Академия неформат (СИ)

Глава 6

Ректор вернулся через две недели. В аудитории его заместителя силами смотрителя, его жены и шестерых хозяйственных работников университета уже успели навести относительный порядок. Садовник и дворник беспрестанно ворчали, жалуясь друг другу, что осенью у них и так работы полно, а тут ещё аудиторию восстанавливай. Однако, без магии так быстро не смогли бы управиться. Сам Кранц ходил мрачнее тучи, но был со всеми непривычно вежлив, забыв об обычных колкостях. Жаклин он откровенно избегал, возможно, стыдясь срыва. Её это полностью устраивало. Гарвей тоже присмирел, прекратив её задирать на занятиях. Айва и Шульман вели себя подчёркнуто нейтрально, отвечая на уроках в рамках программы, на остальные вопросы ограничиваясь простыми «да» и «нет». Ведя себя с ними также, девушка внутренне страдала, не зная, как исправить сложившуюся ситуацию.

Жаклин провела серию лабораторных, отметив достаточно высокий уровень студентов. Ныне покойный магистр Номад всё-таки серьёзно подходил к своей работе.

Последний осенний месяц в Тербравосе не радовал погодой: зарядили затяжные дожди. Температура воздуха не понизилась, но было так неуютно, что даже в натопленных помещениях хотелось укутаться в шерстяной плед.

Ещё два дня после возвращения Вайса Жаклин не решалась к нему зайти, не зная, стоит ли докладывать о выходках Кранца и Шульмана. Она так извелась, что даже Ханна, повар из университетской столовой, заметила её состояние.

− Вы не заболели? – спросила она, когда Жаклин рассеянно потянулась к ножу вместо ложки для супа. – Уже несколько дней ходите с таким выражением лица, будто вас что-то гложет.

− Нет, не заболела, − со вздохом ответила Жаклин. – Просто не могу решить, как поступить: можно ли сказать правду, или промолчать?

− Ах, вот что! – улыбнулась Ханна. – В любом случае, правда восторжествует. А вот рано, или поздно – решать вам.

− Но, если скажу правду, может пострадать человек, а если не скажу, тоже…

Повар посерьёзнела.

− Тогда обязательно нужно сказать правду! Если вас не любят – сможете поскорее забыть его. Или вдруг этот человек тоже любит вас? А вы зря страдаете…

− Что-что? – Жаклин огорошено уставилась на улыбчивую девушку за стойкой.

− Ну, вы же боитесь сказать кому-то о своей любви?

− С чего вы взяли? – изумилась девушка.

Участливая улыбка Ханны погасла. Она потупилась и пробормотала:

− Простите! Опять я лезу не в своё дело! Просто сьер Гарвей сильно разругался со своей подругой Айвой – такой был скандал за ужином! Из-за вас, между прочим. Девушка кричала, что влюбляться в своего куратора – это пошло, а он сказал ей, чтобы она шла заниматься своими делами, и не лезла в его. Так грубо! Бедная Айва заплакала и убежала, а сьер Гарвей остался сидеть и допивал свой чин в одиночестве, будто ему всё равно! А все думали, они скоро поженятся. Даже ставки делали: в конце года или уже зимой – так они хорошо ладили!

− Ничего не понимаю! Вы решили, что…

− Но ведь вы единственная подходите под утверждение: куратор факультета зельеварения! Не может же это быть мадам Фурси или магистр Валентина Морелли, что преподает дивинацию[1]! Да они и по возрасту не подходят. У вас с Гарвеем постоянно были какие-то стычки – он только о вас и говорит! Это самый верный признак! Я понимаю, конечно: страшно связать свою судьбу с таким как он, но зато можно так высоко взлететь!

− Я смотрю, слухи в университете – любимое развлечение!

Ханна обиженно замолчала.

− Но иногда они очень полезны! – Жаклин решила, что не выдержит, если на неё станет дуться ещё кто-то. – А почему вы говорите, что с Гарвеем нельзя связывать судьбу?

Улыбка вернулась на лицо Ханны и она, придвинувшись ближе, с жаром зашептала:

− Не то что нельзя – страшновато! Он же принц!

− Гарвей принц? – выпалила Жаклин. Если это правда, то ей точно несдобровать!

− Тише! – шикнула повар. – Вы так побледнели!

− Спасибо, − проговорила Жаклин. – Простите, но мне нужно немедленно идти!

Она чуть не бегом выскочила из столовой, позабыв о супе. Единственный, от кого можно было в данном случае добиться правдивого ответа – это ректор.

С замиранием сердца Жаклин постучалась в кабинет.

− Войдите! – жизнерадостно ответила Селин из-за двери. Увидев взъерошенную девушку она грустно улыбнулась:

− Вы к Альберту? Он поехал в город по делам – вы разминулись буквально на несколько минут. Ему что-то передать?

− Нет, не стоит, − Жаклин не смогла скрыть разочарования. – Мне просто нужно было у него кое-что спросить.

Девушка хотела выйти, но Селин с необычной прытью для такой маленькой старушки выскочила из-за своей конторки, и схватилась за ручку двери, закрывая собой проход.

− Магистр Тризо! Подождите. Может я смогу вам помочь.

− Даже не знаю…− совсем растерялась Жаклин, однако оставляя попытки толкнуть дверь.

