Стоя на холме, я внимательно наблюдал за ходом сражения, стараясь вовремя корректировать свои решения. Пока, несмотря на ожесточённое сопротивление кушитов, побеждало моё войско, но в деле ещё не принимал участие отборный отряд всадников и отряд пехоты, что сейчас находился в ложбине между холмов, примерно в километре отсюда. Так сказать, последний довод чернышей.
Битва закипела с новой силой, после атаки моих дромадариев я даже засмотрелся на неё, решая, прорвутся ли мои воины за стены или нет, но вскоре стало ясно, что нет, и тут справа резко выметнулись вражеские верблюжьи всадники и лихо поскакали прямо в мою сторону. Ух, болезные, как мало вас осталось, бывает, сейчас и последние сгинут, я атаку на себя не прощу.
Всадников у меня оставалось намного меньше, но и эликсир, который я им собирался дать, окажется покруче даже зелья берсерка. Времени на это ушло всего ничего, и вот, повинуясь моему приказу, впереди стала группироваться моя личная сотня. И пусть нас раз в пять меньше, чем надвигающегося противника, зато вооружены мы намного лучше, и опыта в разы больше, да и вообще, я же с ними! А это почти половина победы.
Сотня быстро построилась клином и, на ходу расчехляя луки, пошла на сближение с атакующими. Те довольно загоготали, предвкушая лёгкую победу, мои же, давно выдрессированные воины молчали, берегли дыхание на яростный бой. Надвинув глубже шлем, я взял в руки лук и поскакал в середине клина, на ходу накладывая первую стрелу.
Стрела вжикнула и понеслась навстречу моей первой сегодняшней жертве. Удар! Первый готов. Следующая, следующая, следующая. Я стрелял, как мог, быстро, пользуясь своим преимуществом, ведь мой лук был одним из самых лучших, да и принятое зелье ловкости оказывало своё действие. Остальные воины стреляли так же быстро и ловко, как и я, метко попадая в цель каждым ударом.
И к моменту, когда мы прекратили огонь, сделав передышку, враги потеряли, как минимум, полсотни своих воинов, но их пыл это не охладило, и они по-прежнему считали, что сегодня им несказанно повезёт. Придётся разбить в пух и прах их напрасные надежды.
Подхватив щит и копьё, я немного отстал от основной группы и стал выбирать себе очередную жертву. В это время и произошло столкновение первых рядов моей сотни с противником, раздался грохот и треск ломаемых копий, крики раненых, и в тот же миг я нашёл себе цель.
Направив верблюда немного влево, я закрылся щитом и ударил копьём своего противника. Того вынесло из седла, и я еле успел вывернуть из его тела лезвие копья, чтобы буквально через несколько секунд вонзить его снова. На этот раз мне не удалось освободить его так быстро, пришлось выпустить оружие из рук и оставить в теле врага.
Уловив краем глаза, что ко мне кто-то пытается пробиться, я повернул голову и рассмотрел своего следующего противника. Желающим напасть на меня оказался коренастый воин, имеющий странную чалму на голове, свирепый взгляд и двух телохранителей, скачущих рядом. Очевидно, это местный командир.
Меня он заметил давно и захотел сразиться лично, видимо, лавры спасителя Куша не давали ему покоя. Ну, посмотрим. Усмехнувшись, я повернул верблюда в его сторону и даже слегка хлестнул плетью. Верблюд рванул, и я в мгновение ока подлетел к воину. Тот, размахнувшись, ударил меня хопешем, но его удар пришелся по щиту, а я мечом проткнул его правого телохранителя и помчался дальше, чтобы убить ещё одного воина, попавшегося мне навстречу.
Увидев просвет между всадниками, я направил верблюда туда, выскочил из общей схватки, сунул меч в ножны и снова схватился за лук. Не уйдёт от меня этот фрукт. Стрела легко легла на тетиву, и тут же слетела с неё, устремившись в тело неудачника. Тот успел обернуться и поймал её боком, а вслед уже летела вторая и третья. Нашпигованный стрелами кочевник начал заваливаться на бок и через несколько мгновений свалился с верблюда.
