АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 2

Алексей Лотерман Из глубин Лох-Несса

Начиная свои поиски, я ещё не подозревал, в какие тёмные глубины мне предстоит погрузиться. Подобно свирепым вихрям разверзшейся бездны, произошедшие события подхватили и вовлекли меня в преисполненные безумия тёмные воды Лох-Несса. Загадка этого старинного уголка Шотландии давно интересовала меня, и когда удалось вырваться из окружения пыльных стопок «Кингспорт Газетт», я отправился в долгожданное путешествие. Разумеется, меня интересовало не столько само озеро и местные красоты, сколько необычные слухи о лох-несском чудовище, которого на гэльском языке называли Нисаг. Ещё римские легионеры, покорявшие кельтские просторы, наблюдали удивительные изображения длинношеего тюленя исполинских размеров, сделанные пиктами и скоттами. Но первое письменное упоминание об этом существе появилось только в VII веке в «Житии святого Колумбы», написанном аббатом Адомнаном. В нём рассказывалось, как ирландский монах-миссионер, проповедовавший пиктам, стал свидетелем похорон человека, которого загрызло водяное чудовище, когда тот купался в озере, а в другой раз он самолично отпугнул крестным знамением и молитвой странного вида жабоподобного зверя, который пытался напасть на его лодку. Следующее упоминание появилось уже в труде «История шотландского народа» Гектора Боэция, написанном в 1527 году, где тот сообщал об ужасном чудовище, прервавшем своим появлением обряд крещения на берегу Лох-Несса, повалившем множество деревьев и убившем нескольких человек. Ричард Франк в своих «Северных воспоминаниях» 1658 года упоминал о плававшем в озере огромном существе, а писатель Даниель Дефо в «Путешествии через весь остров Великобритании» 1724–1727 годов, сообщал о левиафанах, которых видели в озере солдаты генерала Уэйда. В 1871 году Д. МакКензи из Бэл-найна наблюдал в водах Лох-Несса нечто, похожее на бревно или перевёрнутую лодку, но плывшее словно живое существо, извиваясь и выныривая с большой скоростью. А спустя девять лет о чудовище вспомнили после того, как при полном безветрии на озере перевернулся небольшой парусник с людьми. Тогда же, водолаз по имени Дункан МакДональд, выполнявший подводные работы в западной части озера, спустя считанные минуты после погружения, начал посылать отчаянные сигналы, требуя поднять его на поверхность, а выбравшись из воды, в ужасе рассказал о существе, лежавшем на выступе скалы и походившем на огромную лягушку. Пятью годами позже распространились новые слухи о лох-несском чудовище, и в 1886 году газета «Глазго Ивнинг Пост» посвятила ему целую статью, а в ноябре того же года американская «Конститьюшн» опубликовала другую, сопроводив её подробным изображением чудовища. Эти и многие другие материалы я перечитывал по дороге в Шотландию, и они всё ещё крутились у меня в голове, когда я стоял возле небольшого двухэтажного домика на самом берегу озера. С неподдельным волнением впервые в жизни я взирал на древние величественные воды, застланные густым утренним туманом, сливавшимся со свинцовыми тучами. Сколько невероятных тайн хранят его мрачные глубины?

Мистер Мартин, человек почтенного возраста с посеребрённой годами головой, радушно встретил меня и проводил в комнату на втором этаже, окна которой выходили аккурат на водную гладь. Это жильё мне удалось найти без особого труда, сразу же по приезду в Инвернесс, и на удивление, довольно дёшево. Поставив чемодан на пол, утомлённый долгим путешествием, я тут же рухнул на застеленную кровать и проспал до полудня. За обедом мистер Мартин представил меня своей супруге и остальным постояльцам дома. Ими оказались двое молодых людей, живших в мансарде и занимавшихся фольклористикой.

Они, так же, как и я, интересовались преданиями о загадочном обитателе Лох-Несса, благодаря чему у нас появилось множество общих тем для разговоров. И уже на следующий день вместе с новыми знакомыми я опрашивал старожилов и рыбаков Инвернесса и местных деревень, но, к сожалению, так и не узнал ничего нового. Они говорили о морском драконе, водяной лошади, или огромной жабоподобной твари с хвостом и небольшой головой на длинной шее, каждый повторял слова предыдущего, лишь приукрашивая свой рассказ о том, что видел существо на берегу, или проплывавшее мимо его лодки, а то и плескавшееся на мелководье с целым выводком себе подобных. Очевидно, единственным местом, где они видели его, было дно пивных кружек в местном пабе. Однако судьбе оказалось угодно, чтобы какой-то старик, сидевший перед деревянной лачугой и дымивший трубкой, бросил в мою сторону одну кроткую фразу:

— Морской дьявол, это колдун его призвал.

Я хотел было переспросить, что он имел в виду, но старик, прихрамывая и опираясь на клюку, поспешил скрыться в своей лачуге. Разумеется, я не придал этому особого значения, мало ли, что болтают выжившие из ума пропойцы, но стоило мне тем же вечером упомянуть о словах старика в присутствии мистера Мартина, как тот сразу переменился в лице, что не осталось незамеченным. И хотя на все мои расспросы он отказывался отвечать, вскоре настойчивость взяла своё. Тогда-то я и узнал, почему комната на самом берегу Лох-Несса достались мне так дёшево. Дело в том, что в полумиле от дома мистера Мартина находился скрытый холмами другой старинный дом под названием Блекстоунхилл. Его владелец, некий Александр Элуорк, ещё лет пятнадцать назад приехал к озеру и снял в доме комнату. Позже, со слов тогдашних хозяев Блекстоунхилл, семейства МакАлистеров, стало известно, что из комнаты нового постояльца время от времени доносились странные голоса — то самого Элуорка, то чьи-то ещё, — хотя гостей у него никогда не было. А если кто-то из МакАлистеров пытался заглянуть через плечо в таинственные книги, за которыми постоялец нередко сидел в гостиной, в комнате становилось настолько темно, что приходилось зажигать лампу, хотя на улице был ясный день.

