Аксаков

1

Этот рассказ С. Т. Аксакова о знаменитом актере А. С. Яковлеве вошел впоследствии в пятидесятых годах в его «Литературные и театральные воспоминания» и вызвал тогда же резкое возражение со стороны автора известных «Воспоминаний старого театрала» С. П. Жихарева. Хорошо знавший Яковлева и чрезвычайно высоко ценивший его, Жихарев отмечал в аксаковском рассказе фактические неточности, искажение облика гениального актера, относя автора к числу «тех, кто судят о Яковлеве, видев его на сцене в последние годы его жизни или в ненормальном его положении». Аксаков признал неточность известий о Яковлеве, как, впрочем, и о Дмитревском, но, отвлекаясь от этого недоразумения, должно заметить, что в самом направлении неточного рассказа наглядно обнаруживается характерность художественно-эстетических взглядов Аксакова.

2

Одна из таких книг, изданная в Москве в 1785 году, — книга Сен-Мартена «О заблуждениях и истине, или Воззвание человеческого рода ко всеобщему началу знания…» вызвала ряд опровержений в России, в том числе в вышедшей в конце XVIII века книге Н. Батурлина «Исследование книги о заблуждениях и истине», в которой, по словам автора, содержалась критика таинственных чисел и прочих нелепостей «науки» мартинистов (см.: Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. М.: Политиздат, 1952. T. 11. С. 399–532).

3

Об этом предании, услышанном в детстве, К. Аксаков спустя много лет расскажет в своей работе «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка», а также в своей статье «Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням», где особое внимание уделяется Илье Муромцу, его значению в русском эпосе.

4

Женившегося в 1843 году сына Григория и молодую невестку Софью Сергей Тимофеевич приветствовал такими словами: «Здравствуй, мой князь новобрачный с молодой княгиней! Здравствуй, моя новобрачная княгиня с молодым князем! Здравствуйте на многие лета!..»

5

В воспоминаниях С. Т. Аксакова эта поездка отнесена ко времени после 1832 года, хотя есть другие источники, указывающие на 1830 год. Возможно, что, как и в других случаях, Сергей Тимофеевич не точен здесь в дате.

6

Калибан — персонаж «Бури» Шекспира, уродливый дикарь, воплощение духовно-интеллектуальной неразвитости. Аксаков не раз обращался к этому имени.

7

Дом сначала принадлежал крестному отцу С. Т. Аксакова, крупному чиновнику, сенатору Д. П. Мертваго. Сергей Тимофеевич писал в конце своей жизни: «В этом доме, принадлежавшем, после кончины Дмитрия Борисовича Мертваго, сначала А. П. Елагиной, а потом покойному сыну ее, Ивану Васильевичу Киреевскому, доме, воспетом звучными стихами Языкова, — много лет собирался известный круг московских литераторов и ученых. Сколько глубоких мыслей, светлых взглядов, честных порывов любви к просвещению и литературе было высказано и принято в этом доме… и как немного осталось в живых из прежних его посетителей. В числе самых горьких и свежих утрат находятся достойные и незабвенные братья И. В. и П. В. Киреевские».

8

Работы К. Аксакова в области языкознания высоко ценились его современниками, крупными языковедами, знатоками русского языка. Так, В. И. Даль писал: «Как верно схвачена была К. С. Аксаковым при рассмотрении глаголов эта жизненная, живая сила нашего языка!»

9

Григорий Сергеевич меньше, чем все другие дети Аксакова, был опекаем родительским домом, с молодости занятый службой в разных городах страны. Но и впоследствии, достигнув служебных высот, он своими нравственными качествами во многом напоминал отца. Так, будучи в начале 1871 года самарским губернатором, он душевно отозвался на тяжелое положение оказавшегося в Самаре больного Павла Ивановича Якушкина, собирателя народных песен. Известный актер М. И. Писарев вспоминал: «Григорий Сергеевич был истинным сыном своего отца и не только по крови, но и по духу. Он принял самое горячее участие в Павле Ивановиче».

10

Известен рассказ очевидца о том, как слушавший импровизации Мицкевича Пушкин бросился к нему на шею, восклицая по-французски: «Какой гений! Какой священный огонь! Что я рядом с ним!» Этот порыв прекрасен в Пушкине!

11

А. И. Тургенев в своем дневнике (начало 1843 года) оставил записи о чтении С. Т. Аксаковым в обществе произведений Гоголя.