− Давайте-ка выпьем с вами чина, или, если хотите, квана. Но всё-таки рекомендую чин – мои бывшие ученики только вчера прислали мне целую коробку лучшего тайндунского – обожаю его! Лёгкий привкус топлёных сливок и немного вишнёвого дыма… А ещё Альберт из города привёз альфахора! Поверьте, нам есть чем поживиться! Заодно посплетничаем.

Жаклин еле удержалась, чтобы не подкатить глаза, но вовремя спохватилась. Тут до её сознания дошли слова бойкой седовласой дамы.

− Ваши ученики?

− Да! – в глазах Селин плясали веселые бесенята, немедленно укравшие лет тридцать от её почтенного возраста. – А вы что думали? Я всю жизнь проработала секретаршей, занимаясь перекладыванием бумаг и поливкой цветов? Ха! Да я сама была ректором Тербравоса ещё восемь лет назад!

Дама подбоченилась, а потом звонко рассмеялась от ошарашенного вида Жаклин.

− Вы, конечно, не верите! И совершенно зря! Ну ладно-ладно! Проходите, садитесь. Задушевные беседы лучше вести под что-нибудь горячее и вкусное.

Девушка повиновалась, вспомнив о супе, оставшемся нетронутым в столовой. Пока Селин разогревала чайник на маленькой жаровне, доставала вазочку с печеньем, две большие красивые чашки, сыпала заварку, девушка изучала ей маленький кабинет.

За конторкой помещался удивительно массивный письменный стол с массой ящичков, стены с парой красивых пейзажей в золоченых рамах и шкафами, большое ростовое зеркало у входа…Множество очень ухоженных растений на подоконнике, бурно цветущих, невзирая на время года.

− Ну что, осмотрелись? – улыбнулась хозяйка, разливая кипяток по чашкам. – Да, нынешний мой кабинет – не чета прежнему, но меня вполне устраивает. На самом деле, Альберт занял место ректора по моей рекомендации. А смена деятельности… Ну, знаете, бытует мнение, что нельзя оставаться рядовым работником там, где был начальником… В моём случае – полная ерунда. А самом деле я тоже очень благодарна Альберту. Видите ли, у меня никого нет: в своё время я предпочла карьеру семье, а студенты заменили мне детей. Тербравос забрал всю мою жизнь без остатка, но я не в обиде. Тридцать два года я занимала пост ректора – из закрытого университета на отшибе мы превратились в элитное учебное заведение, куда сам король не гнушается отправить собственных детей и внуков… Да, да!− она замахала рукой на Жаклин, пытавшуюся вставить слово. – Сюда отправляют «неудобных» детей, так сказать «неформат» собственных семей, но это ничуть не сказывается на престиже!

Она сделала небольшую паузу, и заговорила тише:

− Когда стало тяжело не то, что вести дела, но и преподавать, выяснилось, что мне не куда идти. Нет, я не так уж бедна – могу позволить себе домик в любом месте, но… Кроме Тербравоса и… Альберта, меня никто не ждёт. За все те годы, что я вела дела университета, остальной мир вдруг оказался, образно говоря «за бортом». Альберт предложил мне занять любые комнаты, выстроить пристройку…В общем, остаться жить на территории университета на отдыхе. Для меня это звучало: «доживать»! Не привыкла бездельничать. Это же смерти подобно, сидеть где-нибудь у окошка и просто смотреть на проходящих мимо! Так можно с ума сойти! Я ещё не совсем выжила из ума, кое-на что сгожусь! Во всяком случае, работа секретаря мне вполне подходит. Нет, я не лезу к Альберту с советами – разве что, он сам попросит.

Заметив, что Жаклин напряжённо сидит на краешке стула, Селин покачала головой:

− Пейте чай! Печенье берите – это из лучшей лавки в городе – пальчики оближешь!

Девушка послушно откусила кусочек от коричневого кругляшка, оказавшегося божественным на вкус – шоколад со сливочной прослойкой.

− Так зачем вам понадобился Альберт? Может, я лучше смогу ответить на ваши вопросы?

Жаклин подумала несколько секунд и решилась:

− Мне нужно узнать: Гарвей де Ансола – принц? Это очень важно.

Селин кивнула, будто ожидала этого вопроса.

− А вы сами-то как думаете? – спросила она, но не стала ждать ответ. – Вспомните фамилию королевского семейства! Как зовут нашего короля?

− Роланд III… О святая Нетленная! Как можно быть такой дурой!

− Верно, де Ансола, − закончила за неё Селин. – Вероятность, что у нас учится однофамилец короля стремится к нулю.

− Гарвей… его сын?

− Внук. Младший из двух сыновей Тристана, наследного принца.

Жаклин сжала зубы, чтобы не застонать.

− Чего вы так распереживались? – удивилась Селин. – Он не первый и, думаю, не последний принц в нашем университете. Ах, да, у вас какой-то глупый конфликт, я слышала. Не думаю, что это как-то на вас отразится. Мальчик ещё никак не привыкнет к мысли, что уже стал мужчиной, отсюда ребячество. Просто делайте поправку. Плюс, вы молоденькая, хорошенькая – он хочет произвести впечатление.