Неизвестно откуда, тут же прилетела стрела и ко мне. Звякнув о нагрудник, она отскочила в сторону, и тут же я поймал, но уже шлемом, вторую. Оглянувшись, увидел двух лучников на верблюдах, что скакали в стороне от общей схватки. Но их уже заметили другие мои воины и напали, отбив желание продолжать пускать выстрелы по мне.
А я продолжил стрелять из лука по любой мишени, что оказывалась у меня перед глазами. Ещё немного, и уже изрядно поредевшие наёмники стали уходить в разные стороны, спасаясь бегством. Их вождь погиб, а наиболее храбрые давно свалились с сёдел, окропив местные пески своей кровью.
Их стали преследовать, догоняя и убивая в спину, но на общий исход дела это уже не влияло. Сражение я выиграл, но враг успел укрыться за стенами и теперь придётся выкуривать его оттуда. Доскакав почти до стен города, я стал орать, выкрикивая имя Эргамена и призывая его выйти со мной на битву, но, увы, он остался глух к моим призывам.
Оглядев кучи наваленных у стен тел, я убедился, что кушиты понесли огромные потери, и поскакал к своему основному войску, что уже стояло в километре отсюда. Теперь следует подсчитать собственные потери и оказать помощь раненым. Кушиты сегодня потеряли большое войско, мало кому удалось укрыться за стенами города. И возможно, мне придётся стоять под ними не меньше недели, а то и месяц, но я всё равно возьму его. И чем позже это случится, тем хуже окажутся последствия для его жителей. После этого мне ещё предстоит брать Напату.
Подсчёт потерь оказался не долгим: я опять потерял около тысячи воинов убитыми и чуть больше ранеными. Слишком жестокой оказалась битва, поэтому и соотношение потерь получилось именно такое. Пока мы подсчитали потери, наступил вечер, а за ним и ночь. Сегодня она для врагов пройдёт спокойно, а вот если завтра с утра штурм не получится, тогда придется устроить им весёлую ночь.
Увлёкшись подсчётом потерь и заботой о раненых, я упустил момент, когда Эргамен смог покинуть город. А он так и сделал, воспользовавшись малочисленностью моих ночных сторожевых отрядов. Город покинули все всадники, оставив в нём только пехоту, в том числе и греческих гоплитов Эрастона. Спастись у них шансы отсутствовали, мои воины всё равно бы их догнали, а вот задорого отдать вверенный им город они попробуют.
Об этом я узнал лишь утром, когда во всём разобрался сам и даже выслушал насмешливые крики грека-командующего, которые тот выкрикивал с высокой башни. Ну, хорошо, мне придётся оставить здесь один из моих отрядов и выдвигаться на штурм Напаты. Пока жив царь Куша, любая победа становится бессмысленной, поэтому, либо он сдастся на милость победителя, либо умрёт. Хотя успех операции пока вилами по воде Нила написан.
С утра я начал осаду города, обстреливая его защитников камнями и стрелами, благо накануне их запасы пополнили за счёт сбора утерянных в ходе сражения. Стрельба продолжалась весь день, а потом на штурм пошла моя ударная сотня. Стены взять она не смогла, но потрепала защитников и откатилась назад, выявив слабые места местной обороны. Что же, ночью проведу штурм Мероэ, чтобы ничего не оставлять за своей спиной, затем двинусь на Напату. Пусть ждут меня теперь там, и я приду.
Вечером всем собирающимся на штурм воинам было выдано зелье ночного виденья и ловкости, а также распределены места атаки. Главное — захватить две башни, охраняющие запасные ворота, а дальше уже дело техники, потому как не успеют подоспеть туда подкрепления, ведь штурм я начну с двух направлений. Ворот двое и штурмовать их мы станем с двух сторон. Мероэ окружен и весь в моей власти. К тому же, ночью воевать — это не днём, всё видится совсем по-другому. Проверив готовность воинов, я сделал отмашку и отправил на штурм, следя за ними с верхушки холма.