Неестественность этих событий сразу же дала повод для пересудов среди соседей, и после того, как МакАлистеры стали свидетелями богохульных ритуалов, совершаемых Элуорком по ночам на берегу озера, его поспешили выселить из Блекстоунхилл. Однако через неделю-другую после его отъезда в доме стали твориться поистине дьявольские вещи. Все, кто хоть раз бывал там, говорили о странной давящей атмосфере, а те, кто задерживался подольше, утверждали, что днём по дому как будто носился невидимый табун лошадей, к вечеру сменявшийся неясными шорохами, щелчками и похожим на лягушачье громким кваканьем, перемежавшимся доносившимся невесть откуда бульканьем. В довершение всего, дом наводнили мерзкие чёрные жуки, что просто довело главу семейства МакАлистеров — он умер, помутившись рассудком и завещав Блекстоунхилл не кому иному, как Александру Элуорку. Тот появился через пару недель и заявил свои права на дом, никто и не посмел возражать, даже овдовевшая миссис МакАлистер поспешила покинуть ставшую ей ненавистной бесовскую обитель. С тех самых пор Элуорк и сделался владельцем Блекстоунхилл, а местные жители предпочитали обходить это место стороной, да помалкивать о кощунственных обрядах на берегу Лох-Несса, после которых всё чаще стали замечать в его водах огромную жабоподобную тварь. Тех же, кто проявлял излишнее любопытство к делам, творившимся в Блекстоунхилл, постигала незавидная участь, они тонули в озере без всяких видимых на то причин, а тела некоторых и вовсе бесследно пропадали.

Меня эта история заинтересовала, но на дальнейшие расспросы мистер Мартин не поддался, а расспрашивать старых пьянчуг в городе было бесполезно, поэтому дом Элуорка мне пришлось искать самому. Как выяснилось, Блекстоунхилл находился совсем недалеко от дома мистера Мартина, на берегу озера, за холмами, которые были видны из окна моей комнаты, если посмотреть налево. Поэтому, выбрав погожий денёк, когда лучи солнца пробивались сквозь серые облака, я уложил в свою сумку блокнот, пару сандвичей и термос с горячим кофе: поскольку мой путь пролегал через живописные холмы на берегу Лох-Несса, я подумывал немного побродить по ним и перекусить. Волны тёмных и загадочных вод озера, столь древних и холодных, бились о каменистый берег, и я, зачарованный их видом, не спеша ступал по сырой земле холмов и редеющей зелёной траве, влажной от росы. И вот, взойдя на очередной холм, я увидел у его подножия большой дом Блекстоунхилл; гротескный, словно древний монолит, он полностью оправдывал своё название. Сзади к этой серой громаде подступала чёрная лощина, спереди же редели лишь небольшие заросли кустарника, здесь я и намеревался спуститься, обойдя холм сбоку. Подходя к дому, я подметил, что грунтовка, шедшая к главной дороге в город, давно заросла, зато хорошо была видна тропа, вёдшая к обрывистому берегу и заканчивавшаяся почти у самой воды. Я взошёл на крыльцо и постучал потускневшим латунным молоточком в дверь, но изнутри не донеслось ни шагов, ни голоса хозяина — вообще ни единого звука. Вслушиваясь в тишину, я постучал ещё раз, и, окинув взглядом фасад дома, задержал его на каменном фундаменте, где что-то чёрное, весьма мерзкого вида, юркнуло в расщелину в кладке, отчего мне сразу же вспомнились огромные жуки, о которых рассказывал мистер Мартин.

Когда состояние странного оцепенения, наконец, прошло, и уже было решив, что мой визит так и останется без ответа, я повернулся к двери, то совершенно неожиданно оказался лицом к лицу с хозяином дома. В тёмном дверном проёме стоял лысоватый мужчина лет сорока в вязаном жакете, его бледное, не по годам обрюзгшее и покрытое пятнами лицо, с крючковатым носом и мешками под пронзительными, хотя и находившимися в каком-то наркотическом отупении, глазами, было обращено ко мне. Вслед за ним из раскрытой двери тянуло сыростью, а шум прибоя эхом раздавался в тёмных недрах дома. Собравшись с мыслями, я поздоровался, но человек, не подавая виду, ровным голосом спросил, что мне нужно. Я представился фольклористом-любителем, снимающим комнату в доме по соседству с Блекстоунхилл и интересующимся преданиями о Лох-Нессе. Взгляд, как мне показалось, ни разу не мигнувших глаз пронизал меня насквозь, и всё тем же невозмутимым голосом мужчина произнёс:

— Сэр, не думаете ли вы, что я позволю нарушить свой покой привравшему писаке из американской газетёнки, услышавшему истории не просыхающей деревенщины?

Мои мысли были как на ладони для него. Я прочистил горло, и хотел было возразить, но хозяин дома остановил меня жестом и захлопнул дверь, оставив стоять перед ней полностью обескураженным. Если это и был Элуорк, рассуждал я, то в нём действительно присутствовало что-то дьявольское, не от мира сего. Мне не оставалось ничего другого, как уйти прочь, и хотя настроение для намеченной прогулки по побережью Лох-Несса было безвозвратно испорчено, я и не думал сдаваться. Напротив, я решил вернуться в Блекстоунхилл под покровом ночи и проследить за Элуорком, однако эта хитрость впоследствии мне дорого обошлась.

