выявлены в его поведении. В нужный момент он себя повёл как офицер, командир и мужик. И размышления на данную тему прекращаем. Я понятно объяснил?

Возражений не последовало. Зато подошло время обеда. На него-то все отправились с большой охотой. Ведь там будут наши вчерашние гости. Всем однозначно хотелось обмолвиться словом хоть с кем-то из девушек.

Рядом со мной всё время шёл Кеша. Он и так всегда меня сопровождал во всех перемещениях, а тут совсем прилип. Даже на ногу пару раз наступил и постоянно тёрся плечом.

— Иннокентий, мы не в трамвае. Можно так не прижиматься, — остановил я его и отодвинул на установленную дистанцию.

— Да я… это… разговор есть.

Мы уже подошли к дверям столовой. Не хотелось мне приходить в последних рядах на обед. Тем более что скоро и местные лётчики прилетят с задач. Они-то и ринуться сначала в столовую.

— После обеда никак?

— Просто, я пока мысли сформировал.

— Так говоришь, будто для тебя это достижение. Ты же парень умный, просто порой рассеянный. Ну раз сформировал, давай говори.

Кеша прокашлялся, шмыгнул носом и глубоко вздохнул. На этом его моральная накачка не закончилась. Он ещё себя по щекам побил.

— Иннокентий, без прелюдий. Чётко и по делу, — убрал я его руки от щёк.

— Вчера ты пошёл девушку провожать к модулю. Там была и Таня. У вас с ней что-то было? — выпалил Кеша с неким «наездом» на меня.

Похоже, что Иннокентию понравилась официантка-брюнетка. И сильно понравилась, раз он так возмущается. Но не одного Кешу она свела с ума, если вспомнить нервы Кузьмы Ивановича.

— Ты не подпрыгивай. С какой целью тебя заинтересовал этот вопрос?

Кеша промолчал. Постеснялся он мне говорить о своём влечении, но пытать его не буду.

— Ладно. Ничего у нас не было. Поговорили и разошлись. Честное слово.

На лице у Кеши расплылась улыбка, а сам он выдохнул от облегчения. Но у меня тоже созрел вопрос.

— Это хорошо. Я просто… ну ты на неё планов не имеешь, верно?

— Верно. А теперь мой черёд задать вопрос. Ты был в ауте самый первый. Я лично с Татьяной тебя отнёс в модуль. Как ты узнал, что я Свету провожал?

Тут глазки у Кеши забегали. Пытать его дальше не буду, поскольку сильно засосало «под ложечкой». Круг подозреваемых в причинении вреда Баеву начинает сужаться.

— Пошли в столовую, — сказал я и завёл Иннокентия внутрь.

Вечером расслабуха кончилась. Енотаев пришёл к нашему модулю с готовой постановкой задачи на завтра. Расселись мы в беседке, куда ещё до нашего прибытия в Джелалабад, был проведён свет.

Как только все расселись, появился Ефим Петрович. С ним был наш уважаемый Игорь Геннадьевич Сопин.

— Всем доброго вечера! Кто майора Сопина не знает, узнает, — представил Енотаев командира спецназа.

— Мда, работой я вас обеспечу до конца вашей командировки, — посмеялся Сопин.

Он достал из папки сложенную карту и протянул Енотаеву. Что-то намечается серьёзное.

— Итак, сразу скажу — предстоит крупная операция. Задачи местного вертолётного полка нас не касаются. Мы работаем с нашей разведкой, — сказал Ефим Петрович, выкладывая карту на стол.

Все подошли ближе и смогли увидеть район, где мы будем выполнять полёты. Нетрудно было догадаться, что нам предстоит действовать практически на линии Дюранда или афгано-пакистанской границе.

— По нашим данным, крупные силы афганцев собираются вырваться из нашего кольца. Сейчас они прячутся в горах и готовят отход в Пакистан. Пути снабжения перерезаны, система постов выставлена, крупные силы в лице одного полка от 109й дивизии, 77ю и часть 80й мотострелковых бригад держат границу и не дают им уйти в… хлебные районы, так сказать, — показал Сопин на карте места скопления духов.

Обосновались они высоко, но в местах, где все кишлаки вымерли или не поддерживают оппозиционные войска. Ахмад Шах для них не авторитет. Да и без поставок оружия ему долго не продержаться.

— За последнее время разведчики взяли 15 караванов. Последний, который вы могли наблюдать, был самый крупный. Теперь у Масуда два варианта — ждать новый караван или идти на прорыв. И вот тут большая для нас дилемма, — объяснял Енотаев.

Сопин показывал возможные направления ухода отрядов Ахмад Шаха. То что он будет уходить малыми группами, ни у кого не было сомнений. Оставалось только не дать уйти ему лично.