Стояла глухая ночь, даже луна давно скрылась за облаками, лишь только глумливое хихиканье гиен, пожирающих трупы павших, доносилось издалека. Да бродяга ветер приносил лёгкий запах тления. В условиях Африки всё быстро приходит в негодность, особенно человек.
Никто из ушедших на штурм не надел на себя светлые одежды, даже оружие, что могло блеснуть в свете звёзд, было замазано грязью. Никто не разговаривал, под страхом смерти, никто не кашлял и не пыхтел, все двигались максимально скрытно, как я их и учил, и как того требовала поставленная задача.
Поэтому, соблюдая максимальную скрытность, мои штурмовые колонны смогли подобраться к стенам почти вплотную, и только тогда сверху их обнаружили стражники. Воины, не мешкая, принялись карабкаться на стены с помощью наспех сделанных лестниц и верёвок. Стены Мероэ оказались не так уж и высоки, и сделаны не из добротного дикого камня или гранита, а всего лишь из туфа и песчаника.
Штурмующие почти беспрепятственно поднялись на стены, где сразу же закипела битва, и вскоре ворота города оказались открыты. Ждущие этого, всадники и остатки пехоты тут же устремились в открывшейся проход, вступая в бой с подкреплениями, бегущими на помощь защитникам. Силы оказались не равны, и в самый разгар ночи город был взят. И опять мне пришлось обуздывать дикие инстинкты собственных воинов, защищая несчастных жителей этого древнего города от расправы.
Специально назначенные отряды моих воинов собирали горожан и отправляли во дворец царя Куша, где и оставляли под охраной. Не так велик этот город, чтобы не вместить всех его жителей под своды единственного дворца. Постепенно жажда мести и разрушений у победившей стороны уменьшилась, и бои по всему городу затихли.
Утро застало город, подчинённый его новым хозяевам. А я ещё взял в плен несколько десятков греческих гоплитов, остальные, как оказалось, ушли через подземный ход, о котором я не знал, и опять проворонил. Да и откуда мне о том узнать⁈
Ещё несколько дней мне пришлось удерживать воинов от всевозможных зверств и грабежей, пока я окончательно не стал полновластным хозяином Мероэ. В честь взятия столицы царства Куш я отправил гонца в Аксум с радостной вестью, а сам остался приводить свою армию в порядок. Теперь в моём подчинение осталось всего лишь три тысячи воинов, но зато испытанных и опытных. Я задумался, брать Напату или нет, вмешается Египет или нет, в связи с этим. И это стало главным вопросом для меня.
Вызвав Фобоса, я решил поговорить с ним.
— Ты должен послать меня в Египет и только после моего возвращения атаковать Напату, — настаивал он.
— Это бессмысленно и окажется слишком поздно, да и в качестве посла ты негоден. Нет, мне нужно точно знать: вмешается ли в мои планы Египет.
— Вмешается, — после долгих раздумий сказал Фобос, — если уже не вмешался.
— Тогда придётся готовить армию к жестокой битве или отступать.
— Отступить ты всегда успеешь, а готовить войско нужно каждый день.
— Это верно, придётся подождать, — решил я и отпустил Фобоса, добавив уже про себя, — пока не станет ясно, чего ждать от Птолемея.
Примерно в это время Птолемей Первый внимательно выслушал своего посла, только что прибывшего из Куша. Сведения, которые тот привёз, оказались весьма тревожными. Царь отдал необходимые распоряжения относительно того, чтобы вести с границы Куша приходили максимально быстро, да усилил все приграничные гарнизоны.
Тутрамес рассказал много интересного о новой опасности из Аксума, но не во всё хотелось верить. А информация о найденных сокровищах Финикии и вовсе казалась неправдоподобной. Когда же, немногим позже, к нему прибыл посол от вассальных финикийских городов и попросил разрешения на проход наёмного войска по части территории Египта, тут Птолемей понял, что дело принимает очень серьёзный оборот. Правда, небольшое войско состояло в основном из наёмников, и его возглавлял не финикийский полководец, а человек, нанятый в каких-то других пределах. Вероятно, из Персии, судя по его имени.