Пока мистер Мартин с супругой и мои соседи мирно отходили ко сну, я незаметно выскользнул на улицу. Ночная дорога до поместья оказалась гораздо трудней, чем днём, моё положение к тому же усугубляли затянувшие всё небо тучи, так что путь предстояло проделать при слабом свете электрического фонаря. Через четверть часа, выключив фонарь, я осторожно обогнул холм, спускавшийся к Блекстоунхилл, и мелкими перебежками по кустам, стоившими мне двух падений и порванной штанины брюк, подобрался к лощине возле самого дома, где спрятался в зарослях под окнами первого этажа, в которых горел свет. Разумеется, я не надеялся увидеть что-то особенное, и, тем не менее, осторожно заглянул внутрь. Моему взору открылась просторная гостиная, освещённая отблесками огня в камине, вдоль её стен высились стеллажи с книгами, перемежавшиеся деревянными панелями с висевшими на них картинами. Помимо бесчисленного количества древних фолиантов на полках, то там, то здесь красовались уродливые статуэтки, принадлежавшие неизвестным культурам и их культам, я не берусь даже описывать их. В дальнем конце гостиной располагались секретер и кушетка, а посередине, напротив камина, кресло и столик. Это был не обычный чайный столик, а искусная работа неизвестного мастера, выполненная из дерева тёмных пород. Столешница, покрытая лаком, была украшена загадочным геометрическим узором с волнистым обрамлением, четыре изогнутых ножки представляли собой искусно вырезанных мифических сирен, чей стройный антропоморфный стан переходил в мерзкий рыбий хвост, а тонкие руки, что поддерживали столешницу, оканчивались хищными лапами с когтями и перепонками. Локоны их волос, вырезанных с невероятной тщательностью, ниспадали на плечи и прикрывали манящие контуры груди. Но вот лица, окружённые уже не локонами, а извивающимися змеями, не несли в себе никакой завораживающей красоты. Наоборот, черты обитателей океанских глубин вызывали отвращение: выпученные глаза, приплюснутые носы, раскрытые в мерзком оскале змеиные зевы с рядами длинных ядовитых клыков и высунутыми раздвоенными языками. Жуткие фигуры имели что-то общее с жуткими статуэтками на полках.

Наблюдая это богохульство, я почти расслышал дикий рёв глубоководных тварей, и не сразу заметил, как ведущая в гостиную дверь открылась, и на пороге появился мой новый «знакомый», с чайной чашкой в руках. Не заметил я и того, что в действительности слышу резкое скрежетание, чем-то напоминавшее писк крысы. Как оказалось, по моему рукаву полз, издавая мерзкие звуки, огромный чёрный жук наподобие египетского скарабея, только этот был с какими-то отвратительными наростами на панцире и длинными подвижными усиками, походившими скорее на извивающиеся жгутики. Я замахал рукой, стараясь сбросить проклятое насекомое — если оно вообще было таковым — и в этот же момент Элуорк, привлечённый шорохом веток кустарника, подошёл к окну, устремив свой немигающий взгляд во тьму. Я припал к земле под окном и затих, стараясь ничем не выдавать своё присутствие, и минуту спустя хозяин дома вернулся к своим делам, поворошил кочергой потрескивавшие в камине поленья и устроился в кресле. В гостиной Блекстоунхилл, даже не смотря на её обстановку, было тепло и уютно, в то время как снаружи становилось невыносимо холодно, а капли начавшего накрапывать дождя падали мне на лицо, и, не дожидаясь холодного ливня, я поспешил убраться из этого места.

Дождь застал меня почти у самого дома мистера Мартина, с которым я тут же столкнулся в холле. На его вопросы я ответил невнятной фразой об одолевшей меня бессоннице, желании подышать ночным воздухом и непогоде, прервавшей мою прогулку. Учитывая испачканную одежду, порванную штанину и зажатый в руке фонарь, моё объяснение звучало неубедительно. Но, несмотря на это, мистер Мартин пригласил меня на стаканчик бренди, и вскоре, переодевшись в сухую домашнюю одежду, я уже сидел в гостиной, кутая замёрзшие ноги в колючий шерстяной плед. А в дальнем конце комнаты хозяин дома тихо позвякивал бокалами, разливая в них горячительный напиток, и, когда он поставил их на чайный столик возле меня, волна дрожи пробежала по телу от воспоминаний о мерзком столике в гостиной Блекстоунхилл.

— Вижу вы всё ещё дрожите, — промолвил мистер Мартин. — Вот, это поможет согреться.

Я взял протянутый мне бокал с янтарной жидкостью и уже через минуту ощутил, как приятное тепло разлилось по всему телу. Затем последовала череда вопросов о ходе моих изысканий, на которые мне было нечего ответить, и гостиная погрузилась в полнейшую тишину. Вскоре моя голова, наполненная медленно текущими мыслями о вылазке в Блекстоунхилл, начала клониться на грудь, и, пожелав доброй ночи мистеру Мартину, я поднялся в свою комнату. Мягкая постель, мерный стук дождя за окном и тихий плеск волн, незамедлительно погрузили меня в сон, в котором я видел тени снующих повсюду сирен и мерзких чёрных жуков.

Несколько последующих дней, пока стихия за окном демонстрировала свой суровый шотландский нрав, я провёл в некоем забытьи, то просиживая с книгой в руках и тупо уставив взгляд на пляшущие огни камелька, то в праздной дремоте, наполненной неясными тревожными грёзами. На третий день всеобщее уныние было прервано слабыми лучиками солнца, проступившего из-за серых туч, и в ту же ночь я решился вновь посетить Блекстоунхилл. Тяжёлое предчувствие в этот раз заставило меня сунуть в карман шестизарядный револьвер, приобретённый мной ещё в Кингспорте. Как и в прошлый раз, обойдя холм, я начал осторожно пробираться от кустарника к кустарнику, старательно высматривая дорогу в слабом свете звёзд, как вдруг остановился словно вкопанный. Уже знакомое чувство пронзительного взгляда овладело мною, я поднял голову и с ужасом заметил чёрный силуэт в освещённом проёме парадной двери дома. Припав к земле, я спрятался за кустарник, сердце бешено колотилось, казалось, вот-вот дьявольская фигура в два прыжка достигнет холма и разорвёт меня на куски, даже холодная тяжесть револьвера в кармане не внушала уверенности. Но ничего не произошло. Пролежав так с четверть часа, за которые моя одежда успела намокнуть от влажных после непогоды травы и земли, я поднялся, но не увидел ни освещённого дверного проёма, ни чёрного силуэта, лишь в окнах гостиной Блекстоунхилл по-прежнему подрагивал свет от камина. Этого с меня было достаточно, и я поспешил восвояси.