Она вновь подняла руку, не давая девушке вставить слово.

− Да, я знаю, вы приручили его любимый артефакт – из-за него он подорвал лабораторию факультета заклинаний – чудом никто не пострадал! Однако, он сам виноват – вы-то зачем маетесь? Или…

Секретарь строго посмотрела на Жаклин, сжавшуюся под её взглядом в комок.

− Вас угораздило…Влюбиться в него?

− Нет! – поспешила возразить девушка, но это возымело обратный эффект.

− Это не очень хорошо, − спокойно произнесла Селин. – Влюбляться в учеников… Нет, не запрещено, но непринято − очень подрывает авторитет. А я всё-таки надеялась…

Она не стала продолжать, разочарованно уставившись в окно.

− Я не влюблена в Гарвея! – возмутилась Жаклин. – Просто… Вдруг он станет мстить? Устроит неприятности моим родителям или тёте?

− О! – Селин вновь оживилась. – Тут можете не переживать! К принцу Гарвею не слишком прислушиваются в семье. Он… Нет, не изгой, конечно, но… В общем, его не принимают в серьёз из-за пристрастия к картам.

Пришёл черед Жаклин удивляться.

− Гарвей проигрывал огромные суммы, ему давно ограничили бюджет, и запрещают даже подходить к игорным домам! Правда, он стал всё время выигрывать, как завёл свою колоду-артефакт, но это ещё опаснее – за подозрение в шулерстве могут и убить. Парень очень азартен! Именно по этой причине его отправили учиться сюда – на остров, где нет игорных заведений. Да, на Лекте они, конечно, есть, но студентам запрещено покидать Тербравос без ведома ректора и администрации.

Девушка ожидала чего угодно, но не этого! Хотя, поведение Гарвея очень вписывалось в то, что рассказала о нём Селин.

− Ну, что? Ситуация прояснилась? – лукаво улыбнулась секретарь. – Скажу по секрету: Альберт не ответил бы ни на один из ваших вопросов – он ненавидит сплетни, и давал клятву о соблюдении инкогнито высокородных студентов. А вот я такой клятвы не давала, точнее, она осталась в прошлом! – Селин подмигнула и отхлебнула из своей чашки. – Только пожалуйста: всё, что я вам рассказала, должно остаться между нами! Вы поняли?

Жаклин кивнула. Чин остыл, а холодный она не любила.

− Спасибо вам! – искренне поблагодарила она секретаря. – Мне пора. Не говорите ректору о моём приходе. У него и без того полно дел.

Старушка кивнула и пожелала:

− Всегда пожалуйста! Удачного дня!

***

Через несколько дней после разговора с Селин, после очередного занятия по зельеварению с пятым курсом, к Жаклин подошел Шален.

− Магистр Тризо! – татуировка на его лице полностью сместилась с виска на скулу. – У меня есть к вам один личный вопрос.

− Спрашивайте! – насторожилась Жаклин.

− Когда мы будем проходить зелье трансформации?

− Э-э-э… − такого зелья не было в программе. Жаклин судорожно соображала, не забыла ли чего.

− А ещё: будете ли вы вести заявленный в начале года театральный кружок?

− Я? – ещё больше изумилась Жаклин.

− У нашего факультета есть несколько весьма артистичных личностей. Я готов помочь, а выбор пьесы…Через два месяца будет зимний карнавал – самое время разбавить серые учебные будни − выберем что-то из старинных сказок! С других факультетов наверняка тоже подтянутся. Будет весело, соглашайтесь!

− В университете уже был такой кружок? – спросила Жаклин.

− Нет, − ответил Шален. – Пока мы не выпустились, самое время создать. Меня ребята отрядили с просьбой – наши из Грёз смерти будут все.

«Ещё этого мне не хватало для полного счастья», − подумала девушка.

− Мы уже были у ректора! Он разрешил! – на губах хитрого Шалена цвела обезоруживающая улыбка. – Остались только вы! Другие преподаватели отказались.

«Ох, дайте мне сил!» − Жаклин сжала кулаки и твёрдо произнесла:

− Хорошо. Но если у меня возникнут хоть какие-то нарекания – никаких больше кружков!

− Здорово! – просиял Шален. – Пойду обрадую народ!

− Я участвую! – для Жаклин осталось тайной, откуда тут взялся Гарвей. – Здесь стало в последнее время слишком скучно!

− Если вы станете…

− Нет! – обычная кривоватая улыбка Гарвея стала ещё насмешливее. – Я буду вас подстраховывать – слишком уж вы неловки!

[1] Дивинация – гадания, прорицания.

***

Он развернулся на каблуках и резво вышел из аудитории, чуть не столкнувшись в дверях с тучной Рози Валенсо, которая сегодня для разнообразия подвела глаза ярко-синим.

− Магистр Тризо! Шален прислал меня к вам, чтобы мы выбрали пьесу, − заявила она. – Он мне очень доверяет!

− Вы знаток старинных народных сказок? – не удержалась от шпильки Жаклин – уж очень заносчиво эта разукрашенная девица смотрела на неё.

− Я знаю, что нравится Джейду! – вздёрнула та подбородок.

− А остальные участникам вашего клуба лишены мнения? Я думала, пьеса должна нравиться всем.