Финикийцы шли со стороны Карфагена, миновав полупустыню, направляясь прямиком к Нилу, чтобы затем выйти к Напате. Такое большое войско, а состояло оно из порядка трёх тысяч, к которому постоянно подходили всё новые отряды из числа свеженанятых местных племён, конечно, не могло остаться незамеченным, да и не осталось. Финикийцы просто предвосхитили нежелательные вопросы и возможный конфликт, прислав своего посла.
Птолемей принял финикийца в просторном зале недавно выстроенного дворца, выполненного в сугубо греческом стиле. Внутри всё здание было расписано цветными фресками в зелено-красно-синих тонах. Высокие своды, украшенные растительным орнаментом, поражали величием, а голые статуи, расположенные на портиках, подчёркивали роскошь общего убранства зала.
В это время Египет был богат и силён, славился своей культурой. Сейчас наступила эпоха его расцвета, и Птолемей Первый правил зажиточным и мощным государством. Не с руки ему опасаться какого-то дикаря, что пришёл из глубин Африки. Много их Египет перевидал в своё время. Но посылать армию, чтобы разобраться с этим выскочкой, Птолемей не считал нужным.
На днях пришло известие, что Мероэ пала. А посол финикийцев оказался тут как тут, что же, может, оно и к лучшему, ведь не просто так финикийцы собрали наёмное войско и отправили его в Куш.
— Введите его! — отдал Птолемей приказ своим царедворцам.
Посол терпеливо ожидал за дверью и, как только ему разрешили войти, направился в зал. Дойдя до Птолемея, восседавшего на богатом троне, он остановился за пять шагов от него и низко склонил голову. Одет посол был в просторные походные одежды, ликом смугл, бородою богат, а ум свой никому не показывал.
— Приветствую тебя, о Великий правитель достославного Египта! Да будет твоё правление долгим, а жизнь вечной! Да будут всегда у тебя силы на государственные дела, радость приносящие! Благодарю тебя, что принял ты меня, раба твоего и данника обязательного. Да вечно славится Египет и твоё правление в нём! Правитель Карфагена шлёт тебе пожелания здоровья и благоденствия твоему царству моими устами и молится Баалу за твоё здоровье, — и посол низко склонил курчавую голову.
Птолемей изобразил на лице холодную улыбку.
— Я принимаю его поздравления, да будут ярки дни его жизни и сопутствует успех его делам и его городу, но что тебя привело ко мне в неурочное время, посол? Неужели, только желание сказать свои здравицы⁈ Или другая нужда велела прийти и рассказать мне о ней?
— Да, правитель Карфагена просит тебя, о Великий, дать проход войскам, собранным для одной цели: поквитаться с нынешним царём Аксума, дабы вернуть духовные сокровища своего народа, спрятанные когда-то в храме Баала в далёкие времена. Вождь дикарей, что сейчас стал царём Аксума, захватил их, перебив всех участников великого похода за ними. Это случилось почти три года назад, и с тех пор мы ищем их.
— Ты представляешь только Карфаген или и другие города-государства?
— Я представляю все города-государства, они все выделили деньги на наёмников.
— Так ты только просишь разрешения пройти собранному вами войску или оказать вам в том содействие?
— Никто не откажется от содействия, ведь сейчас Аксум угрожает захватить весь Куш, и если тот уже проиграл первое сражение, то проиграет и второе. Дальше они уткнутся в Египет, и только твоя воля, Великий, и твоё миролюбие не даст ему возможность захватить полностью Куш. Мы понимаем это и потому взяли на себя труд остановить его и заодно отобрать наши сокровища.
— Дело Куша — защитить себя, у меня нет с ними военного договора, и они вольны защищать себя сами, а моё миролюбие зиждется на сильной армии, готовой в любой момент разгромить любого противника, тебе ли это не знать, посол?
При этих словах финикиец тут же склонил голову и всем своим видом показал, что полностью согласен со сказанным.
— Сколько у вас сил? — продолжил Птолемей.