Последующие дни я опять провёл в раздумьях, никогда прежде даже самые необычные дела в моей работе журналиста «Кингспорт Газетт» не ставили меня в такой эмоциональный тупик, как сейчас. Я просто не понимал, что останавливало меня, и сидел в ожидании. Но чего? По ночам мне всё так же снились неясные образы, пока однажды к ним не прибавился странный протяжный звук, похожий на пение кита. Я открыл глаза, звук всё ещё витал в ночной тишине, но казался всего лишь отголоском сна. Поднявшись с постели, я вышел из комнаты, чтобы спуститься в кухню и налить стакан воды, но горевший в гостиной свет привлёк моё внимание. Я прильнул к полуоткрытой двери и прислушался, из гостиной доносились голоса мистера Мартина и его жены:

— Опять этот колдун проводит свои дьявольские обряды.

— Как бы ни перебудил всех постояльцев.

Я заскрипел дверью и вошёл в комнату, мистер Мартин и кутавшаяся в шерстяную шаль седовласая женщина устремили на меня взгляд.

— Значит, вы слышали? — промолвил хозяин дома.

— Лишь то, что вы сказали про обряды, — ответил я.

— И это тоже… — огорчённо произнёс он, и, заметив моё недоумение, тут же добавил:

— Я говорю про тот протяжный звук, вы ведь его слышали? Поговаривают, что его издаёт чудовище озера, когда Элуорк совершает свои обряды.

Выходило, что звук был не просто отголоском сновидений, прорвавшимся в бодрствующий мир, а вполне реальным звуком, проникшим в мои сновидения. Но кому он в действительности принадлежал, неужели лохнесскому чудовищу? Эта мысль захлестнула моё сознание, я извинился перед мистером Мартином за ночное вторжение и поспешил к себе. Наскоро одевшись, сунув в карман револьвер, схватив фонарь и стараясь не шуметь, я вышел из дома. Двинувшись по уже знакомому маршруту, я обогнул холм и, к своему удивлению, заметил свет на берегу озера. Пройти от того места, где я находился, к Блекстоунхилл не составляло особых проблем, но пробраться к берегу, откуда исходил свет, было куда сложнее, мой путь пролегал по открытому участку на склоне холма, лишённому растительности, где я неминуемо был бы замечен. Поэтому я решил обойти холм и спуститься с той стороны, где его густо покрывали заросли кустарника, подступавшие прямо к источнику света. Через них мне пришлось буквально продираться, ползя на животе и не щадя недавно залатанных и почищенных брюк, а приземистые ветки кустов с дьявольской точностью хлестали меня по лицу, и, тем не менее, взяв за ориентир источник света, я потихоньку продвигался к цели. Картина, открывшаяся мне на границе кустарника и берега, полностью подтверждала слова мистера Мартина: Элуорк, обряженный в чёрную мантию с капюшоном, накинутую, по-видимому, на обнажённое тело, стоял у самой кромки темнеющих вод Лох-Несса, вглубь которых уходили вытесанные в незапамятные времена каменные ступени. По обе стороны от них на металлических штативах ярко пылали два факела, которые и послужили мне ориентиром. Неожиданно фигура зашевелилась, и я отчётливо услышал шелест мантии, только тогда поняв, какая же глубокая тишина оку- тывала берег. То, как я продирался через заросли, наверняка не осталось незамеченным. Из складок мантии показались бледные, по-старчески суховатые руки Элуорка, сжимавшие резной рог, наподобие ритуального шофара, его тонкий конец скрылся в тени капюшона и в тот же момент раздался протяжный звук, слышанный мною ранее. Выходило, что его издавало вовсе не чудовище озера. Затем Элуорк опустил руки и над берегом разнеслись гортанные звуки древнего нечеловеческого заклятия:

— У'глар'х п'гарк уилл'х!

Не успел затихнуть последний отголосок этих звуков, как вдалеке послышался мерный плеск воды, будто невидимый пловец двигался на свет факелов. Вряд ли кто-то из людей отважился бы окунуться в ледяные воды озера ночью, и я невольно припомнил все прочитанные легенды об обитавшей в нём твари. Сердце в груди бешено колотилось в ожидании какого- то невероятного явления, плеск воды раздавался уже у самого берега, гам, где располагались каменные ступени. Я прополз чуть вперёд, к самой границе зарослей, чтобы ясно увидеть не　ведомого пловца.　

И я увидел его. По ступеням на берег вышла чудовищная, в семь футов ростом, антропоморфная фигура. Её белёсая, местами покрытая серозелёной чешуёй, кожа, влажно лоснилась в ярком свете факелов, а на груди поблёскивало какое-то золотое украшение. Перепонки на когтистых лапах и мерно раздувавшиеся подобно жаберным щелям складки на шее говорили, что это была амфибия. Кошмарная же морда существа, с выпученными немигающими глазами, в точности повторяла рыбьи и жабьи черты резных фигурок в Блекстоунхилл. Внезапный приступ тошноты скрутил меня, когда, разверзнув свою хищную пасть, чудовище исторгло гортанные булькающие звуки, походившие на слова неведомого заклинания, произнесённого ранее Элуорком. Пытаясь побороть крупную дрожь, сотрясавшую мою руку, я нащупал в кармане рукоять револьвера, когда из воды на берег стушило второе чудовище. Захлестнувшая меня волна ярости и неописуемого ужаса затуманили рассудок, заставив с диким воплем вскочить с земли, стреляя в озёрных бестий и Элуорка. Одновременно с громом выстрелов раздалось ужасающее гортанное рычание, одна из тварей прыжком бросилась па меня и мощным ударом сбила с ног на каменистую землю. В то же мгновение моё сознание благосклонно погрузилось в тёмную бездну небытия.　

Чувства возвращались ко мне, словно пробиваясь через толщи воды. Я ощутил нестерпимую боль в груди и холод, а последовавшие за этим две резких пощёчины окончательно привели меня в сознание. Собрав все силы, я открыл глаза — надо мной, на фоне свинцовых туч, склонилась фигура Элуорка.

— Наконец-то вы пришли в себя, поднимайтесь, — донеслись до меня его слова.