— Теперь что нужно сделать нам. Занять две высоты в долине. Это отметки 1208 и 1209, — показал на две точки Сопин.

— На них высаживаем по две группы разведки, а мотострелки на технике выдвигаются следом и попутно ведут зачистку близлежащих кишлаков, — добавил Енотаев.

— Но это не всё. Ещё одну группу высаживаем, у дороги на Пешавар. Высота за номером 799. Её будут удерживать бойцы 109й дивизии, а именно рота 170го полка.

Что-то не совсем складывается. На самый простой для перехода духов участок, а именно Хайберский проход и шоссе до Пешавара выставляют одну роту.

— Не мало одной роты? — спросил я.

— Мало, конечно. Поэтому их усиливает сводная группа отряда во главе со мной. Итого 25 человек.

Осталось только узнать, сколько духов будет прорываться. Хоть я всех подробностей плана командования не знаю, но где-то они ошибаются. Есть у меня ощущение, что Шах Масуд нас ещё удивит завтра.

После постановки задач, командир приказал всем отдыхать. Особенно он был требователен к Кислицыну. Товарищ замполит был уверен, что завтра он, как и всегда участвует в качестве помощника руководителя полётами. Мол, оказывает помощь местной группе руководства полётами. Но такой бы статус повлёк бы за собой дегустирование нового напитка, настоенного на афганских финиках.

— Владимирович, завтра в бой. Причём со мной полетишь в паре на первую высадку. Клюковкин с товарищем прикрывают, — повернулся ко мне Ефим Петрович.

Сопин изъявил желание, чтобы именно мы его группу доставили на высоту 799. Возражений с нашей стороны не было. Тут же Сопин подозвал меня к себе.

— Как в роли командира? Обживаешься? — спросил Геннадьевич.

Не скажешь же ему, что мне не привыкать руководить звеном.

— Привыкаю. Это временно. Пока нового не пришлют по замене. Шаклину ещё предстоит реабилитация.

— То что живой — хорошо. Но ты тоже не упускай момент. Карьерный рост никогда не помешает. Да и Петрович тебя хвалит. Тут ваш «меченный» визжал на совещании от негодования, что у Енотаева лейтенант командует звеном. Петрович его осадил знатно, — похлопал меня по плечу Сопин.

— Да, комэска нам как батя! Нечего сказать.

Сопин достал сигарету и закурил. Как-то быстро он поменялся в лице. Погрустнел и задумался.

— Всё в порядке, Игорь Геннадьевич? — спросил я.

— Да. На душе просто не по себе. Бывают дни, когда спокойно идёшь в рейд. А сейчас не так. Вообще, не хотел ехать в Джелалабад. Тростин оставлял в Баграме за него командовать сначала. Потом спросил, готов ли на усиление поехать, а командовать другого оставит.

— Чего тогда передумали?

— Не знаю. Бумажками не хочу заниматься. Эти все совещания, планёрки, подведение итогов — ужас! Так, что лучше в поле.

Мы попрощались с Сопиным, и он ушёл в направлении своего модуля. Умывшись и ополоснувшись, я зашёл в нашу комнату. Многие уже приготовились к ночи, поставив рядом с кроватями вёдра с водой.

Кеша уже намочил майку, уложил на грудь и прикрыл глаза. В Афганистане такой способ охлаждения был популярен. Так как кондиционер у нас работал через раз, иного способа борьбы с жарой не было.

— Так и я намочился! В прошлый раз на 15 минут хватило, — сказал Кислицын и тоже занял горизонтальное положение с мокрым полотенцем на груди.

Я сел на кровать. Свет в комнате ещё был включён.

— Саня, брат! Я забыл же тебе кое-что отдать, — позвал меня Мага и протянул листок бумаги.

— Это что? — уточнил я.

Мага подошёл ко мне и стал шептать на ухо.

— Санчо, это от брюнеточки. Она сама хотела отдать, да ты на ужин не пошёл сегодня.

Раскрыв письмо, я сразу учуял приятный аромат духов.

«21.00. В комнате одна буду», — прочитал я и взглянул на спящего Иннокентия.

Странный сегодня разговор получился у столовой. У Кеши невеста в Союзе, а тут он так нервно отреагировал на факт только одного моего нахождения рядом с Татьяной. Да и он её совсем не знает. Практически не разговаривал с ней. И что с невестой?

Много непонятного.

Раз у моего лётчика-оператора сильные чувства к этой женщине и я дал ему слово, то Татьяне придётся сегодня спать одной.

Да и перед важной операцией стоит выспаться. Я несу ответственность не только за себя, но и действия личного состава.