Рози немного стушевалась, но быстро вернула былую спесь:

− Они согласятся с мнением Джейда!

А вот это утверждение Жаклин совсем не понравилось. Шален умел уговаривать, а точнее, очаровывать. Она слишком уважала свободную волю людей, чтобы оставить такое на самотёк. Похоже, Рози в слепом обожании своего кумира перешла все границы. «Не смотря на вид, ей всего восемнадцать, и она, похоже, влюблена впервые» − напомнила себе Жаклин.

− Мы сделаем так: передайте Шалену, пусть соберет тех, кто хочет участвовать в постановке спектакля… Завтра, после пяти вечера в моей аудитории. Вы пока подберите несколько пьес, или сказок, которые можно переработать и поставить при небольших затратах…

− С затратами как раз считаться не стоит, − в дверях стоял Вайс. – Принцем Тристаном лично выделены средства на факультативы и кружки, которые у нас, к сожалению, пока не слишком развиты. Может, с вашей лёгкой руки дело пойдёт? И ещё: участников лучше собирать в зале для конференций – он у нас имеется − а не в аудитории зельеварения.

Он слегка поджал губы в ответ на удивлённый взгляд обоих девушек, и пояснил:

− Видимо, Шален искренне болеет за дело: мне он уже доложил, что кружку всё-таки быть! Очень хорошо, что вы беретесь за дело, жертвуя личным временем.

Жаклин тяжело вздохнула, но Вайс, похоже, не закончил.

– А ещё, у меня к вам дело, – он очень выразительно посмотрел на Рози, застывшую с растерянным выражением лица, плохо сочетавшимся с её агрессивным макияжем. – Вас, мадемуазель Валенсо, я не задерживаю. Магистр Тризо дала задание – можете приступать к его исполнению. Рози, словно во сне отошла на несколько шагов, и вдруг улыбнулась – даже синие тени и тёмно-бордовые губы не смогли приглушить яркого сияния этой улыбки.

– Бегу, сьер Вайс! – она припустила с такой скоростью, которой никак нельзя было ожидать от такой массивной особы.

– Что это с ней? – удивился ректор. – Мадемуазель, вы научились воздействовать на людей как Шален? Они бегут сломя голову исполнять ваши распоряжения! Как мне добиться такой же исполнительности от вас?

– Я ничего не делала… – растерялась Жаклин.

– Очень жаль! А следовало бы! – видимо, ректор сдерживался до сих пор, и теперь снял маску спокойствия. – Интересно, вы удосужились бы доложить мне о происшествии в библиотеке, или намеревались продолжать скрывать?

Душа девушки ушла в пятки. Мадемуазель Ланж, похоже, не сдержала слово.

– Я-я-я… – от волнения Жаклин начала заикаться.

– Что за наказание! Только подумал, что вы серьезно восприняли свою должность и на вас можно положиться, и тут такой фортель! А если бы мадемуазель Ланж продолжила молчать? Неужели думаете, что попытка взаимодействия с опаснейшим гримуаром Шарангра, это не серьёзно? Я уже говорил с Шульманом – пытался узнать, зачем он это сделал, да ещё таким способом! Ничего вразумительного, от него не добился. Всё-таки надеялся, что Патрик мудрее! Думаю, придётся связаться с его матерью, хотя он и умолял не делать этого. Если дойдёт и до отца, со старшим братом, в его положении это совсем не лучший сценарий.

– Не надо! – девушка сама не могла объяснить, почему ей так не хочется, чтобы у Патрика были неприятности. – Можно, я сама с ним поговорю?

– Вы? – Вайс прищурился, – Впрочем, действительно! Пора наконец заняться своими обязанностями декана факультета, а не только им числится! Но мне сразу доложить!

– Хорошо! – Жаклин опустила голову, не в силах выдерживать острый взгляд ректора.

– Сразу же! Ничего не замалчивая!

–Да. Сейчас разыщу Патрика…

– Зачем самой-то бегать? Сейчас попрошу кого-нибудь из студентов.

Девушка заметила, что Вайс, стоило ему добиться своего, тут же смягчался. Однако, предстоящий разговор с обиженным на неё за что-то Шульманом тяготил. Планы отправиться к себе и почитать рекомендованный двуличной Корнелией Ланж новый роман модного писателя, пошли прахом.

Она успела основательно вымыть доску, вытереть несуществующую пыль со стола, ещё раз перемыть пробирки и котел для варки зелий, перебрать часть материалов в лаборатории – вдруг там отыщется ещё что-то вроде неучтённого ксантрия? Наконец, в аудиторию явился мрачный Шульман.

– Здравствуйте! Вы меня вызывали? – спросил он подчеркнуто нейтральным тоном.

– Да, проходите Патрик. Нам нужно поговорить.

Шульман промолчал, бросив на неё быстрый взгляд и коротко кивнув.

– Это по поводу происшедшего в библиотеке… Как ваш декан… Я обязана выяснить у вас, зачем…

Каждое слово давалось ей с трудом.

– Как декану, я вам ничего не скажу. То же самое я ответил сьеру Вайсу, – жестко отрезал Шульман.

– Патрик! Ректор грозил, что доложит вашей семье! Насколько я поняла, из-за этого будут большие неприятности! Пожалуйста! Неужели вы хотели сделать что-то ужасное, и теперь так боитесь признаться?