Опираясь на вызывавшего у меня отвращение Элуорка, я доковылял до входа в Блекстоунхилл, при этом пульсирующие боль и гул в голове усиливались с каждым шагом. Войдя в дом, Элуорк довёл меня до гостиной, обстановку которой я уже хорошо знал, и, уложив на кушетку, вышел из комнаты. Казалось, прошла вечность, прежде чем раздался скрип двери и в комнату вошёл Элуорк, неся бинты и бокал с шерри. Несмотря на моё удивление и нескрываемую неприязнь, он молча протянул бокал. Алкоголь немного заглушил боль и помог согреться. Я недоумевал, откуда взялась такая необычайная гостеприимность? Забинтовывая мои руки, покрытые ссадинами и рваными ранами, Элуорк наконец нарушил гнетущую тишину:

— Я так понимаю, вы снова следили за мной? В этот раз ваша дотошность дорого вам обошлась, ночью вы поскользнулись на склоне холма и упали, ударились головой о камень и пролежали без сознания до утра, пока я вас не обнаружил.

Эти слова прозвучали с гипнотической настойчивостью, и я сделал вил что поверил в них, хотя стоявший неподалёку чайный столик с резными ножками вызывал невыносимые воспоминания о произошедших накануне событиях, в реальности которых я нисколько не сомневался. Ведь когда вышедшая на берег мерзкая тварь набросилась на меня, то рука, которую я инстинктивно выставил вперёл закрываясь от неё, зацепилась и сорвала со склизкой холодной груди золотой амулет. Именно его, очнувшись, я обнаружил крепко зажатым в руке и незаметно от Элуорка сунул в карман. Этот предмет служил осязаемым доказательством того, что всё произошедшее со мной ночью было невероятной, но всё же действительностью. Пролежав с полчаса, я поднялся и, провожаемый Элуорком, напоследок ещё раз повторившим своё внушение, прихрамывая добрёл до дома мистера Мартина. Тот помог мне подняться в свою комнату, переодеться и улечься в кровать, а на все его расспросы я отвечал именно тем, что безуспешно пытался внушить мне Элуорк. Мистер Мартин предпочёл не выпытывать у меня подробностей, а оставить отдыхать и собираться с мыслями, вероятно, уповая на моё благоразумие.

Так началась третья неделя моей жизни в Шотландии, до возвращения в пыльные застенки «Кингспорт Газетт» оставалось совсем немного, но возвращаться не было никакого желания, даже после всего пережитого. События последних дней хоть и шокировали меня, но в то же время пленили своей загадочностью, поэтому я просто не мог уехать, не разобравшись в их подоплёке. Лёжа в кровати, я отдавался раздумьям и не переставал вертеть в руках источавший еле ощутимый рыбный запах золотой амулет; вернее, золотым он показался мне только на первый взгляд, на самом же деле он был изготовлен из какого-то желтоватого сплава с белёсым налётом. Внешне же амулет напоминал пару щупалец, свёрнутых в некое подобие глаза вокруг кольца-зрачка, с причудливым перекрестьем, наподобие кельтского трискеля, внутри. Неужели носившая его тварь была настолько разумна, чтобы изготовить эту диковинную безделушку, да ещё со столь причудливой символикой, указывавшей на принадлежность её к какому-то религиозному культу, пускай и примитивному? Вновь и вновь я возвращался к этим мыслям, вспоминая всевозможные мифы о русалках, ундинах, тритонах и сиренах, о греческом Посейдоне, шумерском Оаннесе и ханаанском Дагоне. Мотив о подводных обитателях, превосходивших своим возрастом и мудростью жителей суши, нашёл отражение в преданиях практически всех народов, и не было сомнений, что он имел реальные прообразы, с которыми, возможно, мне и довелось столкнуться.

С такими мыслями в один из вечеров я отошёл ко сну, который оказался недолгим. Необычные сновидения в последние дни стали гораздо яснее и насыщенней, в них я погружался в воды Лох-Несса и явственно различал в их глубине верхушки занесённых чёрным илом циклопических храмов с бесчисленными колоннадами и арками, напоминавшими своим стилем античную архитектуру, но вместе с тем обладавшими какой-то неестественной геометрией. Однако в ту ночь мой сон был нарушен уже знакомым протяжным звуком, доносившимся со стороны Блекстоунхилл. Пару минут я лежал в темноте, широко открыв глаза и вслушиваясь в полуночную тишину, в памяти возникали события роковой ночи — яркий свет факелов на берегу, плеск воды и поднимающиеся из неё омерзительные существа. Воспоминания прервал повторившийся протяжный гул, в этот раз он напоминал скорее призывный вой, а мгновение спустя ночную тишину прорезал далёкий нечеловеческий вопль. Я вскочил с кровати, тело всё ещё ныло от боли, натянул ботинки на босу ногу, схватил револьвер, фонарь и, распахнув дверь, сбежал по лестнице в холл, столкнувшись там с остальными обитателями дома. Не проронив ни слова, мы выскочили на улицу и поспешили в Блекстоунхилл, откуда донёсся дикий вопль. С холма мы увидели свет факелов, озарявший мрачный берег, и уже тогда я знал, что это не предвещало ничего хорошего. Подойдя к месту, где Элуорк проводил свои ритуалы, мы замерли в ужасе. Яркие всполохи факелов отражались в багряных следах, тянувшихся от скомканной чёрной тряпки к каменным ступеням в воде. Подойдя к тому, что некогда было частью мантии, мистер Мартин поддел ткань дулом ружья, и из неё вывалилась бледная, по-старчески сухая рука, крепко сжимавшая перепачканный кровью резной рог — единственное, что осталось от Александра Элуорка, сгинувшего в пучинах Лох-Несса.