12

Канадский писатель Э. Сетон-Томпcон, автор замечательных рассказов о животных и птицах, писал о своем первом сборнике, вышедшем в конце XIX века: «Нет сомнения, что эта книга положила начало новому реалистическому направлению в литературе о животных. В ней впервые правдиво обрисовано поведение животных. До сих пор были известны только басни, сказки о животных и такие рассказы, где животные разговаривают и ведут себя, словно люди, переодетые в шкуры зверей». Если бы канадский писатель знал произведения С. Т. Аксакова, то он мог бы, возможно, поколебаться в своем убеждении, что им открыто новое реалистическое направление в литературе о животных. Реалистичность уже была в книгах русского писателя, и даже более полная, чем в книгах канадца, не лишенных налета беллетристической занимательности и морализаторства.

13

Современник Константина Аксакова Евгений Феоктистов, начальник Главного управления по делам печати, в своих воспоминаниях «За кулисами политики и литературы» пишет: «Князя Николая Ивановича Трубецкого изобразил Константин Аксаков в своей комедии „Луповицкий“. Князь давно уже уехал из России, хотя и не порвал с нею всех связей, перешел в католическую веру и проживал зимой в Париже, а летом в прекрасном своем поместье Belle-fontaine близ Фонтенбло: иезуиты делали из этого очень добродетельного, но крайне ограниченного человека все, что хотели, и пользовались им как дойной коровой… по целым дням строчил он какие-то обширные проекты о преобразовании России…»

14

В пятидесятые годы, после смерти жены, Хомяков ушел в глубины богословия, познания сущности Церкви. В своих статьях и письмах, написанных по некоторым причинам по-французски и по-английски Хомяков развивает идею соборности. Сила Церкви — не во внешнем устроении, не в иерархичности ее, а в соборности, в единении любви всего церковного народа, в неодолимости ее как Тела Христова. Единство Церкви созидается непрекращающимся в ней действием Духа Божия. Каждое действие Церкви направляется Духом Святым, духом жизни и истины. Дух Божий в Церкви недоступен рационалистическому сознанию, а только целостному духу. В отличие от восточной православной Церкви с ее соборностью в любви Запад, католичество утверждает себя на гордыне индивидуального разума.

Соборностью глубоко проникнута великая русская литература. Осуществилось в XX веке то, что православный мыслитель, верный сын русской Церкви Хомяков, называл выходом своих богословских идей «на мировое поприще».

15

И в русском эпосе о богатырстве К. Аксаков отмечал «чувство семьи» как одно из главных условий, «без чего не может быть истинной силы». Об одном из богатырей он пишет: «Итак, Владимир дает ему у себя три места, из которых первое по отечеству, по отцовской чести, а второе по личным заслугам, и, наконец, в-третьих — право сесть где угодно». Для понимания этой исторической «отцовской чести», несомненно, много значил для Константина Сергеевича пример его отца, Сергея Тимофеевича!

16

Общим делом (лат.).

17

Так Герцен называл Н. Огарева.

18

Постановка (фр.).

19

Мысли Ивана Сергеевича, пристально следившего за происходящим в мире, живо занимал и Новый Свет — Америка. (Кстати, Герцен видел в ней и в России — две главные ведущие силы в будущем человечества.) В аксаковской газете «День» обсуждались «американские вопросы», события, связанные с тогдашней гражданской войной в Америке между Севером и Югом. В январе 1865 года в «Дне» была опубликована статья Ивана Аксакова «Об отсутствии духовного содержания в американской народности». Автор пишет: «Мы сами видели американских джентльменов, очень серьезно и искренно доказывавших, что у негров нет человеческой души и что они только особая порода животных». Таково соседство американской свободы с «бесчеловечностью отношения к людям». И сама война Северных Штатов с Южными — с ее «остервенением, оргией братоубийства» — «как будто необходимо было явить миру, как способны уживаться дикость и свирепство с цивилизацией». Будущее Америки Ивану Аксакову представлялось в довольно мрачном свете: «…этот новый исполин-государство бездушен, — и, основанный на одних материальных основах, погибнет под ударами материализма. Америка держится еще пока тем, что в народностях, ее составляющих, еще живы предания их метрополий, нравственные и религиозные. Когда же предания исчезнут, сформируется действительно американская народность и составится Американское государство, без веры, без нравственных начал и идеалов, или оно падет от разнузданности личного эгоизма и безверия единиц, или сплотится в страшную деспотию Нового Света».

Мрачные мысли об Америке были и у Хомякова. В своей исторической работе «Семирамида» он говорит о «завоевателях, размочивших кровью землю, открытую благородным подвигом Христофора Колумба, и затоптавших в крови крест, принесенный Колумбом».