Шульман плотно притворил дверь и подошел к Жаклин почти вплотную.

– Повторяю: как декану, я вам ничего не скажу. Однако…Могу рассказать одну сказку – она очень известна среди определенных кругов, на этот сюжет даже сочинено несколько баллад. Правда, на мой взгляд, очень глупых. Думайте сами – другого ответа я не дам.

– Сказку? – совсем растерялась Жаклин.

– Сказку, – кивнул Шульман. – Может быть, вы уже слышали её… О графине – в сказках ведь редко фигурируют судомойки или ремесленники – улли, и волшебном ребёнке.

– Не слыхала такой…

– Тогда не перебивайте!

Патрик жестом предложил ей присесть за один из столов.

— Может, то была и не графиня, а обычная уважаемая женщина, жена какого-нибудь богатого горожанина… — начал он напевным голосом, который обычно рассказывают детям сказки перед сном. — Но не будем отходить от канона. Жила-была графиня, которая молила богов о дочери, но ей посылали только сыновей. Граф, муж дамы, был очень рад: один наследник – хорошо, а трое и того лучше! Трое братьев-молодцов, всегда готовых прийти на помощь… Ну, это граф так думал, а на деле, редко так бывает. Старший и младший братья хорошо ладили меж собой, а вот средний всё время чувствовал себя обделенным: старшему достанется графство, другого больше любят, потому что он младший, а ему даже материнской ласки достаётся меньше… Так он думал. Но братья росли, становились взрослыми, перерастая детские обиды. Вот, старший женился – теперь у него родился сын. Счастливая графиня радовалась за детей. Потом женился средний и уехал в другую страну, а младшему тоже нужно было подобрать жену. Послали гонцов во многие знатные фамилии, чтобы соединить родовитые дома узами родства.

Всё бы хорошо, но королева загрустила. Причиной тому послужила новость, переданная «заботливой» подругой: у её мужа, графа, есть любовница на стороне.

Ещё усерднее стала молить она о дочери, чтобы забыть об измене, отвлечься любовью к ребёнку, почувствовать себя нужной. Подруга посоветовала ей сходить в королевский лес к волшебному источнику, возле которого иногда встречали улли.

– Попроси у кого-то из них – этот народец известен своими волшебными свойствами. Глядишь – и муж ласковее станет, забудет свою зазнобу. Вновь станет счастливой семья!

Графиня решилась, забыв о том, что говорится в легендах и сказках – за помощь улли всегда просят плату, но золото с деньгами им ни к чему. Иной раз плата бывает много тяжелее решенной таким способом проблемы. Графиня думала откупиться фамильным бриллиантом, доставшимся от матери. Она пришла к источнику, положила кольцо с камнем в чашу источника, произнесла слова просьбы и стала ждать. Долгое время ничего не происходило, стало вечереть… Графиня испугалась оставаться одна в лесу и хотела уйти, но тут услышала красивый голос:

– Зачем, женщина, ты пришла к источнику? Чего хочешь, бросая в его воды дорогой вашему племени предмет? Мы не понимаем, почему вы так цените золото и блестящие камни. Да, они красиво блестят, можно полюбоваться, но отдавать за них жизнь или здоровье? Глупость! Но если ты добровольно оставляешь его, значит, хочешь чего-то важного?

– Я молю о дочери! – не растерялась графиня, хотя душа её ушла в пятки от страха.

Из-за куста жимолости, тут же расцветшего, хотя наступил разгар лета, вышел красивый мужчина с зелёными будто трава глазами, рассыпавшими яркие искры и такими же волосами, кудрявой волной спадавшими до талии. Голову мужчины украшали короткие рожки, а руки его оказались очень нежны – графиня забыла обо всём на свете, когда он коснулся её.

– Мне не нужен холодный камень или блестящий металл, – зашептал мужчина. – Можешь оставить кольцо себе. Отдай мне своё живое сердце! Лишь так получишь, то, чего просишь!

– Но я же умру без сердца! – заплакала графиня.

– Нет! Оно останется у меня, а я сохраню его в коробочке на самой мягкой подушке, чтобы оно не знало боли и скорби! Иногда буду доставать его, нежно гладить и целовать – тогда тебе будет так хорошо, что покажется, будто ты в раю!

– Но люди увидят, как я изменилась и станут отвергать меня, бессердечную!

– Человеку или улли хорошо, только когда сердце его на месте! Я не дам твоё сердце в обиду! Люди станут завидовать тому, как ты похорошела! Только никому не говори, почему так стало – иначе даже я не смогу помочь — твоё сердце вмиг усохнет и ты умрёшь.

***

Женщина хотела отказаться, однако улыбка мужчины-улли была полна тепла, руки нежны, а голос ласков. Она давно забыла, когда видела на устах своего мужа улыбку, руки его грубо хватали, либо отталкивали, а в голосе всегда слышалось недовольство. «Отдам улли своё сердце – авось, перестану чувствовать обиды и боль, а измены перестанут ранить!» − решила она.

В тот же миг губы лесного существа коснулись её, а грудь пронзила резкая боль, которая немедленно прошла, сменившись мягким теплом. В руках улли билось её собственное сердце – он держал его бережно, как самую великую драгоценность.