Когда всеобщее оцепенение прошло, мистер Мартин послал одного из молодых людей за полицией, а сам остался охранять Блекстоунхилл на случай возвращения убийцы. Я же, не дожидаясь их появления, поспешил внутрь дома, где сразу же принялся обшаривать полки с книгами в гостиной. Как и ожидалось, моему взору предстала богатая коллекция философской, теологической, мифологической, мистической и оккультной литературы, содержавшая как широко известные работы Блаватской, Папюса, Поля Кристиана, Леви, так и необычайно редкие тома «De Vermis Mysteriis», «Liber Ivonis» и «Unaussprechlichen Kulten». Однако ни одна из этих книг не проливала свет на тайну вычурного амулета, обладателем которого я стал, равно как и на то, чем занимался Элуорк. Лишь в неудобочитаемом «Cthaat Aquadingen» я наткнулся на изображение, напоминавшее символику амулета, а текст под ним отсылал меня к другому малоизвестному трактату, под названием «Ye Text ov R'lyeh», который я тут же принялся с надеждой искать на полках, бегая от стеллажа к стеллажу в еле освещаемой затухавшим камином гостиной. Но мои поиски были безрезультатны, и в какой-то момент их вовсе прервал глухой звук, похожий на гулкое лягушачье кваканье, который, казалось, исходил из самой глубины дома. Я замер, прислушиваясь, вероятно в доме кто-то был, возможно затаившийся убийца, а, возможно, и сам Элуорк, пытавшийся позвать на помощь. Сжав покрепче рукоять револьвера, я направился к двери в холл, но, прежде чем выйти из гостиной, бросил взгляд на мерзкого вида чайный столик, где лежал, словно намеренно оставленный там, небольшой фолиант. Направив на него луч фонаря, я откинул потрёпанную кожаную обложку, и прочитал полустёршуюся надпись на титульном листе — «Ye Text ov R'lyeh». Спрятав заветный том за пазуху, я вышел из гостиной.

Тишину в холле вновь нарушил глухой рокочущий звук, отчего в памяти всплыли рассказы мистера Мартина о таинственных звуках, наполнявших Блекстоунхилл, а также воспоминания о злополучной ночи, когда на берег вышли издававшие своё омерзительное гортанное бульканье озёрные существа. Я замер. Неужели эти антропоморфные чудовища были всё ещё в доме? Мне совсем не хотелось вновь столкнуться с ними и повторить судьбу Элуорка. Собрав волю в кулак, я двинулся к лестнице наверх, возле которой вновь услышал гулкий рокот, доносившийся определённо откуда-то снизу, вероятно из подвала, дверь в который была рядом с лестницей. Вытянув вперёд руки с фонарём и револьвером, я толкнул скрипнувшую дверь и шагнул во тьму. Осторожно переступая по старым прогнившим ступеням, я, наконец, достиг каменного пола подвала, когда громоподобный звук повторился, на этот раз он был более громкий и отчётливый. Направив луч фонаря на дальнюю стену, со стороны которой он шёл, я высветил аккуратную каменную арку, зиявшую чернотой. Во вновь наступившей тишине из арки послышался плеск воды. Двинувшись вперёд, я ощутил, как узкий тоннель уходит под наклоном вниз. Гулкий рокочущий звук, сопровождаемый сыростью и отвратительным гнилостным запахом, вырвался из глубины тоннеля, заставив меня большим пальцем дрожавшей, не то от холода, не то от липкого чувства страха, руки взвести курок револьвера и приготовиться нанести молниеносный удар по неведомому противнику.

Последний шаг, и моему взору открылся довольно большой подземный грот, наполовину заполненный водой. И, как мне показалось в фосфоресцирующем свечении, шедшем от покрывавшего стены грибка, у дальней стены копошилось нечто огромное. Я поднял фонарь и почувствовал, как ноги тут же предательски подкосились, а рассудок помутился. Огромная, походившая на жабу тварь восседала на каменном выступе, её чёрная склизкая кожа обтягивала мощный хребет, переходивший в продолговатый хвост, а омерзительные лапы оканчивались чем-то вроде ромбовидных плавников, образованных перепонками между пальцев. Самым же ужасным в этом чудовище была его морда, вернее длинные, извивающиеся и пульсирующие отростки на её месте. Должно быть, свет фонаря ослепил чудовище, находившееся в полумраке, отчего оно медленно вытягивало в мою сторону несколько щупалец, оканчивавшихся шарообразными утолщениями, и по-жабьи переминалось с лапы на лапу. Остальными же своими щупальцами оно обвивало, крепко сжимая, изувеченные останки бледного человеческого тела, с застывшим в омерзительной гримасе лицом и лишь одной оставшейся, согнутой под неестественным углом, рукой.

Стоя в каменной арке на подкосившихся ногах, объятый дрожью и невыразимым ужасом, я издал дикий вопль, когда до моих ушей донёсся отвратительный треск разрываемой плоти. Одновременно с этим я несколько раз нажал на спусковой крючок револьвера, озарив подземный грот яркими вспышками и оглушительным грохотом выстрелов, в ответ на которые мерзкое чудовище задёргало всеми своими чёрными отростками и хищно зарокотало. Я бросился прочь, слыша за спиной плеск воды и шлепки склизких щупалец о каменные стенки тоннеля. Ужасное существо не могло протиснуться в него, и всё же, в какой-то момент я ощутил, как нечто холодное скользнуло по моей ноге и обвилось вокруг ботинка. Развернувшись, я разрядил оставшиеся патроны в клубок извивавшихся щупалец, закрывших собой весь арочный свод тоннеля. К счастью, моя нога с лёгкостью выскользнула из незашнурованного ботинка, и чудовище забилось в конвульсиях, извергнув мне в след жуткий рокот, заглушивший шум осыпавшейся каменной кладки тоннеля. С диким воплем я выскочил из проклятого дома, тут же налетев на мистера Мартина в сопровождении полисменов, и единственное, что мне удалось вымолвить, прежде чем рухнуть без чувств на землю, было:

— Оно там, в доме!..

Очнулся я уже на своей кровати, в доме мистера Мартина, снизу доносились чьи-то голоса. На мне была всё та же перепачканная пижама, а на ноге не хватало ботинка, зато рядом на тумбе лежал разряженный револьвер. Я сунул руку за пазуху, нащупал там кожаный переплёт книги, и, вытащив его, быстро спрятал под подушку. Это оказалось весьма своевременным, поскольку половицы за дверью заскрипели, и без стука в комнату заглянул молодой человек, один из моих соседей. Увидев, что я пришёл в себя, он позвал мистера Мартина и полисменов, желавших узнать, с чем же мне довелось столкнуться в Блекстоунхилл, чтобы бежать прочь в таком состоянии? Вероятно, мистер Мартин скрыл от них историю моих ночных наблюдений за Элуорком, и, рискуя прослыть трусом в глазах окружающих, я сослался на какую-то тень, привидевшуюся мне в подвале дома, по слухам населённого призраками. Не имея никаких подозрений, полисмены оставили меня в покое, лишь заметив перед уходом, что наткнулись в подвале на недавно обвалившуюся каменную арку. И я благодарил судьбу за то, что больше никому не пришлось столкнуться с ужасным чудовищем, разорвавшим на куски Элуорка и чуть не убившим меня самого. Умывшись и скинув с себя пижаму, я забрался в кровать и тут же забылся беспокойным сном.