— Три тысячи наёмников и ещё столько же мы наймём, как только окажемся за пределами Египта.
— Царь Аксума осадил Мероэ, как сообщил мне вчера гонец, не исключено, что он уже взял его или возьмёт, но если он проиграет, что тогда станет делать правитель Карфагена?
— О, тогда мы пойдём вслед за Егэром, пока не вернём себе сокровища и не освободим от его правления покорённое царство.
— Понятно, это меня тоже устроит, караванный путь в глубины Африки за последний год зачах, и поток благовоний, золота, драгоценных камней и слоновой кости истончился. Мне нет дела до Куша и его судьбы, но мне не нравится, что какой-то дикарь станет исподволь влиять на моё государство. Мне нужны его знания, ходят слухи, что вождь дикарей искусный врачеватель, и что он родом из тех мест, которые знакомы и карфагенянам.
— О, Великий! Много разных людей живут в пределах наших полисов, и каждый день они уходят и приходят, но я ни разу не слышал о таком человеке. Может, это и правда, а может, и ложь. Об этом скажет только сам Егэр, когда мы его поймаем.
Птолемей усмехнулся, города-государства финикийцев подчинялись Египту, но при этом имели самоуправление. И первый раз он услышал, что они собрали целое войско, пусть и совсем небольшое, для того, чтобы дать отпор какому-то дикарю. Видимо, дело того стоило, а он даже не знает, как ему лучше поступить. С одной стороны — это весьма выгодно, а с другой стороны, почему он ничего не знает об этих духовных скрепах?
— Что это за духовные сокровища, ради которых вы собрали целое войско?
— Это сокровища религии Баала, утерянные два века назад. Они весьма ценны для нас, потому мы собрали деньги на наёмников, чтобы вернуть их себе. Вложенные деньги не пропадут, мы вернём всё сторицей, когда возьмём под свой контроль караванный путь, и в этом Египту окажется прямая выгода. Куш ослаб, и если мы придём ему на помощь, то возьмём многое, а если ты, о Великий, отправишь свои войска нам в помощь, то сможешь присоединить его к своим владениям.
— Мне не нужны далёкие и малонаселённые территории, как и дикари в качестве подданных, меня интересуют только те товары, что нужны Египту, которые везут оттуда. Я разрешаю вам пройти через мои земли и нанимать всех, кого необходимо. Египет вмешается, когда падёт Напата.
— Я услышал тебя, о Великий. Твоими устами глаголит сама мудрость, дарованная тебе богами. Нам не хватает знаменитых греческих гоплитов в войске. У себя мы смогли нанять только слабо обученных, римляне не пожелали идти в найм, а южные племена не сильны в пешем строю, да с копьями, а без них нам будет трудно победить этого выскочку.
— Вам не победить его без дромадариев. Их у вождя дикарей много, ими он и воюет.
— Я слышал, что у него очень сильные стрелки, как лучники, так и пращники, — осторожно заметил посол.
— И это тоже, но больше всего у него дромадариев-лучников, ими он и выкашивает своих врагов. Ты можешь передать правителю Карфагена, что я разрешаю тебе нанимать в моих землях лучников и лёгкую пехоту, всех, кроме тяжеловооруженных воинов и всадников. Моё войско уже приведено в готовность и скоро выступит к границе, но повторяю, пока Напата не падёт, они не перейдут границы.
— Дикарь может прислать к тебе посла, о Великий! Он может проявить почтение к тебе и попытаться заручиться обязательством, что Египет не нападёт на него, в случае покорения царства Куш.
— Никому не запрещено переходить границу моего государства, и никто не может знать моих замыслов. Я сказал всё, ты можешь идти.
Посол склонил голову и, поняв, что сказал лишнее, сразу же ретировался прочь. Как только он ушёл, Птолемей подошёл к окну и с раздражением глянул в него. Пожалуй, карфагеняне слишком зарвались, пусть воюют сами, а он подождёт, чем у них дело закончится. Этот Егэр, видимо, сильно им насолил, отобрав сокровища, но, может, это и к лучшему⁈