− Ты получишь, что просишь! – сказал рогатый. – Приходи на это же место через год с ребёнком, которого родишь – я должен буду благословить его. Только обязательно, не забудь! Иначе случится беда.

Графиня ушла: впервые за долгое время на душе её было хорошо и спокойно, а через положенное время у неё родилась дочь – прекрасная девочка с глазами цвета молодой листвы, в которых полыхали солнечные искры. Женщина была очень счастлива. Она даже помолодела – ведь в груди нечему было сжиматься от беспокойства. Графиня стала всегда приветливой и спокойной, никогда не плакала, не грустила, но и не смеялась. На устах её часто блуждала отстранённая улыбка. Казалось, лишь в присутствии дочери женщина оживала, остальное время оставаясь бесчувственной, словно статуя.

У графа случилась размолвка с любовницей, и он вновь воспылал страстью к сильно похорошевшей жене. Однако, графиня оставалась спокойной к его порывам. Странно, но чем меньше она проявляла к нему внимания, тем сильнее муж добивался его. Графиня была доброй женщиной – она давно простила его, но не осталось в груди сердца, способного на ответное чувство. Горько упрекал её граф, превращаясь постепенно в ужасного ревнивца, но, как вы понимаете, сердце графини было далеко от него.

Прошел год – нужно было собираться в лес к источнику. Графиня подгадала, когда муж отлучится из дому, спеленала дочь, и пешком отправилась к заветному источнику. Как ни тяжело было одной идти с младенцем по лесу, никого не пожелала она взять с собой.

Стоило ей ступить на поляну, как и в тот раз, из-за куста жимолости появился улли, что забрал её сердце. Радостно принял он на руки младенца, начертил пальцем, обмакнутым в воду источника на лобике ребенка неизвестные знаки, а потом затянул песнопения, которым вторили звери, птицы, сам лес, и дитя, что спокойно лежало в его руках. Не спешил зеленоволосый отдавать девочку матери, счастливо глядя в маленькое личико, шепча что-то, известное лишь ему одному.

− Верни моё сердце! – попросила графиня. – Не могу без него ответить на любовь мужа!

Помрачнел улли, прижал к себе младенца, который уснул спокойно, помолчал немного, а потом ответил:

− Не могу! Сердце твоё бьётся в груди дочери – невозможно ведь сотворить что-то из ничего! Прости меня за ложь.

Молчала женщина, но из глаз её, бессердечной, медленно стекли две слезы. Ещё сильнее помрачнел мужчина, а потом сказал:

− Не могу отдать тебе твоё сердце, но у меня есть моё. Я отдам его, если ты пообещаешь, что через годы, когда у дочери твоей родятся дети, а у них их дети, у одной из потомков, также как у тебя, будет трое сыновей. Та женщина, как и ты, пойдёт к источнику со своей просьбой. У неё родится четвертый сын, в котором будет биться моё сердце, он будет отмечен, и примет дар, который хоть и тяжел, но должен оставаться в мире.

Лишь мгновение подумала графиня, а потом согласилась. Положил улли спящую девочку на траву, а потом раскрыл свою грудь, вынул оттуда трепещущее сердце, отдал его графине, а сам упал замертво. Тело его превратилось в черный туман, который взмыл в небо дымной птицей, а графиня, новое сердце которой переполняла любовь к дочери и печаль о странном зеленоволосом мужчине, который не пожалел себя ради неё, отправилась домой.

***

Из уголка глаза Жаклин скатилась непрошенная слеза. Патрик оказался великолепным рассказчиком: его голос звучал тихо и размеренно, рисуя волшебные картины. Когда он замолчал, девушка будто очнулась ото сна.

− Почему ты носишь булавку ректора? Он так дорог тебе? – прошептал Шульман.

− Это артефакт для раскрытия моих способностей, − ответила Жаклин, хлюпнув носом. В эту минуту она не могла и не хотела врать или юлить. – Сьер Вайс просто помог проявить мой дар, а булавка была под рукой.

Улыбка Шульмана засияла как солнце, а лицо его вдруг оказалось близко-близко.

− Ты... и ректор…

Жаклин лишь покачала головой, не в силах оторваться от зелёных глаз, в которых вспыхивали яркие искры.

− Аудитории задуманы для других занятий! – раздался совсем рядом сварливый старческий голос. – Превратили университет непонятно во что! Студенты обжимаются с преподавателями – где это видано?

Жаклин и Патрик одновременно подскочили, и начали озираться. Прень крепко схватил её за руку, оттесняя себе за спину. Однако, в помещении никого кроме них не было.

− Похоже, призрак лорда Скрига! – возбуждённо сказал Шульман. – А я думал, что это сказки!

− Сегодня, наверно, день такой, − ответила Жаклин, успевшая прийти в себя. – По-моему, я уже слышала раньше этот голос.

Момент был упущен, но ей стало так интересно...

− А что было дальше с графиней и её дочерью? – шепотом спросила девушка.

Патрик, продолжая озираться, всё-таки ответил:

− Официально об этом в сказке не говорится, однако, бабушка, когда я её допёк, сказала что все жили долго и счастливо, а потом…

Он осёкся, удивлённо посмотрел на свою руку, стиснувшую пальцы девушки, отпустил её и закончил:

− Родился я.