Проснувшись ближе к полудню, мне никак не хотелось возвращаться к тому безумию с поминутными воспоминаниями о ночном происшествии. Все предшествовавшие события лишь подогревали мой авантюризм, даже увиденное появление земноводных существ на берегу озера. Но последнее стало слишком сильным ударом. Не было сомнений, что я столкнулся с самим лох-несским чудовищем, истинный облик которого доселе был скрыт лишь за описанием тех его частей, которые очевидцы видели высовывающимися из воды. Чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей, я спустился к обеду, но царившая в доме атмосфера оказалось настолько гнетущей, что, не выдержав взглядов мистера Мартина и остальных жильцов, я попросил не тревожить меня и поднялся в комнату, где без сил рухнул в кровать. Полуденное солнце, то и дело пробивавшееся из-за серых облаков, узким лучом врывалось в мою комнату, наполняя её приятным золотистым светом, напомнившим мне о блеске странного металлического амулета. Он абсолютно вылетел у меня из головы, и я никак не мог вспомнить, куда его положил, сколько не силился это сделать. Озадаченный, я бросился судорожно перерывать все свои вещи, обшаривать каждый угол комнаты, но амулета нигде не было. В конце концов, я припомнил, что прежде чем проснуться от гула и дикого вопля накануне, уснул, сжимая амулет в руке. Ринувшись к кровати, я лихорадочно сорвал с неё одеяло и покрывала, из-под подушки вылетел и упал на пол «Ye Text ov R'lyeh», но и здесь амулета не оказалось. Неужели я потерял его, единственную вещь, которая служила материальным доказательством охватившего Блекстоунхилл и Лох-Несс безумия? Опустившись на пол, чтобы в последней надежде заглянуть под кровать, я вдруг ощутил, как нечто едва весомое, качнувшись, ударило меня в грудь. Спешно расстегнув воротник рубашки, я сунул за пазуху руку и тут же нащупал причудливые формы металлического амулета. Всё это время он находился на мне, подвешенный на шнурке за обрывки цепочки, при этом он казался тёплым и лёгким, а потому я совершенно забыл о нём.

Несколько успокоившись, я привёл комнату в порядок, поднял упавший на пол том «Ye Text ov R'lyeh» и разместился с ним на стуле возле окна. Поистёршаяся и обтрепавшаяся от времени обложка ещё как-то удерживала рассыпающийся переплёт книги. С некоторым трудом разбирая текст на староанглийском, я погрузился в тёмный мир потаённых мистерий, столь ужасающих и столь невероятных, что в них было невозможно поверить. Эта летопись дочеловеческой истории рассказывала о времени, когда на первозданную землю спустилось древнее божество по имени Ктулху, а вместе с ним пришло и его чернокрылое потомством, которое возвело циклопические города с невероятной космической геометрией. Но впоследствии из-за глобальных катаклизмов одни города разрушились, а другие погрузились в тёмные бездны океанов. Величественная столица Р'лиех, ставшая гробницей для Ктулху, до сих пор покоится где-то на дне Тихого Океана, грозя подняться из его пучин, когда звёзды примут благоприятное положение, и явить миру своего бессмертного основателя, а до тех пор его покой стережёт ужасный Дагон. О, как же жалко выглядела ветхозаветная ложь о нём, божественная поступь Да-гона могла бы с лёгкостью разрушить все те полумифические города, которые слепо воспевали авторы священного писания, ведь основанный им самим город Й'ха-Нтлей куда как больше достоин почитания. Этот нетронутый временем и тленом колосс до сих пор скрывается в водах близ Иннс-маута, напоминая о себе выступающим из воды Дьявольским рифом. Как и многие другие города, Й'ха-Нтлей никогда не оставляла жизнь, его населяли бессмертные отпрыски Дагона и Гидры, и этот причудливый народ амфибий уже был невероятно древним, когда первые жители суши, заворожённые плеском океанских волн, устремили свой взор в его тёмные пучины.

Книга полностью поглотила меня, словно безумный, я не выпускал её из рук часами, жадно вчитываясь в древнюю летопись. Отказываясь от еды, я, напротив, всё чаще предавался снам о древних подводных городах, наполненных бурлившей в них жизнью, но теперь это были не смутные тени, а ясно различимые жители глубин. Однажды я даже почувствовал себя одним из них, после чего проснулся в холодном поту и больше не смог уснуть. Странное недомогание завладело мной, я подолгу сидел за книгой, снова и снова перечитывая её, либо стоял у окна, всматриваясь остекленевшим взглядом в простиравшуюся за ним свинцовую гладь Лох-Несса, и наяву созерцал картины из снов. Вскоре к этому прибавились ещё более тревожные симптомы — приступы удушья, сопровождавшиеся сильными спазмами, подавляли мою физиологическую способность нормально дышать, при этом мышцы лица часто сводила судорога, делавшая их практически недвижимыми. Не было сомнений, что мне требовалась помощь врачей: похоже, что всё пережитое за эти дни навредило мне куда сильнее, чем я полагал, и стало причиной этих приступов. Но я не хотел видеть никого из людей, болезненно избегая даже встречи с соседями по дому или его хозяином, что, впрочем, было и к лучшему.

Пошла последняя неделя моего отпуска, грозившая скорым возвращением в Кингспорт, когда произошло событие, побудившее меня к написанию этих строк. Не имея ни родных, ни близких, которые бы стали меня искать, я оставляю свои записи мистеру Мартину, который будет обеспокоен моим внезапным исчезновением, в надежде, что он сумеет поверить во всё написанное, хотя и не сможет с этим ничего поделать.