Русские писатели отмечали бездуховность, царящую в стране материально-технических достижений. Гоголь с сочувствием приводил слова, сказанные Пушкиным: «А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина, человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит». Уже в начале XX века Толстой, говоря о том, что «американцы достигли наивысшей степени материального благосостояния», удивлялся духовному уровню своего американского коллеги: «На днях бывший здесь Scot — он американский писатель — не знал лучших писателей своей страны. Это так же, как русскому писателю не знать Гоголя, Пушкина, Тютчева».

20

В психологическом плане примечательны слова Достоевского о том, что роман должен быть написан на двух-трех действительных переживаниях. Толстой писал: «Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения… Писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни». Особенно это актуально для нашей современной литературы, если она хочет следовать подлинному своему призванию — быть органом народного самосознания, выражением действительной народной жизни.

21

Глубоко уважавший своих предков, гордившийся своей древней родословной, Пушкин писал: «Дикость, подлость, невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим. И у нас иной потомок Рюрика более дорожит Звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, то есть историей Отечества… Конечно, есть достоинства выше знатности рода, именно: достоинство личное, но я видел родословную Суворова, писанную им самим… Имена Минина и Ломоносова вдвоем перевесят, может быть, все наши старинные родословные. Но неужто потомству их смешно было бы гордиться сими именами».

Мудрые слова Пушкина, в которых он поднимается до высот поистине народно-исторического сознания, не могли не быть близкими и семье Аксаковых, чтивших свято имена Минина и Ломоносова. Не случайно и то, что уважение к своей родословной не помешало Ивану Аксакову выступить впоследствии за упразднение дворянства как привилегированного сословия, что вызвало резкую реакцию таких публицистов, как M. H. Катков.

22

Сами Аксаковы вели свой род от знатного варяга Шимона, племянника короля норвежского Гакона Слепого, прибывшего в Киев в 1027 году с дружиной и построившего в Киево-Печерской лавре церковь Успения Богородицы (где он и погребен). Историей об этом Шимоне открывается знаменитый «Киево-Печерский патерик» — памятник древнерусской литературы XII века.

23

И не только «патриархальных», как полагают некоторые критики О России конца XVIII века (время действия в «Семейной хронике») академик Е. Тарле писал, что тогдашняя «русская торговля и промышленность были гораздо более развиты, чем в большинстве континентальных держав, и что (кроме Франции) ни одна страна не была столь экономически независима, как именно Россия тех времен».

24

С. Т. Аксаков, видимо, передал очень характерное вообще для детской психологии. Вот признание известного русского ученого-физика С. И. Вавилова. «Мать любил я всегда глубоко и, помню, мальчиком с ужасом представлял себе, а вдруг мама умрет, что казалось равносильным концу мира».

25

Здоровое чувство природы роднило Аксакова и художника-пейзажиста такой мощи, как И. И. Шишкин, который называл Сергея Тимофеевича своим любимым писателем.

26

И не только в России восторженно были встречены «Детские годы Багрова-внука». В архиве народной библиотеки имени Кирилла и Мефодия в Софии (фонд видного болгарского общественного деятеля XIX века Найдена Герова) хранятся письма болгар, свидетельствующие об интересе их авторов к только что вышедшей книге Сергея Тимофеевича.

27

Такого же мнения был и другой ученый, Карл Федорович Фукс, приехавший на службу в Россию из Германии и ставший профессором натуральной истории и ботаники в Казанском университете, когда там учился Аксаков (об этом Сергей Тимофеевич рассказал в своих воспоминаниях «Собирание бабочек»). Фукс много сделал как археолог, историк и этнограф Поволжья. Пушкин с симпатией отозвался о нем, когда посетил его дом по дороге в Оренбург.

28

Последнее стихотворение Сергея Тимофеевича обращено к поэту А. Н. Майкову, страстному рыболову, посвятившему свою поэму «Рыбная ловля» «С. Т. Аксакову, Н. А. Майкову, А. Н. Островскому, И. А. Гончарову, С. С. Дудышкину, А. И. Халанскому и всем понимающим дело».

29

Газета «Народна армия» (орган Министерства обороны Болгарии) от 2 октября 1973 года писала в связи со 150-летием со дня рождения И. С. Аксакова о том, что не случайно болгары называли своих ополченцев во время русско-турецкой войны «детьми Аксакова». Он, Аксаков, позаботился не только о вооружении (о покупке 20 тысяч ружей системы «Шаспо»), но и об обмундировании их. Даже униформа для ополченцев, так называемая «пехотная болгарка», была предложена Аксаковым».