***

− Ты потомок улли! А я всё думала: зачем ты красишь волосы?

− Вот ещё не хватало! От их цвета столько проблем! Кроме того: стриги − не стриги мои космы, они всё равно утром оказываются ниже лопаток. В пять лет меня обрили наголо из-за… кхм. Прошу прощения, я подхватил вшей от деревенских детей, с которыми убегал играть, как не пытались запретить. Утром шевелюра была на месте. Это фокус повторяли ещё дважды, пока бабушка не решила, что насекомых извели. Потом, в шестнадцать, ради бала, личный цирюльник отца трудился надо мной больше двух часов – первый и единственный раз он попытался выкрасить мою прическу в приемлемый цвет. Угадай, что получилось?

− Наверно ничего не вышло? – предположила Жаклин.

− Вышло! Ещё как вышло − огромный конфуз! Мало того, что в разгар бала сквозь тёмные пряди стала пробиваться возмутительная зелень, так ещё аккуратная стрижка сначала превратилась в бесформенную копну, а потом прямо на глазах удивлённых гостей, вновь отросла до пояса. Все были шокированы, − он засмеялся. – А больше других я сам. Иностранные гости, сильно впечатлились, но не они волновали меня: на том балу была одна девушка… Она потом стала шарахаться, стоило мне показаться где-нибудь поблизости. Это сейчас понимаю, что всё к лучшему, а тогда, для мальчишки это была настоящая трагедия… В общем, с тех пор мои волосы оставили в покое, а я раз и навсегда разлюбил балы.

− Никогда не была на балу, − сказала Жаклин, вдруг осознав, какая на самом деле огромная пропасть между нею и этим необычным парнем. Заурядная девушка, с обыкновенными родителями, ходившая в простую провинциальную школу. Он хорошо знаком с Гарвеем – принцем! Выходит, Патрик сын какого-то графа, возможно, даже короля встречал не раз! Кем она для него может быть вне университетских стен? Не к месту вспомнились презрительные взгляды его двоюродной сестры, местных модниц... Она не его круга, и никогда не сможет соответствовать людям, к которым он привык. Ей не хотелось становиться предметом насмешек, или быть для окружающих «серой мышкой».

Сказка закончилась, оставив после себя привкус горечи. Девушка вспомнила, зачем на самом деле звала Патрика. Он тут же почувствовал её настроение.

− Что случилось?

− Нет, ничего! – ответила девушка. – Вы настоящий мастер отвлекать от темы.

− Мы вновь на «вы»? – его губы были в опасной близости от её. − Я тут рассказываю семейные предания, изливаю душу, а ты мне пытаешься «выкать»?

− Прав был призрак лорда Скрига – негоже студентам и преподавателям переходить границы…

− Со всем уважением, но он всего лишь призрак! – Патрик и не думал сдавать позиций, − Я не собираюсь нарушать субординацию… на занятиях!

− На самом деле я вызвала вас для того, чтобы прояснить, зачем вы…пытались достать гримуар Шарангра?

− А я уже ответил: не скажу! Но ты можешь догадаться! – он придвинулся ещё ближе – Жаклин почувствовала его дыхание на своих губах.

− Патрик, пожалуйста! Не шутите!

− Даже не собирался, − его рука нежно обхватила её затылок, взгляд затуманился…

− Магистр Тризо! Я переговорил с ребятами…− стукнула дверь, Джейд Шален замер на пороге, в нерешительности.

− В чём дело? – спокойно спросил Патрик.

− Э-э-э, − похоже, наступил тот небывалый случай, когда дар красноречия Джейда подвёл его. – Мы с ребятами из нашего… театрального кружка… В общем Рози отобрала несколько пьес…

− Театральный кружок? – поднял бровь Шульман.

− Я буду вести…Мы организовали…Точнее, собираемся организовать, − Жаклин от растерянности и стыда тоже одолело косноязычие.

− В таком случае меня тоже запишите – я буду участвовать, − Патрик быстрым шагом направился к двери. Поравнявшись с Шаленом он тихо сказал, но девушка всё равно услышала:

− Будешь болтать, я найду способ укоротить твой длинный язык!

Шален лишь развёл руками, и расплылся в улыбке:

− Боюсь-боюсь! Ты сам, надеюсь, знаешь, что делаешь?

− Не волнуйся, − Патрик прошел мимо него едва не задев плечом.

− Так что вы хотели, Джейд? – спросила Жаклин, пытаясь скрасить неловкость.

− В общем-то я уже всё сказал: Рози отобрала сказки, осталось выбрать, потом назначить роли…С ректором надо будет поговорить по поводу костюмов и декораций, раз он обещал финансирование.

− Хорошо, я буду через десять минут.

− У многих ещё идут уроки. Лучше встретиться около шести часов в зале – тогда все подтянутся. Шульмана звать, или вы сами?

Краска бросилась девушке в лицо, но она, взяв себя в руки твёрдо ответила:

− Звать. Всех звать, кто собирается участвовать.

− Объявление писать не будем, − усмехнулся Шален, − и так желающих больше чем можно занять в одном спектакле. Наверно придётся часть оставить как запасных: пусть учат роли, если вдруг кто из основного состава не сможет участвовать.