Принявшись читать взахлёб проклятый «Ye Text ov R'lyeh» с самого начала, я совсем позабыл о том, почему так упорно искал эту книгу в Блекстоунхилл. Прочитав около половины небольшой по формату, но весьма объёмной по содержанию книги, я неожиданно для себя наткнулся на изображение символа, точь-в-точь повторявшего контуры металлического амулета, всё это время висевшего у меня на шее. Ранее я уже читал о том, как люди суши заключали противоестественные союзы с жителями глубин, порождая на свет мерзких гибридов, поначалу не имевших в своём человеческом развитии никаких отклонений, но по достижении определённого возраста начинавших меняться, уподобляясь своему второму родителю. Именно такие полукровки, а также те из людей, которые верно служили Дагону и жаждали измениться, чтобы войти в его подводное царство, были отмечены Знаком Дагона, как он именовался в книге.

Мысль о том, что амулет из неизвестного металла, с которым я ни на минуту не расставался, мог каким-то мистическим образом быть причиной происходивших со мной приступов, а те, в свою очередь, являлись признаком злокачественных перемен в организме, была сама по себе безумна. И всё же она, словно острое лезвие бритвы, больно полоснула по моему воспалённому сознанию. Сломя голову я бросился к умывальнику в углу комнаты, отгороженному складной ширмой, и устремил немигающий взгляд на гладкую поверхность зеркала. Дикий вопль, похожий на тот, что донёсся в роковую ночь из Блекстоунхилл, был, пожалуй, единственно возможной реакцией на увиденное. Я схватил подвернувшийся под руку кувшин с водой и запустил в повторявшего все мои действия мерзкого урода с безумными выпученными глазами, приплюснутым носом и широким, почти безгубым ртом, вдребезги уничтожив и зеркало, и моё собственное отражение в нём. А затем, ни минуты не колеблясь, я кинулся к револьверу, так и лежавшему на прикроватной тумбе, поднёс его к виску и нажал на спусковой крючок.

Вновь и вновь я нервно жал на него, и звяканье ударного механизма по пустым гильзам во вращающемся барабане издевательски, но, к несчастью, не смертельно, отдавалось резкой болью в голове. В бессильной злобе я упал на пол, облокотившись на кровать. За дверью послышались быстрые шаги и настойчивые стуки. Преодолев тяготившее меня на протяжении нескольких дней безмолвие, я ответил, что всё в порядке, смутив молодых людей за дверью своим неестественно гулким, гортанным голосом. Явилось ли это следствием длительного молчания или же произошедших метаморфоз, меня уже не волновало, в зеркале я успел увидеть достаточно такого, по сравнению с чем изменения в голосе были просто ничтожны. Нащупав дрожавшей рукой на груди металлический амулет, я сорвал его и зашвырнул в валявшиеся возле умывальника осколки, погрузившись в отчаяние. Часы тупого ступора, проведённого на полу у кровати, были прерваны внезапной мыслью, что, если присутствие амулета оказало столь сильное воздействие, то его отсутствие должно произвести обратный эффект. Несколько ободрённый этой мыслью, я, наконец, взобрался на кровать, и, уткнувшись лицом в подушку, попытался забыться подобием сна. Вновь, как и прежде, я оказался в подводном городе, с гротескными античными храмами, треугольными портиками, арками и длинными колоннадами. Всё больше он наполнялся жизнью, и я видел сновавших всюду обитателей глубин, они уже не казались мне столь омерзительными, наоборот, обращая на меня свой взор, эти существа испытывали некую неприязнь. Впервые в этих грёзах я услышал их голос, раскатистый и гортанный, какой издавали те, что вышли ночью на берег, и отдалённо подобный тому, какой издавал я сам в ответ, ещё не понимая их речь, но воспринимая её смысл посредством зыбких образов, возникавших в моём сознании.

Неожиданно эти болезненные видения были прерваны приступом удушья, куда более сильным, чем все предыдущие. Вскочив, я распахнул окно, пытаясь успокоиться, но казалось, что мою шею сдавило тисками, кровь прилила к лицу. Я бросился к умывальнику, но кувшин с водой был превращён в груду черепков. Повалив на пол складную ширму, я ринулся к двери, пробежал по коридору и, ворвавшись в ванную комнату, выкрутил ручку крана. В раковину ударила струя холодной воды, судорожно зачерпывая её руками и поднося ко рту, я вдруг ощутил, как в спазме моя гортань направила холодную воду в лёгкие. Откашливаясь, я внезапно понял, что удушье прошло, и способность свободно дышать вернулась. Неужели произошедшие в моём организме изменения пробудили некие рудименты, заставившие лёгкие начать действовать подобно жабрам земноводных?

Стало очевидно, что моя болезнь не только не отступила вместе с проклятым амулетом, но и продолжила развиваться, а уготованный мне судьбой конец, неизбежен, и я могу лишь смириться с ним. В некоторых людях течёт древняя кровь, о которой они даже не подозревают, и никогда не узнают, если судьба не столкнёт их со Знаком Дагона. Ещё несколько дней мне предстоит вдыхать воздух вместе с людьми суши, после чего я совершу то, чего так жаждал Элуорк, но был недостоин. Его тело так и не найдут, пожранное, словно принесённый в жертву скот, древним и мудрым хранителем озера, имя которому Нисаг. Совсем скоро, когда луна исчезнет с небес, и волны отступят, под разрывающий ночную тишину гул резного Рога Зова на освещаемый факелами берег выйдут те, кто поведёт меня в подводный город, раскинувшийся на дне Лох-Несса. Там я смогу закончить своё превращение и воочию увидеть древние храмы, с колоннадами и арками, возведёнными ещё римскими легионерами, которые, как и я, были отмечены высшим знаком, изменились и ушли в дивный подводный мир отца Дагона. А после я отправлюсь в многоколонный Й'ха-Нтлей у берегов Иннсмаута и циклопический Р'лиех. Там мы погрузимся в чёрные бездны, где будем вечно пребывать среди чудес и красоты.