− А вы уже и основной состав назначили? Не успев даже пьесу выбрать?

− Это я гипотетически. Кому-то всё равно придётся быть простыми работниками сцены: открывать-закрывать занавес, греметь громом, если будет нужно, или суфлировать. В общем, приходите в шесть – я соберу ребят.

Шален вышел. До назначенного времени оставалось два часа. Дальше сидеть в аудитории не имело смысла. Она сегодня не обедала, из-за инцидента с ректором по поводу Шульмана. Стоило о нём вспомнить, как его лицо немедленно возникло перед внутренним взором, а в ушах зазвучал ласковый голос… Что за наваждение!

Девушка сжала виски и приказала себе: «Хватит! Это путь в никуда!»

Перед тем, как идти в столовую, предстояло зайти на кафедру, сдать журнал и ключ от аудитории. Она застала там лишь Армана Грюно: магистр что-то сосредоточенно писал в толстой тетради, периодически поглядывая в большой фолиант, раскинувший страницы на столе перед ним.

− Добрый день! – поздоровалась девушка.

− Добрый, добрый, − рассеянно повторил блондин, вперившись глазами в книгу. Он отложил перо, тут же безотчётно вцепившись себе в волосы, задумчиво взлохматил их, и только потом взглянул на Жаклин.

– Здравствуйте! – немедленно расплылся он в приветливой улыбке. – Вы меня простите за то путешествие? Я не подумал, что даме сложновато будет скакать по склону, подобно горной козе! Сам-то уже привык.

− Ну, что вы! – улыбнулась Жаклин. − Зато виды были прекрасны!

− О да! – магистр поднялся со стула и с наслаждением размялся. – Тербравос вообще прекрасное место! Будь моя воля, я бы гулял по его дикой стороне с утра и до вечера!

− Дикой? – удивилась девушка.

− А вы думали, что остров застроен со всех сторон по самую макушку? Не-е-ет! Застроена лишь южная и восточная сторона, а север и запад покрывают неприступные скалы вперемежку с почти непролазными лесами. Но тем интереснее! Обожаю исследовать их: с юности увлекаюсь скалолазанием.

Этот необычный человек удивлял её всё сильнее.

− Но это же очень опасно: лазить по отвесным скалам, − вежливо заметила Жаклин.

− Для этого существует специальное снаряжение! – похоже, магистр Грюно сел на любимого конька. – Это так пьянит! Так будоражит! Какое несравнимое ни с чем удовольствие, взобраться на самую вершину скалы, а оттуда смотреть на окружающий вид! Там, откуда я родом, тоже скалы и море. Поэтому Тербравос для меня так притягателен…

− А откуда вы? – спросила девушка, чтобы поддержать разговор. Грюно поджал губы, и через мгновение уклончиво ответил:

− С севера.

Повисла пауза. Жаклин повесила ключ на щиток, положила журнал в предназначенное для него место и сказала:

− Всё, я пойду: не буду вам мешать!

− Рад был вас видеть! – вновь расплылся в улыбке Грюно.

Выйдя за дверь, девушка покачала головой. Магистр менялся, как направление флюгера под новым порывом ветра. Гораздо больше ей нравилось, когда он её попросту не замечал.

Столовая опустела – шли уроки, обед закончился, а до ужина было ещё далеко. Подойдя к опустошенной раздаче, Жаклин вновь вспомнилась самая первая встреча с Патриком. Сегодня дежурила девушка с третьего курса – её фамилию она так и не вспомнила. Поглядев на отварную картошку и кукурузную кашу, Жаклин выбрала печеные яблоки с корицей, попросив сварить чашку квана. Девушка, явно стеснявшаяся из-за поварского колпака, покрывавшего светлые волосы, уныло кивнула.

Жаклин устроилась у окна, выходившего на площадь с фонтаном – излюбленного места отдыха многих студентов. Она попивала прохладный кван – дежурная не стала варить новый, просто вылив ей в чашку то, что осталось в кофейнике. Зато яблоки были выше всяких похвал. Рассеяно глядя на улицу, девушка заметила Гарвея, вальяжно опёршегося о высокий бортик фонтана, явно поджидавшего кого-то. Вскоре к нему подошел Флабер, со своей вечной хитрой улыбочкой. Гарвей достал что-то из кармана, а потом поспешно спрятал, заметив идущего к ним магистра Кранца. Увидев его, сама Жаклин постаралась отодвинуться, чтобы скрыться за занавеской, украдкой выглядывая оттуда, будто мышь из норы, завидевшая кошку. Улыбки студентов погасли.

Кранц что-то говорил им, отвечал только Гарвей: Флабер жался к бортику фонтана у него за спиной. Разговор шел явно на повышенных тонах. Наконец Кранц наставил на Гарвея палец, грозя неизвестно чем – фонтан находился слишком далеко, до столовой не долетало ни звука. Принц спокойно отодвинулся и что-то сказал с таким презрением, что магистр побледнел. Гарвей развернулся и быстро пошёл по дорожке в сторону спального корпуса, увлекая Флабера за собой.

Заместитель ректора огляделся и вперился взглядом в окна столовой – девушка немедленно снова юркнула за занавеску. Повторно переходить дорогу вспыльчивому боевику не хотелось.